Первый шедевр

      Шум.       Вокруг меня такой яркий, громкий и непривычный шум. Я, вроде как, сплю, но и слышу все, что происходит.       Сонный паралич? Возможно.        Но мне не страшно, ведь я почти уверена, что очень скоро проснусь.       Двери то открываются, то закрываются. Я слышу разные голоса, но не узнаю их. Слова превращаются в что-то невнятное, я не понимаю, о чем все говорят.       Когда шум прекращается, я чувствую легкое прикосновение к своей руке, которая, должно быть, лежит рядом с телом. -Просыпайся, - слышу я шепот, который превращается в тяжелый всхлип.       Сэмми? Почему она плачет? Теперь я точно хочу открыть глаза, но не могу. -Сэм, давай я отвезу тебя домой? – бархатный, теплый голос звучит тихо, но так приятно. -Нет, - тут же отрезает моя племянница, и я ликую про себя. -Никки, открой глаза, - спустя некоторое время продолжает шептать племянница. – Открой, ты должна уже проснуться. Прошу тебя, вернись ко мне.       Ненавижу себя за то, что не могу ничего сделать. Проклинаю мысленно свой чертов сонный паралич, ведь боль в голосе племянницы разъедает все внутри.       Она еще что-то шепчет, говорит со мной и плачет. Я даже не помню, в какой момент перестала ее слышать.       Открываю глаза, несколько раз моргая и привыкая к освещению. Осмотревшись, я понимаю, что нахожусь в большой больничной палате с прозрачными стеклами и определенно дорогой аппаратурой.       ВИП палата? Где родственники взяли деньги на такую роскошь и зачем она вообще?       Что за чертовщина?       Голова кружится, но я все же сажусь и привыкаю к своему состоянию.       Думаю, мне так дерьмово потому, что я очень долго спала, так что переживу.       В моей руке красуется капельница, так что встать с кровати я все же не решаюсь, боясь что-то нарушить.       Почему я в больнице? Что случилось, и куда все подевались?       Становится невыносимо страшно, но я ложусь обратно на подушку и принимаю решение ждать.       Спустя долгих десять, или даже двадцать минут дверь в палату наконец-то открывается, а внутрь заходит высокая, темноволосая девушка лет 12, а с ней брюнет, которого я узнаю даже после смерти.       Логан? Он не уехал? Я ведь вчера проводила его на самолет, выплакав все слезы, на которые способна.       Думаю, именно из-за того, что я рыдала, кожа на моем лице так стянута.       Но кто эта девушка с каштановыми, как у зятя , волосами и большими зелеными как у сестры глазами? Она определенно похожа на мою старшую сестру.       Я не верю своим глазам. -Никки! – восклицает девчонка, буквально швыряя стакан с кофе в руки Логана и подбегая ко мне.       На ее маленьком, худеньком лице с острыми скулами появляется улыбка, а большие глаза с вспыхивают огоньками радости. -Ты вернулась, - девчонка падает на колени перед кроватью, хватая меня за руку и целуя ладонь. Ее глаза на несколько секунд закрываются, а щеки тут же становятся влажными.       Почему эта девчонка с голосом моей племянницы плачет?       Меня пугает ситуация, так что я убираю свою руку от нее и кидаю холодный взгляд на незнакомку. -Никки? – шатенка поднимает на меня свои большие, зеленые заплаканные глаза, в которых тут же появляется непонимание и шок. -Кто вы? – хрипло спрашиваю я, уставившись на нее. – Вы меня пугаете. -Я? – глаза девчонки вновь наполняются слезами. – Никки, ты не узнаешь меня? -Нет, - я качаю головой, отклоняясь от этой эмоциональной особы. – Вы кое-кого мне напоминаете, но я вас не знаю. -Никки, - еле выговаривает та, начиная задыхаться от слез. – Никки, это же я, Сэм.       Прищуриваю глаза, всматриваясь в лицо девушки. Это невозможно, она не может быть Сэм! Может, она какая-то другая Сэм? Что происходит? -Сэм? -Да, - она тянет ко мне руки, но я отстраняюсь. – Я Саманта, твоя племянница. -Невозможно! – громче, чем следовало, произношу я. Голос становится каким-то истерическим писком. – Моей племянницей 9 лет.       Девушка, называющая себя Самантой, громко всхлипывает. -Что последнее ты помнишь? – вдруг, спрашивает Логан, приближаясь к нам на несколько шагов. – Никки? Ты знаешь, кто я? -Ты – Логан Хендерсон , - кидаю на него косой взгляд. Как я могу не знать парня, в которого до безумия влюблена? – И вчера я проводила тебя на самолет, отправляя в тур.       Глаза парня округляются, и он смотрит на меня с неподдельным шоком. -Что? – непонимающе спрашиваю я, чувствуя страх, струящийся по венам. -Это было три года назад, Никки. Ты больше ничего не помнишь?       Чувствую, как воздух покидает легкие. Что, черт возьми? Как такое возможно? Это ведь было вчера, ни днем позже!       Становится еще страшнее, и я еле преодолеваю острое желание сорваться на ноги и убежать прочь. -Значит, она действительно моя племянница? – собравшись с силой, чуть слышно спрашиваю я, глядя на Логана с отчаяньем. Он кивает.       Мне все еще не хочется в это верить, но все же, я протягиваю руку к плачущей девчонке, сжимая ее ладонь и пытаясь успокоить.       Если я правда не помню последних трех лет моей жизни, то она действительно Сэм. И она сильно изменилась.       Маленькая розовощекая малышка стала высокой, красивой и до ужаса бледной шатенкой.       Моя Сэмми всегда была худой, но сейчас…. Казалось, ее может сдуть даже легкий порыв ветра. И эти скулы. Вытянутые, острые скулы просто пугали меня, как и большие глаза, которые ярко выделялись на их фоне.       Мне сразу же захотелось взять большую ложку и накормить ее. Захотелось прижать к себе и согреть, лишь бы увидеть румянец ее щек.       Что, черт возьми, случилось, и почему она так быстро выросла, так поменялась? -Извини, - шепчу я, касаясь щеки малышки и уже окончательно убеждаясь в том, что это действительно она. Так улыбаться сквозь слезы умела только моя Сэмми, я помню.       В палату входит доктор, и я смотрю на него с мольбой. Может он объяснит, почему я ничерта не помню и чувствую себя не в своей тарелке? И почему в груди такое странное чувство… Мне так тяжело, и так пусто, что хочется лезть на стены.       