***
Ветер приятно обдувал Наумова. Казалось после месячной отсидки в крестах, даже воздух ощущался иначе. Видя знакомые лица, Сережа невольно улыбался и довольно пожимал руки. Встречать его приехало доброе количество людей. Морштейн рядом рассказывал о том, что происходило за все то время, пока его не было. Больше всего сейчас волновало другое — кто его запрятал так надолго и что ему сказать Давыдовой. Малявы писать не разрешили, а из друзей никто не решился идти, мол сам на воле разберешься, проверишь за одно дождется или нет. Отчасти, он и не сомневался в том, что Саша дождется, но и испытывать ее ему тоже не хотелось. — Значит сегодня в шесть всех жду в «Равиле», — с широкой руки сказал Наумов, — Юр, разберись с этим без меня, а я пока сгоняю кое-куда, — Морштейн кивнул, потрепав за плечо того. Сережа рассчитывал хотя бы поговорить с Сашей, а потому, садясь в свою машину, он закурил сигарету «Самца» и надавил на педаль газа, скрываясь за поворотом. Ждала ли его Саша? Отчаянная уверенность была в сердце у Наумова. Только Сашу он не спрашивал, ставя ту постоянно чисто перед фактом. До редакции, где работала Давыдова он доехал за пару минут, без особо напряга. Проблемы начались лишь тогда, когда секретарша Леночка не брала трубку. Через пару минут усиленных звонков из ближайшего автомата, она наконец взяла трубку. Только над просьбой долго ломалась, но все же согласилась. Цокая каблучками, Лена пошла к архиву, где и сидели Саша на пару со своим напарником. Почему Саша так долго не выходила тоже было не понятно, только вот Усольцовой все было понятно. Та с наглостью слушала разговор Саши и Ольховского, а затем когда все чуть утихло, позвала к себе Сашу. — Саш, — с улыбкой начала та, — Там к тебе пришли. — Кто? — Сашин голос звучал как-то удивленно. — Сережа похоже. — Пошли его нахер, — но та подхватила за плечо Сашу. — Ну подумаешь он пропал, — Лена убирала невидимые пылинки с пиджака, — Сходи, послушаешь что скажет, — чуть улыбнулась она, — Не соглашайся только никуда с ним идти, пусть помучается. — Точно, — чуть осенившая Сашу фраза заставила ее задуматься, — Ну ладно, раньше уйду — раньше приду. Тяжело вздохнув, Саша ушла, цокая каблуками своих новых черных туфель. Перед выходом, она достала жвачку и, чуть постояв, вышла. Солнце разгулялось не на шутку, а листва вокруг редакции уже была во всю зеленая. Давыдова сразу заметила Сережу, испытывая странный спектр эмоций — от ненависти, до какого-то облегчения. Но по совету Усольцовой, она продолжала вести себя гордо. Тот чуть улыбнулся при виде ее, продолжая стоять около машины. — Ну привет, — тот взял ее за руку, — Как дела у тебя тут? Саша возмутилась и не знала, что ей делать. Он просто пропал на месяц, а сейчас говорит что-то про дела. Теперь она даже отчасти понимала, как чувствовал себя Ольховский, когда она пропала на ровном месте. — Нормально, — спокойно сказала она, — А у тебя? — Да тоже вроде ничего, — он чуть прищурился. — Ну да, всего лишь смылся куда-то на месяц, — фыркнула та. — Ну прости, прости, — заладил тот, — В ресторан сходить не хочешь? — Не могу, дел куча, — Саша рассматривала туфли, — Ну, я пойду, мне отчет еще сдавать… — Ну, бывай, — ухмыльнулся тот, наблюдая как Саша уходит. Саша чувствовала себя крайне противно. Она точно ощущала, что Наумов ей пользовался. Захотел — взял, поиграл, поразвлекался, а что там думает Саша ему совершенно безразлично. Ей бы очень сильно хотелось, чтобы она не чувствовала ничего, но слишком недостижимо было это для нее. К черту все, просто к черту. Ольховский сразу заметил резкую перемену настроения у Саши, когда та едва не опрокинула стол, запнувшись об него. Взвизгнув, она потирала назревающий синяк на лодыжке. Женя оглядел ту со странным спокойствием, а затем пододвинул стул и сел в очередной раз перебирать те бумаги, что принесла Саша. Чуть всхлипнув, она опустила ногу, а затем присела на край стола. — Вот скажи мне, Жень, — она всхлипнула, — Я правда дура? Скрывать свои эмоции Ольховский привык давно. А потому он делал это всегда, за исключением некоторых ситуаций. Саша же портила его планы с самого начала и до конца, стирая все его прежнее спокойствие, то своими выходками, то странной харизмой. Ему нравилось, что та совершенно не умеет скрывать своих чувств, в отличии от него. Ему нравилось то, что она могла сказать в лоб, что ты ее достал. Только что с этим нравится ему делать, вопрос уже другой. Ольховского жутко раздражал тот бандос Сережа. И что делать с этим он тоже не знал. Знал только одно, что для Саши нужно иметь больше авторитетности, чтобы понравится. А вот Саша вообще не знала чего она хочет и что ей нравится. Знала только то, что ей осточертело все. — Ты не дура, Сань, — он не оторвал взгляд от стола, — Ты просто в людях плохо разбираешься, — Ольховский переложил несколько листков, а затем передал один Саше, — На, прочитай и я сдаю его. — Значит дура, — она поднялась, закусывая губу, а затем взяла листок, читая все, что написал Женя. Его почерк, в отличии от Сашиного, был аккуратным и ровным. Быстро пробежавшись глазами по строчкам, Давыдова положила листок обратно на все, — Что читать-то, нормально все. Ольховский забрал листок и вышел из архива, снова оставляя Сашу один на один с мыслями. И Саша ненавидела, когда он так делал.***
