***
— Что это такое я вас спрашиваю?! Газета полетела на стол. — Ты, кажется, сказал у тебя все под контролем! Ты думаешь вообще, что нам придется говорить, когда Александр Павлович приедет с Сибири? — Но все было под контролем, мы проверили эту девчонку, у нее не было информаторов! — тяжело дыша, говорил лысый. — Найти ее, ясно?!***
На улице уже вечерело. Время было около шести. Вместо платья, Саша купила костюм. Светлый пиджак и юбку. Выглядело практичнее, к тому же еще раз куда-нибудь наденет. Пальто было расстегнуто, руки были в карманах, а пакет болтался на руке. Давыдова шла и думала о своем. А во дворе происходило что-то непонятное. Слишком уж много людей находилось. Вдруг, ее резко схватили и потащили, зажимая рот. От страха подкосились ноги. Через мгновение Саша оказалась в смутно знакомой машине. Ее отпустили, а тем, кто затащил в машину оказался в очередной раз никто иной как Наумов. Давыдова была полна возмущения. Еще чуть-чуть и она начнет вопить от недовольства. Еще бы, среди бела дня воруют в пяти метрах от дома. Ну ладно, не совсем день на дворе, но все-таки. — Не хочешь объяснится?! — возмутилась Саша, поправляя подол платья. Водитель уже увозил их дальше от ее квартиры. А она, так и не узнала, что там происходило. — Ну мы же договаривались в ресторан, — хитро улыбнулся он. — То есть, украсть меня — это уже как часть вечера? — Не совсем, скорее вынужденные обстоятельства, — водитель обернулся, — Ну че ты смотришь, за баранкой следи! Не хватало, чтоб эти чертилы нас заметили, — брезгливо отзывался он. Значит во дворе были какие-то знакомые Сережи. Час от часу, Саша все равно практически не знала его окружение, — Мы сейчас пересядем, — он потянул Давыдову за предплечье. Через секунду они оказались уже в другой машине, кажется, это были обычные советские жигули, где передние сидения были заняты такими же бритоголовыми парнями. Саша же сидела рядом с Наумовым, нервно сжимая пакет с этим чертовым костюмом. Как будто бы в другое время не могла купить его. Давыдова уже проклинала себя за то, что решила за ним пойти. Сам Наумов выглядел более чем довольный, чуть приподнятые уголки губ и нахальный взгляд, а рука решительно легла на коленку. На что Саша грубо ударила пакетом по руке, с таким звуком, что парень с переднего сидения обернулся. — Ты чего? — Ничего, — отрезала та. Как-то много он берет на себя. Сначала нагло ворует ее, теперь еще и руки распускает. К Саше вернулось странное ощущение. С похожей брезгливостью она относилась к Сереже в начале. Но сейчас мнение о нем уже довольно сильно изменилось. Или нет? Нужно было успокоится, но руки предательски дрожали и вновь стали ледяными. Какое-то знакомое чувство ее вдруг охватило. Нет. Она не дура и больше такого не повторится. Ей не воспользуются и не заставят снова бежать непойми куда. Но у Наумова нет той власти, Саша это отлично понимала. А также понимала и то, что заступится за нее все так же некому. Противное чувство. Чувство того, что ты — один. И ты, буквально, никто. Это противно понимать, но и сделать что-то, поменять она не может. Или думает, что не может, кто ее знает. Иногда человек сам не подозревает, сколько силы у него внутри. — Я же обещал в ресторан сводить. — Не обязательно меня воровать! Идиот. — ворчала Саша. Саша взглянула на вывеску. Про ресторан «Премьер» она слышала довольно часто и по новостям и по рекламе в газетах. Сначала, еще до объявленной Ельциным свободы, в нем просто плотно обосновались достаточно влиятельные люди Петербурга. В Союзе ничего личного не было — а потому и «Премьером» он стал только в этом году. До этого он был обычным скудненьким рестораном, опять же до перестройки. Перестройка, на то и перестройка, что поменяла все, правда не все это было в лучшую сторону. Однако с «Премьером» эта ситуация обстояла обратной. Раз уж там и обосновались бандиты, Саша не знала, как назвать их иначе, то и место постоянного обитания они можно сказать отгрохали на славу. Теперь ничем советским ресторан и не пах. Лишь заграничным чудом в виде дорогих хрустальных люстр и деревянной обивки. А после «Премьер» и вовсе приватизировали, как и все сейчас. Каждый хватался за свой кусок. Кому он точно принадлежал никто точно не знал. Но был один ясный и четкий факт — кому-то из Питерской братвы. А там уж и не ее дело вовсе. Грязное это дело все. Сама Саша в нем не была ни разу, даже когда приезжало московское начальство. Пройдя внутрь, она увидела охрану и столик, за которым стоял молодой официант. За Сережей и Сашей шли те два амбала. Охрана же не обратила никакого внимания. Лишь официант подошел к Наумову, и вежливо повел их в нужный зал. Саша же сняла пальто и держала его в руках. Пройдя шумный полный зал, они вошли в пустой от людей. Он был меньше по размерам, чем прошлый. Кажется тут шла подготовка к чему-то. Пальто повесили на вешалку рядом, а Сашу усадили за столик посередине. Вид из окна был шикарен. Мойка отражала весенний розоватый закат. Как-то неприятно ей было. От Наумова в целом шел какой-то подвох и от его репутации ничего хорошего Саша не ждала. Но ведь шарахалась зачем-то? «Из скуки» — оправдывалась она. — Ты в своем уме? — наконец прервала молчание Саша. — А что такое? — Сережа взял меню, ухмыляясь от возмущений Саши. — Ты притащил меня в гребаный «Премьер»! — она уперлась руками в край стола, — Да тут бронь столика где-нибудь в углу, дороже чем моя зарплата! — Почему тебя это волнует, — вздохнул он, кладя меню на стол, — Ты не пробовала иногда жить, не думая о последствиях? Саша озадачилась. — За бездумные поступки иногда приходится очень дорого платить! — она взяла меню, стараясь не глядеть на цены, ибо схватить инфаркт, как бабушка пенсионерка около витрины с мясопродуктами, не хотелось. — Тоже, верно, — он закусил сигарету, а затем подпалил ее железной зажигалкой, — Расслабься, — Наумов откинулся на стуле, — Ты что-то будешь? — тот наблюдал за Давыдовой. Глаза бегали в ужасе по меню. Выбрать что-то было сложно. Она просто не знала, что это. — Тоже, что и ты, — стараясь показаться важной, сказала Саша. Наумов улыбнулся и закрыл меню, подзывая официанта. — Мне как обычно, — он выдохнул дым. — А девушке? — Тоже самое, — официант ушел, оставляя их одних. А Саша начинала нервничать еще больше, — Ты бы видела себя со стороны, — щеки Саши чуть покраснели, — Тебе бы в министры. — Отвали. На деле же Саша чуть раскрепостилась, слушала Сережу и пыталась хоть как-то забыться. Ей нравилось просто говорить ни о чем. Но когда происходило рядом что-то вроде такой анонимки, думать о чем-то другом сложно. То, что заказал ей Сережа оказалось очень даже съедобным, «Премьер» все-таки. Каким образом за апрель она стала жить вот так, Саша не понимала. Этим вопросом она задавалась каждый раз, когда засыпала. И сейчас вдруг тоже вспомнила. Давыдова сейчас разглядывала Сережу. Что он в ней нашел? Об этом она тоже в последнее время часто задумывалась. Если говорить о шлюхах, то у него-то их было как раз-таки в избытке. А что ему еще нужно было? Обычный рыночный громила. Таких сейчас все любят. Но в самом деле, разве ей в Москве их не хватило? Саша ругала сама себя за то, что ввязывалась с ним в контакт. После того, что случилось в Москве вообще сложно кому-то верить. А Саша и не верила. Находится в странном забытье и старается думать только о работе. В самом деле, мать учила ее смотреть только на карьеру — вот она и смотрит. Очередная навязанная установка. Вдруг послышался какой-то грохот и вопли. Наумов резко дернулся и глянул в сторону двери. Саша же, приподнялась, тряхнув волосами, а