Emptiness of the soul

—Так вот оно что… После этих слов, Чон сразу же мысленно заткнул себя и устарился в окно, где была пустая трасса. Спустя некоторое время, он плавно надавил на газ и выехал в непонятном направлении. В салоне пахло каким-то морским привкусом. В приоткрытом окне машины слышался шелест деревьев, шум других автомобилей, разъезжающих по мокрому от недавнего дождя асфальту. Они молча ехали по тёмной ночи, а в небе горела яркая, полная луна. Ночью полная луна на живописном своде — тонком, безразлично проходили разорванные темные облака: местность то светлела, обнажаясь строениями, то незаметно и сразу темнела… Осенью небо за луной — пространство с бесконечно удаленной, но видной границей, явно освещенное луной. А здесь на земле — темно и сыро, здесь мы вмещаем ночь в наше сознание… Луна ослепительна, ясно освещает небо до темного свода, на земле все видно единым, которое разрывает и не может разорвать ветер. На озере край города в лунной дорожке огненные вихри постоянно разбегаются, отклоняясь от начального центра. Иногда после сумерек поздней осенью появившаяся луна долго-долго ничего не освещает, много позже, когда уже местность вокруг — притихшая под луной и объединённая её светом, сама луна — главное событие, и мы ждём чего-то… Неужели мы придумываем миру нечто своё, а потом верим придуманному? И как все-таки красив, одинок и безлюден город в три часа ночи. И только пару машин промчатся по большому проспекту, который в дневное, наскучившее мне время, заполняют километровые пробки… В ночном городе можно укрыться… раствориться… спрятаться от чьих-либо глаз… Ты можешь делать, что захочешь, быть, кем захочешь в эти минуты. Можешь тихо лежать на прохладной траве, смотреть в черное… темно — синее небо с миллиардами звезд… или можешь прыгать, бегать и петь свои любимые песни во весть голос, тебя за это сейчас никто не осудит… В ночном городе также можно и поплакать: чернота этих ночей спрячет тебя, твои мысли и твои слезы… Ночной город…он прекрасен и загадочен, даже обычные и привычные взгляду деревья, ночью превращаются во что-то магическое, словно прикасаясь к ним, ты становишься одним целым с природой, со всем что тебя сейчас окружает… А ночные звуки, часто незнакомые и непонятные нам, и в них каждый слышит что-то свое, что-то сокровенное… то, что хочет услышать… И как же можно забыть про сны… ведь только, и только во снах реализуются все твои мечты, сокровенные желания и тайны, с которыми ты никогда ни с кем не поделишься… Возможно, мы любим ночь больше, чем день, ведь ночью, мы настоящие, мы можем никем не претворяться, быть самими собой… и… наверное… Пак любил бы ночь еще сильнее, если он был с ним в это время… в эти магические мгновения, которые мелькали в слегка запачканном окне ягуара. Всю дорогу они ехали молча. Чимин всё так же сидел, облокотившись на кресло и наблюдая ночные пейзажи в окне. Тут они остановились. На этот раз, и наверное, впервые за всю поезду, Чон повернулся к Паку и привычным, добродушным и слегка затуманенным, загадочным, как казалось парню, голосом выдал: —Выходи, мы приехали. Резко раздался хлопок двери. За ним ещё один. Встав у машины, Чимин недоверчиво посмотрел на рядом стоящего, спрашивая: —И где мы? В ответ он получил лёгкий, немного раздражающий смешок. Чонгук медленно пошёл к подъезду многоэтажки, отдаляясь в темноте от парня и выкрикивая на последок: —Мы у меня дома, идём. Неожиданно, как на зло, снова заморосил дождь. Вздрогнув, Пак быстро направился к парню. Они вместе поднялись на нужный этаж по извилистой лестнице. Зашли в квартиру. Она была тёмной и даже одинокая лампа не могла своим белоснежным светом сделать её чуть ярче. Чонгук проводил гостя к спальной комнате. Открыл дверь, сделанную под древесину дуба. Пак молча, как-то со странным уклоном наблюдал за слегка взъерошенным, небрежным Чонгуком. Они прошли к кровати. —Я буду спать в