***
Через полчаса два костюма-тройки и две пары парадных туфель полетели в мусорный бак в западной части города, недалеко от окраины. Кого-то из венских бездомных сегодня вечером ждет сюрприз.***
Казалось, они следовали за солнцем – оно уже успело перевалить на западную часть неба. Его свет слепил, заставлял щуриться, размывался пятном в стеклах очков. Америка моргнул. Утро, в котором он торопливо срывал с вешалки пиджак и взмывал по дворцовым лестницам, давясь кренделем, казалось, осталось где-то в другой жизни. Последние три с лишним часа были наполнены сбитым дыханием, перебежками, сменами транспорта и постоянными оглядками – нужно бежать, оторваться, скорее, скорее – на трех трамваях доехать до окраины Вены, поймать первую попавшуюся машину, что едет на запад, выскочить из нее у поворота на Линц, полчаса безуспешно голосовать и уже успеть отчаяться, пулей запрыгнуть в притормозивший грузовик, трястись в нем ещё час – и вывалиться недалеко от лесного массива, что скрывал за собой голубую ленту реки. Раздеваться, к счастью, не пришлось, разве что штаны закатать – Альфред отыскал брод довольно быстро. И вот они уже стоят на земле Людвига, снова ловят машину, что довезет их до Пассау, а оттуда – до Нюрнберга, а оттуда – на Франкфурт и до Бонна, мокрые от волнения настолько, что футболки липли к телу. Невредимые и в здравом уме. Все было как-то... просто? Тревога отступала, чувство спокойствия (ложное, расслабляться рано – говорил он себе) медленно овладевало им. Наверное, волноваться еще дольше он физически не мог. В конце концов, какая разница? Они уже в другой стране, и преследования до сих пор не видать. Что толку вздрагивать от каждого шороха? - Эй, ты какой-то притихший. Они с Россией почти не разговаривали, за исключением коротких, относящихся к делу реплик. Россия сидел на обочине позади него, положив на траву рюкзак, опустил локти на согнутые перед собой колени. Одна его рука свисала вниз, вторая же лежала на воротнике – он растирал ткань пальцами. Его бледность казалась еще более неестественной на фоне темно-синей футболки и яркой августовской зелени. Иван поднял на него сощуренные фиолетовые льдинки глаз. Помедлил, прежде чем ответить. - Стараюсь подобрать причину, по которой Людвиг нас не вышвырнет с порога своего дома, едва завидев. - Как-то поздно ты спохватился, - рассеянно ответил Америка. Он махнул рукой навстречу приближающемуся «фольксвагену» – без толку; тот промчался мимо на полной скорости, подняв за собой клубы пыли. - А я уже третий час над этим голову ломаю. Да так ничего адекватного и не придумывается. Альфред весело оскалился. Тлеющий адреналин в крови делал его улыбку ломаной – хоть сейчас это и было чуть заметно. - Можно что-нибудь придумать. Какой-нибудь трюк. Знаешь, как копы в кино делают, чтобы заставить преступника сотрудничать. Как насчет «плохая сверхдержава – хорошая сверхдержава»? Россия глухо прыснул, и Америка не понял, что это значило: либо ему и правда стало смешно, либо за этим звуком скрывалось нервозно-обреченное «с этим придурком мне крышка». Не то чтобы одно исключало другое, конечно. - А кто из нас будет хорошей сверхдержавой? - В другой раз я бы сделал, как обычно, - взор Америки с надеждой устремился к новой машине. – Но сейчас и тебе могу уступить. Так, для разнообразия. Последовала слишком тихая пауза. - Спасибо на добром слове, - тон Ивана из-за его спины можно было назвать каким угодно, но не добрым. – И правда может сработать. Тебе же не впервой играть с ним в эту игру. Улыбка застыла на лице приклеенным щитом. Очередной автомобиль промчался мимо. На периферии сознания вспыхнула мысль, что поддаваться гневу сейчас опасно для них обоих, но её заслонило другое чувство, бурное и оглушающее, когда Альфред услышал едкое: - Запугать мальчишку мной так, чтоб он целиком под тебя прогнулся? Умеешь, Джонс, ничего не... - Ты реально хочешь обсуждать это сейчас?! Америка крутанулся к нему. Окрик – чуть ли не рычащий – был настолько резким, что Россия распахнул глаза от удивления. Смотрел долго-долго. «Может, хоть до Людвига доберемся, а там уж в лицо предъявишь, перед кем он прогнулся?!» - слова застряли у него в горле, когда Альфред услышал тихое «Нет». Иван опустил голову. Америка тяжело выдохнул сквозь сжатые зубы. Сердце стучало – теперь не только от тревоги, но и бешеной злости. Вот и поговорили. - Позывной. - Что? – Иван нахмурился в недоумении. - Ты назвал мою фамилию, - брови России взлетели вверх, теперь уже от ужаса. – Вместо позывного, как договорились. Если... - Эй, вас подвезти? Америка повернулся к дороге. Он настолько утонул в своих эмоциях, что не заметил, как рядом притормозил синий «фольксваген», а водитель, пожилой баварец с мясистым лицом, выглядывал из окна, свесив локоть вниз. Наконец-то. - Да! – на лице Альфреда расцвела улыбка: уж в чем-в чем, а в расположении людей к себе он – в отличие от некоторых – был хорош. – До Пассау наc с товарищем подбросите? - Могу и дальше, если вам до Регенсбурга надо. Америка просиял: этот город был на полпути от Пассау до Нюрнберга. - Супер, - он махнул рукой. Россия поднялся с земли, взвалив рюкзак на одно плечо, и они двинулись к машине. – Сэр, знали бы вы, как нас сейчас выручаете! Следующие полчаса прошли в основном в молчании, которое прерывалось вопросами водителя и складными ответами Альфреда. Баварец узнал его акцент, и Америка на ходу сочинил историю: они с другом – военнослужащие с одной из американских баз (то, как щека Ивана при этом дернулась, было бесценно), решили прокатиться автостопом по стране, а