Доктор проверяет мои рефлексы и говорит, что я в порядке. Затем, мы рассказываем ему о проблеме с провалом в памяти, и тридцатилетний блондин с легкой морщинкой между бровей делает заключение: -У вас кратковременная потеря памяти, мисс Хендерсон. Думаю, так ваш организм пытается защититься от полученного стресса. -И как мне вернуть то, что я забыла? -Больше спите, меньше нервничайте и память сама постепенно вернется, - доктор подмигивает мне. – Все будет хорошо. Мы оставим вас на ночь, чтобы понаблюдать за состоянием вашего организма, и если все будет хорошо – к утру вас уже выпишут. -Хорошо, спасибо, - Логан кивает, и они с доктором обмениваются рукопожатием. Затем, блондин в белом халате уходит, вновь оставляя нас. -Никки, ты не хочешь поспать? – чуть слышно спрашивает Сэм.       Опускаю на нее глаза, и внутри все переворачивается, когда вместо двенадцатилетней девчонки я вижу взрослую девушку.       Мне хочется скорее вернуть память и вспомнить сотни причин, почему мы с сестрой не заставляли ее есть и разрешили довести себя до такого состояния.       Может, Сэм выглядит так ужасно только потому, что сильно переволновалась за меня? Но как это может оправдать ее худобу? Черт. -Нет, я хочу все что угодно, но только не спать. Сэм, где родители? Почему вы только вдвоем?       Логан и Саманта тут же переглядываются, и я вижу, каким убитым становится лицо моей племянницы. Она чуть заметно отрицательно качает головой и Логан понимающе кивает в ответ, вздыхая. -Сэм? -Мы… в Нью-Йорке, Никки. А родители дома, в… Лейтонсе, - голос Сэмми тих, и мне, почему-то, кажется, что в эти секунды она признается в каком-то злодеянии, ведь ведет себя неуверенно и растерянно. -Значит, ты все-таки вернулся за мной? – смотрю на Хендерсона с восторгом и приливом счастья, которое струится по венам. Он сделал это. Хендерсон сдержал слово. -Именно, - Логан чуть усмехается, но улыбка выглядит грустной. – Вернулся за тобой. -И что же со мной случилось? Почему я оказалась в больнице? -Ты упала… - опуская глаза, произносит Сэм. -С лестницы, - добавляет Логан, кидая на Сэмми странный взгляд. – Ушиблась, потеряла сознание. Ты чертовски напугала нас, Николь. -Хм… на меня похоже, - соглашаюсь я, ведь это объясняет жуткую боль в ребрах и во всем теле. Они ведут себя странно, но это похоже на правду. -Сэмми, ты сегодня хоть что-то ела? – перевожу тему и избегаю неловкой тишины в палате. – И причесывалась? Выглядишь так, словно с войны вернулась.       Сэм резко меняется в лице, а ее глаза становятся огромными, ошеломленными. -Я… Да, ела. -Эй, я не хотела тебя обидеть, - понимая, что ляпнула лишнего, я тут же прошу прощения. – Извини. -Все нормально, - Сэм натянуто усмехается. – Ты права, мне стоит привести себя в порядок. -Сэм… - Логан опять слишком странно и сочувственно смотрит на нее, но та усмехается сквозь слезы в глазах и говорит, что все действительно в порядке.       Когда Саманта стала такой легко уязвимой? Да, я сделала замечание на счет ее внешнего вида, но разве это повод для слез?       Неловкую ситуацию прерывает медсестра, которая входит с улыбкой на лице в палату. После расспросов о моем самочувствии, она говорит, что я должна еще поспать и вводит в мою капельницу какой-то препарат.       Мир медленно превращается в дымку, пока я пытаюсь из последних сил говорить с Сэмми, и извинятся за свое поведение. Она перестает плакать, но выглядит грустной и это меня убивает.       Я так и засыпаю, отпечатывая в памяти грустное, вытянутое лицо моей племянницы. И вот, стояло закрыть глаза – это происходит вновь. Разве возможно, чтобы сонный паралич теперь преследовал меня каждый раз, когда я зыкрываю глаза?       Мои уши все слышат, но телом я не могу шевельнуть. И на этот раз мне даже слегка страшно.       Может, все дело в препаратах, которыми меня пичкают? Или же я просто сошла с ума? У меня отшибло половину мозгов, я не могу нормально спать. Сумасшествие все объясняет. -Сэм, - слышу я шепот, и представляю Логана и Сэм, сидящих на маленьком диванчике напротив моей больничной кровати. – Может, я, все таки, отвезу тебя домой? Ты не спала с того момента, как мы покинули… -Нет, Логан, - девчонка нервно его перебивает. – Я никуда не уйду, и буду здесь до последнего. -Но.. -Прошу, просто... Просто давай не будем об этом говорить. Я остаюсь, на этом поставим точку.       Ох, представляю, как раздражен сейчас Логан. Он ведь буквально умоляет ее, но девчонка постоянно отказывает, показывая свой характер. Теперь я определенно удостоверяюсь, что это и правда Саманта, которая демонстрирует унаследованные от Джо черты. -Она смотрит на меня, как на чужого человека, - спустя несколько минут, нарушает тишину малышка. Ее голос дрожит и выдает слезы, которые, скорее всего, застыли в глазах. -Это нормально, Сэм. Никки ничего не помнит. -Знаешь, я даже рада этому. Я рада, что она ничерта не помнит, и, если честно, то я молюсь о том, чтобы Никки ничего не вспомнила. Никогда. -Сэм… -Я просто хочу все забыть, - шепчет девчонка, хлюпая носом. – Ведь если я не смогу этого сделать, то просто не знаю, как мне дальше жить. -Эй, иди сюда, - даю гарантию, Хендерсон сейчас обнял мою маленькую, такую беззащитную и, как я понимаю, чем-то раненую птичку Сэмми. – Все будет хорошо, мы со всем справимся. Сэмми ничего не отвечает. Все, что слышится долгих следующих несколько минут, это её то спадающий, то нарастающий плач, от которого сердце обливается кровью.       Что же такого случилось? Что Саманта так отчаянно хочет забыть из того, что забыла я? Что, черт возьми, сучилось за эти три года? Планета сошла с орбиты? Началась третья мировая война? Что?       Тону в собственных мыслях, настолько погружаясь в себя, что вновь засыпаю. Затем, открываю глаза от того, что кто-то сжимает мою руку.       Сама не понимаю почему, но я перепугано шарахаюсь, подпрыгивая. Сердце ускоряет биение, а в ушах шумит.       