гостиной, если что-то понадобится, подходи. Он сказал это быстро, чётко и так же резко развернулся и направился к выходу, как вдруг… Он почувствовал тепло, жар на своём запястье. Он взял его за руку. Удержал…зачем? Чон развернулся и увидел блеклого, миниатюрного Чимина, держащего его за руку. Он подходил всё ближе, плотнее. Его взгляд в очередной раз наполнился дьявольской ненавистью, надеждой. Парень чувствовал его ненависть, но не смотря на это, он и сам не понимал почему отвечал, почему не вырывал руку, почему подходил ближе в ответ… Он готов стать его жертвой, он для этого жил… Едва Чонгук отстранился, его хватка стала жестче, до боли во всём теле. Он некоторое время смотрел на парня своими чёрными зрачками, которые теперь начали немного сужаться, открывая этим самым радужные оболочки его глаз… Все говорят, цвета шоколада, а Чон знает, что глаза его цвета коньяка. Почему? Они опьяняют… Он поддался, склонился острым носом к его шее… Почувствовал тот самый аромат, что чувствовал тогда, в машине, когда алкоголь перебивал всё, что скрывалось на этом теле. Его запах… Сладкий запах карамели… Такой прекрасный, как и он сам. Он сводит с ума. Дышит. Так тяжело. Сладко. Горячо. Он сейчас слишком близко, чтобы думать о завтрашнем дне, глаза слишком манящие, губы слишком влажные… Несколько секунд в тишине мелькал его блуждающий взгляд, а вздох проиграл целую мелодию… Ресницы медленно опустились и его губы накрыли чужие. Тело обмякло и он, перестав чувствовать напряжение, ослабил свою мёртвую хватку, а его руки стали медленно, но с упором поглаживать спину. Дыхание слилось в одно, а губы уже не хотели отпускать. Что это? Это он. ОН. Его вкус… Идеальный, абсолютный, незаменимый. Только ЕГО. Где сердце? Где сердце Чонгука? Оно будет биться. Потом. В его душе.Он знает. Наконец, когда кончается столь желанный воздух, их губы размыкаются, но они на том же расстоянии. Так же чувствуют опылающее дыхание на себе. Прирывисто, дрожащим голосом Чимин прерывает ту тишину, которую они создали ещё в самом начале: —Останься… Прошу… Руки Чона устремились на талию. Он нежно гладил его хрупкую спину. Поцелуй был уже не таким робким и аккуратным, как раньше, он был сильным и настойчивым. Оторвавшись от горячих губ парня, Чонгук стал целовать ее щеку, плавно двигаясь к шее. Блаженство любви охватило Пака, его ноги и руки ослабли, не имея мужества пошевелиться. Теперь уже он словно жертва, отдавшаяся хищнику на растерзание, не в силах был вырваться из сильной хватки. Через мгновение Чонгук резко остановился и, проведя ладонью по его тёмным волосам, улыбнулся. Его дыхание было громким и частым. Взглянув Чимину в глаза, он видел страх, но любовь в сердце преодолевала его. Парень медленно снял с себя тёмную рубашку, оголив торс. От его груди Пак повел ладонь к его рукам, ощущая их мощь и силу. Его тело горело пламенем, казалось, что об него можно было обжечься. Чимин не отрывал своих глаз от его взора, от его улыбки ему становилось тепло и спокойно. Парень снова приблизился к его губам. Он медленно и плавно стал опускать другого на кровать, ложась поверх него. Обхватив его широкую спину руками, Пак полностью доверился ему, позволяя целовать его там, где он хочет. Счастье переполняло, в тот миг он позабыл обо всем. Он думал только о нем, чувствуя его настойчивые поцелуи на своей шее. Вскоре его руки устремились вниз, парень медленно стал снимать с него одежду, не отрываясь от теплых губ, хрупкого тела. Когда он снял с него последний кусок одежды, он почувствовал легкое дрожание в его коленках. Перед ним лежал как никогда невинный, драгоценный Чимин, которого он так любил. Что-то щёлкнуло в его голове. Он на секунду задумался… Что я делаю? Почему мы совершаем это? Это не правильно, так не должно быть. Ему будет только хуже… Он не знал, правильно ли поступает с Паком. Чонгук в последний раз оторвался от его губ и встал с