Новый герой

      Сплин — Романс       Лампа освещала комнату теплым светом. Окна были закрыты плотными шторами. О нахождении в центре Петербурга напоминал лишь шум машин за окном. Время перевалило за полночь, только в квартире спать никто не собирался. Саша лежала поперек кресла, слушая классику из магнитофона и докуривая пачку Мальборо. Она чувствовала себя бабочкой в сетях паука. Саша хотела разобраться в том, что происходит на самом деле, но теперь понимала всю суть своего положения. Она — точно такая же пешка в этой большой игре. И если она умрет, на это вряд ли обратят внимание. Раньше, она считала себя более важной фигурой, а теперь. А теперь все было иначе. Саша оказалась по разные стороны баррикад одновременно. Двойная игра, выходит? Уже как пару дней назад Давыдова не появляется на работе. Что она делает все это время? Страшно признаваться даже самой себе.       С Лешкой было спокойно и весело, как в детстве. Вроде и сидят в одной комнате, а все равно тишина не давящая. Говорят о всякой ерунде, попивая бутылку дорого вина. Бокал вина в Лешкиных пальцах, словно кисточка, так же невесомо вертится. Ему Саша тоже напоминает о солнечном детстве. О таком легком и не весомом, что теперь все эти присказки от взрослых про то, что все они будут жалеть о желании побыстрее вырасти, становятся правдой. Сашка сдувает прядь волос, давит фильтр в пепельницу.       — А ты жалеешь о том чем занимаешься? — Сашин голос чуть дрогнул. — Ну, я не про рэкет, я про…       Алексей ловит ее заинтересованный взгляд. Черт, ему было не особо признаваться в убийстве кого-либо. Но Саша откуда-то это знала. И Лешка понимал о чем она хочет спросить. Он не признается. Перед Сашей как-то стыдно было ему говорить о том, что пришлось сделать недавно. Нет, черт, с Афгана руку ни на кого не мог с оружием поднять, не смог. А тут —       — Слухи, — поднимается и ставит бокал на невысокий столик, — Но чаще нет. Они ведь все такие…       — Ужасные?       — Да, — кивает он, — Что мне даже не жалко! Может город чище от таких уродов станет, — Ворчит, пьет из бокала вино и продолжает, — Последний, например, ловил девочек и за границу увозил, знаешь зачем?       Саша хлопает глазами. Тоже поднимается и, держась за коленки, заинтересованно смотрит на брата. Он уже немало рассказал ей, чтобы написать пару тройку шоковых статей, да таких, что шороху наведет она ими не мало.       — В проститутки! — Давыдовой морщит нос, — своих им мало что ли?       Дела действительно шли плохо. И про таких девочек действительно много было известно. Все же хотели красиво жить, уехать из разваливающейся страны с красавцем иностранцем на «Мерседесе». Ну не хватит на всех этих Американ боев из песенки «Комбинации». Только это было не самой великой проблемой в стране. Кучи людей на грани нищеты. Девочек понять можно, а вот власть нельзя. Что породили они этой демократией? Коррупцию и нищету? Милиция не работает, а народ грабит друг друга. Что же случилось? Демократия случилась, если ее, конечно, можно так назвать.       — Лех, ну ни черта мы не поменяем, пойми!       — Поменяли, если бы милиция хоть капельку работала!       — Мы бы оба тогда на пару с нашим папашей авторитетом зону топтать поехали!       Молчание. Снова. России хотелось перемен. Она ведь буквально трепыхала ими. И бесполезно сейчас пытаться втолкнуть этим людям, что-то кроме этих перемен.       — Саша, я не заказник, понимаешь? Не заказник! Только контролирую их!.       Саша замолчала. Ей было понятно, что контролирует. Но не понятно, как он вообще соглашался на это. Антиморальщина какая-то. Как он живет с этой мыслью?       Утром Лешка отправил ее с какими-то странными девками в магазин, чтобы те купили ей приличных шмоток, ибо по его мнению, Саша была слишком простой. А сама Саша поняла, что братец отчасти хочет ее презентовать, как более красивую и успешную, мысленно подмечая, что это звучит как самый настоящий бред. Шмотки действительно были дорогими, что кажется весь ее новый гардероб стоил, как ее зарплата за полгода. Давыдова относилась к этому снисходительно. Она чувствовала себя просто куклой в чужих руках. Только теперь красивой куклой. Алексей же не считал, что это было чем-то показушным. Ее он планировал ввести в курс дел, как его сестру, а потому все-таки имели место быть такие претензии. Поэтому, денег он на нее не жалел. Все равно, как-то нужно было заработать нормально отношение у Саши, а не безысходное согласие на все как сейчас. Но в одном он точно рассчитался — Сашу не купить.       — Ну как?       