Она знала, что в случае согласия ей следует идти сегодня в ресторан Равиль, правда не идти, а вызвать такси. Саше же это казалось до жути расточительным. Там ей следовало выслушать дальнейший план действий. А еще Лешка снова оставил дурацкую записку с просьбой вырядиться. Ну раз надо — значит надо. По этой странной просьбе Саша и стояла битый час около зеркала. Ей казалось, что она выглядит как конченая шлюха. Странное красное шелковое платье сидело на ней вполне отлично, даже учитывая плоскость ее фигуры. Только она и не знала никогда, что может выглядеть так. Слишком быстро все это, слишком не понятно. Кому можно было верить, а от кого стоило держаться подальше? Почему буквально в одно мгновение она превратилась из бедной журналистки в это. Делая акцент на слове — это, Саша понимала, с какой брезгливостью она смотрит на всю эту роскошь и лоск. А может она действительно просто шлюха, коей ее считает весь отдел? Давыдова была почти готова, сидела на пуфике в коридоре и докуривала сигарету. Трель телефона настигла в момент самых глубоких раздумий. Не убирая из рук сигарету, та потянулась к телефону, поставила его на колени, а затем наконец взяла трубку. Тишина. Сколько бы та не кричала в трубку, ответа не было. С психу она бросила трубку и, подхватив сумку, закрыла своими ключами квартиру, а затем вышла прочь из парадной. Может она действительно продалась? Может она действительно своего рода шлюха? До ресторана она добралась за пару минут. На такси это произошло гораздо быстрее, чем если бы она шла пешком. Расплатившись, Давыдова вышла перед парадным входом ресторана. Тот казалось не уступал по своей роскоши даже «Премьеру». Возможно поэтому количество машин у этого ресторана зашкаливало. Медленным шагом, она вошла внутрь. Теперь официанты не пялились косо на Сашу. Она была сходна с людьми внутри — дорогие тряпки, украшения. Алексей сказал, что Саша найдет его на втором этаже, а потому ей и пришлось следовать туда. Преодолев зал, лестница была застелена тем же красным ковролином. Второй этаж уже не блистал тем же разнообразием люстр, что и первый, но в красоте своей не уступал. На входе стояли несколько человек, а сама дверь была закрыта. Немного постояв, та наконец созрела для вопроса. — Впустите может? — болтая сумкой, спросила та у этих странных парней. Те сразу закончили болтать и с интересом стали разглядывать ее. — А ты кто такая вообще? — с хохотом спросил один из парней в толпе. — Саша Давыдова, — смех почему-то вдруг прекратился, — Там за дверью сидит мой брат, и если вы меня не впустите, боюсь у вас будут большие проблемы, — четко проговорила она. Услышав все это, мальчики, по-другому Саша их назвать не могла, те действительно были еще очень молодыми, им едва было двадцать, открыли дверь. В зале был приглушен свет, а также стоял отчетливый запах табака. В горле снова встал ком. Ей было противно. То ли от самой себя, то ли от окружения. Ведь все было понятно сразу. Брат использует ее в своих целях. Получается Давыдова продалась? Она-то думала с ней такого никогда не будет. Но оказалось у судьбы свои планы. С отвращением она продолжала все это делать. Только ради чего? Работала ли та странная версия, что выживает не сильнейший, а тот, кто лучше всего умеет приспосабливаться? Лешку она заметила издалека, как и он ее. Через секунду к ней снова подошел неизвестный ей парень. Лица начинали смешиваться в одну кучу. Каша в голове становилась привычной составляющей. — Смотри, сестра моя! — тыкал Лешка в бок какому-то парню, пока Саша продолжала стоять с каменным лицом, — Садись, Саня, — тот ловко сдвинул парня рядом, после чего Давыдова присела на стул, — Получилось? — Получилось, — тяжело вздохнула Саша, а затем полезла в небольшую сумку, — Вот, конечный вариант, — с азартом в глазах брат взял листок. — Ну сеструха, ну! — тот потрепал ее за волосы, — А напарник этот твой, ну, как его, а, — Алексей потряс рукой, — Ну, поняла… — Ольховский, — проговорила она, чуть отпивая из стакана сок. — Ну этот твой Ольховский быстро