Осколки памяти

ГДР, округ Зюль. Август, 1970. Лейтенант фольксармее Эрих Нойманн служил в пограничных войсках уже несколько лет. Когда он только начал свою службу – на юго-западе, в округе Зюль – граница ещё не представляла собой такую надежно укрепленную полосу. Невысокие деревянные столбы с натянутой между ними колючей проволокой – её легко было продырявить кусачками – преграждали беглецам путь до территории противника. Их защищали лишь растянутые между рядами проволочные спирали, да зоркий глаз пограничников на смотровых вышках – расположенных порой слишком далеко, чтобы эффективно прицелиться. Многое изменилось с тех пор. Там, где между внутренней и внешней оградами пролегала полоса голой земли – её рыхлили, чтобы выявлять участки, где границу легче всего было незаконно пересечь: беглецы оставляли следы на коричневой почве – уже четыре года как раскинулось минное поле. Ограду на внутренней стороне защитной полосы снабдили датчиками, что слали сигнал тревоги к ближайшему отряду пограничной охраны. Да и внешнюю изгородь укрепили не на шутку. Из окна высокой цилиндрической вышки, что венчалась огромным прожектором, Эрих наблюдал, как инженеры меняют колючую проволоку на трехметровую ограду из цельнорешетчатого металла, отверстия в которой были слишком малы и остры даже для того, чтобы зацепиться за них пальцами – а уж об опоре для ног не могло идти и речи. Не могло идти и речи даже о том, чтобы дотронуться до решетки, не задев растяжку от мины, что крепилась параллельно стальной сетке забора, – без риска, что тебя изрешетит летящая из конусообразной воронки шрапнель. И все же, несмотря на подобные меры, находились те, кто осмеливался нарушить государственный закон. Пять лет назад Эрих выезжал в составе отряда к беглецу, что к их приезду уже успел стать трупом с дырой в голове – до ограды ему оставалось каких-то двадцать метров. Но сегодня... Тревога замигала красным светом на панели – Эрих было бросился к оконному проему, всмотрелся в залитые полуночной теменью луга на востоке – как вдруг осознал, что сигнал шел с обратной стороны. Белый свет из прожектора залил внешнюю ограду – она тряслась, но с такого расстояния не разглядеть, лишь цепь каких-то резких, рваных движений позади металлической решетки – Эрих вцепился в бинокль, подтянул его к глазам – парень, рукой хватается за кусок ткани, куртка, кажется, это кожаная куртка, перемахивает через ограду, как будто три метра для него – какой-то чертов детский заборчик, волосы сверкают золотом в режущем глаза свете – ястребом летит вниз –

Кто-то из товарищей жахает по аппарату связи, орет в трубку, чтобы вызывали подкрепление с командного поста –

– пока не теряет равновесие в полете, не падает животом на растянутые вдоль железной сетки провода, не натягивает их – и его череп не срывает взрывной волной шрапнели. Голоса других солдат за спиной не смолкают, сирена на датчиках мигает позади него – Эрих едва успевает осмыслить, пробежаться взглядом по тому, что раньше было головой, а сейчас разбросано кровавыми ошметками по голой земле – как вдруг выцепляет обрывки фраз там еще один, вон он... И вот уже другой нарушитель, русоволосый и здоровый, хватается за оставленную предыдущим куртку, летит через ограду, приземляется дальше, не задевая растяжку, прямо на дно вырытого противотранспортного рва, встает, даже не оглядывается на своего мертвого товарища, и замирает на окрик из громкоговорителя: Вы нарушили государственную границу Германской Демократической республики. Мы приказываем вам сдаться и немедленно лечь на землю, сложив руки за голову! Нарушитель срывается с места, бежит вперед, по коричневой земле – Эрих нагибается к бойнице – он целится прямо ему в макушку, давит на курок, нарушитель вскидывает голову, смотрит как будто в самый прицел – словно электрический разряд проходит по хребту от этого дикого, бьющего в самое нутро лилового взора – прежде чем взрыв гремит в ушах, даже на таком расстоянии, а высокая фигура скрывается за взметнувшимися в воздух комьями земли. Когда они оседают и пыль от взрыва рассеивается в воздухе, лишь окровавленные останки тела разбросаны по заминированной полосе. Что Эрих, что другие пограничники из его группы наблюдения, что прибывшие на участок медики и военные, детально заносившие в протокол все, что можно было занести, тщательно фиксировавшие все на пленку, – каждый предмет одежды, каждую часть тела (не обязательно с самим телом соединенную), каждый шрам на относительно уцелевшем первом нарушителе (губы их недовольно скривились, когда оказалось, что головы обоих были обезображены взрывами настолько, что вместо лиц осталась только лишь мясная