постели. Озадаченный Чимин глядел на него своими небольшими, сверкающими глазами, так и спрашивая… Что? Что произошло? Почему ты остановился? Но тот молчал, он скривил явно не удавшеюся улыбку, взял рубашку и вышел из комнаты, оставив обнажённого парня одного, разбитого, итак брошенного Чимина, на пустой, белой кровати в ужасно тёмной, сыростной комнате. В след за захлопнувшейся дверью по комнате раздалась тишина. В забитой переживаниями и алкоголем голове Пака происходила суматоха. Снова. Снова наступило чувство отчаяния, как и загадывалось ранее, алкоголь не помог. Он ощущает его как боль, которая расползается, как песок от ветра везде — в горле, желудке, голове и невозможно убежать, стряхнуть ее с себя. И отчетливый запах гниения… Руки опустились. Хотя куда опускаться? Он итак лежит на кровати, парализованный выпивкой, в голове пусто, а на душе кошки скребут своими заточенными, грязными когтями. Наконец, он ушёл от своих мыслей и заснул. Он спал крепко. Сквозь сон чувствовалось умиротворение. Именно во сне мы можем быть с теми, с кем не можем быть на яву. Мы можем быть счастливыми, но эта грань настолько тонка, настолько не явна, что мы теряем это счастье в долю секунды с наступлением нового утра. Ночь, простерла крыло, скосив глаз луны, напрямую ему в сердце и он почувствовал молчаливый зов пустоты, а почувствовав уже не смог от него избавится. Он то высасывал из его души все силы, то наполнял ими так, что казалось, Чимин сейчас же взорвётся. Может это все было игрой воображения, а может и нет. На этот раз был плач, на одной ноте, больше похожий на вой, он врезался в грудь холодным лезвием ножа и медленно стал опускаться к животу. Пак открыл рот в беззвучном крике, его телу не было больно, но душа наполнилась невыразимым по силе чувством одиночества, пожалуй наиболее близким будет слово — вселенским. Именно это и заставило его посмотреть в безумную, темную пустоту. Где-то на самом краю своего разума он ощущал присутствие рационального мышления, шептавшего о том, что он лежит в кровати и пялится в темную комнату в шесть часов утра, но он только догадывался об этом. Темнота проглотившая его, заставляла слиться с ней, став ею. А плач все равно продолжался из-за пустоты и вдруг он осознал, что он доносится из реальности, а Чимин погружен в пустоту самого себя. Как только эта мысль пришла ему в голову, он, как бесконечность пустоты, обрел четкую и даже осязаемую ограниченность. Пустота стала стремительно сжиматься, пока не исчезла где-то внутри него, как человека, и уже в качестве такового он ощутил, как она ворочается у него в груди, готовая в любой момент вновь показаться. Это была сирена. Он по прежнему пялился в темноту, но уже без мистических переживаний. Но тут возник вопрос: «А собственно говоря, что случилось?» Начиная с этого момента пропала вся многозначительность, наполнявшая каждое движение и каждый предмет, пропал тот внутренний смысл, что стоял на границе осознания и казалось, еще момент, еще одно мгновение и он станет обладателем какого-то сокровенного, основополагающего знания об этом мире и о себе. Зато прояснившееся сознание позволило делать логические выводы и рассуждать последовательно, лишив тем самым самого короткого пути- интуиции. Все поняв, окончательно проснувшись, забыв, что ему снилось, он поднялся с кровати и подошел к окну. За ним был пожар, в одном из окон, в доме напротив. Почему то возникло чувство вины, как будто это случилось из-за него. Он посмотрел еще немного и снова лег в кровать, но спать уже не хотелось.