согласился? — Поломался, — честно призналась она. — Сейчас про вас писать опасно, — послышался гогот, — Пристрелите еще, — Саша чуть улыбнулась, — А так, сказал — «Статья огонь!» — Ну все прям как надо, — обратился к ней мужчина, с которым и сидел ее брат, — Вася, — мужчина ловко подхватил ее руку, пожимая ее. — Все, Васька, отвали от моей сестры, — с хохотом он потянулся к стакану с виски, — Притащи его как-нибудь, — Давыдов отхлебнул из стакана. А Сашка задумалась о том, что было бы, если бы она притащила Ольховского сюда. Его самолюбие явно превратилось бы во что-то подобное к фаршу. Представляя Женю рядом, она невольно хохотнула. Все-таки, он ни за что не согласился бы на это. — Не пойдет, наверное, — изрекла та. — Никогда не отвечай за людей, Александра, — появившийся буквально из-под земли Никита, напугал ее своим внезапным появлением. Он сел на свободный стул рядом, закуривая сигарету, — Дай я тоже прочитаю, — выхватил Хрусталев со стола листок. Никита за эти пару дней стал казаться неким разумом ее брата. Он ловко управлял тем, говоря ему вполне нормальные вещи. Последнее слово все равно оставалось за Лешкой. Никита же был скорее серым кардиналом всей этой игры, хотя так казалось только Саше. На деле же, всем этим старался управлять ее брат, просто сегодня он решил напиться. — Ладно, пойду я, — вдруг сказала она, — Давай, — потрепала она брата за плечи. — Не посидишь с нами? — Саша отрицательно помотала головой, вставая из-за стола, — Иди тогда, — тот встал за ней из-за стола, — Погоди, давай до входа провожу. Саша послушно дождалась брата, молча дошла с ним до лестницы, а затем остановилась. Тот положил ей руку на плечо, словно хотел что-то сказать. — А Ольховского ты все-таки приведи, — просьба была не слишком многословной. — Я попробую, — улыбнулась Давыдова тому, смотря куда-то в пол. А затем быстро выбежала из ресторана. Только одного не заметила Саша. Того, что Наумов тоже был в этом ресторане, только на первом этаже. — Слушай, Наум, я вроде не нюхаю последние полтора месяца, а мне все равно твои подружки мерещатся! — заявил Костя, потянувшись за стопкой. — Где? — вытянул голову он. — А вон она, со Штиглицем трется, — махнул рукой Морштейн. — Че, с самим Штиглицем? — вынырнул Костя. — С самим, прикинь! — восхитился Витя, — Мальчиков покруче перебирает, — не думая, сказал он, — Серег, ты че? С каким-то непонятным презрением осматривал парочку Наумов. Тогда все встало на свои места, почему Саша послала его днем. Ее видимо уже позвали. А ведь разодета она была уже не так как раньше. Красное шелковое платье прекрасно открывало вид на ее худенькие ноги. Она больше не выглядела как глупенькая журналистка, а как вполне небедная девушка. Возможно, не будь там сам Штиглиц, он бы, не думая, устроил разборки, но это был Штиглиц и все могло закончиться ой как не хорошо. Поэтому, угомонив порывы, он решил понаблюдать за этим, подмечая то, что есть много других девок, которые покруче Саши Давыдовой. — Ничего, — ухмыльнулся тот, — Как думаете, они уже трахаются или вокруг да около шарахаются?***
Ольховский же сейчас был похож на самого настоящего невротика. Пряди волос неаккуратно лежали на лице, тем самым придавали его образу еще больше безнадежности. Найти брата Саши было не просто, но реально. Алексей Давыдов, он же Лешка-Штиглиц. Биография была слишком необычной. Еще в школе был принят с иностранной валютой, тот фарцевал, ходил в стрелковый клуб, а в его биографии была учеба в академии художеств. В армии тоже было все крайне странно. Тот прослужил как нужно, в Афгане, как и все в то время, вполне ожидаемо — снайпером. Говорят, что в армию его спихнул отец, когда тот получил первый срок, который переделали в условный. Основной характеристикой была его любовь к роскоши. Только не со всем к обычной. Давыдов, по рассказам одного человека из органов, которому Ольховский звонил крайне редко, но, так сказать, метко, любил предметы искусства. Его часто замечали на выставках и аукционах. Крайне странная и неоднозначная личность. Затянувшись горьким дымом от отечественного «Космоса», Женя начинал понимать в какую же мясорубку попала в первую очередь Саша, а за ней и он. Дело, которое Давыдова назвала «на миллион», было действительно на миллион. И сейчас тем более. Но смущало то, что под раздачу в случае чего, попадут не те бандиты, не брат Саши, который уломал ее на это, а они. Да и как ему смотреть глаза отцу, бывшему прокурору города? А затем он сделал мысленно пометку, что в родной Кингисепп не поедет под страхом смерти. Сигарета полетела в пепельницу, а Ольховский снова сел за стол, глядя на пометки, которые он сделал во время разговора по телефону. Нужно было