кровавая каша; из вещей – только рюкзак с бельем и каким-то странным шарфом, никаких документов при них тоже не оказалось), – были озадачены авантюрой, на которую эти двое решились: западные шпионы обычно выбирали пути поизвилистее, через пропускные пункты, через бреши на границе с Берлином – долго и муторно, зато на Восток прибудешь единым куском. Неужели с их выучкой стало все настолько плохо? Озадаченность всех прибывших сменилась скользящим по хребту напряжением, когда они увидели, что черно-красно-желтый пограничный столб по ту сторону ограды с корнем выдран из земли и под углом прислонен к ограде – именно так, чтобы на него можно было забраться с разбегу, да перемахнуть через решетку. Словно он не был сделан из бетона и не весил больше полутора сотен килограмм. Под ложечкой Эриха неприятно сосало, и что-то подсказывало: если бы не его три товарища – которые видели всё действо своими глазами – допросов не избежать. - Отто, просыпайся, к тебе гости с Запада! Отто Шульце, дежурный патологоанатом, недовольно поморщился и поднял кудрявую каштановую голову с журнала учета трупов в приемном отделении морга. Квадратные очки с толстыми линзами впечатались ему в переносицу, пока он спал. Рёмхильд – приграничный городишко на полторы тысячи человек – не славился бурной дневной – не говоря уж о ночной – жизнью. Ночные трупы поступали редко, и обычно всё, что от него требовалось – это занести в журнал необходимые данные (заключавшиеся в том, что на теле нет внешних повреждений), по-быстрому описать одежду и прочие найденные при трупе вещи, взять всё необходимое для анализов в лаборатории, завезти тела в «холодильник», да отправиться дремать в кабинет, а утром, проспавшись, делать вскрытие. С телами, которые привозили с границы, дело обстояло сложнее: с пулевым ранением или минно-взрывной травмой простой отпиской не отделаешься, а уж расчлененка требовала описания каждой части по отдельности. Отто долго возился с первым телом, документируя его раскуроченную до самой челюсти голову, и облегченно вздохнул, когда закончил – а потом чуть ли не взвыл, когда увидел, что его ждало во втором мешке. И все это – за такую зарплату. Наконец дело было сделано, тела описаны, материалы дожидались анализа в лаборатории, одежда – и то, что от нее осталось – снята и помещена в хранилище, а сами тела отвезены на каталках в «холодильник». Вскрытие и анализы могли подождать до утра. В самом деле, не убегут же они. Отто Шульце уже успел закрыть дверь, когда на одной из каталок с новыми телами, там, где на месте головы зияла пустота, теперь её не было – а под покрывалом распахнулись синие глаза. Темнота. Сколько раз за свою жизнь он в нее погружался, сколько раз выныривал, невредимый, с отголосками боли там, куда наносили смертельную рану, - не сосчитать. В голове отдавало тупой болью. Тусклый свет разливался за каким-то белым покрывалом, что шуршало о его ресницы... Америка резко сел на каталке, когда понял, где он находится. Заозирался по сторонам – просторное помещение, стены обложены серой плиткой, из оконца под самым потолком видно предрассветное небо – он сбросил с себя белое покрывало – и тут же съежился и натянул обратно, когда холод от воздуха и металла лизнул его голое тело. Возле него и у противоположной стены стройными рядами стояли каталки. Адреналин пузырьками разлился по крови – у них получилось. Альфред спрыгнул со своей каталки. Почти все из них были пустыми, но на некоторых он, даже прищурившись, мог разглядеть тела – где-то среди них должен быть и Брагинский, если только все сработало, если только... – он рванулся к противоположной стене, сдернул покрывало с одного из тел – кажется, это он, кому еще быть таким здоровенным – черт, нет, всего лишь человек – сдернул ещё, бирка с номером шлепала ему по лодыжке, со второго, с третьего, наконец – - Твою ж мать. Америка вздрогнул от неожиданности, увидев под последним сдернутым покрывалом аккуратно сложенные, прилаженные друг к другу, словно мозаика, окровавленные части тела. Любые сомнения в том, что перед ним именно Россия, отпали, когда на уцелевших частях того, что раньше было шеей, он увидел застарелый, изломанный и блестящий рубцовой тканью шрам. Сердце пропустило удар, ладонь дернулась в непроизвольном желании – я могу прикоснуться к нему – Америка стряхнул эту мысль. Что-то едкое, похожее на стыд, краской разлилось под щеками. Пока Брагинский развалился на каталке – в любых смыслах этого слова – он должен поторопиться. Дверь чуть скрипнула под его нажимом – слава богу, не заперто – Америка аккуратно раскрыл её, оглядел длинный, блеклый коридор. Никаких звуков, ни разговоров, ни работающего