my heart goes bum bum bum

Лёша падает на маленький диванчик рядом с Сабуровым. Оглушённые и ослёпленные собственными мыслями, чувствами, переживаниями парни замкнулись друг от друга. Молчат. У Леши кончился заряд энергии, который всем казался просто бесконечным. Он сидит с запрокинутой головой, глаза закрыл, трет ушибленный кулак. Нурлана на мгновение отпускает, он позволяет себе чуть больше, в его понимании опять слишком. Он внимательно наблюдает за каждым движением, потом, поддавшись внезапному порыву, мягко берет ладонь Лёши, подносит к губам и дует. Лёша глаза не открывает. Замирает. Даже не дышит. Нурлан продолжает дуть, его губы рядом с каждой ранкой и синяком. Когда доходит до последнего ушиба, едва ощутимо сжимает ладонь и отпускает. Глаза Лёши открываются, он выдыхает и смотрит на Нурлана. Он смотрит непривычно серьёзно, вглядывается в друга, изучает, пытаясь найти там что-то понятное и важное для себя. В силу своего характера и действительно непрошибаемого ничем оптимизма Лёша верит. Но во что он верит? И на что он готов ради этого? Какая, нахуй, разница, он просто верит. В Лёшиной голове теплилось, жило жалкое подобие надежды, что всё это не так хуёво и напрасно, как кажется, это неслучайно, может, он чего-то не понимает, а Нурик, проницательный и умный, его Нурик точно знает, что и зачем. И Щербаков не заваливает вопросами как обычно, а ждёт. Объяснений. Сейчас они действительно нужны. Нурлан приходит в себя быстро и спрашивает, ухмыльнувшись: — А ты чё тут делаешь вообще? Почему не дома? — Ну, я там был... это… телефон оставил… Лёша растерянно хлопает глазами, как там в школе на литературе вроде было… «Глупое сердце, не бейся…» Вот именно. Правильно говорил этот, ну, как его... Есенин, да, Есенин. Хватит! Но оно бьётся отчетливо громко, Лёше кажется, что это прекрасно слышит Нурлан, а ещё ему кажется, что если он сейчас вернется домой, то будет ощущать себя жалким и трусливым преступником, Лена тоже услышит бешеный стук и обязательно обо всем догадается. Он устал, сам себя измотал и вымотал, извёл и довёл до уже физического самобичевания. И громко выдыхает. Именно в этот момент Нурлан словно просыпается и открывает глаза, видит, что происходит с его драгоценным мальчиком, с его Лёшей. И ему действительно жутко. Разбитый кулак, растерянность во всем: от выражения лица до неуверенных и нервных движений, но неправильное в другом: Леха, которого, блять, не заткнуть, сейчас молчит. И тишина неправильная.

«if brokenness is a form of art surely this must be my masterpiece»*

Долгое время всё существо Нурлана было охвачено ужасом от отчаяния и осознания своего положения, надежду называет тупой сукой, затыкает и тушит. Также тушит докуренные сигареты. Их Нур выкуривает по пачке в день. И он вновь дает себе слабину и анализирует: что-то не так. И о причине ему так хочется… Надеяться. По привычке казах берёт ситуацию в свои руки: — Пойдём, — зовет и хлопает по плечу друга, — курить хочу. Нурлан встаёт с дивана и хватает со стула свою кожаную куртку, Леша кивает, трясет головой, прогоняя наваждение, поднимается вслед за ним. На Щербакове тёплый свитер, в нем он, кстати, сюда и пригнал. Он не замерзнёт. Телефон лежит на столе, режим беззвучный. На дисплее высвечиваются уведомления: несколько звонков от Лены. Они идут через чёрный выход, на улице по-весеннему свежо, темнеет. Нурлан впереди, Лёша следует за ним. Опять молчат.