неразговорчивый его товарищ был, потому что простудил горло. Солнце опускалось все ниже, и вот уже Пассау остался позади, Альфред живо реагировал на безобидные расспросы баварца, но мыслями он был далеко. Внутри колючим шаром разрасталось раздражение. Кажется, на фоне переживаний последних дней – и событий сегодняшнего утра – он уже успел забыть, что из себя представляет Иван Брагинский. К счастью, Россия любезно напоминал ему всякий раз, стоило тому лишь открыть рот: мрачный, язвительный, пассивно-агрессивный ублюдок, пропахший лицемерием насквозь. Америка мог столько сказать ему, какая часть Европы – и на каких условиях – под кого прогнулась, продолжи они ту милую беседу на обочине. Хей, они же на земле Людвига – практически на его территории, верно? Здесь столько всего, что заткнет Брагинского за пояс. Возможно, поездку к дому Людвига можно будет разнообразить, если Иван снова попробует потренировать на нем свое умение действовать на нервы... - Стив. Он был так погружен в свои мысли – смена пейзажа с урбанистического на загородный стала сюрпризом – что не сразу услышал, как с соседнего сиденья Россия негромко произнес его кодовое имя. Америка повернулся от окна к нему. Иван открыл было рот, чтобы сказать что-то. Опасливый взгляд скользнул по баварцу за рулем – акцент, он может распознать акцент – и придвинулся к Альфреду ближе, наклонившись к самому его уху. Едва слышный шепот разлился по коже, заставив дрожь стечь от шеи и вдоль по хребту, и Америка не сразу разобрал значение слов. А когда понял, снова вздрогнул – но уже не от близости. - За нами едет машина от самого города. Твою мать. Он повернул голову к заднему стеклу – и сморщился, когда Иван слишком сильно сжал его ладонь. - Не оглядывайся. - Да какая разница, если все равно уже засекли... Несколько машин ехали на небольшом расстоянии от них, то обгоняя, то притормаживая рядом друг с другом на широком трехполосном шоссе. Прямо за ними – небольшой черный «опель», лицо водителя было скрыто под полами шляпы. - Черная которая? Россия коротко кивнул. Америка медленно повернул корпус, сел ровно. Все мысли вылетели из головы разом, оставив лишь паническое ощущение, что он с усилием подавил – нужно придумать что-то. Хоть что-нибудь. - Сколько он уже за нами едет? - Минут пятнадцать. От ратуши в Пассау. Голос Ивана был почти не слышен в шуме мотора и свисте ветра из приоткрытого окна. Всего пятнадцать минут. Внутри тусклым огонечком зажглась надежда. - Это не очень много. Он может просто ехать к ближайшему крупному городу. Иван снова кивнул – медленно и размеренно – надеясь, что Америка прав, но не веря в это ни единого мгновения. Впереди показался перекресток. Зеленая вспышка сменилась красной, их «фольксваген» начал тормозить. С замиранием сердца Америка глядел в зеркало заднего вида: как черный «опель» перестраивается, меняя полосу, и ускоряется, приближаясь к ним, а затем снова сбрасывает скорость, и вот они уже стоят вровень друг с другом, ждут зеленого сигнала светофора: настолько близко, что можно разглядеть узор на обивке заднего сиденья, ворс на полях шляпы водителя, то, как он мерно постукивает пальцем по коричневой обтяжке руля... Зеленый свет зажегся. Баварец и водитель черного «опеля» переключили передачу почти синхронно, почти синхронно вдавили педаль газа и двинулись – с чуть заметной разницей, что нарастала с каждой секундой. Черный автомобиль ехал быстрее. Уже на перекрестке он увидел его задние номера. Он удалялся от них, медленно, но верно – и когда они набрали полную скорость, наконец скрылся вдали, за другими машинами, что гнали на расстоянии, когда различить их цвета было едва ли возможно. Америка не смог сдержать счастливой улыбки. - Ложная тревога. Лицо России не изменилось: все то же нечитаемое выражение без намека на дружелюбие, но длинный облегченный выдох был красноречивее любых слов. Он полупожал плечами. Глубоко из груди раздалось тихое «мм-хм», и он отвернулся к своему окну. Одна рука покоилась на сиденье у его бедра, вторую он положил на рюкзак у себя на коленях, пальцами теребил воротник футболки. Альфред всмотрелся в этот жест. Он уже видел его сегодня, несколько раз – и осознание ошеломило его: шарф России, этот кусок ткани, за который он вечно цеплялся, мял в руках, натягивая на лицо, делая его еще более непроницаемым – сейчас должен лежать на дне рюкзака. Спазм, короткий и жалобный, расцвел внутри от вида России с забинтованной – открытой – шеей. Он только сейчас заметил, как тот зажат, как сведены в напряжении его плечи. Внезапный порыв накрыть ладонь Ивана своей и чуть сжать, успокаивая, распустился и запульсировал внутри, заслоняя все остальные чувства. Альфред подавил его.***
Закат пламенно-алыми разливами растекся по небесной синеве, окрасив облака розово-фиолетовыми разводами. Они сгущались, перетекая в темноту, неотступно следующую за ними с востока. И Регенсбург, и даже Нюрнберг остались позади, шпили их ратуш и соборов мелькали перед глазами, черепичные крыши сливались в памяти в один сплошной массив, и Альфред чувствовал, как во всем теле давящей тяжестью скапливается усталость. Не от изнурения, нет; все-таки сегодняшний день они с Иваном провели, сидя либо на задних сиденьях, либо на обочине, голосуя. Да и его физическая форма позволяла пробегать целый день, а потом ночь, а потом снова день; но тревога все еще трепыхалась в груди, несмотря ни на что. Им довольно быстро удавалось поймать машины после того, как баварец высадил их у Регенсбурга, но начинало темнеть. До Бонна оставался один крупный город – но к