телевизора – похоже, Брагинский был прав в своих прогнозах: свинтить из морга легче всего было ночью. Альфред прокрался к двери напротив, проскользнул внутрь – никого, только металлический шкаф во всю стену с квадратными ящичками, сощурился, когда нажал на выключатель. По бирке на ноге даже без очков не составило труда найти, в какую из ячеек положили его одежду и рюкзак. Они остались относительно невредимыми, разве что залитыми кровью – Америка схватил кеды, прощупал язычки на них и с неимоверным облегчением выдохнул, когда почувствовал сложенные вчетверо письма и его фото из тридцатых. С одеждой самого Ивана дело обстояло сложнее: от нее остались лишь насквозь пропитанные алым лоскуты. Америка выдохнул воздух сквозь зубы и приложился лбом о железные створки. Даже при такой спешке они подумали обо всем, буквально обо всем – Брагинский даже распорол ему язычок кед и вшил внутрь фото с помощью иглы, ниток и какой-то матери, – когда планировали побег ещё по ту сторону границы – а потом затолкали угнанный «опель» в реку: достаточно близко к границе, чтобы быстро до неё добежать, но достаточно далеко, чтобы обнаружили машину не сразу. Но не о том, где взять одежду, когда Россию разорвет на мине. Не в покрывале же ему по Германии рассекать. Если только... В «холодильнике» лежали ещё несколько мужских тел. Альфред Джонс раскрывал ячейки одну за другой и старался не думать о том, что он уже второй раз за сутки ищет Брагинскому прикид. Он нашел что-то более-менее подходящее – темную рубашку, брюки и ботинки – закрыл и выключил за собой всё и прислушался. По-прежнему тихо. Отыскать лабораторию тоже не составило труда: их образцы в пробирках лежали самыми последними, Альфред сунул их в рюкзак и, зажав одежду под мышкой, вернулся в «холодильник», заприметив на стене план эвакуации при пожаре, запомнив по нему их расположение в здании, входы и выходы. Пока он возился, прошло не менее получаса – Брагинский должен был уже ожить к тому моменту... В помещении не было ни единой живой души, а тело России на каталке пребывало в прежнем виде. Вот дерьмо. Это займет больше времени, чем они думали. Америка лег на свою каталку, скинул обувь и накрылся покрывалом – на случай, если кому-нибудь вздумается зайти – и стал ждать. Ещё на Западе он хватался за голову оттого, насколько хрупким был их план, какая удача должна свалиться им на голову, чтобы все получилось – и сейчас паника снова разрасталась в его груди. Время шло. Даже сквозь покрывало было видно, как небо медленно светлеет, у них, максимум, есть пара часов до того, как нагрянут санитары, патологоанатомы, а вместе с ними и военные, и если... если Брагинский до того не «проснется», то... Я могу сбежать сейчас. Кулаки под простыней сжались, и Альфред охнул, когда осознал – его ничто не отделяет от желанной свободы, если даже под «свободой» подразумевалась прогулка пешком по чащам тюрингских лесов. Со стороны Ивана – ни звука. Их могут схватить здесь, после всего, через что они прошли. Какой смысл погибать сразу обоим, если хоть кто-то из них может спастись и сохранить воспоминания? Точно. Он выберется в одиночку, обязательно найдет Ивана потом – может, он снова обо всем забудет, но у него есть и письма, и фото, он расскажет все ему заново, Россию же не могут вечно держать взаперти, они точно увидятся, может, потребуется ждать ещё лет десять, но он... его самого не тронут, и тогда... Америка сморщился от какого-то темного, рвущегося наружу чувства – перед мысленным взором встали картины: Иван, который изумленно смотрит на письма, будто узнает их. Иван, что валит его на пол и закрывает от пуль. Иван, с бешеным видом вырывающий пограничный столб из земли, заглядывающий прямо ему в глаза перед тем, как он, Альфред, сам разгоняется, взбегает по нему, перемахивает через ограду, и... Америка зарычал и стукнулся затылком о каталку от злости. Нет, это... нет. Он должен спасти всех. Надо использовать время, чтобы подумать. В крайнем случае, можно сбежать отсюда с ивановой каталкой, отбиваясь от возможного преследования чем-нибудь тяжелым – наверняка в морге есть что-то подобное, а вот если оно ещё и острым будет, то вообще прекрасно. Среди химикатов должно найтись что-то горючее, и тогда... Дверь «холодильника» заскрипела, свет включился – Альфред моментально затих, постарался не дышать. Он почти не слышал шарканья шагов патологоанатома – ему казалось, сердце его бьется так громко, что слышно на всю Восточную Германию, а руки трясутся так, что каталка вибрирует. Свет не гас, шарканье не стихало – что ему понадобилось, какого черта он такой дотошный... - Ох ты ж ебанаврот... Шуршание слева от него, сиплый