через мгновение в зал вломился ОМОН. Обоим закрутили руки и повели их в сторону автозака. Замечательное времяпровождение. Саша стиснула зубы, но один плюс она все-таки подметила. Тронуть там ее он точно не сможет. А это уже, в целом, плюс. Да, может быть менты сейчас — это не такая уж и поддержка, она убедилась на своей шкуре в том, что они не всегда могут помочь. Точнее захотеть не помогать с чьей-то подачи. Вот такая и жизнь теперь — у кого больше денег — у того и вся власть. Нет, она доработается. Теперь-то, с таким кушем в виде анонимки, она такое поднимет, что ей даже в самых сладких снах не снилась. Тем временем они уже сидели в внутри автозака на одной лавке. Насиделась так в свое время, а потому и старалась молчать. Если перед ними выкаблучиваться, еще хуже сделают. — Вот сволочи, а, — выругался Наумов, уже в автозаке. На самом деле, он не сомневался, что его скоро выпустят, целью ментов был кто-то другой. В конце концов он был чист, при себе у него не было даже пистолета. Правда он все-таки расстроился. Уже второй раз ему портят что-то вроде свиданки с Давыдовой, по независимым от него причинам. — Блять, — Саша пыталась убрать волосы с лица, — У меня пакет там остался, — действительно, она сидит в автозаке с пальто в руках, но думает об обставленном там пакете, — Да я за этот костюм три сотни отдала! — Да, я тебе сколько угодно этих костюмов куплю, не визжи только, — посадил тот обратно Сашу. — Не надо мне никаких костюмов, я их на честно заработанные купила! — ругалась она в сторону окна. Вдруг машина тронулась. — Так, тебе его надо или нет, ты определись? — заржал Наумов. — Надо! — фыркнула она, — Вот что за люди, а! — Менты это, а не люди, — выругался рядом какой-то мужик. Испугавшись, Давыдова успокоилась и прижалась к Сереже, — Не к нам у них все равно претензии, а к главному. Наумов задумался. У Нагана, который держал ресторан, всегда было подхвачено с милицией, а сейчас такое. Удивительно даже. Будь это какая-то забегаловка, Сергей даже не удивился бы, но в «Премьере». Много слухов пойдет после такого. Он чуть ссутулился, дальше думая. А ведь самого Нагана даже в городе не было, смысл ресторан без него трогать? Наумов знал все с самого начала. И Нагана знал. Кто ж его не знает? Весь Питер держит. Все в городе с его руки решается и с руки его пацанов. Видимо вопросы у них пока не к Нагану, а к тому, кто остался за главного, пока его нет. Даже интересно стало чем все закончится. Выходит, все не просто, как кажется. Через пару минут автозак остановился и всех повели в дежурную часть. Еще мгновение и их с Сашей оставили в обезьяннике. — И что, что у меня документов нет, почему я тут сидеть должна? — ругалась с дежурным Саша. Сережа глянул на нее. Она казалось ему смешной и отчасти чистой. Документы проищут около часа, а затем отпустят. Сережа по крайней мере так думал, или надеялся. Но так не вышло. Дежурный оказался до одури противным и правильным, взятки брать не хотел, а слушать что-то про то, что документы каждый раз при себе носить не обязательно, он не хотел. Зато Саша на этой ноте вдруг успокоилась. И черт ее знает почему. Рада что-ли сидеть тут из-за правильности какого-то мента? Сережа этого не понимал, да и если бы захотел — не понял. Наконец он выторговал у него звонок, мол, сейчас притащат ему документы. Он склонился над трубкой, пока Саша в упор глядела на него. — Юр, это я, — Морштеин громко заржал на другом конце провода, — Мы в обезьяннике на обводном, будь другом вытащи. — Слушай, мне твою подружку уже жаль, — продолжал тот. — Вот раз жаль, то и вытащи, этот крендель документы требует. — Будут ему документы. Дежурная часть, как и вся Россия, находилась в увядании. Желтая лампочка — единственный источник света. Кажется, что ты сидишь не в отделении