ночи поток машин начинал стремительно иссякать. Немолодая фрау, которая везла их сейчас, - и пышности «бабетты» которой позавидовала бы сама Бриджит Бардо – оказалась чересчур общительной, так что Альфред поименно знал всех родственников, к которым она ехала в Ашшафенбург, как и проблемы этих родственников. В других условиях он посоревновался бы с ней в говорливости, но сейчас уже раз десять успел позавидовать Ивану, что усиленно прикидывался немым, потому что «стеснялся своего акцента» (это даже не было неправдой). Повторять легенду, как мантру, уже порядком заколебало: друзья-военнослужащие с базы – отпуск – гоняют автостопом; им бы сейчас доехать до Франкфурта да завалиться в кровать, но их товарищ так сильно их ждет, соскучился, что аж помирает, они не могут просто... Иван сжал его запястье. Америка перевел усталый взгляд на него. Он не думал, что в нем остались ещё силы на волнение – и в очередной раз ошибся. - Нас преследуют. Точно. Сердце екнуло в груди. Внешне это выразилось лишь в том, что Америка моргнул, тяжело сжав веки. Он даже оборачиваться не потрудился: зеркала, боковые и заднего вида, были к его услугам. - Левая, центральная или правая? Иван покачал головой, снова покачал, затем кивнул. Светлый «ауди» рядом с двумя темными машинами следовал по боковой полосе, незначительно ускоряясь и замедляясь, в целом не меняя своего положения за ними. - Долго уже? - Минут сорок. Как только отъехали от Нюрнберга. Америка напрягся еще сильнее. Как раз неподалеку за Нюрнбергом их подобрала разговорчивая фрау, и если бы этого не произошло... - Он даже заезжал вперед, потом снова уходил за нас, - Россия прикладывал усилия, чтобы его голос оставался ровным. – Нужно съехать с дороги. Поменять направление и скрыться. - Эй, эй, притормози, - Америка вскинул руки. – Давай на поворотах полегче? Мы скоро машину не сможем поймать из-за темноты, а она обещала довезти почти до Франкфурта... - Если не остановимся, нам могут промыть мозги, и тогда уже ничего ловить не придется! – прошипел Иван сквозь стиснутые зубы. - Мальчики, у вас там все в порядке? – пропела женщина с переднего сиденья. Она постукивала по рулю наманикюренным ногтем. - Да! – Альфред взмахнул рукой, пожалуй, слишком резко. – Всё окей, вообще мы просто... Он задумался, взвешивая слова России. Если это и впрямь погоня, то продолжать путь по намеченному маршруту было опасно; у следующей остановки могла быть подготовлена засада, и тогда их ждало... он не знал, что именно, но был уверен, что ничего хорошего; если выйти, скрыться в лесном массиве за пределами шоссе, то можно затеряться, и тогда до Людвига они доберутся черт знает когда, но... Альфред прикусил губу. В первый раз пронесло, но кто сказал, что и теперь к ним повернется удача?.. Но как вообще на них умудрились выйти?.. Впереди через сто метров виднелась автозаправка, рядом с ней же – придорожное кафе. - Мы просто... А можете нас вон там высадить? – Америка размашистым жестом указал на парковку у заправки. – Моему товарищу нехорошо. Женщина заохала, суетливо дернула за рычаг, переключив педали. И вот они в который раз за этот день выходят из машины наружу, в прохладный августовский вечер. - Может, лучше проедемся ещё? – только Альфред хотел распрощаться, как женщина опустила стекло в окне, сдвинула на переносице большие круглые очки. Её взгляд был полон навязчивого сочувствия. - Там дальше в городе есть госпиталь, может, лучше подвезти к нему? - Нет, мэм, все нормально, спасибо... - Точно? - Да, просто нужно проветриться, спасибо огромное, вы... – неизвестно, сколько бы ещё продлились его расшаркивания, если бы Иван не вцепился в его локоть и не потащил ко входу в кафе. - Человек на том светлом автомобиле поехал дальше, - прошептал Россия, пока они двигались вперед. Хватку свою он так и не разжал. Америка сначала просиял, но краткий миг радости сменился бурным возмущением. - Чего мы вообще тогда вышли?! - Потому что остановился другой. Петли скрипнули, когда они толкнули стеклянную дверь. Внутри это было обычное кафе, непримечательное на фоне тысяч других: касса, четыре ряда столов, скатерти и шторы – в бело-голубых цветах баварского флага. Посетителей в такой поздний час осталось совсем немного. Иван с Альфредом опустились за дальний стол у окна, Альфред – лицом к залу, Иван – напротив. - Какой ещё другой? - Человек за столиком у самого входа. Да не пялься ты так, - прошипел Иван, хоть Альфред всего-навсего метнул взгляд туда, куда он описывал, да сдвинул голову на миллиметр. – В темно-зеленой куртке. Он тоже ехал за нами, рядом со светлой машиной, меньшее количество времени – я поэтому и не придал ему значения. Но как только остановились мы, остановился и он. Иначе зачем ему... - Я даже не знаю, - Америка развел руками. К человеку, про которого говорил Россия, - темноволосому мужчине – тем временем подошла официантка в зеленом фартуке, стала записывать в блокнотик. – Может... поесть захотел? Бак заправить? Тебе такое в голову не приходило? От возмущенного язвительного ответа Альфреда спасла та же официантка, подошедшая уже к ним. Только сейчас он вспомнил, как проголодался, и заказал, что быстрее всего готовится. - Будешь что-нибудь? – Иван лишь молча отмахнулся, и девушка ушла. Как только её шаги стихли у кухонного оконца, куда она передавала заказ, Россия немедленно наклонился вперед, положив предплечья на стол. - Мне кажется, это кто-то из твоих. Может, и мои, конечно, но мы в Западной Германии, так что вероятность больше. Поэтому, если бы мы... - Погоди-погоди, - Альфред снова прервал поток