Это так странно и кажется таким… Привычным. Словно я часто так делала в последнее время. Я часто всего боялась. -Эй, тише, малыш, - златовласка сжимает мою руку, пытаясь меня успокоить. – Прости, я не хотела тебя будить.       Несколько раз моргаю, прежде чем взять себя в руки и рассмотреть блондинку.       Я тут же узнаю эти длинные, густые волосы, которые струятся золотыми локонами до лопаток, узнаю милое лицо и такую потрясающую улыбку, которая с первых секунд согревает – это моя лучшая подруга Алекса.       Алекса Вега. -Ты узнаешь меня? – осторожно спрашивает блондинка, расплываясь в улыбке. -Тебя невозможно забыть, - усмехаясь, произношу я. -Я так за тебя волновалась, - Лекс склоняется и обнимает меня, наплевав на капельницы и прочие обстоятельства, которые уменьшали комфорт. – И так скучала.       На лице красавицы проступают слезы, и это настораживает, но я не подаю вида. Все кажется слишком странным из-за того, что я не помню три года своей жизни.        Незнание, кстати, очень пугает. -Думаю, я тоже по тебе скучала, - пытаюсь выкрутиться я. – Но не помню этого.       С губ подруги срывается нервный смешок. -Мы просто долго не виделись, жили в разных городах, - объясняет Вега. – Но как только я услышала о том, что ты попала в больницу – тут же примчалась.       Всматриваюсь в лицо подруги и понимаю, что она тоже чертовски изменилась.       Ее милые черты стали более женственными, она очень повзрослела с момента моего последнего воспоминания о ней. И эти изменинея даже пошли ей на пользу.       Алекса всегда была самой красивой девушкой, которую я знала, но сейчас.… Сейчас она походила на прекрасную богиню красоты. Идеальная. -Это на тебя похоже, - я чуть усмехаюсь, чувствуя легкое головокружение и головную, которая взялась из неоткуда. – Лекс, а где все? -Сэмми вышла куда-то с Хендерсоном, а я пробралась к тебе, пока никто не видел. Просто не смогла ждать в коридоре. -Ты никогда не умела ждать, - я подмигиваю подруге и та улыбается краешками губ. -Возможно.       Дверь тихо отворяется, и я поднимаю голову, чтобы увидеть, кто пришел. - Никки! – слышу я протяжный, такой громкий вопль девушки, которая застыла у дверей. – Боже, ты жива!       Она прижимает ладонь ко рту, пытаясь сдержать потоки слез. Боже, почему все плачут? Что такого случилось? Ну упала я с лестницы, разве это повод рыдать?       Шатенка еще несколько секунд стоит у дверей, пока я прихожу в себя от увиденного. И все таки, три года – это огромный срок, который несет в себе величайшие изменения.       Такая знакомая миловидная девчушка вроде как выглядит так по родному, она все еще прекрасно выглядит, а ее волосы прямые и спадают по плечи.… Но…       Я вижу ее большой, даже огромный живот и это шокирует меня.       Моя Эрин– беременна? Я определенно должна вспомнить все, что пропустила!       Эрин наконец-то решается ко мне подойти и Лекс уступает ей место рядом со мной, разрешая поприветствовать. Шатенка крепко обнимает меня, целуя в щеки и всхлипывая по непонятной причине. -Как же я соскучилась! – шепчет беременяша, отстраняясь. – Прости, я просто… Я не могу сдерживать эмоций. -Ты беременна! – все, что могу произнести я, находясь в состоянии шока. – Эрин! -Да, - она вытирает ладошками слезы, и я замечаю на правой руке девчонки тоненькое золотое кольцо. – Уже на седьмом месяце. -И ты замужем! – мои глаза расширяются по максимуму. – Боже, почините мой жесткий диск! Кто этот «несчастный»? -Его зовут Нилл, - голос Эрин наполнен любовью и заботой. Боже, да она правда его любит! – Он бизнесмен. И мы очень счастливы в браке. - Эр, я безумно за тебя рада, - признаюсь я, аккуратно садясь и обнимая подругу. – Ты заслуживаешь счастья. -Ага, - Эрин вздыхает, становясь вновь грустной. -Что-то не так? – моя бровь подпрыгивает вверх в удивлении. -Все нормально, - глаза Эрин вновь наполнились слезами. – Просто.… Глядя на тебя, я тут же вспоминаю Эйдана. Мне безумно хочется узнать, как он, жив ли он… Никки, он жив?       Эйдан.       Услышав это имя, меня словно пронзило током. Такое странное, даже неприятное ощущение…       Я тут же схватилась за голову, ведь боль в висках усилилась. Захотелось кричать, но я стиснула зубы и терпела, пока подруги что-то пищали о том, в порядке ли я, позвать ли врача.       Все это длилось несколько секунд, но их хватило на то, чтобы в моей голове сквозь боль вырисовалась странная картинка:       Я увидела длинный перрон, заполненный людьми в форме. Все суетились, куда-то бежали, плакали и даже кричали.       Мое сердце бешено колотилось, я что-то искала глазами в толпе. Волнуюсь, паникую, пытаюсь не рыдать и рыскаю глазами по перрону. Затем, я вижу знакомые глаза, подбегаю к парню в форме и мы обнимаемся с ним так, словно можем больше никогда друг друга не увидеть.       Он не знает что сказать, а я говорю, что и не нужны слова.       Опять обнимаемся, и он шепчет слова, которые рвут мое сердце на части:       «Как хорошо, что Эрин… Что она далеко отсюда, за пределами всего этого ужаса. Это единственное, что меня тешит. С ней ведь все будет хорошо, верно?»       Задыхаюсь от этой картинки, пока глаза затягивает пеленой слез.       Эйдан, это он. И мы с ним прощаемся, прощаемся так искренне, словно он уходит куда-то безвозвратно.       Я прошу его беречь себя, а он просит от меня того же взамен. Натянуто улыбается. Его фальшивая улыбка, которую он изображает только ради меня, становится последним всплывшим кадром в голове.       Что это, черт возьми, было? Такое не может быть правдой, нет! Это просто воздействие моих лекарств! Может, в болеутоляющем есть наркотик? -Я в порядке, - хватая Эрин за руку, шепчу я. – Не надо докторов. -Что с тобой? – Алекса садится на корточки рядом, взяв за вторую руку. – Тебе больно?       