Покуда мы будем жить. Сейчас и в вечности

Фред Уизли знал Гермиону так хорошо, как только мог знать один человек другого. Он знал, что она по утрам любит горячий чай, кофе или какао — но никакого сока. Знал, что она закусывает губу, когда задумывается. Знал, что она любит перебирать пальчиками шерсть Живоглота, а, когда никто не видит, и его, Фреда, волосы, что она стесняется своей улыбки, и поэтому старается сдерживаться, что она всегда прячет лицо за волосами, когда ей грустно. Фред знал о Гермионе все, что могли только дать часы наблюдений и разговоров, все, что знали ее друзья или преподаватели. Это было его маленькое хобби — стараться узнать о ней что-то новое, хотя бы крупицу информации. Джордж добродушно называл его маньяком, трепал по плечу, но так никому и не раскрыл их с Грейнджер маленький секрет, который она оберегала так рьяно, словно это было делом жизни и смерти. Джордж узнал обо всем в Рождество, которое они провели в Норе: увидел их с Гермионой, целующихся после шумной ссоры, а после устроил дознание с пристрастием и чуть было не прибил собственного близнеца, когда тот признался, что они со старостой вместе уже несколько месяцев, с тех самых пор, как Живоглот лишил половину педагогического состава школы палочек. Первые недели девушка ужасно смущалась прикосновений и объятий, поцелуев и мимолетных улыбок, всего того внимания, которое дарил ей Уизли. Она хмурилась, отворачивалась, но тем не менее не могла устоять, когда он зажимал ее у стены в коридоре или в темном углу гостиной, целуя и лихорадочно глядя ей в глаза, наслаждаясь краткими моментами близости, но после все равно отталкивала его и убегала. Упорно избегая разговора, она ловко исчезала в толпе, стоило ему появиться, заводила разговор с однокурсниками или же просто давала деру, но раз за разом не давала Фреду и шанса поговорить с ней. Три раза он целовал ее: в первый раз — в гостиной на диване, после чего она, вся красная, вскочила и убежала в спальню, забыв даже трофеи своего кота. Второй раз произошел прямо перед ужином, около Одноглазой Ведьмы, когда гриффиндорка пыталась незаметно проскользнуть в тайный лаз, но была перехвачена парнем. Он хотел поговорить с ней, потому что она обходила его десятой дорогой уже четыре дня, однако Гермиона так отчаянно стала пытаться вырваться, что он был вынужден (по крайней мере, он убеждал себя, что это было так) прижать ее к стене, игнорируя то, что она колотила его кулачками по груди, и поцеловать. Она замерла, и Фред уже испугался, что она зависла и сломалась, когда девушка стала робко отвечать ему. Они отстранились друг от друга через минуту, когда воздуха стало совсем не хватать: его волосы были взлохмачены, ее рубашка смята, щеки обоих заливал румянец. Юноша широко и счастливо улыбнулся, прислоняясь своим лбом к ее, но она, охнув, внезапно скользнула из его рук и убежала, не успел он даже окликнуть ее, оставляя его в одиночестве в коридоре. На ужин Фред не пошел, бесцельно слоняясь по замку, засунув руки в карманы. Филч, которого он встретил в коридоре третьего этажа, зло посмотрел на ненавистного студента, однако вменить ему в виду было нечего, и он молча насупился, все еще сверля его взглядом, и только тут увидел всю ту невеселую гамму эмоций, которая отражалась на лице вечного шутника. Завхоз замер, недоумевая, и, когда парень поравнялся с ним, не очень уверенно спросил, словно ожидая подвоха: — Эй, ты, ты в порядке? Выглядишь больным, — он пристально уставился на ученика, и тот печально усмехнулся ему. — Да, мистер Филч, — тихо ответил Фред. — Хорошего вам вечера. Он продолжил путь дальше, когда услышал сзади удивленное и почти обиженное: — И что? Никаких бомб, хлопушек, салютов? — Филч подозрительно сощурился, глядя на Уизли. Тот только покачал головой, продолжая свой путь. Завхоз пораженно обернулся к своей не менее пораженной кошке. — Ты это видела, Миссис Норрис? Третий раз был еще более провальным, чем второй, потому что Грейнджер, которую он поймал утром около выхода из башни, не просто убежала, но еще и влепила пощечину. После того, как ответила на поцелуй, растрепала пальцами рыжие волосы, снова разбередила всю душу. После этого гриффиндорец не пошел ни на один урок, до позднего вечера просидев в комнате, а под вечер, когда в комнату вот-вот должны были вернуться Ли и Джорджи, быстро нацарапал записку, что вернется поздно, и улизнул на Астрономическую Башню. Здесь, сидя под приглушенным лунным светом, он почувствовал, что его внезапное и мимолетное увлечение, как ему казалось, на самом деле являлось чем-то гораздо более глубоким, важным, глубинным. Чем-то, что не могут отменить ни попытки избегать друг друга, ни разлуки, ни другие отношения. Возможно, даже смерть. Фред не знал, когда успел так полюбить маленькую девочку, подругу брата. В тот момент, когда почувствовал одуряющий запах ее кожи? Нет. За два месяца до этого, когда она, убирая дом Сириуса, начала подпевать маггловской песне, пританцовывая? Раньше. На Святочном Балу, когда Крам кружил ее в танце? Тоже не то. В тот момент, когда она впервые отличила их с братом? Кто знает… Огромный рыжий кот мягко приземлился рядом, устраиваясь у ноги парня, тихо урча. Тот опустил руку ему на загривок, мягко почесывая шерстку. — Да, приятель, кажется, я сильно попал, да? — Живоглот поднял на него умный взгляд и мяукнул. Уизли наклонил голову, думая, сходил ли он с ума или нет, но, кажется, он безошибочно понял, что хотел сказать зверь. «В чем проблема?» — Кажется, ей совсем это не нужно, — он подтянул к себе правую ногу, кладя подбородок на колено, тоскливо глядя на звезды. — Она каждый раз просто убегает, оставляет меня, понимаешь? Я каждый раз чувствую себя последним подонком, но все равно с трудом сдерживаюсь, чтобы не обнять прямо посреди людного коридора. «Почему сдерживаешься?» — кот развернул морду к человеку, пытливо вглядываясь в него. Кажется, этот рыжий негодник знал куда больше, чем Фред. — Посуди сам, если она убегает, то разве хочет общения или, тем более, отношений? Нет, друг мой, это нелогично. — Живоглот громко фыркнул, высказывая все свое презрение к логике и ее выводам. Он громко мяукнул, требовательно взмахнув хвостом. — Хочешь, чтобы я поговорил с ней? — утвердительный кивок. — И что же я, по-твоему, скажу ей? — кот, не моргая, глядел в голубые глаза гриффиндорца. — Ладно, уговорил, — поднял в конце концов руки Фред, словно сдаваясь на милость победителя. — Куда идти?