она выходит из примерочной, когда Лешка наконец возвращается, промотавшись где-то около двух часов. Закуривает прямо в магазине, но никто ничего ему не говорит. Платье висело на Саше, струясь и блестя при каждом движении. Ему все можно. Буквально король этого города! Только Саше неловко в этом фарсе. Да и брату ее не очень. Как бы ты не пытался подмазаться под толпу, быть ее копией — у тебя все равно не выйдет. Сколько белую ворону не крась, она все равно белой останется. Саша садится рядом, забирает сигарету, чтобы тот, наконец, внимание на нее обратил. У самого Алексея сейчас крутились в голове только события будущей стрелки.       — Замечательно, — поднимается, даже не забирая сигарету, — Платим и уходим.       Глядит на часы. Даже при хорошем раскладе не получается Сашу завести домой. На такси с таким количеством шмоток тоже не вариант. Придется вести в ресторан с собой. Кидает купюру и быстрым шагом идет к машине. Сашка кидает пакеты и садится на переднее сидение, глядя с нервозностью на брата. Давыдов психовал, ведь, таким-то образом не только за себя отвечать надо, но и за нее. Телефон в машине гудит, что удивляет Сашку до жути. Телефон в машине. Двигатель прогресса, черт его дери!       — Да будем мы, жди! — кричит и бросает трубку, — На стрелку не хочешь?       Саша сглатывает комок в горле. Она оказалась в ресторане. Только не в простом обличии, как тогда с Наумовым, а на самой настоящей стрелке в ресторане на Садовой. Ее цель состояла в том, чтобы составить досье на то дело, которое обсуждалось там. Это было до ужаса просто и отчасти напоминало интервью, только человек не знал об этом. Но в такой роли Саша еще не была. И эта роль ей даже начинала чем-то нравится. Потому что теперь, вся ее писанина начинала иметь смысл и вес. Она имела под собой железобетонные факты, а главное — герой статьи упоминался уже не двояко, а с конкретным лицом. Оставалось только попасть в редакцию и договориться с Ольховским, в котором, собственно, и была ключевая проблема. Ему стоило объясняться о пропаже рукописей и самой себя. Да и о появлении дорогих шмоток и цацек. Ведь как сказал Никита, все это было некой платой, за прошлые статьи. Но кто при таком раскладе тогда подбрасывал ей деньги?       — А че у вас теперь девки тоже в запасе? — ворчит тот, на кого Саше и нужно было составить досье.       — Зря ты так, — прикуривает Ник, — Саша девочка обидчивая.       — Это ты пугаешь меня? — удивляется мужчина.       — Предупреждаю.       Говорит таким тоном, что Давыдова пускает смешок, из-за чего виснет тишина. Зато Лешка довольный, как удав. Сеструха отжигает. Задавит окурок в пепельницу и постучит пальцами по столу. Напуганный Жук, кличка, конечно, описывала его более чем хорошо, ведь был он человеком довольно низким и широким, даже ниже Саши, походил откровенно на жука. Давыдова не верила в совпадения и схожесть кличек. Думала, мол, из головы берут. А нет, вот, как они оказывается придумывают.       — Ну, соглашайся, Жук, — улыбается краем рта Лешка.       — Дай мне хотя бы день, Штиглиц!       — Только из великого уважения.       И вся компания дружно поднимается и оставляет Жука наедине с собой. Саша барахтается, не привыкла она в платьях ходить, раньше страшно было. С братом, конечно, себя увереннее чувствует, но все-таки. Идет вслед, слушая о чем идет разговор, так же потягивая сигарету. Рукава у платья ровно три четверти, словно замеряли. Темное, цвета вина. Сливается, буквально, с этим обилием цветных пиджаков. В это время к Саше уже привыкают, словно она и была здесь всегда. Давыдова сама удивляется раскладу, но поделать все равно ничего не может. Удивляет? — Да. Но против течения не попрет, слишком уж бурное.       — Слушай, Сань, а че мы про тебя раньше не слышали? Куда пропала-то? — потянув за локоть, спрашивает Ник, оттягивая от толпы.       Тому, говоря на чистоту, интересно было жуть. Версия Лешки Хрусталеву не нравилась. Отмахнуться от хотел, такими темпами. А вот версия московской сестренки его уж очень интересовала. Как и раньше, наверное. Но раньше было раньше, это обстоятельства так сложились. Тогда были такие обстоятельства, по другому было нельзя. И Саша сказала себе, что ей не нужно всего этого сейчас. Вот совсем. Не соблазнится. Так и оказывается Саша у него в машине. Неловко. С братом спокойнее было, а тут оказалась не пойми где.       — Ну, как, — тянет она, — В Москве была, после Путча вернулась.       — Из-за Путча что ли?       — Да нет, с матерью просто жить не хотела.       Врет, как не в себя. Да только зачем знать им об этом. Что было — прошло. Второй раз на подлянку не купиться. «Не верь, не бойся, не проси!» — странная истина, которую говорил ей отец, когда Сашка еще шкеткой была. Почему-то она и въелась в голову сильнее всего, оставляя яркий след. Никому и не обязательно знать, почему она в Питер вернулась. Для этого у нее есть свои планы. Она еще придумает, как отомстить. Обязательно придумает, как отомстить за то, что ее изнасиловали в августе 91-го. Почти, как и в путч. Не хочет вспоминать, но вспоминает. Только все равно уже ничего не поменяешь. Закуривает прямо в машине, долго глядя в лобовое стекло. Чего к ней вообще пристали по этому поводу? Переехала и переехала. Радуйтесь, что в одном городе с ней. Кидает в открытое окно фильтр и поворачивается.       — А что, так интересно? — улыбается краешком рта она.       — Очень, — фамильярничает он.       — Так вот, будешь много знать — скоро прикончат!       Буквально каждый день за завтраком Алексею звонил один из его коммерсантов и рассказывал, что же все-таки происходит в этом мире, что произошло нового и кого убрали. Прямо Гостелерадио. Мокрые после душа волосы лежат на плечах, обдуваемые сквозняком из открытых окон. Сейчас Саша сидела на кухне, слушала, как и Лешка, всю эту последовательность. Хочется написать хоть про одно преступление, про которое слышит уже который день. Руки чешутся, от мыслей об этом. Оттого и расписывает у себя в дневнике все, что слышит. «На память», — называет этот поступок она. Пока дослушивает про очередной диссонанс среди братвы, чайник закипает. Кипяток разливается по кружкам, а за окном снова идет мелкий моросящий дождь. Телефон снова звонит. Лешка, присаживаясь на софу, хватает его с тумбы рядом и отвечает на звонок. Лицо отчего-то резко меняется с сонно-радостного на то строгое и жестокое, кое чаще всего она видит в последние дни в ресторане.       — Ну садись уже, — фыркает Давыдов, — Мельтешишь тут.       Закатывает глаза, глотая горький кофе. Чай был привычнее, да только кончился. Куда поедут сегодня неизвестно даже Лешке. На столе лежит газета, кажется, как раз-таки «Ведомости». Листает без какой-либо инициативы, рассчитывая на скорую реакцию от брата. Взгляд останавливается на ее же статье, которая, почему-то отправленная еще неделю назад, была напечатана только сейчас. Парадокс. Глаза бегут по строчкам, намечая, что статья явно была редактирована кем-то и явно не Женей. Кем-то другим. Закрывает газету, делает глоток кофе и глядит на Лешку, который уже нашел дела на сегодня. Тот ходил почти строевым шагом по коридору, о чем-то долго думая. Держась за косяк, Саша выглянула из зала, оглядывая брата.       — Ты свалишься сейчас, — снова ворчит он, пребывая явно не в духе.       — Да ладно тебе, — фыркает Саша, — Я что спросить хотела, — держа газету в руках, говорит она, — Чем занимаемся сегодня?       — А газета тебе в руках зачем? — останавливаясь около зеркала, спрашивает Алексей.       — Да, так, задумалась, — отмахивается она, не желая говорить о своих мыслях по поводу статьи, — Ну так все-таки?       — То же самое, что и вчера, — поправляя пиджак, говорит он, — Давай в темпе, если со мной хочешь.       Впопыхах собирается, накидывает пиджак и снова бежит, едва поспевая, за братом. На улице дождь становится чуть сильнее. Натягивает пиджак в своей дурацкой привычке, наблюдая в окно. В машине едут молча. Не то чтобы Саша достала, скорее дела совсем затягивают. Давыдов даже магнитолу не включает. «Психует что-ли?» — думает Саша про себя. На самом деле и вправду психует. Бэха останавливается на светофоре. Разглядывает от скуки машину. На этот раз вместо пистолетов в бардачке лежит обычный черненький тетрис. Еще с пару минут молчит. Уж не думала она, что так быстро начнет скучать по работе. С одной стороны, было легче забыться, работаешь и меньше думаешь о себе. Сейчас она не работает, но так же ездит и в целом занята, но скука и тоска по работе в целом отчего-то начала одолевать.       Опять ехать в этот же ресторан, что и вчера. Слишком постоянно что ли? И как только этим бандитам не надоедает эта повседневность из беспредела? Но пейзаж за окном быстро сменяется и через мгновение они снова в той же самой забегаловке, что и вчера. Скучно. Тоже, что и вчера. Слышит, как кто-то вздыхает, но так и играет в одолженный тетрис из машины Лешки. Тыкает по клавишам, не вникая в разговор между Лешкой и только что подъехавшим Никитой. Даже на работе было интереснее, хотя бы Ольховский трудности на ее голову придумывал. Снова этот же самый Жук, что и вчера пытается что-то слезно доказать. Ни Хрусталев, ни Давыдов не реагируют на это, только слушают его оправдания. Сама Саша вообще не реагирует. Пусть делают, что хотят. А через мгновение, слышит крик, вздох, тетрис летит на стол, так как ее тянут куда-то в сторону.       Стреляют.       