слов взмахом ладони. Иван закатил глаза и издал что-то вроде тихого рычания. – А какие у тебя ещё есть подтверждения тому, что за нами хвост, кроме того, что чувак ехал за нами? И остановился поесть? - Этого достаточно. Мы не можем продолжать движение, когда есть такая... - Значит, никаких, - выдохнув сквозь стиснутые зубы, Альфред откинулся на спинку стула. – Ив... Алекс, если мы будем прятать голову в песок каждый раз, когда за нами кто-то идет, до Бонна вообще не доберемся. - Я не понимаю, как ты можешь быть таким беспечным, - Иван склонил голову и сузил глаза. – Думаешь, что на нас не могут выйти? - Я в душе не е... не представляю, как. - Если тебе на что-то не хватает воображения, совсем не значит, что это невозможно. Ты хочешь, чтобы нас поймали? - Я хочу доехать до Людвига раньше гребаного Рождества, а если у тебя каждые пять минут будет взыгрывать паранойя... Ого, так быстро! Спасибо, мэм! К ним на подносе принесли тарелку, на которой дымились яичница и пара баварских колбасок. Альфред с готовностью вооружился ножом и вилкой, не забыв при этом подмигнуть хорошенькой официантке и улыбнулся одной из самых лучезарных своих улыбок – девушка, кажется, даже покраснела, - и мигом переключился на еду. Иван наблюдал за этой сценой с убийственно кирпичным выражением лица. - Так вот, значит, что у тебя на уме. И дня не можешь прожить, не одаривая всех без разбору лучами собственного великолепия? Альфред ответил не сразу – для этого ему надо было сперва прожевать сосиску. Огонь мрачного азарта разгорался в его груди (а теплая яичница лишь подстегивала жар). Он хотел заткнуть Брагинского за пояс, если тот начнет артачиться? Что ж, сейчас как раз отличная возможность. - Просто люди рады мне, куда бы я ни пришел, - он невозмутимо помахал яичницей на вилке. – Классное ощущение, к нему быстро привыкаешь. Ты бы меня понял... если бы это хоть раз с тобой произошло. От глаз Ивана всё так же сквозило холодом – Альфред будто мог чувствовать его, несмотря на жару, - а на губах растянулась эта чертова улыбка, которая так и не отразилась в этих аметистовых льдинах. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. - Рады, куда бы ты ни пришел... – медленно перебирал Иван, постукивая пальцами по предплечью. – В юго-восточной Азии тебя встретили с убийственной радостью. Альфред вздрогнул – уголки губ Ивана расползлись чуть шире. Америка думал, что уже ничего не сможет вывести его из себя – какой там уже раз за день он ошибался? Азарт смыло волной ярости, которая отдалась болью в ране над сердцем. - Не смей, - он мог бы согнуть металлическую вилку пополам, если бы сжал хоть чуть-чуть сильнее. – Не тебе об этом говорить, не тебе, не после всего, что ты... - Ты реально хочешь обсудить это сейчас? Вопрос прозвучал недостаточно... недостаточно злобно, и как-то чересчур устало – и Америка успел заметить сквозь пелену ярости, что улыбка сошла с губ России, и он спрашивает слишком... грустно? Альфред зажмурился. Дорога, паранойя Брагинского, эмоции, что накатывали на него одна за другой – он готов был просто взорваться... - Нет, не хочу. Я... это ты закатил шоу обиженной принцессы, когда я просто подмигнул официантке, окей?! - Я не... да блядь, - Иван тяжело выдохнул, запрокинув голову назад. Альфред не без удовлетворения заметил, что не ему одному порой хочется пробить головой стену. – Слушай, мы даже не знаем, что с нами могут сделать. Давай... перестрахуемся. Альфред вздохнул. Почесал затылок и сковырнул с тарелки оставшийся кусок яичницы. - Ага. Все равно ведь мы уже здесь, - он пожал плечами. – У тебя есть план? - Пока нет, но на людях с нами вряд ли что-то сделают, - Иван положил локти на стол, сцепил пальцы в замок и спрятал за ними подбородок. – Может, этот человек поест и уйдет, и тогда все обойдется. Если нет... надо подумать, пока есть время. - Побег в лес через окно в толчке? – каким-то образом это не звучало так безумно, как могло бы показаться ещё сегодня утром. Иван сузил глаза, задумавшись, тоже всерьез взвешивая эту опцию: наверное, к такому ритму жизни они оба стали привыкать. - Вариант. Я тогда схожу и посмотрю, можно ли туда вообще пролезть, - он начал подниматься. – Я быстро. Но ты ори, если что. - Обязательно, - Россия поднялся на ноги раньше, чем Америка успел закончить кивок, и направился меж рядов к уборной. Альфред повертел в руке вилку, окинув помещение взглядом. Кажется, народу прибавилось: ещё пара столов теперь были заняты, в том числе в соседнем ряду – ещё пара поводов для навязчивых страхов Брагинского. Официантка ходила меж его и соседним рядом столов, туда и обратно, это отвлекало, раздражало; он и не заметил, насколько грязными стали его очки за день беготни и нервной езды – свет ламп под потолком расплывался от пятен на стеклах – и Америка стянул их, протер краем футболки, прежде чем успел заметить шевеление справа от себя – один из новопришедших в светлом плаще встал и двинулся к нему – а то, что было дальше, произошло слишком быстро, чтобы он успел надернуть их обратно – щелчок, топот, взмах, грохот, треск, падение тела на пол... Человек лежал распластанным на кафеле; рядом стоял Брагинский, вцепившийся в ножки стула до побелевших костяшек, – его спинка треснула, как будто ей обо что-то приложили, как будто... - Ты, блядь, спятил?! – Джонс вскочил на ноги. Ярость помчалась по венам, мешаясь с паникой. – Ты какого хрена вообще... - Он хотел в тебя выстрелить! Америка бросил взгляд – в руке у лежащего была зажат карманный «кольт» c прицелом. Сердце зашлось стуком где-то под горлом – обратно на