Малыш, может я действительно позову врача? -Не говори со мной как с ребенком, - я наконец-то окончательно прихожу в себя и закатываю глаза. – Все в порядке. -Ты словно уходила в себя на секунд пять, - лицо Эрин выглядит действительно взволнованным. – Это не нормально. -Нормально, - Алекса корчит недовольную мордашку. – Учитывая то, что у Никки амнезия. -ЧТО? – глаза второй подруги расширяются, и она с шоком смотрит на блондинку. - Откуда ты знаешь? Почему ты мне сразу не сказала? -Я разговаривала с Логаном, - слишком уж недовольно отвечает Алекса, и я чувствую холод, который царит между ними. – И не кричать же мне в рупор о таком. -Боже, что за кошка между вами пробежала? – я пытаюсь привлечь внимание к себе, но они продолжают с холодом смотреть друг на друга. -Ты могла хотя бы намекнуть, - Эрин злиться, сжимая мою руку. – Я ведь ничего не знаю. Мне позвонил Кендалл и сказал, что Никки в больнице. -Эй, хватит! – восклицаю я, махнув рукой. – Прекратите, немедленно. Что, черт возьми, между вами случилось? -Разошлись во мнениях, - бурчит в ответ Алекса, возвращая взгляд ко мне и смягчаясь. – Извини, мы больше не будем. По крайней мере, не при тебе. -Боже, - я вздыхаю, почему-то понимая, что чтобы между ними не произошло – это, скорее всего, пустяк. – Погодите денек, я наберусь сил и прочищу вам мозги.       Алекса и Эрин переглядываются, и я вижу в их глаза очередной легкий проблеск слез. Почему все плачут, что я говорю не так? Эти печальные взгляды уже выбешивают, мягко говоря.       Я уже хотела что-то буркнуть о том, что все сегодня слишком странные и меня бесит то, что я ничего не помню, но в палату вошла медсестра, которая деликатно попросила моих подруг удалиться и дать мне отдохнуть.       Если честно, то я была этому даже рада. Слишком много информации и перебор непоняток, от которых жутко разболелась голова.       Я безумно люблю своих подруг, но сегодня их эмоции вызвали только головную боль и странную картинку в голове.       Я не чувствую себя настолько здоровой, чтобы вынести весь этот бред.       Слишком многое в этом дне выглядит странно, и это только прибавляет дровишек в костер непоняток.       Больше всего сейчас мне хотелось вернуть свою память, чтобы сложить пазл воедино и заполнить все пустые промежутки.       Лекс и Эр вновь пустили слезу, прощаясь со мной и обещая, что они завтра зайдут. Когда они наконец-то ушли, я облегченно вздохнула, не желая даже думать о том, какая кошка между ними пробежалась.       Разберусь, когда выпишусь отсюда. А пока я хочу, чтобы головная боль ушла.       Не знаю, сколько минут я смотрю в потолок, но Хендерсон и Сэмми возвращаются, составляя мне компанию.       Мы даже не говорили, а просто смотрели телевизор, пока я не отключилась.       Шум в голове и боль в каждой клеточке тела истощали до придела, и я не могла ничего с собой сделать.       Резко подскакиваю, чуть не вырывая с руки капельницу, и тут же скулю от боли.       Меня пробудил громкий, страшный хлопок за окном, после которого сирены автомобилей тут же все как одна завыли.       Воздух покидает легкие, горло что-то сжимает, а ком подходит к горлу.       Паническая атака. Я не могу думать, все звуки превращаются в отдаленный шум, а сердце вылетает из груди.       Это был такой звук…. Я понимала, что, возможно, это просто кто-то кинул петарду за окном или же у машины выстрелила шина, но… Он перевернул все внутри меня, превращая спокойствие в ужас и страх.       Сама не понимаю, в какой момент это случается, но я опускаю глаза на свои руки и тут же замираю.       Мои ладони покрыты чем-то густым, липким и ядовито-красным от кончиков пальцев и до самого запястья.       Красная жидкость медленно сползает все ниже, порой капая на больничное одеяло и оставляя по себе пятна.       Наконец-то, сквозь заглушивший все чувства страх, я понимаю, что мои руки в крови, которая стекает с них на постель. -Боже мой, - выдыхаю я, тут же пытаясь вытереть кровь. – Боже, о боже…       Руки все так же грязные, как бы я их не терла в истерике об проклятое одеяло.       В панике и всепоглощающей истерике, я вскакиваю на ноги, которые безумно болят, выдергиваю с руки капельницу и бегу в уборную.       Включаю струю воды, но даже та не смывает с них кровь. Я впиваюсь в кожу ногтями, пытаясь смыть эту проклятую жидкость, но ничего не выходит.       Стоп, нет. Это не правда. У меня нет крови, это просто сон. Я должна проснуться, ведь кровь на руках не появляется из неоткуда.       Это сон. Просто сон, ужасный сон. Издевательство моего мозга.       Я сплю.       Да.       Делаю глубокий вдох, затем выдыхаю, закрывая глаза.       Это все не правда.       Вдох, выдох.       Просто сон.       Делаю еще один глубокий вдох и открываю глаза, встречаясь со своим перепуганным, измученным и покалеченным отражением в зеркале.       Я должна была бы проснуться, но этого не происходит.       Ладно.       Набираюсь смелости и опускаю взгляд на руки, которые…. Идеально чистые.       Единственное, что смущает – следы моих ногтей, которые появились после того, как я пыталась в истерике содрать ногтями с себя кровь.       Рассматриваю руки, поворачивая их на тыльную сторону.       Затем, происходит что-то странное, что заставляет меня в прямом смысле почувствовать каждый удар сердца: глаза фокусируются на маленьком, металлическом изделии на безымянном пальце моей правой руки. -Я сделал это сам, - раздается голос в моей голове. – И уже довольно давно. Просто все никак не было возможности отдать его тебе.       Этот знакомый, даже родной голос пугает меня и я трясу головой, лишь бы прогнать его, но…. Все стало только хуже.       Пред глазами появилась картинка: я, мой лучший друг, разваленный мост, возле которого мы сидим, большая, родная река и это… это кольцо в его большой потертой ладони. Колечко, маленькое колечко ручной работы с узелком вместо камушка – оно в один миг меняет все.       Наш узелок дружбы, как я его назвала, превращается в узелок вечной клятвы. Я говорю ему «да» и он расплывается в улыбке, после чего надевает эту кроху на мой палец.       МЫ ОБРУЧИЛИСЬ? Хотя, это выглядит скорее как полноценный брак, который опечатан в наших сердцах.       