милиции, а погребе. Мерзкое место, однако. Друзья Сережи приехали где-то через пол часа. Благо у Саши были часы на руке. В общей сложности они просидели тут около двух с половиной часов. Наумов рассчитывал на меньшее. Саша же, все возмущалась по поводу пакета. Через мгновение Костя на пару с Юрой вышли из кабинета районного прокурора с каким-то лейтенантом, крутящим ключи. Взятки все-таки они брали. Как выяснилось это был относительно новенький, потому он и вытворял это мракобесие. Извинившись, их выпустили. Время же было уже около десяти часов вечера. На улице было уже темно, явно похолодало. Саша поежилась. Что ей делать она не знала. Осталась без костюма и той пятисотки. На душе было ужасно мерзко. Опять же из-за того, что нет сказать Сереже не получалось по причине нужды. Стыдоба! — Что, Сашка, — Морштейн похлопал ее по плечу, — В кутузке сидеть не понравилось? — Да насрать мне на эту кутузку, они у меня пакет с новым костюмом и деньгами украли! Омоновцы херовы! — тот запустил пятерню в волосы, глядя на Сережу. — Вот знаешь что, — повернулся к ней Наумов, — Из-за меня ты этот пакет просрала, я тебе новый костюм и куплю. — Да не надо мне от тебя ничего, я что нищая по-твоему? — она поставила руки в пояс. — Считай подарок за испорченный вечер, — он подошел к машине, открывая дверь, — Поехали уже домой, — Саша села внутрь, — Видеть этих ментов уже не могу.***
Утром, когда Саша собиралась на работу, зашел Сережа, вместе с пакетом, который вчера она благополучно оставила. Разговор не вышел, оба торопились, зато костюм был у нее. На работе же происходила обычная истерия. Нужно было написать итоги указа о свободе торговли, приказ сверху пришел. Никому не хотелось идти по торговым точкам около метро или вообще на рынок, где благополучно располагалась беспорядочная торговля. Был вариант идти по ларькам, но тут тоже встали вопросы. Прогонят ведь, скажут торговлю портят. И это в лучшем случае. Хорошо, если на рекетиров не напрутся. А если и на них попасть, то все — того гляди и в морду дадут. Саша недовольно слушала все это. У нее не было никакого желания идти туда. Рынки — это страх полнейший, ей с Москвы хватило этих платочных городов. Дальше же пошли вопросы кого отправят. — Вот и отправьте Давыдову, что вы на меня вместе с Коломенским взъелись! — начал было Женя Ольховский. А вот с ним у Саши уже были конкретные разногласия. То по поводу политики письма, то вообще мимо прошла. Взъелся, одним словом. Да, он ее редактор, да! Но не обязательно же докапываться до каждой буквы? Но Саша стояла молча. А раньше бы, наверное, что-то, да ляпнула. А теперь стоит — теприт. Репутация у него в редакции была странной, так же ни с кем не был близок, почти, как сама Саша. Знали только, что в женушках у него дочка Петра Палыча и на этом месте он только из-за этого и оказался. Тот стоял, оперевшись на косяк двери в кабинет, засунув в руки модной джнсовки-варенки на свитер, то и дело поправляя светлые кудри. — Вот ты с ней и пойдешь, — закончил Петр Палыч, — О, вот и она! Саша была готова под землю провалится, лишь бы не ехать с Ольховским на точку свободной торговли. — В смысле? — она расстегнула верхние пуговица на пальто. — В коромысле, — тот поднялся, — Ну пошли, коллега. — Камеру возьмите! За камерой вернулась уже Саша. Она так же лежала в сейфе, по выдаче. Железный, крашенный в противную светло-зелёную краску, коей была выкрашена вся Россия, наконец поддался, а Саша взяла пленочный фотоаппарат. Нужно будет опять доставать фонарь для проявки и раствор, чтоб сэкономить. Бросив кроткое приветствие Ленке, Давыдова выбежала к стоящему на улице Ольховскому. Он же крутил в руках пленку, смотря куда-то вдаль. Понять его у Саши не получалось от слова совсем. Возможно, слишком разные они были, различия по стилю