Ивана. Тот тяжело дышал, взгляд был диким – резкое движение за его головой: человек у входа встал, взмах руки пошел вверх, в ней пистолет, направленный России в затылок – и Америка среагировал быстрее, чем подумал: схватил со стола тарелку, метнул её – глаза Ивана расшились, когда блюдо просвистело у его виска; тарелка раскололась пополам о лоб, мужчина потерял равновесие, повалился на спину – выстрел раздался и ушел в потолок, под выкрики и визги официанток. Снова движение, снова он ловит его самым краем взгляда – ещё один «посетитель», низкого роста, белобрысый, вскидывает оружие, за дальним столом на соседнем ряду – а затем Америка сам рухнул на пол под тяжестью веса России, перехватившего его за талию, повалившего вниз – треснулся копчиком, лопатками, затылком, так сильно, что звезды полетели из глаз. Иван бухнулся наполовину рядом, наполовину на него, вышибив весь воздух из легких. Сквозь звон в ушах, сквозь стук крови по всему телу Альфред осознал, почувствовал, что ряды столов защищали их от пальбы, что шла... не по-диагонали, а справа, от противоположной стены: свист сквозь воздух там, где он миг назад стоял, и снова звон, теперь от разбитого стекла над их столом. Это уже – уже четвертый, твою мать, да сколько же их здесь наползло, сукиных детей... - Какого черта?! Должно быть, посетители – реальные – успели сбежать, потому что топот и крики стихли. Стихла и пальба. Голос одного из агентов – кажется, того, в соседнем ряду, - гневный, изумленный, прогремел на все пространство кафе. Альфред приподнялся, оперевшись на локти. Иван оторвался от его груди, выпрямил руки: он навис над ним, глаза в глаза, и сквозь ворох мыслей, которые сводились к «да что здесь за нахер происходит» в разных вариациях, и гремящей, как салюты, паники, дошло понимание... - Они не заодно, - выпалил Россия на едином выдохе. Америка кивнул его словам. Это их шанс. Они смогут вырваться из этого дерьма. Вынести двоих – даже ему одному это было раз плюнуть, одна проблема – не попасть под обстрел по дороге... Точно. Альфред извернул голову: они чуть не рухнули на того, кто собирался всадить в него пулю. Кажется, он дышал, но рука с «кольтом» неподвижно покоилась совсем рядом с ним. Америка выхватил оружие, оно отозвалось холодом в его ладони. - У меня идея, - он быстро облизнул губы, снова поймав взгляд Брагинского. – Как их вынести. На мне один, на тебе второй. С меня – меткая стрельба, с тебя – грубая сила. - Обеспечу, - усмешка. Фиолетовая радужка сверкнула в тени его свесившихся русых волос. – Что делать?***
Агенты мешкали. Кажется, они перекинулись парой фраз, но теперь все стихло. По крайней мере, по ним не палили уже секунд двадцать. Ухмылка. Может, они и тренировались годами. Взвод курка. Но у них нет сотен лет боевого опыта. Альфред выстрелил – и если бы агент, что раньше целился в Ивана, не сиганул в сторону в последний момент, пуля вошла бы ему точно в ногу. Америка чертыхнулся, перекатился под соседний стол, а потом еще дальше: туда, где он сидел, пригнувшись, уже успели сделать пару выстрелов. Ноги агента исчезли из обозрения. Альфред услышал треск – он запрыгнул на стол – в ряду перед ним, теперь может вести стрельбу с верхней точки, но он даже не представляет, в какой тупик себя загнал. Америка толкнул над собой стол, со всей силы, вверх и вперед – он накренился, и теперь Джонса ничто не закрывало. Выстрелы с обеих сторон, спереди и сзади, Брагинский, мать твою, где его носит, - стол опрокинулся, повалив следующий под шорох соскальзывающей скатерти, звон тарелок о кафель, а за ним следующий – тот, на котором стоял агент, зашатался. Белобрысый, что до сего момента целился в Альфреда, пошатнулся, удержал равновесие, но рухнул, когда Альфред прыгнул на него, опрокинув на пол под звуки пальбы второго – Иван, не тормози, договорились же! Агент должен был вырубиться от одного падения с такой высоты, но прежде чем Америка успел сделать контрольный хук справа, ему прилетело коленом в живот – слишком сильно для такого щуплого тела. Альфред заорал, вдарил рукояткой в висок – не в полную силу: он реально мог вышибить ему мозги, если они здесь кого-то поубивают, то конец, это будет конец – и агент замер, потеряв сознание. Альфред вскочил, отшатнулся от пуль второго, в ушах разнесся грохот, дикий скрип дубовых ножек по кафелю, крик боли, чужой боли... Агент у стены был прижат к ней тремя столами в ряд, край переднего впивался ему прямо в живот. Россия давил на них с другой стороны, прыгнул – древесина жалобно скрипнула под его весом – и метнул тарелку, что попалась под руку: агент снес её, но снова заорал – вторая жахнула прямиком в запястье, едва не выбив из руки оружие. Он хотел его выровнять, но поздно. Иван подобрался совсем близко. Будто в замедленной съемке Америка смотрел, как Россия схватил агента за руку, прижал к стене так, чтоб дуло уходило в потолок, и шарахнул своим лбом по его лбу – русые пряди колыхнулись в воздухе. Агент обмяк, свесив голову и выпустив орудие – тоже «кольт» - из рук. Все затихло, кроме их разгоряченного дыхания. Россия слез со стола, бросился к их месту за рюкзаком. - Какого черта ты возился? – Америка рванул ему навстречу, перемахивая через перевернутые столы, ухитряясь при этом случайно не спустить курок. - Ждал, пока он отвлечется на тебя, чтоб проползти под столами, - Иван схватил их рюкзаки со стульев. Брызги мелких разбитых стекляшек зазвенели по полу. Альфред выдернул свой, закинул на спину, развернулся на каблуке. – С моими габаритами это проблемно! - Проблемно – это от пуль с двух сторон