У меня только две жизни..

Михаил, был... Эх, Михаил вот именно, что БЫЛ. Теперь Милен, что уж там... Милен знал к чему стремится. Теперь Милен стал серьезным. Его план стал явью, явь - обыденным кошмаром. Всё возвращается на круги своя. Теперь маленький Милка пахал, как битюг на поле, ни на что не обращая внимания. Еда, школа, репетиторство, еда, домашка, сон. Еда, школа, тренировки, еда, домашка, сон. И так пять дней в неделю. В выходные усердная зубрилка, только чуть-чуть оставлял время для семьи, а так учеба, учеба и ещё раз учеба. Вот уже две недели как. Не обошлось, конечно, и без конфузов. Когда батя говорил, что знает одного "бывшего солдатика" Милен представлял такого же взрослого, с проседью в волосах, как и у самого Григория, альфу. Который раньше служил вместе с отцом или на крайняк под его молодым руководством. Возможно у него даже был бы животик, и не в пример отца ниже. Но Милен ошибся. И ржал. Долго ржал, как тот же битюг, пуская слёзы впервые увидев этого самца. Самище! И смех и грех, и слёзы от обиды. Мужиков здесь держат поголовно всех на стероидах и на растишке, что ли? Где таких штампуют только, и почему он не такой же? Смотря на этого двухметрового парня (потому что по виду, не больше двадцати пяти) через стекло кафешки, в котором они втроём должны были встретиться чтобы договориться о том, чтобы всё таки омегу взяли на боёвку, Милена просто прорвало. Ему бы в таком теле, только будучи Михаилом, любая девка бы дала. Да что там, штабелями то тут, то там ложились бы. А этот сидит и в ус не дует, и внимание на него никто не обращает. В этом дурацком мире красоту что ли не ценят? Потому что, как для омеги Милка тоже был очень симпатичным. Прям батин бродяга, папин симпатяга. Такой ванильно симпатичным, как эльф прям. Но истерика так же быстро прекратилась как и началась. Со словами отца "Понравился что ли?". Милен, аж прям, дух испустил услышав это. Это, как это "понравился"? Мужик мужику? Та ну, он же не гей. Или гей? Тут же баб-то нет и изначально в генном этого тела заложен быть с мужиком. "Не, бать, не сегодня. Если я и стану геем, то явно не сейчас". Милка, в подтверждение своих мыслей, улыбнулся Григорию и покачал головой, мол "и даром не нать".

***

Зайдя в кафе с птичьим названием, отец с сыном поздоровались со Степаном Николаевичем Степановым, ну, или как с теплым дружеским объятием назвал его отец "Стёпой". В Милкину голову сразу врезалась знаменитая фраза: "Дядя Стёпа великан" и чуть не заржал, аки гиена, от этого, но со всей своей мужественностью сдержался. А то мало ли. Папа то поймет, на другое подумает, вон как в прошлый раз на такое отреагировал. А сам Степан либо обидится, либо подумает, что тот шизанутый и не примет его никуда. Так что, да, сдержался. - То есть вы хотите, чтобы Милен, правильно запомнил? - тут отец махнул головой, собственно Милен, пока еще, не реагировал так быстро на своё имя. - Милен тренировался на ровне с альфами, пусть и младше по возрасту. Правильно понимаю? - Да! - в унисон сказала семья. - И тренировать его должен я? - скептически от "солдатика". - Да! - Зачем? Тут уже пришлось объясняться Милке, потому что и отец не знал причины. Милен не мог рассказать, что в школе у него одни мудаки обитают. Родитель, за любимого сынишку, там всем глотки перегрыз бы. И он нашёл ответ в эмоциях. Чтобы он чувствовал, будь он отцом? Милен знал, что такое быть одним мужиком в семье. Милен знал, что такое страх за родных. - А вы бы смогли защитить родного человека, находясь далеко от него, когда ему угрожает опасность? Смогли бы не переживать, зная что он беззащитен? - Милка сам не знал, как же он выглядел со стороны. Серьезный, холодный взгляд зелёных глаз был устремлён на Степана. Сведенные густые русые брови, напряженное лицо. Сейчас он не походил на того Милку, что был месяц назад. Сейчас он был Михаилом, которому стукнуло недавно двадцать пять лет. - Вот поэтому я и иду к вам. Я не хочу чтоб мои родители переживали за меня, когда я стану жить один. Видимо Григорий был в том же состоянии, что и Степанов. Для него были так же неожиданны такие взрослые и обдуманные слова от сына, которому через два месяца всего лишь восемнадцать. От омеги, который несколько месяцев назад заблудился в другом районе города и рыдал в трубку чтобы его забрал папочка. Альфа не выдержал и положил свою, на сжатую в кулак, руку сына, что была на столе. Такая хрупкая, но такая уверенная рука давала понять, что это уже взрослый человек, а не ребенок. Бывший солдат Степанов проиграл эту битву. Степан побывавший в горячей точке ещё совсем, можно сказать, зелёным, видевший как смерть забирает одного товарища за другим, и ползущий в осколках гранаты, весь в крови, своей и чужой - не выдержал взгляд омеги. Обычного, нежного и хрупкого омеги, с зелёными, как трава, и такими холодными, как снег, глазами. И удушающе приятным запахом лета: свежоскошеной травы, покрытой росой, мяты и зелёными яблоками. - Хорошо. Я понял. Будут тебе тренировки. - Спасибо. - мило улыбнулся Милен, сам не подозревая того, какое влияние производит на Степанова. Они сидели втроём ещё минут тридцать. Отец с будущим тренером своего сына расспрашивали друг-друга о жизни. В этом тихом, по-семейному, уютном кафе с птичьим названием.