Тут резко в голову взбрёл ещё один вопрос: «Где это я?» Он оглянулся по сторонам тёмно-серой комнаты и в голову что-то резко ударило, словно молотом. Голова была словно налита свинцом, и малейшее движение глазами заставляло морщиться от боли. Он начал вспоминать вчерашний день и всё потихоньку вставало на свои места. Уже кое-как он смог поднялся и побрести к двери, придерживаясь за малейшие выступы, которые попадались ему на пути. Ничего, ничего, — сказал он сам себе, — Главное, что не на улице очнулся. Он открыл дверь и в нос ударил запах из кухни. Возможно, будучи не в похмельном состоянии, он бы с радостью туда пошёл, но сейчас, его с ног до головы выворотило наизнанку от этого запашка. Но сквозь всю неприязнь он двинулся к его месту источника. Выглянув из-за угла, он увидел Чона, по домашнему взлохмаченного, в шортах у плиты. Парень быстро заметил его и с улыбкой пробурчал: —Очнулся? Садись за стол, я почти приготовил тебе суп из водорослей от похмелья… Пак хмыкнул, но покорно сел и ждал. Минут через пять тишины и наблюдений за Чоном, суп был перед его опухшей мордой. Чонгук сел прямо на против, не отводя взгляда наблюдал за тарелкой Чимина. —Может… Ты перестанешь так на меня смотреть? Тот же покачал головой и продолжал смотреть. Слегка напрягшись, Пак медленно начал есть суп. Сначала, он немного скривился, но позже привык и достаточно шустро всё съел. —Ну как тебе? Парень чуть не поперхнулся. Чонгук колко стрельнул взглядом. Слегка прокашлявшись, он ответил: —Спасибо за заботу, суп был… Вкусный. Прости за вчерашнее, думаю, что это было ошибкой. Мне лучше идти. Он и сам не ожидая такого ответа от самого себя выскочил в дверь. Чон было ринулся за ним, открыл дверь, выбежал на лестничную площадку… А его уже нет, хотя пару минут назад он еле до кухни дошёл. Похоже, супчик и правда помог. Чимин же выйдя на улицу, опять попал под ужасную погоду. Казалось, что в этом городе никогда не перестанет идти дождь. Поливало нещадно уже три дня и даже самые смелые жители не решались выходить без срочной надобности на улицу. Но находились и отчаянные люди, которые как будто не замечали пронзающего ветра и проклятого дождя, спеша по своим неотложным делам. Они шныряли по узким улочкам Сеула, как серые мыши, что бегают по подвалам старых домов, ища себе еду. Сеул начал погружался в тревожную тьму, когда парень не спеша вышел к речке и пошел вдоль набережной, наблюдая за окружающими и, в который раз, убеждаясь в правдивости своих выводов. Это, как ни что иное, придавало уверенности в себе и чувство несомненного превосходства над жителями этого мрачного города. Вдруг, невдалеке раздался странный шум, заинтересовавший прохожих. Яркая вспышка озарила небо и, подобно сиянию падающей звезды, скрылась за домами, в двух кварталах от причала. Послышались топоты, шуршания. В другом любом случае Чимин не обратил бы на происходящее внимания, но не в этот раз. Какое-то странное предчувствие овладело им в эти минуты, и у него появилось ненавязчивое желание как можно скорее уйти.Начиналась гроза. Он пошёл прочь в самый центр городской жизни, по темным дворам, сквозь грязь и холод, которые были практически невыносимы под проливным дождем. Но парень как будто не замечал ничего. Ведомый своими новыми ощущениями и сильным желанием спрятаться в каком-нибудь кафе, он за считанные минуты оказался там, где, по его мнению, должна была находится забегаловка. И он не ошибся. Он дошёл до недавно открывшейся пекарни. Оттуда веяло свежеиспечённым хлебом. Открыв стеклянную дверь, он, уже не с тем рвением, что было прежде, прошёл вдоль помещения и уселся за небольшой столик у окна. Заказал чашку кофе. На улице полил настоящий ливень. В помещение тоже было достаточно мрачно и тускло. Всё это не давало покоя душевному состоянию парня. Он тосковал по Хосоку. Он не мог выкинуть его из головы, хоть в последнее время его и не тянуло к нему. Если пришло время прекратить отношения, ваше сердце будет страдать. И даже если вы чувствовали себя невостребованным в этих отношениях, вы тем не менее получали какое-то количество любви. И даже если его проникновение в вас было поверхностным и безответственным — он все равно проникал в ваше тело, а его забота проникала в ваше сердце. Хосок так или иначе открывал его