и тематике у них были кардинальными, но в конце концов, оба журналисты одного издания. — Ну, куда пойдем? — Саша прищурилась с фотоаппаратом в руках. — Доедем до Садовой, а там пешочком можем и до площади Восстания. — сухо ответил он. Женя не дурак и понимал, чем раньше и лучше напишут, тем быстрее разойдутся. Саша же была похожего мнения. — Долго? — она и в прямь думала о материале. — Около получаса, — они почти подошли к метро. — Материала будет больше, глядишь и Палыч отстанет. До Садовой те доехали молча. Саша лишь пару раз сфотографировала метро, а затем зашла вслед за Ольховским. В поезде была странная, напряженная атмосфера. Дело было даже не в Женьке, а в самом возбуждении людей рядом. Они были беспокойны, что-то бурно обсуждали, но не как раньше с задором и весельем, а с озлобленностью. Как и на друг друга, так и на жизнь. Саше нравилось наблюдать так за людьми. Каждый из них казался чем-то интересным. Но это было раньше. Что ее так поломало? Наверное, смерть бабушки. Она была, наверное, единственным светлым человеком в ее жизни. Раздумья прервал Евгений, потянувший ее за предплечье, о чем то недовольно ворча. — Ты что, заснула? — продолжал возмущаться тот. Но Саша промолчала. Метро сейчас было заполнено толпами людей. Их Давыдова тоже сфотографировала. Не пригодятся, себе оставит. Кажется, на каждом углу уже стоят эти несчастные торгаши, вокруг наставлены ларьки. Страшное зрелище. Но Саше приходилось едва успевать за Ольховским. Тот же оглядывал людей, в надежде найти хоть кого-то более или менее приличного. Люди казались до одури обозленными. Но найти нужно было хоть кого-то, без зарплаты оставаться не особо хочется. — Может к ней? — Саша тыкнула на какую-то бабку с картинами. — Ну попробуй, — брезгливо выкинул тот. И Саша пошла к ней, повторяя подготовленную речь про себя. На удивление женщина не послала, как ожидал Ольховский. Она вполне мило начала рассказывать про себя и картины, которые продавала. Женя нажал на диктофон. Как выяснялось, женщина работала преподавательницей в художественной школе, но сократили. Сейчас она стояла точно так же, как и тысячи других людей. Саша отошла, фотографируя женщину и пошла вместе с Ольховским дальше. А вот дальше был только рынок, на котором уж точно не хотелось бывать. — Ну ты идешь? — тот повернулся в паре метров от Саши, поправляя джинсовку. Она оглядывала рынок со стороны. Не сказать, что Саша была трусливой, просто терпеть она эти рынки не могла. Особенно сейчас, когда приезжих там стало больше. В криминальной сводке ей часто приходилось писать про очередную резню каких-нибудь выходцев из бывших стран союза. Они постоянно не могли поделить территорию. Если бы у нее сейчас стояла цель написать как раз про эмигрантов, то, наверное, Давыдова с каменным лицом пошла бы на рынок. Но тут же ясно изложена мысль — написать про успехи свободной торговли. Какие к черту успехи, если у этих несчастных торговцев каждый месяц, а то бывает не по разу, братки выжимают деньги, якобы за крышу, и не дай бог ты не заплатишь, а даже если заплатишь, все равно могут товар отнять или испортить. Ладно, хотят успехи, будут им успехи. — Да иду я, иду, — проворчала Саша. Перед ней возник буквально отдельный мегаполис внутри города — рынок. Тут кипела своя жизнь. Казалось, каждый продавец хочет буквально перетянуть людей к друг другу. Этот рынок считался центральным. В отличие от того, где Саша была вчера, этот рынок был гораздо более насыщенней. Торговых палаток тут было несколько сотен, это точно. Куча машин, с которых так же шла торговля. И рэкетиры. Пару раз Саша была на похожих разборках, но под конец, а не в начале. Несколько машин стояло напротив торговых палаток. Бритоголовые парни чего-то ждали. Оглядевшись, какое-то седьмое чувство предсказывало, что