уворачиваться, - фраза вышла куда более беззлобной, чем хотелось. Выход. В три прыжка достичь выхода – и бежать в лес подобру-поздорову. - Будучи с оружием, в отличие от некоторых! - Окей, плевать, они больше не палят, валим отсюда нах... В оглушающей тишине, что навалилась на них после грохота, звона стекла и пальбы, раздался вой сирены. Она орала совсем рядом, все ближе и ближе с каждой секундой, отдавалась рефреном: её источников было несколько. Альфред замер. Паника вспыхнула фейерверком. Отличная картина предстанет перед копами, когда они ворвутся: раскуроченное кафе, четыре бессознательных тела, и они – на ногах, с оружием... Его дернули за запястье. - Через окно! Топот, внутри и снаружи. Иван тянет его вперед, они бегут, преодолевая последние метры до проема с бело-голубыми шторами. Только распахнуть раму, у них должно получиться – Россия хватается за ручки, когда сзади раздается грохот – они здесь, они не успели – и мысли проносятся вихрем... Сейчас всё и закончится. Когда они сбежали из Вены. Когда они проехали пол-Германии. Когда уворачивались от пуль. Когда вынесли четырех агентов к чертям. Когда они ждали десять лет. Альфред жмурится, рычит от злости – а потому делает первое, что приходит в голову: дергает Ивана за руку со всей дури – тот вскрикивает, теряет равновесие – разворачивает его, разворачивается сам. Зажимает его у горла, приставляет дуло «кольта» к виску и орет навстречу вбегающим полицейским: - Шевельнетесь – вышибу ему мозги! Россия схватился за его руку у себя на шее, резко, рефлекторно; но стих, не проронив ни слова. Америка выдохнул сквозь стиснутые зубы, взгляд бегал по фигурам полицейских в темно-синей форме, что загораживали собой проход: три, пять, семь человек. Они чуть опустили «вальтеры», направленные ему в голову, на лицах расцветала растерянность (наверное, не меньшая растерянность была сейчас на лице Ивана). Какое-то шевеление в их рядах – - Вам, уродам, с первого раза не ясно?! – Альфред рявкнул; вдавил пистолет в череп так, что Иван зашипел от боли. Футболка липла к телу, взмокшая челка лезла в глаза, колола лоб. Америка чувствовал, как всё в нем обострилось, как сердце стучит о спину Ивана перед ним. Вид у него, наверное, дикий – и смятение и испуг на лицах полицейских только подтвердили это, когда Альфред высоко, по-сумасшедшему хохотнул: эти ребята, небось, в их глуши никого опасней перепивших пива пьянчуг в тюрячку не сажали! Тела четырех вооруженных агентов, лежащих то тут, то там, были им только на руку. Они выберутся. - Расступились. Живо. Тишина несколько мгновений – а затем тот полицейский, что стоял впереди всех, поводит плечом, и группа расходится, делится надвое, освобождая заветный выход наружу, где пространство успела поглотить темнота. Америка победно оскалился. Он зашагал, медленно переступая с ноги на ногу, так, чтобы Брагинский, что был на полголовы выше, а потому согнувшийся в три погибели, успевал идти следом: они двинулись вместе, неловким четырехногим зверем. - Спасибо, чуваки, - пистолет все ещё утыкался России в голову, когда они проходили между рядами полицейских. Те не спускали с них глаз, не опускали оружие, но не смели выстрелить в опасении нанести вред «заложнику». – Рад, что вы такие понятливые. Кстати, не преследуйте нас, окей? А то кое-кто сдохнет. Они вышли на улицу. Ночной ветер взлохматил волосы Америке, лизнул холодом спину. Он развернулся лицом к кафе, пятясь назад, обходя полицейские машины, мотая головой во все стороны в поисках – ага, вот оно. Боковое стекло темного «опеля» - агент в зеленой куртке ехал на нем – разлетелось от удара рукоятки «кольта», посыпалось на пассажирское сиденье. Иван, наверное, обдерет себе задницу, но сейчас не до иванова комфорта. Альфред нащупал ручку, дернул за неё, открыл дверь и под пыхтение усадил Россию внутрь, обошел машину, не сводя с Ивана пистолета – полицейские хоть и не рыпались, но если ослабить бдительность хоть на секунду... Он забрался за руль, повернул оставленный – о небеса, спасибо – ключ в замке зажигания, и с силой дал по газам, выезжая на дорогу. Шум асфальта под колесами, свет фонарей, ветер от дыры в окне, прерывистое дыхание Ивана, его собственное, сбитое, гудящая в артериях кровь. Россия повернулся, бросил взгляд назад – никаких полицейских, никаких сирен. Никаких машин на трассе. Через все тело Ивана прошла дрожь. Он выдохнул с такой силой, будто никогда больше не собирался дышать, откинул голову назад. Альфред переключил передачу, крутанул руль на повороте. - Нет, ты видел их рожи?! – смех, звонкий и ломкий, наполнил салон. Тыльной стороной ладони – той, в которой все еще был зажат «кольт», - Америка вытер пот со лба. Его сотрясали мелкие смешки, ликующие и пьяные. – Это было... Это просто...***