понять, где находится самое тонкое место, откуда придет удар. Логическая цепочка не составлялась от слова совсем. Зачем сыну, подрывать авторитет своего же отца? В детстве мама всегда говорила Жене, что если ты хочешь понять каково человеку, то представь себя на его месте. Здесь даже эта тактика работала с трудом. По рассказам Родничка, Штиглиц полностью зависит от отца и работает он так же на отца. В чем смысл устраивать это? Ответ оказался крайне простым. Понял это Женя, когда стоял на кухне с чашкой кофе. Скорее всего, тот просто-напросто разругался с Наганом и решил, что действовать надо самим. Этот вариант казался Ольховскому самым правильным из всех. Ну или хотя бы в котором присутствовала хоть какая-то логика. На улице уже во всю барабанил дождь. Глянув в окно, Ольховский чуть поежился, разглядывая одиноких прохожих. Но раздумия были не долгими, в дверь сначала позвонили, а затем стали усиленно тарабанить. — Я думала ты вообще не откроешь! — восклицала, вся промокшая Саша. Оглядев ее, Женя тяжело вздохнул. — Давыдова, ты из-под земли достанешь! — Саша сняла туфли. Ольховский еще не видел ее такой разряженной, — Да подожди я полотенце дам, — и пошел в комнату к шкафу. Давыдова выжимала волосы прямо в коридоре, а затем сняла пиджак, повесила его на пустой крючок в коридоре и пошлепала в комнату к Ольховскому, отбросив сумку прямо в коридоре. В зале она села на стул, бросив полотенце на плечи. — Слушай, у тебя сигарет нет? — поеживаясь, спросила Саша, — А то у меня они промокли, — та чуть хохотнула. А Ольховский, сбитый с мысли, не особо понимал, как ему с этим разбираться. Протянув пачку, Саша взяла сигарету. Ольховский повторил ее действия и поджег сигареты им обоим, — Жень… — М? — вытянув дым, Евгений рассматривал Давыдову, со странной мыслью, недавно поселившейся у него в голове. — В общем, — она закусила губу, — Ты со мной должен сходить к ним, — Давыдова сделала странный акцент на слове «ним». — К кому это к ним? — Женя не понимал о чем говорит Саша. — Ну к ним, — она продолжала нервничать, — К брату моему! Женя застопорился. Вот так значит. Посвящение в бандиты значит. — И когда? — спросил он, поднявшись с дивана. — Жень, скажи, что ты пойдешь, — вдруг схватила она его за руку. Пальцы у Саши были ледяные, но почему-то прикосновения отдавались горячими пятнами, — Жень, ну пожалуйста! — взвыла та. Ольховский обратно сел на диван, кладя другую ладонь на руки Саши. Та чуть шмыгнула носом, вглядываясь в лицо Жени. — Я пойду с тобой, — Женя с трудом сказал эту фразу, пока Саша, словно искала в нем какую-то поддержку и опору, а он понимал это и потому брал эту странную обязанность, — Обещаю. — Спасибо, — Женя поднялся, уже было отпуская руки Саши, — Правда, спасибо, Жень, — поднимаясь в след за ним, лепетала она. Женя не понимал что с ним происходит. Ощущение, что крыша летит далеко и надолго рядом с Давыдовой, обострялось еще больше. Дыханье чуть обрывалось, а внутри все закручивалось в дикую воронку. «Это пройдет!» — утверждал он. Но не проходило. Все это каждым днем только усилилось. — Ты посиди здесь, — он снова отошел к шкафу, ища в нем что-то, — На, держи, — в Сашу прилетела кофта, в которую она мигом завернулась, — Я пока чайник поставлю. Саша сильне закуталась в кофту, одолженную Женей. Квартира у него была небольшой: зал и кухня. Сам Ольховский снимал ее у отцовского друга, который переехал под Петербург. Он не считал это плохим вариантом. После развода с Маринкой, вариант был просто замечательным, а плюсом ко всему гарантия, что не выкинут посреди ночи. Разлив кипяток по кружкам, тот вернулся в комнату, где Саша сидела около магнитофона, перебирая кассеты. — К чаю ничего не предлагаю, — поставил он кружки на стул, — Включи что-нибудь. Саша засунула первую попавшуюся кассету и поднялась с пола. — Расскажи что-нибудь, иначе у меня совсем голова кругом пойдет, — Саша взяла кружку и села на диван около окна, — А то мне кажется, я продалась. Ольховский не ожидал таких заявлений от Саши, оттого рассмеялся. — Ты телевизор включи, одна реклама всякой херни, — Женя поднялся, — А газеты? — поднял он со стола такую, — Да тут дай бог хоть слово правды, прочитай! Саша закусила губу, продолжая смотреть в одну точку. — Мы работаем на гребаных бандитов, понимаешь, — проговорила она с виной в голосе. — А эти кооперативы, которыми у нас газета вся забита, можно подумать на благо социализма стараются! — Ольховский вскочил. — Да грохнут нас с тобой эти, а ты тут все про социализм, партработник херов! — Ах это я партработник?! — скрестил руки тот. — Слушай, я же говорю, бросай меня к херам, — вдруг серьезно заговорила она, — Я тебя в могилу вслед за