через пару минут тут будут немаленькие такие разборки. Давыдова про себя бросалась эпитетами. А вот Ольховский особо церемонится не стал. — Ужас, — едва зайдя на рынок, ответил Ольховский. А Саша лишь усмехнулась, подхватила его за предплечье и потащила к другому ряду. Как там ей мать говорила? Видишь, что воруют, молчи, а то и тебя ограбят. — Ты никогда на рынках не был, что ли? — фыркнула Давыдова. — Был, — голос у него стал терпимее, — Откуда этих столько появилось-то, — Евгений встал с краю, около машин, в надежде перекурить и сообразить куда они идут. — Ты про челночников или все-таки про них? — кивнула Саша, подпаливая сигарету, имея в виду рекетиров. — Знаешь, нацию не выбирают, а вот роль деятельности… — договорить им не дали. — Вы че тут встали, — помяни солнышко, вот и лучик, — Это наша территория! — тот толкнул Женю. Тот же на провокации старался не вестись и молчал. — Угомонись, — к ним подошел какой-то парень. — Вы кто такие? — вот у Саши терпение в отличие от Ольховского закончилось. — Ты с Наумовым спишь, да? — Что ты сказал? — вытянула шею Саша. Этого мужика она явно видела вчера, пока Сережа устраивал эти покатушки несчастные. — Что слышала, — борзо ответил тот. — Че вы тут забыли только, мест для прогулок мало что ли? — Мы журналисты газеты «Петербургские ведомости», составляем репортаж об итогах свободной торговли, указ, который подписал Ельцин в январе, — тот достал удостоверение журналиста и закончив, захлопнул перед ними его и убрал. Этот жест еще больше разозлил первого парня. Тот было хотел замахнутся, но этот «знакомый» одернул его. — Пошли, — тот потащил их в сторону ларьков, — Щас бегом у тех берете спрашиваете, что вам там надо и сваливаете, чтоб духу вашего тут не было! — прошипел тот. — Рамзан! — мужчина неведомой им национальности, отвернулся от женщины, которой пару секунд назад он пытался продать носки, а затем скорчил рожу самого настоящего подлизы. — К тебе журналюги пришли, на вопросы отвечай. — подталкивая Сашу и Женю к палатке. Пару раз сфотографировав рынок и саму палатку, те начали задавать заученные вопросы. Тот оглядывался на мужика, который, собственно, и притащил их. Саша знала, большинство таких продавцов приехали на заработки, так как в их родных республиках платили, даже по сравнению с Россией, копейки. Записывал в основном все Ольховский. Давыдова вообще не понимала, откуда у него столько спокойствия. В отличии от Саши, он не вдавался в рассуждения о ситуации, все его статьи были словно машинными. У Давыдовой же язык был более живее, с постоянными вопросами, для чего и зачем. Не есть хорошо, но и за плохо она это тоже не считала. Да и в конце концов, роли в редакции у них кардинально разные. На кой черт только Петр Павлович решил поставить их в пару? На этот вопрос на удивление Саша могла придумать ответ. Если Женя был скудным на рассуждения вещателем прямоты, работая в основном с общими новостями, то Давыдова в конце концов была криминальным журналистом, а сейчас у нас все сплылось. Видимо Палыч гармонию в них нашел. Только вместо гармонии, они хотели перегрызть друг другу глотки. — Все? Закончили? — он подошел к ним обратно, — На выход. Вас, журналюг, тут только не хватало. — схватив их за локти, он протащил к другому выходу, который находился ближе, через который они зашли. — Науму привет. — Оставляя их одних он ушел. Ольховский с тяжестью выдохнул, проводя руками по лицу. Кажется, он все-таки испугался. Вот, что бывает, если отправлять людей только на чистые репортажи к депутатам. Саша лишь хохотнула, глядя на него и потянулась к сигаретам. Та, отчасти, выглядела не лучше. Выслушивать об ее принадлежности к Сереже вообще, казалось, чем-то непонятным. Она же с ним даже не встречается. Или встречается? Саша уже ничего не