тело и сердце своей любовью, и то, что было открыто, сохраняет его форму. Если они расстались, в теле и сердце Чимина осталась пустота, принявшая его форму. И он будет скучать по нему, тосковать по нему, надеяться, что он позвонит и скажет, что это была ошибка, что он может измениться, и что он хочет снова быть с ним. Пустота, принявшая его форму будет жаждать быть заполненной им. Это чувство тоски по мужчине, который любил его глубже всего в жизни хрупкого Чимина, будет с ним до тех пор, пока другой не будет любить его еще глубже. Но кто? Кто справится? В голове парня крутились многие мысли, но теперь он боялся. Боялся доверить себя другому, он боится снова быть брошенным. Вдруг по тихому помещению раздался звон колокольчиков, припаянных к входной двери. В пекарню зашёл молодой парень, одетый во всём чёрном, с бесцветными волосами и тёмными бровями. «Выглядит как бандит прям…» — пронеслось в голове у парня. Тот же спокойно взял напиток и уселся неподалёку от Пака. Он кому-то набрал, и скрывшись от лиц персонала и гостей, разговаривал тише рыбы. Но не смотря на это, в какой-то момент, Чимин услышал фразу, которая его слегка шокировала: —Чон… Чон Хосок? Да, я понял. Хорошо. Губа невольно поджалась, а глаза зорко забегали. —«Может показалось? У меня уже паранойя наверное…» — снова проносились мысли Пака. Но всё же он стал вглядываться в него. Чуяло сердце, что-то было не чисто. Вскоре таинственный незнакомец ушёл, оставив грязную наличку на столе рядом с недопитой кружкой крепкого латте. Чимин нервно стукнул указательным пальцем по столу. Встал, предварительно оплатив, и медленно решил пойти за ним. Не вызывал он у него доверия, нет. Тот самый парень, натянул капюшон и прошёл вдоль узкой, тёмной и сыростной улицы. От ног отскакивали мелкие камни, летящие в разные стороны, мокрый ветер задувал в лицо, а не просыхающие лужи заставляли проводить целое балетное представление, лишь бы не намочить ноги. Он шёл довольно быстро, не оборачиваясь. Чимин брёл за ним какими-то извилками, переходами, чуть ли не подземными тоннелями. Как вдруг, на его взор упало знакомое, заброшенное здание. Где-то он его уже видел… Недостроенные здания всегда привлекают своей загадочностью. Мрачный вид обшарпанных стен заставляет задуматься об истории таких сооружений. Речь пойдёт не о выдуманном, а вполне о настоящем здании, по сей день оно возвышается и манит своей страшной и кровавой историей. Поднимаясь по бетонным ступеням можно слышать, как маленькие камушки падают в пустоту. Поручней нет, и приходится всегда держать равновесие, ведь если не дай бог подвернёшь ногу, то можно упасть в пустоту. Здание огромное по площади и довольно высокое — девять или десять этажей. Ветер завывает в каждой комнате, и какой-то замогильный холод царит в помещении. Даже при свете солнца дом не кажется дружелюбным. На шестом этаже есть комната самоубийц: расписанные стены, будто прощальные слова, заставляют вздрогнуть, а за спиной чувствуешь чьё-то немое присутствие. Шахта лифта пугает, посмотрев вниз, голова начинает кружиться, и, отпрянув от края пропасти, всегда оглядываешься по сторонам. Почему же знакомый? Рядом с этим заброшенным зданием находится дом некого Чон Хосока, с которым несколько лет в достатке жил некий Пак Чимин. Ужас накрыл. Ноги подкосило и он изо всех сил сдерживал некий крик, который внезапно хотел вырваться наружу. Может он себе всё накручивает? Может это кто-то из своих, а Чимин просто пересмотрел детективов? Возможно, но в этой ситуации его разум отказывался здраво мыслить. В этот момент он случайно споткнулся об неудачно расположившийся камень на его пути. По длинному переулку раздалось гулкое эхо. Парень в капюшоне обернулся и настороженно осмотрел всё, что его окружает. Пак спрятался за непонятной кучкой мусора, прижавшись всем телом к мокрой, покрытой густым мхом стене и зажмурив глаза, словно забыл, как