- Это просто пиздец!!! Осознание пришло к нему с опозданием. Вел он, куда глаза глядят, главное – подальше от той злополучной забегаловки. Главная трасса осталась далеко позади, и они ехали вдоль лесов, не особо разбирая дороги. Поселки и речушки неслись мимо них – у одной из таких речушек Альфред и дал по тормозам, судорожно глотая воздух. Осознание навалилось, как груда поваленных столов – и речная вода, заботливо выплеснутая ему Иваном прямо в лицо, ничуть не спасала. - Все, приехали! Америка сидел на берегу, пальцы его были в волосах, а задница – в песке, пытался отдышаться. Картины последней пары часов калейдоскопом мелькали перед глазами – и без подернутого адреналином разума, на ясную голову, они были просто... - Да как они нашли нас вообще?! – Америка вскочил на ноги, зашагал из стороны в сторону. Вода плескалась у его голых щиколоток. Россия молча наблюдал за ним, прислонившись к капоту. – Они что, от Вены нас вычислили?! И всю дорогу за нами шел хвост?! Иван пожал плечами. - Все может быть. Та разговорчивая дама, с которой мы ехали, и которая все пыталась уговорить тебя на госпиталь – она тоже могла быть с ними заодно. Альфред рассмеялся шутке и тут же замолк, когда увидел на лице Ивана все то же каменное выражение. А впрочем... теперь он и сам был готов в такое поверить. Он отвернулся. Луна отбрасывала блестящую дорожку на поверхность журчащего ручья. Правда, которую он не хотел признавать, не убедившись до последнего, звенела внутри назойливой мошкой. - Ты был прав. - ...Что, прости? – если бы не искреннее изумление в голосе Ивана, Альфред бы подумал, что над ним издеваются. - Что подозревал всех и каждого. В этом прав, - Америка повернулся к нему, но отвел взгляд, издав грустный смешок. – Ты не параноик, если за тобой следят, так? Россия смотрел на него, не мигая. Затем опустил голову, печально усмехнувшись. - Я ошибся в том, что пока мы на людях, нам ничего не сделают. Альфред зашлепал к берегу, залез на капот, примостившись рядом с Иваном. Еще немного, и он бы уперся плечом в его плечо. Рука с «кольтом» свисала с колена. Паника чуть осела, и то, что раньше он пропускал, начало проступать на поверхность – мелочи, совсем крохотные, но слишком уж цепляющие. Если Россия был прав, то их – его – люди не чурались развести стрельбу на глазах у десятка западных немцев, благо что половина из них и так оказалась агентами. Его бы это не убило, конечно, но это... так странно... Слишком топорно, слишком рискованно и чересчур... - Выстрелы были слишком тихими. Ты заметил? Америка вскинул голову. Силуэт Брагинского со сложенными на груди руками в свете луны был залит серебром, но его фраза просочилась, раскрутила поток мыслей, и Америка встал на ноги, пораженный одним-единственным предположением. Он прицелился и выстрелил – слишком резко, Россия вздрогнул от неожиданности – пустая гильза упала в песок, а снаряд, чем бы он ни был, вышел из дула с негромким хлопком и угодил в ствол растущей на берегу березы. Едва заметный дротик торчал из белой бересты. Пару мгновений был слышен только треск сверчков, пока Россия не нарушил тишину. - Транквилизатор? – его голос был полон сомнения. - Если не яд, - Америка усмехнулся. Его мелко потряхивало от подтверждения собственной догадки. – Они хотели, чтобы я прямо там и отрубился? - Он может быть замедленного действия, - негромко произнес Россия. – Я вмазал тому парню, когда ты отвлекся на очки. Он мог попытаться воспользоваться моментом, чтобы ты потом... - Никсон это запретил. Россия замолчал в недоумении. Слишком тихим был голос Альфреда. Слишком хрупким. - Наложил запрет на химическое оружие, - продолжил Америка. – Это был один из первых указов, над которым я работал, после того, как... вернулся. Так какого черта у ЦРУ есть к ним доступ... Он кожей ощущал, как Россия хотел что-то сказать; уже открыл было рот, но не решился вымолвить ни слова. - Наверное, мои тоже планировали сделать что-то подобное, - наконец изрек он. - Думаешь, там были твои? - А почему ещё они действовали так несогласованно? – Россия расцепил руки. Провел ладонью по лицу и погрузил её в волосы. – Наверное, слежка велась за нами параллельно, но в контакт между собой они не вступали, а вышли на нас одновременно. И хотели, чтобы все прошло тихо, но... - ...но благодаря твоей чуйке и затрещине стулом план полетел к чертям, - закончил за него Америка. Он присвистнул. – Логично. Ты у этих ребят мысли читаешь? - Просто предполагаю наиболее вероятное, - простые слова не могли скрыть того, что Иван был польщен, и Альфред самодовольно хмыкнул. Улыбка тут же сошла на нет, когда он вспомнил, что из кафе пришлось удирать, прикидываясь бешеным перед копами Людвига. А Людвиг... - Лютц будет в ярости, когда узнает, - кисло сообщил Америка. – Твою мать. Нам теперь к нему не попасть. У его дома наверняка пасут. - Даже если не пасут, один попавшийся по дороге служитель закона – и нас заметут за то, что ты взял меня в заложники и разнес кафе. - А ещё не заплатил. Иван нахмурился, сбитый с толку. - Чего? - Я ж не заплатил за яичницу с сосисками. Думаешь, официантка вспомнит? - Я думаю, ты сделал всё, чтобы она тебя вспомнила, с перестрелкой или без нее, - пояснил Россия, возвращаясь к привычной для Америки ипостаси, которую про себя тот называл не иначе как «ехидный мудозвон». – И выйдет на нас уже не отряд желторотиков из глуши, а вся полиция Баварии, - он вздохнул. – Надо как-то пересечь границу. Без Людвига. - Знаешь, я думал, наш утренний план безумен, - Альфред закусил губу. Тревога росла в нем, стоило ему только задуматься, в жопе какой глубины они теперь находятся. – Но с нашими рожами, расклеенными во всех газетах Германии... - Западной Германии. Иван произнес эту фразу как-то странно. Америка нахмурился, в недоумении перехватил его взгляд: Иван вперился в Альфреда, ожидая чего-то, словно он должен был догадаться о чем-то, о чем-то таком очевидном, что просто... Глаза Джонса распахнулись, а дрожь прошлась по всем позвонкам. - Я не понял, это ты стулом по башке приложил или тебя приложило?! – Америка отшатнулся от России и спрыгнул с капота. Если за последние полчаса мысли о его вменяемости и посещали его, то сейчас их выбило начисто. – Ты реально предлагаешь... Он взмахнул «кольтом» в направлении, где, как он думал, находится восток. Брагинский приблизился к нему на шаг, сокращая увеличенное расстояние. - А