понимала. На ватных ногах, вместе с Женей они дошли до ближайшей лавочки, устраивая перекур. Чем занимается Наумов, если ее уже запомнили, как его подстилку? Обидно, но говорить о нем в таком роде ей совершенно не хотелось. Хотелось просто посоветоваться с кем-то, понять, что делать. Ольховский рядом отбросил сигарету и наконец прервал молчание. — Круто ты вмазалась, раз тебя всякие рецидивисты на рынках узнают, — обида снова кольнула ее. Она закусила губу. Казалось, еще чуть-чуть и она заплачет от своей нелепости в данной ситуации. — А когда ты с дочкой Палыча замутил, ты не вмазался? — Саша знала про эту странную историю. Женя женился на дочке их общего начальника, а тот по любезности выбирал ему репортажи почище. Исход напоминал Молчалина из «Горя от ума». Женился ради должности и легкой работы и ведь даже не скрывал это. Будто бы гордился, что так удобно устроился. Весь отдел знал, да уж, скорее вся редакция, что эту дочку он и не любил никогда. Ольховскому, как и многим в это время, хотелось элементарно пристроится, работать не просто мальчиком на побегушках, а кем-то главнее. И вот, он спит с дочкой директора газеты, а сам готовится стать главным редактором. — А я тебя не осуждаю, Саш, — уже без желчи, сказал он. Женя прикурил уже вторую сигарету. — Не обижают хоть такие важные мальчики? А то весь наш отдел трещит о том, что тебя сначала какие-то важные ребята ищут, а потом ты на боевых машинах братвы разъезжаешь, — он ухмыльнулся. А Саша стала прикидывать ситуацию. Значит, весь отдел решил, что Давыдова нашла себе богатого парня и из-за него собственно тот лысый со своей компанией и приходил? Что ж, ей это даже на руку. — Да не смотри ты на меня как на врага народа, — он затянулся сигаретой. — Ты думаешь, я эту Маринку люблю? — Женя закусил губу. — Да терпеть я ее не мог с самого начала, — тот, кажется, перешел на откровения. Видимо, общие проблемы всегда сближают. — Мне нужно было жить где-то, я же иногородний, — Ольховский наклонился. Волосы спали с джинсовки заслоняя лицо, — А ты, Саш, не думай, — он махнул рукой, — Если, игра стоит свеч, значит играй, — и молча поднялся. Он знал, Саша не передаст этот странный разговор кому-то, да и ни с кем толком не общается. С Ленкой только, если, но и то, потому, что Лене симпатизировала Саша. Если бы можно было жить, как хочется твоему сердцу, Женя бы ни за что не начал бы эту борьбу между ним и Сашей. До метро они прошли молча. Всех, кажется немного не отпускала эта странная ситуация. Ей было обидно другое. Как ее быстро смазали с Наумовым. Он ей противен, а они… Даже когда ее дочкой бандитской называли было не так противно, потому что это по факту было, а не как здесь. Хотя, в такой ситуации Нагановская дочка куда более авторитетно, чем Наумовская шлюха. — Ты, прости, Саш, — он смотрел куда-то в пол. — Время сейчас такое, может все и иначе сложилось.***
Часы противно тикали на холодильнике. Время было около трех часов дня. Одно радовало, Глинский пришел. Тот после приезда из Москвы получил огромный завал на работе. Почему он не мог позвонить Саше, та уточнять не стала. Молча выслушала его и приняла как есть. Все-таки у него своя жизнь. Жена вот беременная. Все, как у людей. — Тебя ищут уже, ты в курсе? — Саша кивнула, хлебая пустой суп, — То-есть вообще не удивил, да? Ладно, новости все-таки хорошие есть, ищут тебя по твоему псевдониму, а не по имени, — она поднялась. — Так что твоей Саше Черных не особо повезло. — А к тебе чего они приходили? — вот этого Саша не особо поняла. Те бандиты и тот лысый чувак ходят к ней именно на работу, кидая предъявы, что той должно было прийти письмо. Или это уже не люди отца? Но она же так и не написала ничего конкретного про отца, подумаешь завод? Она все равно ничего не понимала. Мысль наскакивала