собой тяну, разве ты не видишь? — Нет, знаешь ли, не вижу, — продолжал он возмущаться, — Мы, покамесь, числимся как напарники, поэтому за все мы вместе отвечать будем, если ты забыла! Саша запустила кисти рук в волосы. Ей было тяжело. Возможно потому, что именно сейчас жизнь решила проверить ее на прочность таким странным способом. Почему Ольховский не отказывается от нее, а идет вместе с ней, она все равно не понимала. Она хотела как лучше, а Женя, словно делал назло ей. Впрочем, как всегда. — Ну давай, давай, скажи какая Саша Давыдова дура! — фыркнула та, — Собственник херов. Женю словно осенило. Он влюбился. Влюбился как грёбаный идиот, которым его называл отец, оценивая его выкрутасы еще в прошлом Ленинграде. Хотелось треснуть себя чем-то потяжелее, от понимания того какой же он дурак. Ладно Давыдова, ей всегда были присущи качества, как суваться куда не надо, но он сам, он сам попался как чертов мальчик. Ольховский наконец понял, почему получилось все так. Понял, почему после их первой общей статьи он подал заявление на развод, плюнул на всю карьеру, к которой шел эти пять лет. Нет, отцу он в глаза точно смотреть не сможет. — Ты че завис, академик? — захлопала глазами Давыдова. — Да так, задумался, — уже тихо сказал он, а затем забрал пустые кружки и вышел из комнаты. Он точно с ума сойдет с Давыдовой.***
Похмельное утро давно не радовало Давыдова. Заботливо приготовленная сестрой банка с рассолом ждала своего часа. Залпом, он выпил добрую часть банки, затем подошёл с ней к дивану и плюхнувшись на него, стал листать каналы. В квартире было душно, всё-таки июнь входил в свои права. Картинка сменялась одна за другой. Лешка откинулся на спинку дивана, глотая рассол. По новостям снова показывали плоды дикого капитализма. Слишком привычное дело, Алексею это даже наскучило. Картинка сменилась. «Покушение на бизнесмена Александра Давыдова», — щебетал диктор из экрана. Лешка вздрогнул, переваривая услышанное. Банка полетела на стол, как и спокойно начавшейся утро пошло через одно знакомое всем место. Пальцы чуть задрожали. При все раскладе он понимал одну вещь — винить в этом будут его. Он подбежал к телефону, набирая номер Никиты. В душе поселился дикий страх. Ведь с таким раскладом весь план, так тщательно разработанный им с Хрустальным, просто разваливался на глазах. Плюсом ко всему было то, что как раз-таки на нем висела безопасность отца. Но это было до того как он вышел из его круга. — Никита! Никита, ты видел это? — искося глядя на телевизор, говорил Лешка. Из трубки послышалось согласие. — Видел я это, видел, — голос Ника звучал для Давыдова как решающий приговор, — Жопа полная, надо из города сгинуть. Давыдов поднял брови. — Есть подозрения на ком жмурик? — Лешка понимал, что с такими ранениями шансы выбраться нулевые. — Есть, — Лешка выдохнул, — Ноги в руки и бегом на Обводный, там сбор. Он бросил трубку, начиная собираться. Вопросов что делать становилось с каждой секундой все больше. Вторым вопросом, после себя, стояла Саша. Она попадала в эту кашу следом за ним, ведь грубо говоря, он демонстративно взял ее под свой контроль, буквально выкупая ее у Питерской братвы за ее статьи, аргументируя это тем, что теперь писать она будет то, что нужно им. Это сработало, но с его отцом нет. И сейчас за это все получит не только Лешка, но следом и сестра. С ней тоже нужно было что-то делать. Голова шла кругом. Через пару минут, он уже давил на газ, подъезжая к ресторану на Обводном. Весь молодняк – уже устоявшиеся личности на данном фронте и даже авторитеты возраста его отца. Криминальная сходка — вот чем являлось все происходящее. «Значит, будут делить Питер?» — думал он про себя. — Как вы все понимаете, серьезные происшествия стали происходить в нашем городе, — начал говорить один из крупных авторитетов старого Петербурга. Григорий Леонидович, или как назвали его некоторые — дядь Гриша, уже давно вышел на пенсию в криминальном мире, живя на доход от процентов некоторых ресторанов, клубов и казино, но авторитет имел колоссальный, а потому многие ходили на поклон к нему, чтобы добиться успеха, — Да, Штиглиц? Дюжина глаз обернулась на Лешку, но у того не дернулся ни один мускул. — Предъявы кидаешь, дядь Гриш? — не особо церемонясь, сказал он. — Ну уж, Лешк, какие предъявы, — не снимая маску, продолжал он, — Ты вот мне что скажи, Кибальчиш, — тот подошёл со спины к нему, похлопав по плечу, — Не твой ли это киллер. Лешка хотел было вскочить, заорать, но что-то удержало его. — Вы это решили, что я родного папашку заказать решил? — он хохотнул, — Не мои это пацаны! Я своих всех знаю — прокручивая между пальцами зажигалку, выпалил он, — Тактика у всех