«i wanna tell u but i don't know how»*

Казах закуривает. Щербаков внимательно смотрит: Нурлан ему кажется необычным, красивым, а в дыме его лицо… загадочное, другое. Тот же по привычке протягивает пачку другу и улыбается: — Чё, будешь? — Блять, убери от меня эту дрянь. Нурлан смеётся с сигаретой в зубах, всё как будто вновь становится как раньше: Лешу опять не заткнуть. — Блять, новый выпуск Roast Battle c Джараховым — не выпуск вообще, а дерьмище полное. Выкинуть всех бы этих недокомиков-блять-гомиков нахуй и не выкладывать бы этот стыд, так меня ж не слушает никто. Взяли только для того, чтобы я по кнопкам тыкал и по сцене скакал, как козлик горный, так получается? Я не жалуюсь, кнопки вообще заебись, но это не отменяет всю дерьмовость ситуации. Лёша ещё немного и разозлен, но Нурик ухмыляется, но не спорит: — Надо же как-то народ развлекать, а то сидят на карантине и втыкают в телевизор. А у нас хуёвые шутки и Джарахов! Какое-никакое, а разнообразие. — Ну, так ни разу не смешно ведь. Хуйня какая-то, — расстроенно бросает Щербаков, — вот с тобой выпуск был что надо, а это… — Ну-ну, сравнил. Казахи – мощь, они одним своим существованием делают мир лучше, я уж молчу про какие-то шоу, — перебивает Нурлан и "осуждающе" смотрит на собеседника. — А ещё один из них настолько плохо воспитан, что перебивает друга, — отвечает Леша, — и активно обогащает табачные компании. И воняет. Казах проигнорировал. — Как погодка снизу? — Нурлан выше на целых четырнадцать сантиметров и любит напоминать об этом. — Подумаешь, на 10 сантиметров ниже. — На четырнадцать. — Десять! — Пятнадцать, — Нурлан хитро улыбается. — Бля, ну, отсосать ещё предложи, — бурчит Леша. — А за мной ведь не заржавеет, братан, — хохочет. — Не брат ты мне, пидор казахстанский. Улыбаются оба. Все так, как должно быть. Правильно и хорошо. Но не то. Они молчат, но Лешу надолго не хватает. — От тебя воняет, Нурик, — не унимается он, встает на цыпочки, орёт в ухо, — хватит курить! Вредно! — Последнее особенно громко, обжигает дыханием, играется. Нурлан смотрит на него как на слишком любопытного ребенка. Тихое и с улыбкой: — Бля, Леша… Дурак, губят человека не сигареты. Если бы кто угодно другой полез из-за сигарет, казах бы посмотрел своим чисто сабуровским взглядом, взглядом, который легко и просто затыкает любого, сильный и мрачный, от него оторваться невозможно. Лёша любит смотреть на такого Нурлана, но теряется, когда такой Нурлан смотрит на него. Гипноз и магия, потому что такой Сабуров — незнакомец, непредсказуемый и до невозможного притягательный. Случается редко. Он выдыхает дым на Щербакова. Тот кашляет, ругается и смеётся. Нурлан тоже смеётся. Искренне. «Боже, как я люблю тебя за это...» Докуривает. Выкидывает в мусорный бак бычок. Они снова просто смотрят друг на друга, в слабом свете уличного фонаря Нурлану кажется, что у Леши расширены зрачки. Леша встает на цыпочки, гримасничает, запинается, чуть не падает. Нурлан ловит. Хватает за плечи, неловко почти обнимает и помогает удержать равновесие. Шутят, что нос Щербакова в постоянном столкновении с невидимой стеной, а сейчас он в столкновении с шеей казаха. Леша во все легкие вдыхает его запах, мысленно забирает себе, пытается запомнить каждое мгновение, разобрать аромат по составляющим, запечатлеть это в своей голове: «Крепкий кофе без сахара (боже, как это горькое нечто пить можно), духи (хуй знает какие, не разбираюсь), сигареты (накурится, а потом в лицо дышит и думает, что это смешно, пиздец просто), внезапно, едва ощутимое, что-то цитрусовое (наверное, гель для душа, приятно)». И почему-то ему резко становится страшно, что Нурлан резко оттолкнёт его, обратит всё в шутку. Не отталкивает. Закрывает глаза и прижимает к себе ещё крепче.

«i wanna love u but i don't know how»* «i wanna love u»*