что ты хочешь? У нас нет другого выхода. Совсем. Доступ к Людвигу нам перекрыт. Пока доберемся до любой границы, кроме восточной – до которой отсюда километров двадцать – наши фотороботы, или рожи, как ты выразился, будут висеть во всех отделениях полиции ФРГ, - то, что он говорил, имело смысл, и Америка возненавидел себя за то, что у него даже мысль такая возникла. – Сейчас мы оторвались от спецслужб, нужно скрыться в направлении, где бы нас не нашли, и куда бы не ожидали, что мы пойдем... - А Лондон?! – Альфред зацепился за их цель, как за спасательный круг. – Ты возмущался на тему Северного моря, а теперь хочешь еще три границы и два пролива пересечь?! - Я... я не знаю, можно попробовать добраться до Датских островов, да хоть вплавь, - глаза Брагинского горели каким-то решительным огнем, который так некстати прорвался через маску показного – Альфред знал это, всегда знал это – благоразумия. – Потом сориентируемся. - А Байльдшмидт? Ты с ним что, закорешиться успел, что он за нарушение границы своим... твоим чекистам нас не сдаст?! Россия замялся. Провел рукой по затылку. - Я... я бы так наши с ним отношения не называл, - огонь поутих, но тут же воспламенился с новой силой. – Послушай... Я знаю, это звучит слегка диковато, - Америка едва удержался, чтобы не заржать в голос от этого «слегка». – И нас и правда могут схватить его люди, но Альфред... - Позывной! - В них больше нет смысла! Если останемся хоть на несколько часов – промывка мозгов нам обеспечена! - Да, но лезть в ГДР – как ты вообще даже... – Америка замолчал, когда рука России легла ему на плечо, и тот пересекся с ним взглядом. Взглядом умоляющим, мучительным – как будто Ивану сейчас было больно, как будто в сердце ему вонзали иглы. На лице его читался такой страх, тревога такой неподдельной силы, каких Альфред раньше никогда не видел – и гневные слова застряли у него в легких. - Они догонят нас здесь. И нас ждет только одно... после всего, что мы уже прошли... – он зажмурился, сжал губы; снова открыл глаза. Место, где он касался ладонью его плеча, горело. – Альфред, пойми... Ведь... Америка почувствовал, что хочет шарахнуть Россию чем-нибудь тяжелым. Америка почувствовал, что хочет шарахнуть чем-нибудь тяжелым себя – за мысли о том, что Россия, черт бы его побрал, прав. От перспективы двинуться за занавес его пробирал ужас, но еще больший ужас сковывал его от мысли, что все, что они узнали за десять лет, чем успели поделиться, что ради этого успели натворить – будет сметено, вычеркнуто, выдрано с мясом из памяти, будто его никогда и не существовало вовсе. Будто не уворачивался он никогда от пуль в баварской забегаловке, будто не рыскал по венским магазинам в поисках джинс и футболок, не ждал Брагинского полгода, не держал в руках пожелтевшие, сложенные по-диагонали письма, вздрагивая, глотая слезы от каждой строчки... Только не это. Выход из задницы виделся только один – и вел он на гребаный Восток. Альфред медленно опустился вниз на землю – плечо без руки Ивана окутало холодом – и стянул с себя очки, протер глаза. Все в рассуждениях Ивана звучало так складно... Кроме одной крохотной детали. - А с границей что? Как сегодня её перебежать больше не получится. Там не просто речушки пограничные, там, блин, за колючей проволокой народ из «штази» крокодилов в рвах объезжает. Хотя что я тебе рассказываю... Та граница неприступна. Иван кивнул медленно-медленно, как-то слишком понимающе. - Неприступна, - согласился он. И произнес затем, тоном таинственным и загадочным. – Её действительно создавали неприступной... относительно людей. Идея Брагинского была хрупкой, сотканной из переменных, зависевших совершенно не от них – пойди хоть одна мелочь не так, и все пропало: друг друга они больше не увидят, а на воспоминаниях можно ставить крест. Но если все пойдет, как задумано... Насколько хрупкий, настолько план был безумен – а потому просто не мог не сработать. Исторических справок здесь не будет (шок-шок, ужас-ужас), зато вот вам интересность из истории вооружения времен холодной войны: 1) А снаряд, чем бы он ни был, вышел из дула с негромким хлопком и угодил в ствол растущей на берегу березы. Едва заметный дротик торчал из белой бересты – это оружие – реально существующая вещь, которую ЦРУ разрабатывало в 60-х годах (и даже успело немного поиспользовать во Вьетнаме) для незаметной ликвидации часовых или собак противника: так называемый «инфарктный пистолет» («heart attack gun»). Дротик мог пробивать одежду и был сделан из специального материала, который растворялся в организме жертвы, и только тот патологоанатом, который знал, куда смотреть, мог определить, что вызвало смерть. В 1969-70 годах президент США Ричард Никсон несколькими указами запретил применение химического и бактериологического оружия. Однако в 1975 Конгресс США провел слушание по поводу деятельности ЦРУ, которая включала в себя нарушение прав на неприкосновенность частной жизни американцев (бывали случаи распаковки писем); кроме того, рассматривался и «инфарктный пистолет», несколько образцов которого принесли на слушание. Подробнее об этом можно узнать здесь: https://topwar.ru/104369-igolchataya-pulya-javette-ssha-chasovye-sobaki-i-infarktnyy-pistolet.html https://www.wearethemighty.com/mighty-tactical/cia-heart-attack-gun/ https://www.youtube.com/watch?v=fomOeIhEWDg https://www.youtube.com/watch?v=c7jWBTiDI0o 2) Америка бросил взгляд – в руке у лежащего была зажат карманный «кольт» c прицелом – пистолет, который использует Альфред: https://en.wikipedia.org/wiki/Colt_Detective_Special