Саша слышит звук стрельбы из глушителя. Перед глазами только полированный стол. Страшно, страшно так, как наверное давно не было. В голове лишь мысль, чтобы ее саму не пристрелили. Сжимается, держит руки на груди, а когда стрельба кончается, поднимает голову, когда ее наконец перестали вдавливать в стол. Саша попала в более крутую заварушку, наблюдая как люди брат просто-напросто решили выстрелить ему в голову, тем самым устроили Давыдовой очередную проверку на прочность. Кроме того, как оказалось, этот Жук решил подослать своих людей, которые бы просто кокнули уже их самих. И они тоже были мертвы. Под кожей откровенный страх, что аж мурашки бегают табором. Глядит на брата, у которого ни один мускул на лице не дрогнул. Словно и вправду каждый день убивает.       Этот самый Жук, который вчера очень бодро боялся, лежит с простреленной головой на столе. Кровь на скатерти алая, растекается лужей. Саша метится в Никиту, который кажется и вдавил ее в стол, едва услышал выстрелы. В этот раз были только они втроем. Лешка машет рукой, в то же время накрывает еще одной скатертью труп. Персонал уже давно убежал с визгами из зала, который и так был пустым. Труп так и продолжал лежать, хотя, не бегать же ему? И коммерсанты эти в олимпийках адидасовских лежат. Сглатывает ком в виде кофе. Сашке было так страшно в этот момент, что в голову приходили еще более дурацкие мысли. Руки тряслись, а Алексей уже убрал пистолет в карман.       «Это самооборона», — оправдается он у себя в голове.       — Водить умеешь? — спрашивает Ник, на что Саша отрицательно мотает головой и обреченно вздыхает.       — Значит, Ник, иди за руль, — кидает ключи, — Саша, за мной.       Жук оказывается довольно тяжелым, разваливается в разные стороны, как впрочем любой труп. Если парней те смогли утащить вдвоем, Сашка только двери от черного входа открывала, то этого неудавшегося бизнесмена, уже тащили на пару Давыдовы, пока Никита подгонял другую машину.Сказать, что ей было страшно ехать в замызганной копейке увозить трупы, — ничего не сказать. В тот момент она думала, что сама окажется рядом с двумя коммерсантами. От машины веяло гробовым холодом, а про себя Саша стала называть алую копейку — катафалком. Удивляла и простота с которой те отнеслись к убийству. Словно это было чем-то обыденным. Хотя, за пару дней в этой бандитской утопии, убийства не были какой-то особой редкостью.       В багажник влез только один труп, остальные два лежали на задних. Оглядев это, Саша поежилась и попятилась назад, пока сам Лешка садился за руль. Дождя хотя бы не было, успокоился и на том спасибо. А вот Саше довольно тяжко было успокоиться, когда рядом лежат два трупа. Не хотелось ехать за заднем сидении в этот раз. Но как тогда, не на коленях же и не в багажнике.       — Я не буду ехать на заднем, — отрезала она.       — Ник, двигайся, — однообразно говорит Лешка.       — Это че я… — хотела было начать Сашка, противясь тому, что придется ехать на коленях.       — Вариант сесть на заднее все еще существует, — тянет Хрусталев.       Копейка тряслась, пока ехала по размытой дождем дороге. Ехали молча. Комментировать свое положение Саша не хотела, подскакивая на очередной кочке. Никита же как-то учтиво не переходил рамок. Держал за предплечья, чтобы та не валилась из стороны в сторону. Странная ситуация, когда не знаешь, что хуже. За всю поезду до кладбища у Саши не было никакого желания комментировать эту ситуацию. Ее брат убийца, как и отец, если на то пошло. Но выход вообще из этого есть? Хочется кричать, просить, чтобы был хоть какой-то вариант не участвовать в этом, не иметь ничего общего, да и в целом забыть все это, как страшный сон. Только куда она вернется? В квартиру, где ее чуть не убили? Шикарная альтернатива. Нет, потерпеть надо. А там ее уже и отпустят и снова работать поедет.       Машина останавливается, Саша выходит первой. Озябшая из-за дождя, Саша стояла и ожидала споривших между собой Лешку и Никиту, когда к ним подошел какой-то странный мужик в фуфайке с лопатами.       — Какие звезды в нашем морге, — тянет работник кладбища, — Лопаты держите!       Сашка схватила лопату, сжимая ее так, что ногти белели. Лешка же подал ей еще одну лопату, пока трупы остались лежать на мокрой земле. Ник уехал за другой машиной, пока Давыдовым приходилось копать яму. Свежих могил было предостаточно, но все были под жестким контролем, а потому приходилось делать подкоп в одной из них. Поэтому могилы на этом кладбище оказывались двойными. Понимая все это, Саша мысленно прикинула, что было бы, если бы она написала про это статью-расследование. Резонанс покруче, чем с заводом. Влажная земля была тяжелой, ноги уже промокли. Хотелось рыдать, потому что ощущение, что ее сейчас саму сюда положат, все-таки оставалось. Пальцы окоченели и тряслись. Наконец, над могилой послышались шаги. Лешка так же остановился. Потерев ладошки о предплечья, над могилой возвышался Ник. Со своим не маленьким ростом, с глубины ямы, он казался еще больше. У Саши мурашки по спине пробежали. Присев на корточки, тот протянул ей ладонь.       — Хватайся, принцесса, — язвит он, пока тащит Сашу на себя.       