разная, но они у меня научены оружие не скидывать, как вот этот герой! — Ты лапшу нам на уши не вешай, — вдруг начал кричать другой мужчина, — Весь Питер в курсе твоих тёрок! — Сядь, Шпаренный, — прикрикнул на него Григорий Леонидович. — Мальчик за благие дела ругался, за понятия! — жестикулировал тот, — Тебе ли такие мазы устраивать?! — Ну дядь Гриш, дыма без огня нет, — начал говорить один из молодых, — Шалава так нужна была что-ли, что родного отца замочить решил, а? Лешка начинал выходить из себя. — Слушай ты, сопленышь, — начал говорить Давыдов, — Во-первых, это не шалава, а сестра моя, понял? — по залу прекратился шепот, — Во-вторых, отца мочил не я, да и явно неместные. — Ну, Штиглиц, не переусердствуй, — потрепал по плечу дядя Гриша, — Уговор у нас на твою сестру был и ты с уговором честно справляешься, — мягко проговорил он, — Но ты там одно скажи, с чего нам думать, что это не ты и почему это ты решил, что это неместные? — Я руку своих пацанов знаю, уж поверьте мне на слово, — чуть сдерживал себя он, — Ко всему этому, кто-нибудь помнил, чтоб на наших точках когда-нибудь телевидение было? — тут факт действительно был, — Да, нас упоминали, но не так как здесь! Что же это было, рассуждать можно было долго, но на данный момент нужны были только факты, а вот с ними начинался катастрофический дефицит. У Лешки в голове стоял гул. Возможно это и было похмелье, но сейчас это скорее походило на то, как организм отчаянно боролся за свободу из стен этого зала. Все сходилось именно к нему, но ведь это был не он. С другой стороны, если бы братва была уверена в том, что это был Давыдов-младший, то стали бы они звать вести переговоры? Тоже навряд ли, пристрелили бы так же, да и схоронили. При покушении на отца, пострадали не только он, но и его сподручный Лысый, кой уже отправился на погост, его юрист, который, в отличие от всех остальных, пострадал гораздо меньше и два мертвых охранника. Значит из всей группы живыми на данный момент оставался только сам отец и его юрист. Юрист — Миша Нестеров. Алексей помнил его как неприметного мужчину лет тридцати — тридцати пяти. Он работал с отцом уже довольно давно, но в отличии от Лысого хотя бы не выражал открытой неприязни к нему. Потому что практически все воспринимали его как богатенького сынка, который сам в своей жизни не сделал ничего. Но так считало лишь старое общество. Молодые знали его уже не как папинького сынка, а как устоявшегося друга Никиты Хрустального, с которым они подмяли под себя добрую часть рынков в свое время, а также через них стали привозить наркоту в Петербург. Только теперь все это не стоило ни черта. Ведь для большой части он теперь кто-то вроде отцеубийцы. Но почему-то никто не хотел вспоминать то, как тот заказал Лешке убить свою же собственную дочь. — Поднимать надо не нас, а тех с кем он последние дела имел, — начал говорить внезапно объявившийся Никита. — Ты уж меня извини, дядь Гриш, но молодежь права, — объявился другой смутно знакомый мужчина лет сорока, — Мимо мы лезем. — Да что ты снова со своим мимо! — вскипятился мужчина рядом с ним. — Тихо! — крикнул Григорий Леонидович, — Значит так, Лешка, ты сейчас поднимаешь все связи с другими киллерами, ищешь, кто мог сделать, — он закурил сигарету, — Шпаренный, ты ищешь последние сделки, — он кивнул в знак согласия, — Остальные устраивают шмон среди своих, — все стали переглядываться, а по залу снова пошел гул, — Любые слухи, даже самые странные сообщаем, — проговорил он, — Все, все свободны. В машине стояла гробовая тишина. Лешка сидел неизменно на водительском сидении, но пялился в одну точку. Никита же не говорил ничего, лишь смотрел в окно, докуривая сигарету. Он, говоря на чистоту, тоже ни черта не соображал что нужно делать. Трогать Лешку сейчас было бесполезно, он это знал, потому и обдумывал все произошедшее. С одной стороны, эта игра была уже не их и основной вины в этом их не было. Вина, пусть и косвенная была только Алешки, который напрочь разругался с отцом, но Никита не осуждал это, а даже поддерживал. К слову про Лешкину сестру — Сашку, он именно сейчас и задумался, ведь если раздача идет именно на Давыдовых, то она так же попадет под огонь. Сейчас это было не основной проблемой. Его рассуждения с Давыдовом стали чем-то пророческим, ведь если теперь Нагана уберут, то тогда они действительно могут побороться за звание одних из главных в Петербурге. Только если они помрут им уже точно не нужно будет все это. Вот и метался Хрусталев между двумя огнями — побороться за место под солнцем или позаботиться о своей безопасности и уехать на время из Питера. — Что делать будем, Хрустальный? — усмехнулся Лешка. — С одной стороны, надо