дышать. Видимо, паренёк сочтёл это за «показалось», ну или притворился, что сочтёл и пошёл дальше. «Пронесло…» —подумал Чимин, выглядывая из-за угла. Когда таинственный незнакомец добрёл до дома Хосока и позвонил в его дверь, Пак напряг всё своё тело, вглядываясь в происходящее. Хо достаточно быстро открыл дверь, словно готовился. Они обнялись и вместе скрылись за дверью. Парень выдохнул, но продолжал наблюдать. Прошло около 15-ти минут и они снова показались, Чон Хосок проводил незнакомца с непонятной папкой в руках, с улыбкой на лице. Искренней улыбкой. На душе стало тепло, даже, можно сказать, горячо. Всё в порядке… С ним всё хорошо. Солнце медленно скатывается к горизонту, на землю падают сумерки. Безумный день подходит к концу. Спешат домой люди. Кто-то бежит с работы, кто-то с тренировки, кто-то возвращается с дополнительных курсов, а кто так и сидит дома. Некоторые наоборот, только выходят на улицу: на прогулку, на свидание, выгулять собаку или подышать свежим воздухом. На стадионах появляются одиночные бегуны. В город приходит вечер. Вечер — самое загадочное время суток. Это уже не день, солнышко почти скрылось. Но еще не ночь, потому что не наступила полная тьма. Это переходный этап между днем и ночью, таинственные несколько часов, которые кого-то вдохновляют, кого-то загоняют в сон. В это время детей укладывают спать, уставшие родители наконец-то могут посвятить время себе и домашним делам. Улицы постепенно пустеют от малышей, наполняясь молодежью, которая планирует весело провести время. Вечер рисует на небе прекрасные узоры. Розовеет небо, темнея ближе к горизонту. На дороге легли последние солнечные лучи, где-не-где уже можно увидеть единственную звездочку, первой вышла на небо спросить солнце: «ты уже идешь? Мы должны занять твое место, чтобы осветить дорогу тем, кто не имеет передышки ночью!». Но луна не спешит занять свое место. Ее время — это ночь. А сейчас вечер. Многим вечер дарит вдохновение. Где-то девушка или парень садится у окна, берет в руки ручку и любимый блокнот и начинает писать то, что ее (его) волнует. Возможно, они пишут песни, возможно, пишут музыку. А, возможно, просто записывают свои мечты, которые перед сном бешеной волной окутывают их юные сердца. Вечер дарит покой. Вечер дарит отдых. Он окутывает томной пеленой уставших после тяжелого дня людей, дарит им время для отдыха, для мыслей. Порой кажется, это просто замечательно, что у нас есть вечер и есть утро. Что ночь не меняется резким днем, а после дня наступает резко ночь. Человеку нужно время, чтобы прийти в себя, подготовиться ко сну, подвести итоги дня, проанализировать свои поступки и упорядочить свои мысли. Светятся огоньками лампы в окнах многоэтажного дома. Дом дышит вечером, наполненный людьми. В каждом окошке происходит своя история. Дети делают уроки, родители готовят кушать, малыши сладко засыпают. Где-то одинокая пара смотрит веселый фильм, а одинокая бабушка вяжет носки своему внуку. Через несколько часов все они уснут, на землю упадет тьма, выйдет на небо вечный ведущий ночи — Месяц и поведет по кругу в волшебном танце звездочки. Как не странно, вечер был приятен. Дождь уже давно прошёл, небо стало пронзительно чистым. Идти было особо некуда. Пак побрёл в парк, который всегда навещал и раньше в трудные минуты. Уселся на опрятную лавочку, покрытую блестящим лаком и окантованную железом с красивыми металлическими узорами. Темнело с каждой минутой сильнее и сильнее. Парень просто смотрел в темноту, пытаясь разобраться в сегодняшнем трудном дне. Картинка перед глазами часто менялась, солнце садилось всё ниже, а люди, мелькавшие мимо, потихоньку кончались, как вдруг, перед ним привстал силуэт высокого мужчины. Он прищурился, но это не помогло. Его маленькие глаза совершенно не могли ему помочь. Со стороны послышался прерывистый смешок и он сразу смог понять, что это тот же надоедливый Чонгук. —Ох… Чонгук, опять ты. Парень молча подсел, но можно было понять, что он тоже немного ворчлив. Они молча просидели пару минут, позже, Чон всё же решил заговорить: —Тебе есть где заночевать? Без минуты сомнений, поступил ответ: —Да. И снова смешок.