Лешка подал ей полотенце обтереть руки от сырой земли, а затем и подкурить сигарету. Благодаря ей Саша чуть успокоилась, но руки и пальцы на ногах кажется уже начинали неметь от сырости. Хочется, чтобы это просто все закончилось.       — Ну заканчивать будем?       — Лех, может она в машину пойдет? — он глянул с какой-то странной заботой, чуть поджимая губы, при всем этом прекрасно понимая, что Лешка ему еще за это предъявит.       — Ладно, пусть идет.       Вдруг пробудившаяся жалость в Нике пугает. Кидает на плечи куртку, провожает ее до машины и уходит под полный сомнений взгляд. У Лешки так же просыпаются вопросы, глядя на всю эту ситуацию. Намекнуть Хрусталеву, что шары катить к его сестре он не будет по обыкновению уже который раз, видимо, все-таки надо. Но пока молчит, закидывая землей трупы.       — Ты че к Саньке пристал? — кидая очередную лопату с землей, спрашивает Лешка.       — А ты че спрашиваешь? — заедается Никита, — Жалко?       — Жалко у пчелки в жопке, а я по-хорошему предупреждаю, — ставя лопату в землю, говорил Алексей. — Нам еще это расхлебывать.       — Да все-все, угомонись, — тот поставил лопату в землю. — Генрих, лопаты забирай!       А собственно цель этих ухаживаний все-таки была. Дело в том, что Хрусталев еще раньше заметил, что он определенно где-то видел Сашу. И явно не по телевизору или в газете. Определенно с кем-то и в узких кругах, даже отбрасывая их неудавшиеся разговоры. Он не знал, что было с ней после. В машине с Лешкой не говорит, вроде как пообижаться — уже святое. Да и не хочется как-то после такого разглагольствовать. Сашка же вся в клубок свернулась, чуть ли не стуча зубами. Никита же считал своим долгом проверить свои догадки, на тему того, зачем и для чего она приехала в Петербург. Подвох чувствовал, в отличии от Лешки такие женские уходы от темы он замечал легко и четко. Вот и теперь четко понимал, что Давыдова не договаривает. Вспоминает, что точно помнит ее на фотографиях с кем-то из московской братвы. Но найти эти фотографии сейчас нереально. Да и бессмысленно, вспомнить на чьих фотографиях, да и ладно. Никита рассчитывал, что Саша и без вещественных доказательств расколется.       Машина останавливается около уже сроднившейся высотки старого фонда. Лешка и Саша выходят из машины.       — Спасибо за куртку, — прерывает молчание Давыдова.       — Пожалуйста, — холодно отвечает Никита, — Штиглиц, хорош дуться, понял я! Не опять, а снова, надоел, честное слово!       — Понял он, — ворчит, в очередной раз закуривая сигарету, — Давай через часа два созвонимся, а там уже по ситуации?       — Понял, — талдычит он.       А все-таки, где он видел Сашу после их последнего свидания?

***

      Хрусталев же весь вечер думал только об одном. Комната уже была вся в дыму от скуренных сигарет. Обои пожелтеют, отец наверняка ругаться будет. Да, кто его ругать будет? Взрослый человек вроде бы уже. Но вопрос, что Сашку он определенно где-то видел не покидал. Москва, Москва. Этот город крутился на языке. И точно помнит фотографию. В документах искать бессмысленно, вряд ли что-то найдет. Но подвох какой-то явно чувствовал. И точно! Мэлс Московский, тот же хвастался, как машину обмывали. И Сашка рядом была, не с ним слава богу, с другим парнем в обнимочку стояла. Тогда чего она там с ним забыла? И зачем ей с такого теплого места сбегать? Фильтр летит в пепельницу, а сам Ник подрывается с дивана. Точно подвох. И сама Давыдова темнит. Женскую утайку у него был явный талант замечать. Особенно Сашину. К тому же, другая она теперь, пугливая… Нет, он не может признаться сейчас ей во всех тогда возникших ситуациях. Он только сам себе признается, что виноват, но Лешкина воля на их счет куда важнее. Нет, он просто проверит. Ему важно знать, что было после него и… Должна же быть причина, почему она трясется от каждого взгляда.       Ему бы не очень хотелось знать, что с ней в Москве что-то могло случится. Случится то, почему она такая дерганная, почему не хочет говорить про Москву и зачем она вообще приехала в Петербург. За ним был грешок, хотя куда более явный, нежели от Саши. Но он хранил все, что было у него от Саши.       — Яшка, а ,Яшка? — подорвавшись к телефону, начал Хрусталев, — Помнишь парней Мэлса с Москвы?       — Их-то? — тянет Грифон, — Ну помню, а что такое-то?       — Да есть одна мысль, — вздыхает, глядя в потолок. — Когда они приезжали в последний раз?       — Зимой, скоро опять приедут.       