валить, с другой стороны, — протянул он, — Когда, если не сейчас будет такой куш? — Какой куш, Кит, — вздохнул он, — Сами отца грохнули, потому что с ума сходить стал, а щас на меня вешают, — Алексей хлопнул по рулю, — Судьи херовы! — Да успокойся, ты, — фыркнул Никита, — Щас аккуратнее надо быть, парней предупредить, — говорил он, — Сеструху твою тоже надо перебазировать куда-нибудь. Лешка запустил руку в волосы, окончательно растрепывая их. Под эту заваруху также попадала и Саша, которую он обещал взять под крышу. Только херовая какая-то крыша выходила. — Лешк, ты меня извини, но все идет хорошо на самом деле, — он хмурился, оглядывая Хрустального, — Тебя старые Наганом окрестили — хороший знак, — Никита чуть улыбнулся, — Лешка, мы с пяти лет дружим и из говна похуже вылазили! — он в шутку ударил друга в плечо, — Пробьемся? — Пробьемся, — уголки губ чуть поднялись вверх. Короткая фраза, а Лешке стало теплей на душе. Ведь с Никитой они прошли действительно много, зная друг друга с самого детства, пройдя вместе все: и первые сигареты в одиннадцать лет, и первые терки со старшаками, и первые успехи в стрельбе, потому что именно Хрусталев притащил за собой Давыдова туда в клуб, где у них и сформировалась первая бригада. Только из первой бригады остались в живых только сам Лешка и Никита. Казалось после всего этого оставалось только разбежаться по углам и не вспоминать это как страшный сон, но нет. Они стали еще сильнее, начиная жить по трем золотым правилам — не верь, не бойся, не проси, ставшей для них вроде начала уже другой жизни. Любые трудности всегда закаляют, так учил Никиту отец.***
Ольховский тяжело вздохнул, сидя напротив Саши. Над тупостью системы последняя продолжала восхищаться, не стесняясь в выражениях. В отличии от Саши, Женя за весь опыт работы привык к таким идиотским выходкам. Ведь на этот раз им следовало писать про то, как похорошела страна при новом режиме, унижая старый. Как будто люди глухие и слепые. Вот и сидели они снова битый час в архиве, пытаясь найти все грехи советской власти. Архив же в этой части был особо завален всяким непотребством. — Говорил мне, блять, Глинский: «Иди в коммерцию, Сань», — перекидывая очередную стопку в архиве, возмущалась Давыдова, — Нет, надо было остаться тут! — стоя на стуле, она чихнула, — Теперь сижу тут как клещ пылевой! — Какой? — перекладывал Женя папки из рук Саши на стол. — Пылевой! — она дала ему последнюю папку, а затем спрыгнула и похлопала по плечам того, — Ты кстати тоже, пылевой. — А что мы сейчас сделаем — ничего, — подытожил он, — Ты сама сказала, работать хочешь, — папки с грохотом оказались на столе. — В том то и дело, что работать! — она села за стол, — А не херней заниматься откровенной. — Ну а в коммерции ты бы что делала? — Ольховский сел на против нее, начиная рыться в папках, — Писала бы, что тебе скажут? — Емае, — Саша глянула на Ольховского, — Сейчас мы можно подумать не этим занимаемся? — он поджал губы, закатывая глаза. Женя прекрасно понимал, что вляпались они в прекрасно огромную жопу из которой выход был только в этом, что писать под указку. — Прекрати ныть, — фыркнул он, — И так знаю, что мерзко. Знать мало, нужно что-то решать, а решать что-то в такой ситуации было подобно смерти. Потому практически два часа они просидели молча, но тишина не была леденящей как раньше, она скорее обволакивала как теплый воздух. Саша пыталась хоть чуть-чуть вникнуть в суть всех этих старых агитационных статей, делая небольшие заметочки. Погружаться в работу для Саши казалось единственным проявлением воли. Потому что с появлением ее брата, жизнь буквально сломалась на «до» и «после». Наивной глупой Саши уже не было. Ее часть умерла, когда она бежала из Москвы. И да, именно бежала, потому что по другому она назвать это не могла. Она ненавидела Москву и возможно сама Москва не была в этом особо виновата. Потому что не место портит человека, а человек место. Но Саша считала, что все в прошлом должно оставаться в прошлом, поэтому она старательно пыталась забыть всю учебу в Москве. Только Женя отчаянно думал о том, что же будет после знакомства с братом Саши. Ведь для чего-то это явно нужно, а потому он пытался сообразить что будет делать в этой бандитской пирамиде, какая роль будет у него. Ольховский снова задумался о своей карьере, забывая про то, ради чего он согласился на это. Ведь согласился он из-за Саши, но почему то теперь это будило в нем отчаянный интерес, а должно было пугать. Ну или он думал, что должно было пугать. Саше же отчасти все было одинаковым. У нее словно отобрали волю, а она подобно красивой кукле делала все так, как надо было другим. Он первый заметил