Поцелуй. Я вспоминаю его губы, его улыбки и смех. Затем, я вспоминаю как сидела над Лиамом в какой-то старой больнице.       За долю секунд тысячи картинок мелькают у меня в голове, заставляя все поплыть перед глазами.       Хватаюсь за раковину, пытаясь не упасть.       Воспоминания, пробужденные маленьким узелком на моем пальце, пульсируют в голове, заставляя дыхание сбиться.       Пустота заполняется картинками, которые я не хочу видеть. Романтичный, красивый момент переходит в трагедию, которая словно вырывает сердце из груди.       Все начинается с отъезда Логана, продолжается моим совместным проживанием с Лиамом и… переходит в... ВОЙНУ?       Хватаюсь за живот, пытаясь хоть как-то остановить резко появившуюся в нем боль.       Где-то глубоко внутри я понимаю, что она не физическая, но картинки занимают весь мой разум.       Сэмми, бомбардировка, рана, госпиталь, медсестринство, военные действия и вечный страх, письма, смерть Джо, смерть Мэтта, смерть тысяч солдат на моих руках, голод, возвращение Лиама и Эйдана, наши вспыхнувшие чувства, обручение, все эти поцелуи и неправильная, запретная, но такая реальная любовь, смерть… сестры, смерть Дина Винчестера, плен, холод, побои, боль, «список смертников», смерть Джинн, мой крик, руки в крови Джин, истерика, нестерпимая боль, спасение, ЛОГАН, последний закат с Хемсвортом и… его уход.       Информация. Ее слишком много. Слишком для одного раза.       Хватаюсь за голову, пытаясь не сойти с ума.       Мир уходит из-под ног, все едет, притяжения больше нет.       Я почти падаю, но хватаюсь руками за стены и сама не понимаю, как возвращаюсь в палату.       Нет, это все вранье или научный эксперимент? Что эти врачи ввели мне? Что это за хрень? Все это не может быть правдой!       Где мои родственники? Почему они не здесь?       ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. НЕТ. Я ГОВОРЮ НЕТ!       ЭТО НЕ ПРАВДА!       Говорят, психологическая боль происходит в сердце, но.… Сейчас болит каждая клеточка моего тела. Мне так больно, что я больше не могу стоять.       Истерика, которая приходит после неверия и отрицания, заставляет меня делать странные вещи: вместо того, чтобы сесть на кровать, как нормальный человек, я забиваюсь в угол палаты, подхватывая под себя коленки и обнимая их руками.       С губ срывается какой-то странный вой, который больше похож на отчаянный, наполненный болью крик.       Количество слез – размером с океан. Количество боли – целая вселенная.       Количество воздуха – он отсутствует, как мне кажется.       Разве каждая картинка в моей голове – реальность?       Я просто задыхаюсь, мне хочется вырвать из груди сердце, которое, кажется, начало отмирать.       Боль, такая невыносимая боль в груди. Я просто не могу дышать, не могу думать и не могу даже кричать.       Все что остается – захлебываться слезами, которые подобно кислоте обжигают мое лицо горячими потоками.       Я чувствую, как что-то внутри сломанное еще за долго до этого окончательно ломается. Я сломана. Я сломана. Я не могу. Больше не могу. Воздух, мне нужен хоть глоток воздуха. Я не могу дышать.       Агония смешивается со слезами и моим немым криком, пока я сижу, забившись в угол у стены, и рыдаю.       Единственное, о чем я сейчас мечтаю – моя амнезия.       Верните мне ее, умоляю. Остановите эту боль, пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА.       Я помню все, помню каждую деталь. Помню каждое извещение о смерти, помню каждый взрыв, каждую рану и все частички боли, которые случились за эти три года и за период… войны.       И это… настолько невыносимо, что не найдется ни одного слова, которое смогло бы описать все то отчаянье, которое я ощущаю.       Почти все люди, которых я любила – мертвы.       Сестра. Джо. Вирджиния. Мистер Винчестер . Даже Мэтт, черт возьми.       Каждая следующая секунда становится хуже предыдущей, мир рушиться.       Мои руки трясутся, пока я прижимаю их к груди так сильно, что, кажется, могу проломать свою грудную клетку.       Я не хочу помнить, нет. Нет, я не могу. Я не хочу знать, что они мертвы. Не хочу знать, что Джо погиб в бою, а сердце сестры остановила свинцовая пуля. Я не хочу, не хочу знать, что мы с Сэмми осиротели. Не хочу помнить, как застывают глаза Мэтта Далласа, не хочу помнить свой вой на его груди.       Сотрите этот чертов жесткий диск в моей голове, хватит! Боль, ее столько, что меня разрывает изнутри.       Я не хочу помнить, как на полу лежит окровавленный Дин Винчестер, не хочу помнить визг Саманты.       Нет, удалите это. Заберите. Просто вырежьте мне кусок мозга с этой информацией, прошу.       Я слышу свист пули, которая вонзается в Виржинию, и слышу свой крик, чувствую агонию. Сотрите это, сотрите… -Никки! – слышу я крик, но даже не поднимаю глаза.       Спустя несколько секунд кто-то приземляется рядом со мной на колени и хватает меня, затем встряхивает и заставляет поднять на него глаза.       Сквозь размытую пелену слез в глазах я узнаю перекошенное страхом лицо Логана. Парень обхватывает меня за лицо и начинает что-то лепетать, но я даже не слушаю его, а просто смотрю сквозь Хендерсона и тону. -Никки! – уже в который раз кричит Логан, пытаясь привести меня в чувства. -Ты лгал мне, - все, что срывается у меня с губ загробным тоном. – Вы все лгали. Я не падала с лестницы, я не… Я…. -Мы хотели защитить тебя, - с болью в голосе оправдывается парень.       Я убираю его руки со своего лица и теснее прижимаюсь к стенке, не в силах себя контролировать.       Это похоже на то, что я сошла с ума.… Но разве в такие минуты, возможно, не тронуться умом? Как бороться с болью, которая заполнила каждую молекулу твоего организма и разъедает тебя? -Я все помню, Логан, - плачу я, впиваясь ногтями в плитку на стене. – Я помню каждую минуту, каждую мелочь. -Никки… -Все кого я любила – мертвы! – восклицаю я. – Мои родственники мертвы! -Не говори так! – с осуждением восклицает Логан. – Ты должна быть сильной, ты должна бороться! Ради Саманты! -НО Я НЕ МОГУ! – срывается визг с моих губ. – Не могу! Я НЕ ХОЧУ! - Не сдавайся, Никки! – Логан тянется ко мне руками, но я в истерике отталкиваю его. – Вспомни, ради чего ты держалась до этого! -Мне так больно, - плачу я, не слушая Хендерсона . – Останови это, прошу тебя. Прошу, останови боль.