на мысль. — Мы с тобой в эфир как-то выходили вместе, или ты забыла? А ведь в эфир они и в правду выходили, все под тем же псевдонимом. — Нет, не забыла, — ответила та, — Меня другое смущает, — она поставила тарелку в раковину, — Кто этот информатор? — Витя повернулся к ней, — Такое ощущение, они не меня ищут, а его! — К слову про этого информатора, — Глинский отхлебнул чая, — Есть у меня знакомый в прокуратуре, — от слова прокуратура Саша вздохнула, вспоминая вчерашний вечер, — Да не вздыхай ты так, — он поставил кружку на край стола. — Им, около месяца назад, в московскую прокуратуру пришла похожая анонимка, без обратного адреса. По правилам, они отправили ее в нашу прокуратуру, Питерскую. А тут, уже, естественно, никто разбираться не стал, все братве отдали, — Глинский встал, приглаживая волосы, и отошел к окну, — Так что, выходит, ты действительно последняя надежда этого героя нашего времени. «Ну и герой, конечно», — подумала Саша. Понятно, что сам этот анонимщик явно находится близко ко всей этой питерской братве, и то, что ищут не Сашу, а его в первую очередь, но если все так плохо, почему он там продолжает работать? Почему он отправил именно ей, при этом, прекрасно зная настоящее имя и прописку. Зная то, что она и есть дочка Нагана. Про отца вспоминать сейчас еще меньше хотелось, отчасти он для нее умер еще в восемьдесят пятом. Но сейчас не о том, как Саша должна пойти против собственного отца. Да, он ужасный, но даже по блатным понятиям, идти против родственников и сдавать их, ещё хуже. Ведь именно сегодня утром ей отдали еще большую часть досье ее отца. Точнее, как досье, личное дело из милиции. Только Давыдова прекрасно понимала, что на самом деле его в ментовке не тронут, а даже если и тронут, такие люди на зоне в авторитете ходят. Однако, Саша не планировала сдавать собственного отца. Да, он такой, но она не хотела этого. Вот из принципа не станет. — А про Нагана ты не слышал? — но Саша знала, что слышал. Знала и то, что он скрыл от нее эту часть, еще тогда, когда в первый раз увидел эту рукопись. Сначала было обидно, а потом стало интересно, зачем он это сделал. Ему то какая выгода от всего этого? — Мы про его участие как-то репортаж снимали, там мужик про экономику говорил, — тот немного занервничал, — Он к слову «Премьер» держит, — а вот тут занервничала уже сама Саша. Она ведь вчера из того самого ресторана с ОМОНом уехала. Но ведь если он знает кличку, значит он знает и про его роль во всей Питерской монополии, — А он то тут причем? — Да так, в редакции про него разговор у парней зашел, — соврала она. — А, понял, — Витя посмотрел куда-то в пол, — Слушай, мне тут десять банок морской капусты перепало, возьмешь пару штук?***
Какие это были похороны за апрель? Кажется, третьи. Сережа затянулся сигаретой в последний раз и отбросил ее в траву. На душе было мерзко и противно, и, скорее не из-за факта похорон, а из-за безысходности. Тот, кто это сделал, вряд ли вообще ответит за убийство двадцатитрехлетнего Пашки Карелина. Еще хуже было знать все это. Знать, что этим головорезам нужно только получить деньги. Черт с ними, в конце концов, с такими обычно бумеранг и работал. Эти же похороны были самыми тяжелыми за апрель. Если перед этими были похороны его двоюродного брата наркомана, который отчасти сам виноват, что помер он на притоне, то про Пашку он такого сказать не мог. Про мертвых, конечно, плохого не говорят, но будь он жив, сказал бы тоже самое. Нормальным парнем он все-таки был, честным. Только кому эта честность сдалась вообще сейчас? — А ведь с похорон Макса даже сорока дней не прошло, — заверил рядом Костя. А ведь Макс умер похожим образом. Его убили в конце марта, а отойти до сих пор было сложно. — Пойдем, — тихо ответил Сережа, — Мы Макса все равно не поднимем.