ее отчаяние. Заметил и то, как отчаянно она просила его уйти из всего этого и не наживать еще проблем. Делал это Ольховский скорее из принципа. Он не знал всю правду, а потому хотел докопаться до нее. Саша же понимала, она словно обожглась об всю эту правду. И отчасти это было именно так. До нее дошло все это только когда она закапывала труп на пару с Грифом. Что нет той правды за которую она так сражалась все эти годы. Запомнить навсегда, что правды — нет. Ольховский же почему-то находился в несуразном розовом тумане, идеализируя все вокруг, а в особенности Давыдову. Женя знал, что продлится это все не долго, да и смысла не было во всем этом, слишком глупым ему казалась мысль об отношениях с Сашей, да и любила она бандитов практически всегда. Но так считал только Ольховский. Скажи он такое в слух, Саша бы ударила его чем-то потяжелее, потому что после пары недель той жизни, в которую был погружен ее брат, она точно решила, не дай бог жить в таком постоянно. Только судьба считала иначе, устраивая все так, чтобы она все-таки пошла по той же дороге, что и отец. Давыдова стала ценить те спокойные дни, когда она работала, по вечерам читала книжки, а на выходных ходила на тусовки с Глинским. После мысли про Витю, Саша хотела было выругаться, но промолчала, проклиная свою память. Практически месяц Саша была ни сном ни духом про него. А учитывая то, что Саша удобно так перебазировалась то в квартиру брата, то устраивая посиделки в редакции с Ольховским, дома ее не было совсем, а по словам Лешки вернется она туда ой как не скоро. С другой стороны, хотел бы, уже нашел, но не нашел. Потому Саша понимала, что его скорая женитьба наверняка еще больше разделит друзей по институту. От таких мыслей вдруг стало до липкого противно. Все менялось, только почему-то в худшую сторону. — Ну и где твой брат? — заявил спустя пятнадцать минут ожидания Ольховский, засунув руки в карманы джинсовки. — Жень, ну что ты пристал, — вздохнула та, — Как будто я знаю, почему он уже на полчаса опаздывает! — М-да, тяжела жизнь у представителей русской мафии, — тот было специально начинал злить Сашу. — Ольховский, ты достал! — фыркнула она, — Ну что ты паясничаешь? Издеваешься, да? — Саш, над тобой жалко не поиздеваться, — ухмыльнулся он в ответ. — Жалко у пчелки в жопке, — начала Давыдова, — Только ты не пчелка, ты паук! — А ты тогда кто? — Несчастная бабочка! — театрально вскинула она руку, — О, вот он! Увидев знакомую машину, Саша подхватила Женю за предплечье и потащила того к машине. У последнего, чуть захватило дух от машины, оглядывая ее. В машине же была тишина, даже магнитола, которая раньше почти не умолкала, теперь не играла. Едва они сели в машину, та двинулась с места. На передних сиденьях неизменно сидели Лешка с Хрусталевым. Оглядев их, Саша почуяла неладное, закусила губу, опуская глаза на руки. Затем машина остановилась во дворе незнакомом Саше. — Так, граждане журналисты, — наконец прервал тишину Лешка, — Ситуация такая — пару дней нужно пересидеть в безопасном месте, — Саша закатила глаза, а Женя похожим образом пялился на потолок, — Все как обычно, для особо трудолюбивых говорю, — Давыдов глянул на возмущенную Сашу, — Живете где я сказал, — Саша мяла руки, — По улицам не шарахаетесь, до работы и обратно в темпе, желательно вообще работу домой возьмите, — холодно проговорил он, — Все поняли? — Ага, — вдруг неожиданно для Саши начал говорить Ольховский, — Домой я так понимаю нельзя? — Правильно понимаешь, — Хрусталев полез в бардачок, а затем прокрутив ключи на пальце, отдал их Жене, — Квартира семьдесят, комната четыре. — Это что коммуналка? — вздохнула Саша. — Не ворчи, пошли, — дернул Давыдову за локоть Ольховский, — И долго нам тут жить? — Задал последний вопрос Женя. — Пока не утихнет все, — сказал Лешка, а через секунду, они уже вышли из машины, снова оставляя наедине Алексея с Никитой. Уже на улице, Саша выругалась, едва уехала машина. Женя же от нее не отставал, продолжая возмущения Саши. Чуть облегчало ситуацию наличие денег с собой у Жени. Он так и не выложил их с того момента как их отдала Саша. Один момент радовал Женю до глубины души. Он будет эти несколько дней с Сашей практически круглосуточно, что радовало его, несмотря на все эти казусы. Но что именно произошло? Про утрешнее покушение на бизнесменов Женя успел прочитать лишь глазом, потому что он сдавал сводку. На кого было покушение он уже не видел, ведь в этот день всем заправлял главный редактор, а когда у Ольховского отсутствовал прошлый авторитет, посмотреть и узнать все он не успел. Не знать происходящего он считал худшим вариантом всех событий Вот теперь-то они оказались в полной заднице.