голос Брагинского – Альфред слышит тонкий вскрик, что-то на немецком, чей-то ещё – они попались, попались – резко сдергивает покрывало, садится – Патологоанатом с каштановыми волосами перевел пронизанный ужасом взгляд за толстыми линзами очков с сидящего на каталке целого и невредимого Ивана на Альфреда. И, тихо охнув, рухнул на пол. Альфред подскочил, как ужаленный, упал на колени рядом с ним, опустил ухо на грудь. - Обморок, - он распрямился, бросил взгляд на Ивана. – Черт. И что теперь делать. - То же, что и планировали, - тот морщился и скалился, растирая руками лицо: должно быть, боль от ран ещё не улеглась. – Валить отсюда и двигать на север. - А этот... - А ты думаешь, ему поверят? Америка бросил взгляд на патологоанатома. Он стоял босыми ногами на полу – и от волнения, хлынувшего в кровь, осознал это только сейчас. - Давай хоть в коридор его оттащим – он же здесь закоченеет. Россия пожал плечами. - Герой – даже в морге герой, - он опустился с каталки на пол, едва пошатываясь. Посмотрел на Альфреда. – Вижу, ты уже нашел свою одежду. От моей хоть что-нибудь осталось? Америка ухмыльнулся. Он не ожидал от себя, что уже успел соскучиться по этому сукиному сыну. - Эй, ты же не думаешь, что герой не позаботился об этом? Небо успело сменить свой цвет с темно-синего на бледно-розовый, воздух был наполнен предрассветными ароматами, а покрытая росой трава гнулась под их шагами. Расстояние от морга на окраине городка до леса они преодолели бегом – и зеленые ветви сомкнулись за их спинами. Сноски тайм: 1. Когда он только начал свою службу – на юго-западе, в округе Зюль – граница ещё не представляла собой такую надежно укрепленную полосу – германо-германская граница укреплялась в несколько этапов. Поначалу она не была такой надежно защищенной крепостью, известной нам из книг и фильмов: году так в 1950-м перейти из одной Германии в другую можно было, перейдя через шлагбаум или перепрыгнув через забор с колючей проволокой (чем народ активно и пользовался). Второй этап укрепления прошел в начале 1950-х, а третий – в конце 1960-х: именно тогда появились ограждения из цельнорешетчатого металла, заминированные полосы, а также ограждения с датчиками, которые посылали сигнал о тревоге, когда этого ограждения касались. Подробнее об этом можно почитать здесь: https://en.wikipedia.org/wiki/Fortifications_of_the_inner_German_border 2. Из окна высокой цилиндрической вышки, что венчалась огромным прожектором – речь идет о вышке BT-11 (Beobachtungsturm-11), которая впервые была представлена на границе в 1969 году. Выглядит она вот так: https://en.wikipedia.org/wiki/Fortifications_of_the_inner_German_border#/media/File:Ddr_beobachtungsturm_11.jpg Небольшая статья про вышки: https://en.wikipedia.org/wiki/B_Tower 3. Не могло идти и речи даже о том, чтобы дотронуться до решетки, не задев растяжку от мины, что крепилась параллельно стальной сетке забора, – без риска, что тебя изрешетит летящая из конусообразной воронки шрапнель – речь идет о мине SM-70 (иногда обозначается как самострельное устройство), которая была впервые введена в строй в 1970 году. Они актвировались с помощью растяжки, были нацелены параллельно линии забора и предназначались для того, чтобы убить или вывести из строя любого, кто попытается перелезть через забор или пробиться через него с восточной стороны. Иллюстрация: https://en.wikipedia.org/wiki/File:Sm-70_schlagsdorf.jpg Принцип действия: https://www.youtube.com/watch?v=rX_IJ8xMKik 4. И все же, несмотря на подобные меры, находились те, кто осмеливался нарушить государственный закон. Пять лет назад Эрих выезжал в составе отряда к беглецу, что к их приезду уже успел стать трупом с дырой в голове – Согласно § 213 Уголовного кодекса ГДР пересечение границы ГДР без разрешения местных властей наказывалось до 5 лет лишения свободы, однако фактически Национальный совет обороны ГДР отдал приказ стрелять в перебежчиков на поражение. 5. Озадаченность всех прибывших сменилась скользящим по хребту напряжением, когда они увидели, что черно-красно-желтый пограничный столб по ту сторону ограды с корнем выдран из земли и под углом прислонен к ограде – через несколько метров от внешней ограды располагались столбы (или бетонные блоки), которые как раз и обозначали границу настоящую границу ФРГ и ГДР. Расположение внешней ограды на расстоянии нескольких метров от границы позволяло пограничникам оперировать в пространстве, когда беглец уже пересек ограду (то есть стрелять на поражение). Столб, который выдрал из земли Ваня: https://en.wikipedia.org/wiki/Fortifications_of_the_inner_German_border#/media/File:Inner_german_border_fence_and_pole.jpg