… Я этого не выдержу! - Даже не смей так говорить! – восклицает техасец, хватая меня за руку и сжимая ее, пытаясь напомнить мне, что он со мной и он рядом. – Не смей даже думать, что ты не справишься! -Даже он ушел, Логан, - всхлипываю я, и меня начинает колотить от воспоминаний. – Он ушел, он оставил меня! -Он хотел дать тебе жизнь, которой ты заслуживаешь! -Нет, он просто ушел, он сломал все, что еще было исправно во мне. Он ушел, Логан. У меня больше никого не осталось… Я не…. Не могу.… У меня больше никого нет. Я так устала терять людей. -У тебя есть я, - тут же произносит Хендерсон , и я застываю на несколько секунд. – И я здесь, с тобой. И у тебя есть девочка, чья жизнь так же сломана, как и твоя. Кто о ней позаботится, если ты сдашься?       Его слова причиняют не только боль, но и напоминают мне о том, что я обещала себе держаться. Держаться ради Сэм. У нее тоже больше никого нет. -Я не могу дышать, Логан, - шепчу я. – Не могу…       Он молчит, но его действия говорят больше, чем можно было бы выразить словами. Хендерсон силой обхватывает меня, бьющуюся в истерике, руками и притягивает к своей груди.       Я начинаю плакать, а с губ постоянно срываются такие болезненные вои, что сам Логан содрогается, а его голос надрывается.       Он что-то шепчет мне о том, что мы справимся, что он поможет, что я сильная и гладит меня по волосам.       Иногда, лучший способ помочь – просто быть рядом. И он делал все, что было в его силах, хоть это и не унимало боль.       Она излизывала тело языками пламени и испепеляла душу.       Боль выжигала остатки живого во мне, превращая все в пульсирующую пустоту.       Мне плохо, но это не та болезнь, которую может унять укол врача. В груди становилось пусто, остатки меня превращались в кровавую боль.       Я чувствовала себя так.… Словно мне вырвали сердце.       Горе поглотило меня, подчиняя своей власти и цепляясь в душу клешнями.       Горе – это цена, которую мы платим за любовь. И сейчас я чувствую, какой немыслимой ценой обладают чувства, ведь горе невыносимо.       Все что у меня осталось – это горстка воспоминаний в моей искалеченной памяти. Память – все, что связывает меня с людьми, которых я любила…       И я не знаю, где найти в себе силы, которые помогут мне двигаться дальше или хотя бы помогут перестать рыдать в агонии…. Я просто не знаю, как мне жить дальше и за что ухватиться. -Идем обратно в постель, - чуть слышно шепнул Логан, поднимая меня как тряпичную куклу. Парень, даже не дождавшись моего ответа, отнес мое истощенное, исплакавшееся и изболевшееся тело в постель, укрывая одеялом и садясь рядом.       Не знаю, в какой именно момент я перестала рыдать со всхлипами, но когда он наступил – ручьи со щек не исчезли.       Я думала, так бывает только в фильмах – ты, как кажется, бесконечно долго смотришь в одну точку на стене, пока по твоему лицу тихо струятся слезы. Но все это было реальностью, которая убивала.       Реальностью, в которой не было смысла до тех минут, пока вдруг я не ощутила тепло чьей-то руки в своей заледеневшей ладони.       Он рядом, Логан ни на шаг не уходил. Он теплый, и он… Он такой живой. Такой же живой, как и разбитая вдребезги фарфоровая куколка по имени Сэм.       Я обещала сестре, что буду заботиться о ней.       В моей голове четко звучали сестренкины слова, которые она проплакала в мою трубку, когда началась война. Они повторяли мне, что у моей племянницы больше никого нет, и я должна заботиться о ней. Я должна ее оберегать, ведь теперь я главная. И у меня нет права оставлять ее одну.       И мне нужно найти силы, чтобы.… Чтобы просто быть для нее всеми. Быть за мать, быть за отца, быть за друга и опору. Я должна, но я не знаю как…. Как начать жить дальше. И вряд ли когда-нибудь я смогу это сделать.       Дверь палаты тихо открылась, пропуская внутрь маленькую фарфоровую куклу, которая тут же застыла в пороге, изучая меня глазами.       Подняв глаза, я замерла, вглядываясь в ее измученное, худенькое лицо, обтянутое тонкой, почти прозрачной кожей.       Я вдруг заметила, сколько боли в ее глазах. Увидела, что она такая же сумасшедшая, как и я.       Ее глаза сверкнули неведомым мне раньше огнем, затем они тут же наполнились слезами, которые объяснили все: она поняла. Поняла, что я все помню. И ей это так же тяжело, как и мне. -Ты… - чуть слышно произнесла девчонка. – Ты помнишь.       Киваю, чувствуя очередной поток слез, которые заструились по лицу. -Все, до последней мелочи.       Сэм шумно сглатывает и тут же кидается ко мне. Затем, она обнимает меня так сильно, что становится нечем дышать.       Мне больно, но я только сжимаю ее в ответ, зарываясь носом в ее тонкие, измученные волосы. -Прости меня, - шепчу я, извиняясь за свое поведение во время амнезии. – Прости. -Ничего, - с ее губ срывается истерический смешок.       Объятия затягиваются, но мы наконец-то находим в себе силы отстраниться.       Она вытирает слезы лицевой стороной ладошек, пока я рассматриваю ее сквозь пелену слез и думаю о том, что она не все знает.       Как мне сказать ей о том, что Сэмми – сирота? Как сказать и так разбитому человеку то, что может добить его окончательно? -Как ты себя чувствуешь? – интересуется моя малышка, прерывая мои горькие раздумья, из-за которых я еще сильнее расплакалась. -Не знаю, - признаюсь я, вытирая слезы и пытаясь усмехнуться ради Саманты. – Я как-то…. Никак. И я не знаю, как выключаются эти чертовы слезы.       Сэм чуть усмехается, пока ее рука бережно берет мою ладонь. Сэм прижимает мою руку к своей щеке, словно она это что-то бесценное. -Ищи выключатель, - шепчет Саманта. – Ведь нам нужно думать, как вернуться к моей маме.       