Значит, по датам сходится, ведь приехала она в августе 91, в июне то она вполне еще и могла быть с Мэлсом. Не сказать, что Саша казалась ему распутной. Просто Давыдова уж очень много темнила и утаивала. Ее скрытность Никита почувствовал практически сразу. Но зачем ей уходить. С такого теплого места, как например Мэлс Московский? Точно какой-то подвох. Свое возвращение в Петербург, она объяснила тем, что мать надоела, но здесь-то она приехала к бабушке, которая по рассказам Лешки тоже была нелегкого нрава. Зачем ей нужно было это делать? Да и вообще какое дело Хрусталеву до этого? Но тот считал своим долгом понять, что никаких проблем от нее не будет. Да, звучит противно, но Лешкина сестренка и так много шума наделала.       Наутро они созваниваются с Штиглицем, как ни в чем не бывало. Договариваются, что Никита сейчас сам подъедет к нему, а там на месте.       — Мы проебались, Ник! — почти визжит, Давыдов, — Ты понимаешь, что звонил отец?       — Понимаю, — равнодушно говорит Никита, глядя на Давыдову, — А орешь ты что?       — Он решил, что меня видимо нужно везде за собой таскать, вот и орет, — спокойно говорит Саша.       — Да, он тебя убить хотел, ты это понимаешь?       — А кто тебя заставляет меня с собой тащить, езжай без меня и все!       — Реально, Штиглиц, ты че распоясался, хуже девицы красной?       — А то, что сюда он прийти хочет, ко мне!       — Нет, ну хочешь я уйду? Спокойнее будет?       — Нет не будет! И вообще, тут сиди!       — Что он мне сделает, объясни? Убьет? — продолжала перепираться она.       — Что ему надо, хоть объясни? — встревает снова Никита.       — По поводу Выборга поговорить и еще что-то обсудить…       — Короче так, Саню я могу сейчас взять к себе, — Давыдова закатывает глаза, — Ты пока не говори вообще на эту тему, не обязательно пока ему про хвост у Сашки знать, — Алексей закивал, — Че встала, пошли.       Сашке остается только вздыхать и идти за Хрусталевым. Вообще, из компании брата она считала его самым странным. Удивляло, что при всей ситуации командовал все равно Алексей, а не Никита. От скуки она лежала и пыталась анализировать каждого. Тем не менее, всего за пару дней, Саша уже наверное больше десяти раз обещала отстрелить яйца Яшке Грифону, одному из киллеров, который ходил под ее братом. На удивление, яйца у него все еще были на месте, что не могло не радовать последнего и раздражать Давыдову, которую он до сих пор продолжал называть бандитской подстилкой, причем так уверенно, что временами раздражались поголовно все и обещали, что если Гриф продолжит, то не только Давыдова отстрелит ему яйца, но и все остальные добьют его. Что Саша сделала ему, она так и не узнала. А вот Лешка хвалил Сашу за ее борзость, аргументируя это тем, что с этими уродами так и надо общаться, а то наглеть начнут.       Но все равно, поведение именно Ника было странным. Особенно, что именно он постоянно выспрашивал ее про Москву. И даже сейчас. Пусть он уйдет, пусть снова уйдет и перестанет ее тревожить. Она не хочет никому снова доверять, потому что ее бросят. И других вариантов нет. Она выбрала себе отдушину — карьера. И все, что будет предприниматься более, будет вышвырнуто из ее жизни. Потому что она не может держать удар, она гнется, ломается и каждое расставание, удар куда больнее чем первый. Однако, Ник — был все равно самым больным воспоминанием, даже после того из-за чего она уехала. Потому что последнее было болью физической, а то сломало ее морально и подытожило то, что верить никому нельзя.       — А ты Мэлса Устинова знаешь?       Саша сжала губы в тонкую линию. Не хочет она вспоминать ни Мэлса, ни Москву, ни то лето после института. Вообще этот кошмар забыть хочется.       — Знаю, а что? — не подавая вида, говорит она.       — Да так, интересно, откуда?       — Одноклассник, в одном подъезде жили, — вздыхает.       — А не из-за него ли в Питер махнула?       Черт! Давыдова удивленно глянула, но решила держаться до последнего. Да и в самом деле, чего ей терять? Заступиться за нее никто не заступится, а ворошить прошлое сейчас не хочется. Да, черт возьми, да, ее изнасиловал он. Он травил ее пол школы и именно он в конце десятого класса стал к ней приставать. Может по-дурости, а может по той же самой причине, что и с Сережей, Саша стала часто проводить с ним время, когда во время очередного репортажа на тему советской молодежи, он защитил ее от хулиганов. Да лучше бы ее эти хулиганы тогда и изнасиловали, чем он. И ведь долго подмазывался. Саша по своей наивности и вправду думала, что он просто хочет дружить с ней. Просто! Ага, просто. Только это просто вылилось в то, что она из Москвы сбежала.       Она так и сидела глядя в одну точку, что явно давало понять Хрусталеву, что спрашивает он явно что-то неприятное. Но бить нужно до последнего, такой уж у него устав.       — Ну и что ты ко мне пристал, а? Спросить больше нечего?!       — А что ты дергаешься так?       — А что ты ко мне пристал-то?       — А то и пристал, что бегать от одних к другим у тебя тут не выйдет!       — А то, что он изнасиловал меня тебе, ясно? Изнасиловал, а наутро с родителями пришел: «А раз такое дело, то женить надо!» А мать против ничего не сказала! Понимаешь, не сказала! А куда мне кроме Питера бежать еще было? Вы все одинаковые, все! — дрожала Саша.       Он откровенно переборщил. И резко почувствовал за это вину. Почему-то именно перед ней эта вина ощущалась сильнее всего. Да, Лешка запретил ему с ней общаться. Но сейчас он имеет на это полное право. Однако не на этот ответ он рассчитывал. Почему тогда Лешка об этом ничего не знал? Или она специально не стала говорить? Конечно, специально. Зная Лешкин нрав, того бы уже на свете белом не было. Но с другой стороны, Мэлс ведь в хорошие криминальные круга прется, а это может знатно поломать карьеру. Тогда, выгода в этом действительно была. Но ведь злить Мэлс начал его только лишь в эту минуту. А если бы была не Саша, он бы злился так же? Волновало бы его судьба какой-то другой девчонки? Нет, стопроцентно — нет. Ему нужны были деньги, как и Лешке, наверное. Словно деньги — это было тем, на чем они оба могли самоутвердится. И ведь вправду других вариантов нет.       Но Сашу он в обиде не оставит. Пускай и так, но не оставит.       — А отец твой в курсе?       — Я хотела сказать, — голос дрогнул, но та держалась крепко, даже не смотря на больную тему, — Короче, не нашла я его, — она снова зажала губы, — Я хотела, чтобы меня хотя бы на нем не женили, а то знаешь, жить с человеком, который сделал это, довольно противно…       — Безобразно, — Ник протянул сигареты Саше, подкуривая и ей и себе, — Понимаешь какое дело. С Москвой у нас довольно скользкие отношения и…       — Не говори никому, — прервала его Давыдова, почти кидаясь и хватаясь за предплечья. — Слышишь? Пожалуйста!       — Да-да, хорошо, — понимая посыл Саши, закончил Хрусталев, — Отношения скользкие, и это не очень уважают в наших кругах…       — Я в курсе, — выдыхая, прервала она.       — Короче, сделка у нас на днях с ними. Тот в курсах чья ты доча?       — Ну, в школе это вроде байки было, все знали, но доказать конкретно не могли, — задумалась Саша.       — Значит, твоя задача посветить лицом, желательно так, чтобы именно он понял, что за тобой стоят влиятельные люди и если ты обмолвишься об этом, то хорошо ему точно не будет, — тот кинул сигарету в окно, — Ясно? — он сглотнул ком. — И об этом никто кроме нас не узнает.       — Ясно.       Больше с Хрусталевым Давыдова так близко не говорила. Сделка действительно должна была состояться на следующий день. План, который предложил Ник, ей пришлось бы исполнять в любом случае, как бы неприятно ей не было. Вдруг какая-то неведомая уверенность поселилась в Саше. То, чего ей явного не хватало эти пару лет. И вправду, а что было бы, если бы она тогда нашла отца? Ведь, времена уже были не скромные, наверняк, что-то бы предприняли. Но в тот момент единственное, чего она боялась, что мать и вправду выдаст ее замуж. Вот она и уехала первым же поездом, прямо путешествие из Москвы в Петербург. Это было страшно, но опять же, воспоминание было туманно. Она и сейчас не способна здраво оценивать все, куда ее опрокинули. Она поймет чуть позже, что с ней произойдет в те дни. Она поймет все, но не сейчас. И тот этап понимания будет настолько страшен в ее сознании, что порушит все на «до» и «после».       Все-таки не было у нее никого ближе бабушки. Только бабушка ее тогда пожалела и в какой-то степени спрятала от этого брака. Да, родители у него партработники и деньги лопатой гребли в свое время, да и сейчас, наверное, на взятках ни в чем не отказывают себе. Да и сам Мэлс сейчас при хороших погонах в братве. И ведь в Петербурге ее правда в итоге-то знали, фамилия и вправду на слуху была. Не обманул отчим, когда сказал, что плюс в ее отце, как минимум в том, что много народу знают, да трогать бояться. Отправил ее в Питер, когда даже родная мать топила. И ведь не раз спасало, если вспоминать даже тот эпизод, когда искали анонимку.       Беспокойно было ехать в Премьер, особенно с таким раскладом. Особенно вспоминая, как она уехала отсюда с Сережей. Каждый раз, видимо, вспоминать этот омон будет. Затянув хвост потуже, она вошла вслед за всеми, практически последняя. И все-таки Ник слово свое сдержал, даже Гриф перестал откровенно вытравливать ее, хотя и не знал об изнасиловании. Все спокойнее и слава богу. Тыкнет на завершающий аккорд и быть может завтра наконец на работу поедет. Боже, Саша никогда не думала, что так будет скучать по работе. В итоге, скучала, как по чему-то родному и не отъемному. За окном уже показался фасад очередного ресторана, который Саша вряд ли запомнит. Противно от самой себя, что оказалась в таком бандитском обществе. А все из-за чего? Что снова за себя постоять не смогла? Всю жизнь пытается решать проблемы самостоятельно, но выходит настолько плохо, что даже не понимает, в чем, собственно, проблема. Машина останавливается. Выходит из нее, вслед за Лешкой, сжимая кулаки в карманах пиджака. Только сейчас до нее начинал доходить масштаб всех проблем. И похоже факт того, что она увидит Мэлса.       