***

Живоглот прекратил вылизываться и сел ровно, когда услышал, что за дверью все стихло. Он неподвижно сидел несколько минут, в течение которых ничего не менялось, и вернулся было к своему занятию, но его снова прервали, на этот раз чьи-то шаги по ту сторону. Шаги притихли, и он спешно метнулся вправо, прячась в тени стены, и очень вовремя, потому что из помещения вышли хозяйка и Старший Рыжий, которые крепко держались за руки, и, кажется, больше хозяйка не планировала сбегать. Старший Рыжий аккуратно приобнял ее, словно она была нежным куском ветчины, которая могла помяться. — Ты знаешь, что ты щуришь глаза, когда хочешь что-то запомнить? — Что?.. С чего ты… — Мне нравятся эти твои маленькие привычки, Грейнджер. Каждая из них, — и он уткнулся носом в волосы хозяйки. Кот понимал его, волосы Гермионы всегда пахли фантастически. Живоглот довольно фыркнул и затрусил по коридору вправо, гордо подняв хвост. Ничего-то эти люди без него не могут! Пришлось их буквально заставить поговорить, хотя это и потребовало душевных и физических сил. По крайней мере, от хозяйки перестало пахнуть страхом, от Старшего Рыжего — тоской и безнадежностью, и теперь оба снова попахивали первой влюбленностью, от которой коту хотелось чихать, а еще счастьем. Портреты уважительно кивали ему, когда он пробегал мимо, а Розовая Гадина испуганно развернулась и бросилась прочь, едва завидев его. С того момента, как Живоглот увел избранника хозяйки с высокой холодной башни к комнате, где хозяйка пряталась, прошло около часа, и, видит Великий Кот Мерлина, Гермиона Грейнджер была единственной самкой, ради которой Живоглот готов был вести переговоры с самцами. Впрочем, Старший Рыжий ему нравился, так что Живоглот был даже почти не против, чтобы он стал частью их с хозяйкой семьи. Чесал между ушами он здорово.