Мои глаза тут же расширяются, пока в сердце словно всаживают старый ржавый кинжал. -Мы не можем оставить ее там. Она все, что у нас осталось.       Кинжал прокручивается, рана кровоточит.       Перемещаю свой безумный взгляд на Логана, который с болью и пониманием смотрит на меня, поджимая губы. Даже его поза в кресле кажется такой... такой печальной и до невыносимости грустной. -Логан сказал, что поможет нам, - с надеждой и благоговением в голосе произнесла малышка, кидая на Хендерсона благодарный взгляд. – Он просто необыкновенный человек. -Самый лучший, - дрожащим голосом произношу я, смахивая чертову соленую воду с лица.       Хендерсон натянуто усмехается, но ничего не успевает ответить, ведь раздается звонок его телефона. -Да, слушаю, - тут же деловито отвечает парень. – Палата номер 41. Да, вас пропустят, у меня договоренность с врачом. -Кто звонил? – Сэм разговаривает с Лонаном так, словно он ее старый друг, и меня это слегка удивляет. -Сейчас сама увидишь. -Логан, ты и так слишком много для нас делаешь… -Это просто мелочь, Сэмми. Пустяк для меня, но важно для вас.       Тихий скрип, который заставляет нас всех прильнуть глазами к дверям и затихнуть. Сердце пропускает один удар, когда я встречаюсь с таким знакомым, родным взглядом, который уже так привычно наполнен болью.       Я ожидала увидеть в дверях кого угодно, но только не этого человека. -Ба…бушка? – не веря своим глазам, шепчет Сэм.       Бабушка кивает, поджимая губы и пытаясь не заплакать от увиденной картины.       Наверное, мы действительно выглядим ужасно, вместив в себя все последствия войны. -Я думала, что больше никогда вас не увижу, - бабушкин голос выдавал всё ее переживание. – Мои малышки, мои девочки.       Ее теплые руки обнимают нас, заставляя плакать от непонятных болезненных чувств. Глаза страшно щиплет, но я не могу перестать плакать. -Мои маленькие, - бабушка то и дело, целует нас поочередно, прижимая к себе и плача вместе со своими внучатами. – Мои любимые, мои родные.       Когда мы наконец-то немного успокаиваемся, бабушка начинает разговор, благодаря Логана за то, что он разыскал ее и помог вновь обрести, цитирую, «своих ангелочков».       Иногда совсем нелепая случайность может стать настоящей радостью. Так случилось и с небольшой, уцелевшей частичкой моей семьи: бабушка, дедушка, тетя Энн, ее муж и их две малышки-дочки отправились в гости к дальним родственникам на несколько недель, и это спасло им жизнь.       Они уехали, но назад уже было некуда возвращаться. И это дало им шанс жить, а не… погибнуть. -Ваша тетя не смогла приехать из-за отсутствия рейсов, но завтра она будет здесь, - бабушка поправила прядь моих волосы, бережно закладывая их за ухо. – Она была неописуемо счастлива узнать, что вы целы.       Бабушкин жест напоминает мне маму, сестру, и я застываю, сжав челюсть до боли. -А дедушка? – с опасением спрашивает Сэмми. – Он… жив? -Да, милая, с ним все хорошо. Дедушка тоже прибудет завтра, ведь ему не хватило билета. -Слава Богу, - выдыхает Саманта, чуть расслабляясь. – Ведь я больше не вынесу, если потеряю кого-то. У меня совсем не осталось сил.       Бабушка несколько секунд колеблется, не решаясь спросить, но когда она спрашивает о наболевшем, то я вижу, сколько надежды в ее глазах. Надежды, которая через несколько секунд разобьется в дребезги. -А…. Кто-то еще жив?       Мы с Сэм переглядываемся, обмениваясь изболевшимися взглядами. -Джо? -Нет, - хриплю я. – Джо мертв. -А… может кто-то из знакомых? Из города? Может, мой брат Николас? А дедушкины родственники?       Отрицательно качаю головой, утопая в больших, шокированных глазах бабушки, в которых боль перемешивалась со скорбью. Она спрашивала обо всем, лишь бы не спросить о самом тяжелом. -Может хоть кто-то?       Мы с Сэм одновременно отрицательно качаем головой.       И вот, наступает момент того самого сокровенного и самого болезненного вопроса для всех нас во вселенной: -А Мелисса? Моя Мелисса? Она жива?       Бабушки взор обращен ко мне, и я… Я… Я просто опускаю глаза. -Никки? – бабушка ждет ответ.       Медленно качаю головой, поджимая губы.       Бабушка тут же прижимает руки к лицу, чтобы закрыть ими глаза, в которых ломается вселенная – она узнала о смерти своего ребенка. -Никки? – восклицает Сэм. – Что это значит?       Я молчу, не решаясь поднять глаза, пока боль разъедает каждую клеточку моего тела. -Никки, ты ведь шутишь? – Саманта хватает меня за руки, встряхивая. – Николь!       В ушах начинает шуметь, а и так ускоренный пульс становится просто бешеным. -Никки! – взвизгивает Сэм. – Как ты можешь такое утверждать? -Я… - наконец-то признание срывается с моих дрожащих и заикающихся губ. – Вечером, перед тем, как мы… попали в плен, получила черный конверт. -Нет! – Сэм тут же спрыгнула с кушетки, прижимая руки к лицу. – Нет, не смей, слышишь! Не говори это! -Ее больше нет, Сэм, - всхлипываю я, наконец-то поднимая глаза. -Нет, Кейт, ты.… Это не может быть! Ты врешь! -Прости меня. -Это не правда! – Саманта переходит на крик. – Она не могла! Нет, ты врешь!       Логан пытается прижать малышку к себе, но так отталкивает его, сверля меня безумным взглядом. -Мне очень жаль, Сэм! – шепчу я, теряя все остатки голоса. -Как ты могла не сказать мне? – боль фарфоровой куклы превращается в злость. – Почему ты не сказала мне? Как ты могла? -Прости…. -Я… Моя мама мертва, а ты мне ничего не сказала! Ты.… Как ты… -Сэм… -Я не хочу тебя видеть, - отрезает Сэмми. – Как ты могла! Ненавижу тебя, ты… -Сэмми! Прошу, послушай.. -Иди к черту, - обозленная, охваченная агонией, Саманта резко разворачивается и покидает палату, хлопнув дверцей. -Я догоню ее, - бабушка поднимается на ноги, переступая через собственные чувства, после чего целует меня в лоб и покидает палату. -Ты ведь не воспринимаешь слов Сэмми всерьез? – Логан садится на место бабушки, покидая свое уютное кресло, и берет меня за руку. – Правда?       