Это стало подбешивать. Смешок был не искренним, наигранным, словно подделка. —Врёшь. —Послушай, что тебе от меня нужно? — Чимин резко развернулся и уже с явным недовольством посмотрел на рядом сидящего. —Я хочу помочь, а ты упрямишься, словно старая кляча. У меня есть лишняя комната, поехали ко мне… —Чтобы всё повторилось, как вчера? — не обдумав выбросил Чимин, отводя взгляд. Чонгук слегка напрягся, поджал ноги, а руки спрятал в карманы тёмного, бархатного пальто чуть выше колена. —Прости за вчерашнее, ты выпил и я… Прости, — искренне каялся Чон, жалостно глядя на другого. —Я не хочу доставлять тебе неудобства, но мне придётся поехать к тебе. Идём. Пак Чимин уверенно и самодостаточно встал со скамьи и направился к рядом стоящему автомобилю Чонгука. Конечно, это слегка удивило парня, но и позабавило тоже. Он покорно пошёл вслед за ним. Они быстро доехали до дома, так же вошли и Чимин не раздумывая направился ко вчерашней комнате и повалился на кровать, уставши выдыхая и тут же засыпая без каких-либо сновидений. Через какое-то время в комнату зашёл Чонгук. Он увидел полностью одетого Пака, небрежно рухнувшего на кровати. Цокнув, он винил свою предательскую совесть, ведь через пару секунд он уже стоял около него, потихоньку снимая с него верхнюю одежду и сапоги. Позже он так же тихо вышел и больше не заходил до самого утра. Хоть он и выглядел, как опасный парень, но в душе был слишком добр. Ночь окутывает планету в свои темные и тихие объятия. Она выключает привычную дневную жизнь, захватывает в сонный плен все живое вокруг. И все живое вокруг погружается в длинный, будто вечный, сон, чтобы набраться сил и вступить в новое свежее утро. Когда природа пробуждается от сна, а люди просыпаются и начинают новый день — на земле наступает утро. Утро — начало новой жизни. В большом городе начинается суета: озабоченные люди собираются на работу, стоят в пробках сотни автомобилей, под землей гудит метро, киша разными людьми. Кого здесь только нет! И студенты, и учителя, и пенсионеры, и пожарные, и полиционеры… Утро будто сплачивает всех перед тем, как выбросить в большую жизнь для начала дня. Чимин снова просыпается вторым. Медленно шагая на уже знакомую кухню, он слышит запах кофе. Да, на этот раз это приятное кофе, а не антипохмельный супчик. Он усаживается за стул, почёсывая затылок своей взлохмаченной головы. В это время Чонгук решает включить телевизор, а сам внезапно куда-то удаляется. Пак привстал и взял в руки горячую кружку. По телевизору показывали утренние новости. Встав прямо перед ним, тот впервые наслаждался утром. —Сегодня, ранним утром, примерно в 6:30, на улице «…» был найден окровавлено мёртвым молодой человек. На данных фотографиях изображена сама жертва, по неким данным, парень скончался ещё ночью. Он был найден лежавшим у порога своего дома с-… Чимин резко вздрогнул. Холодный пот резко выступил у него на лбу. Он не мог пошевелиться, его словно парализовало, кружка выскользнула из рук на кафель, с грохотом и дребезгом разлетевшись во все стороны, оставляя повсюду брызги недопитого кофе. Он чувствовал себя просто невыносимо, он почувствовал резко всю тяжесть страха, нависшего в черной тьме над ним. Или это был шок? Это существо не спешило действовать. Оно видело, даже чувствовало всю его беспомощность. Оно питалось страхом, страх доставлял ему истинное удовольствие. Тварь упивалась безысходностью. На звук прибежал и Чонгук с раскинутыми руками и глазами, чуть меньше шариков для боулинга. Он глядел на искозившегося Чимина, стоящего словно в немом крике, на разбитую кружку, и на телевизор, в котором продолжали идти леденящие кровь новости. Он так же окостенел…