Как на него реагировать? Саша не знает. Сжалась вся, губы в линию тонкую сжала. Хочется, как в детстве, закричать, мол домой хочет, заберите ее отсюда. Но тыкает сама себе, что никто не поможет Никто! В толпе из рослых и крепких парней довольно легко затеряться, особенно, когда их тут приличное количество. Взгляд загнанный, но холод в мыслях остается, чтобы хотя бы чуть-чуть понимать, что нужно будет делать. В какой-то степени ей не страшно встречать когда-то бывшего ухажера. Наоборот, даже интересно, как оно так почти за год преобразилось все. В Москве-то она уж год, как не была. И, слава богу, в каком-то смысле. В зале шумно, все разговаривают, а Саша все накручивает и накручивает себя. Вдруг, Лешка точно так же, как и мать решит, что выдать за Мэлса ее не такая уж и бредовая идея?       Но ведь Ник обещал, что поможет?       — Ну, денечек добрый! — горланит высокий и крупный Гоша.       В целом, тот всегда был таким. Ходил на пару с Мэлсом потому что тот драться ну совсем не умел. Поэтому, когда Сашка ему нос в восьмом классе разбила, никто не удивился особо. И страшнее всего, пожалуй было то, что скорее всего, ее сейчас узнают. Ну узнают и узнают. Что, зря она намарафеченная тут сидит, нога на ногу, Мальборо курит? Не зря. Пусть смотрят, что и без них такая стала! Хотя, как раз-таки благодаря их отсутствию она такой и стала. План, на случай всего этого у нее действительно был. Точнее, даже два. Это врать, что она уже в описи, мол Сережка позвал. И черт с ним, что не позвал, лучше это позже вскроется, выиграет время и сможет в случае чего реализовать второй план, улетать в Свердловск, где жили какие-то родственники отчима. А там уже на месте разберется.       — Лица в кругах знакомые! — значит узнали.       — А ты думал, что слухи, что я бандитская дочка — правда слухи? — тишина наступает на пятки Саше, но чувствует, что если не защитит себя так, как советовала ей бабушка, вообще в ауте останется.       — А что, не слухи? — вдруг дергается Мэлс.       А тот такой же прилизанный, накрахмаленный. Прямо противно с его то ли правильности, то ли откровенных понтов. Еще бы, сын партработников иначе выглядеть не может. Зато Саша может. Ну подумаешь в школе травили, пофигу, главное, чтобы сейчас не трогали. И на Мэлса она реагирует идентично. Главное, чтобы к ней не прикасались, а остальное без них.       — Неа, не слухи, прикинь? — встревает Ник, — Поэтому спите и бойтесь! — а у тех и вправду поменялись лица, — Я пошутил, — улыбается краем рта он.       — Сеструха это короче моя, не парьтесь, — словно обиженный на ненужные комментарии Хрусталева, обижается Лешка       Сашка же удивляется. В итоге выходит, что Никита не обманул. Правда, вставил словечко, что даже никто не понял, кроме тех, кто должен был понять. Вышло и вправду все, как он и обещал. На нее даже взглянуть побоялись. Почувствовав себя в мнимой безопасности, Саша успокоилась. Ее роль действительно была в этой стрелке важной, хотя бы потому, что теперь Москвичи и согласились на дикие проценты. Разве захочется Устинову помирать, если вскроется все то, что скрывала Сашка? На вряд ли. Поэтому и соглашался на все. Лешка же чувствовал неоднозначный подвох, почему же тот был буквально безотказным. Но вникать не стал. Списал на удачное расположение звезд, лишь бы не зацикливаться. Все прошло хорошо и слава богу.       В итоге, завтра Саше следовало наконец поехать на работу и стараться не пропускать больше, покуда ее уволят задним числом и никакие уговоры и хорошие характеристики не спасут ее. Искренне Саша даже радовалась тому, что все вышло именно так, потому что материал теперь будет не просто шикарным, он будет настолько хорош и провокационен, что после такого ей надо бы рассчитывать на премию, но к тому же и не просто премию с работы, а премию и с черной части Петербурга. Если хочет жить — значит будет и писать. Она должна уяснить это, заставить это сделать. Да, противно, но как сейчас поступить иначе?       — Итак, Санчо, — начал было Алексей, который просматривал ее папки уже несколько дней, — Пишешь все то, что в этой папке, — он бросил ее на стол в ее комнате.       — А остальное? — Саша поднялась с дивана и подняла папку, рассматривая ее.       — Остальное пока побудет у меня, — проговорил тот. — Я тебя завтра отвезу на работу, — Саша кивнула в знак согласия, а затем Давыдов вышел из комнаты.       И все равно, что-то хорошее в этом было. По крайней мере, так хотелось думать Саше.