Киваю, соглашаясь с ним. Как бы мне не было плохо, я все еще не потеряла способность мыслить, так что прекрасно понимаю, что это всего была вспышка боли. Немыслимой, невыносимой боли, которую она почувствовала. -Логан, - дрожащим голосом произношу я, поднимая на парня глаза, застеленные пеленой слез. -Да? -Не нужно всего этого, ты и так достаточно сделал, - моя ладонь выскальзывает из его руки. – Иди домой и отдохни. -Я никуда не пойду, - тут же отвечает тот. Парень насупливается, а его брови недовольно сходятся на переносице. -Пожалуйста, - чертова дрожь превращает мой голос во что-то тихое, наполненное болью и еле слышное, но я ничего не могу с собой поделать. – Уходи. Я хочу побыть одна. -Но… -Пожалуйста, оставь меня. Прошу…       Хендерсон несколько секунд колеблется, а затем вздыхает и кидает на меня опечаленный взгляд. -Ладно, - он чуть усмехается, пытаясь меня подбодрить. – Если ты этого хочешь. Но пообещай мне, что не будешь делать глупостей. -Обещаю.       Логан повторно вздыхает, затем склоняется и целует меня в лоб. В этом жесте столько боли, столько печали и несказанных слов, что мне становится еще хуже.       Только бы не завыть как волку до его ухода. Боже, как же это вынести.       Натянутая улыбка, после чего несколько шагов и хлопок двери. Наступает тишина.       Ядовитая, жгучая тишина, которая, как кажется, разрывает мое сердце на молекулы. Вдох, выдох, изучение стены глазами.       Я прокручиваю в голове воспоминания, которые начинают убивать меня. Каждая секунда становится хуже предыдущей, а истерика начинает овладевать мной.       Иногда кажется, что лучше было бы умереть. Это ведь такой легкий вариант!       Ты просто умираешь, и на этом твои страдания заканчиваются. Жить гораздо труднее, чем умереть.       Почему к некоторым людям Бог милосерден, а ко мне он жесток? Почему он наградил меня такими страданиями? Чем я провинилась в прошлой жизни? За что все это горе свалилось на мои плечи?       Или, может, Бога просто не существует, как я и пыталась убеждать себя всю свою взрослую жизнь?       Если бы Бог был, он бы дал мне хотя бы… Возможность попрощаться.       Я ведь даже не знаю, где именно схоронили моих родственников. Я даже не успела сказать им, что люблю их больше всего на свете, не успела обнять. Я даже не успела сказать «прощай».       Когда-то похороны казались мне пыткой, но сейчас я понимаю, что их отсутствие это еще хуже.       Хуже всего понимать, что ты даже не смог проводить самых близких на свете людей в последний путь.       Слезы полились очередным ручьем с моих глаз, когда я углубилась в мысли.       Громкую тишину сменил мой плач в подушку и горькие, несчастные завывания.       Завывания, в которых выливалась вся боль и вся степень моего горя.       Глупо, но больше всего на свете мне хотелось сейчас прижаться к сестре и рассказать ей обо всем, что так невыносимо.       Но у меня больше нет сестры, как и нет зятя.       Но даже мой плач не мог длиться вечно.       Рано или поздно, к каждому страждущему приходит спасительная пустота.       Это такой момент, когда ты просто перестаешь плакать, а твое тело становится таким тяжелым, ватным.       Пустота заполняет каждую клеточку тела, и ты даже перестаешь думать. Это походит на стадию загробной жизни, ведь человек в такие секунды похож на живого мертвеца.       Мой мозг заполнился абсолютной пустотой, которая поглощала и защищала от боли.       Человек так устроен – в нем прописано рефлекс к выживанию, а пустота это всего лишь уловка мозга, которая на время избавляет от страданий.       Поглощенная пустотой, я поднялась на ноги и побрела на к уборной, ведь организм требовал внимания.       Открыв дверцу палаты, я оказалась в длинном, темном коридоре, который был обставлен растениями и маленькими диванчиками.       Типичная больница – все пахнет стерильностью и всюду есть где присесть. -Вам чем-то помочь? – рядом со мной мгновенно оказывается медсестра. -Мне нужна уборная, - бормочу я, сама не понимаю зачем, ведь уже была в ней. -Дверь напротив вашей палаты, - с доброй улыбкой отвечает медработница, и я киваю. -Спасибо.       Справив нужду, я возвращаюсь в коридор и вдруг застываю, замечая в нескольких метрах от себя диванчик, на котором спал мужчина.       Суживаю глаза, присматриваясь и.… Сердце пропускает один удар, когда я узнаю в мужчине Логана.       Только сейчас мне доходит, что уже поздняя ночь, и именно из-за этого свет в коридоре мягкий и ненапряжный. Не тот, что у меня в палате – ослепить может.       Тяну свои ватные ноги к диванчику, затем аккуратно сажусь на его краешек, пытаясь не разбудить Хендерсона.       Он остался. Этот упрямый дурак просто не смог оставить меня одну, настолько сильно он переживал за меня.       Логан. Он, пожалуй, лучший человек на земле и у него самое большое в мире сердце. Храброе, всегда готовое прийти на помощь сердце.       Сердце, в котором полно любви и жизни, добра и тепла.       Это сердце всеми своими действиями пыталось доказать мне, что я не одна, и у него это получилось.       Нет, мне не стало легче. Просто…. Разглядывая скрутившегося в калачик и спящего на коридорном диване Логана, я... Я не знала, как мне жить дальше, за что хвататься и как научиться справляться с болью.       Я не знала, как переварить всю эту агонию в груди, как и не знала, как вновь научиться дышать. Единственное, что стало ясно, так это то, что у меня нет выбора.       После тяжелого вздоха, я бужу Логана, и мы возвращаемся в палату, где ложимся на мою кушетку.       Он тут же засыпает, истощенный всеми событиями, в то время как я парю в своей пустоте, которая разбавляется тяжелыми раздумьями и решениями.       Спустя долгие часы размышлений, мой мозг приходит к единственному умозаключению: я должна жить дальше, как бы трудно это не казалось.       Мой долг – продолжать существовать, не смотря на то, что это будет адской, болезненной и наплоенной горем пыткой…