A Decade Gone

      Джиндош обязательно спрашивал именно тебя для множества фривольных заданий целый месяц. Одним утром по приходу на работу ты узнала, что тебе нужно вычистить весь серебряный сервиз. Его заметка, обнаруженная в твоём шкафчике, гласила:       — Сегодня я буду принимать важных гостей, и, если они пожелают воспользоваться любым предметом этого набора, я хочу, чтобы он блестел, как новенький.       На это у тебя ушло пять часов.       Затем, спустя неделю, ты подносила ему ужин — он спросил тебя, разумеется — и он разлил его вино прямо на твою обувь. Разлил, наверное, будет неправильным словом для описания… Он его вылил.       — Ох, как неудачно, — сказал он. — Я, должно быть, выпил немного больше, чем следовало. Вытри это, хорошо?       И это продолжалось несколько недель. Ему нравилось изводить тебя таким образом, зная, что ты не могла дать отпор. Он будто проверял твои границы дозволенного. Разумеется, у него было полно работы, поэтому это не происходило постоянно или излишне часто, что радовало.       Сегодняшний день отличился ещё больше.       Ранее этим днём прибыли двое аристократов, чтобы посмотреть Часовщика и принять решение о покупке, а сейчас они были откровенно взбешены длинным ожиданием. Джиндош поручил тебе «почётное» задание: прислуживание им во время ожидания. Это было просто одним из его неприятных наказаний. Правда, эти гости были исключительно мерзкими. Один запрашивал закуски и хорошего алкоголя, после чего ты принесла поднос с Тивианским вином и бренди Де Лайон, другой же утверждал, что ты совершенно не оповестила Джиндоша об их прибытии. Часть тебя размышляла, знал ли он, что эти двое будут столь гадкими.       Но если бы этим всё и закончилось…       После двух стаканов бренди мужчины стали более угрюмыми и грубыми. Ты подносила поднос с персиками и грушами, когда ты почувствовала, как пара рук обхватывает тебя за талию и тянут в свою сторону, заставляя приземлиться на чужие колени. Упавший поднос жалобно звякнул по соприкосновению с полом, а фрукты раскатились по комнате ожидания.       Держащий тебя мужчина удостоверился, чтобы ты не могла вырваться, усиливая свою хватку.       — Послушай, — начал он. Его дыхание разило алкоголем. — Если ты не получаешь внимания от Джиндоша, ты можешь получить его от нас, не так ли?       Твой желудок сделал кульбит, и ты предприняла неудачную попытку подняться:       — Сэр, я глубоко извиняюсь, но я нахожусь здесь не для этого.       — В каком это смысле, это не то, для чего ты здесь? — ухмыльнулся другой мужчина, сжимая твои щёки своей рукой так, что ты не могла вымолвить и слова. — Ты заставила нас ждать часами. Твоё высокомерие требует наказания, не считаешь?       Чужие руки, находившиеся на твоей талии, переместились ближе к груди. Собственные руки, никогда в твоей жизни не дрожавшие с такой силой, как сейчас, инстинктивно вцепились в ту, что столь жёстко удерживала твоё лицо.       — Пожалуйста, — только и удаётся тебе всхлипнуть.       Твои щёки отпускают, но только для того, чтобы за этим последовала столь тяжёлая пощёчина, что в глазах запрыгали огоньки.       — Не переношу сук, пытающих сопротивляться. Из-за этого приходится портить хорошее личико.       — Не беспокойся, — усмехнулся второй, бессовестно лапая тебя, — может к тому времени, как мы перейдём к самому интересному, Джиндош тоже присоединиться?       — Вряд ли, — прозвучал его голос. Ты и не заметила, как комната опустилась на нижний уровень.       Как только хватка чужих рук ослабла, ты быстро отошла подальше от них и ближе к Изобретателю, неподвижно стоящему около перил оценочной камеры. Он не произнёс ни слова в то время, пока ты предпринимала попытки спрятать себя за его спиной, неконтролируемо дрожа, а твоё горло саднило от желания закричать. Два аристократа предприняли пьяную попытку встать и представить себя Джиндошу.       — Мистер Кирин Джиндош, — начал один из них, — приношу свои извинения. Похоже, что мы слишком много выпили.       — Да-да, — подхватил второй. — Она, поди, налила нам больше положенного. — Оба посмеиваются, но Джиндош продолжает выглядеть спокойным и собранным.       — Ясно, — говорит он. — Что ж, если вы готовы, я буду рад показать запрошенного вами Часовщика.       Они приближаются к изобретателю, стоящему между тобой и ими.       — Сюда, — говорит Джиндош, жестикулируя рукой в сторону балкона. — Здесь вы можете увидеть его в действии.       Аристократы начали продвигаться вглубь балкона, чтобы рассмотреть товар получше, уже, видимо, забывшие о твоём присутствии.       Но Джиндош не забыл.       Он оборачивается к тебе, такой же собранный, как и всегда, и говорит:       — Ты освобождена от своего поста; это будут последние гости, которых я приму сегодня. Вместо этого я хочу, чтобы через час ты принесла тарелку с печеньем и чаем в мой кабинет. На этом всё.       После этого он поворачивается к тебе спиной и присоединяется к аристократам.       Когда ты снова зашла в комнату ожидания, было ощущение, что твои ноги вот-вот откажутся работать. Твои дрожащие пальцы потянули за рычаг, и ты не отводишь взгляда от худой фигуры Джиндоша, пока она не пропадает из поля зрения. Он всё ещё стоял между тобой и ними. Ты не знала, стоит ли тебе пытаться читать между строк.       Остальные слуги бросают на тебя настороженные взгляды, когда ты входишь в буфетную: ты предполагаешь, что ты ужасно выглядишь. Один из поваров спрашивает тебя как ты, но ты знала, что не могла рассказать. Это было слишком позорно и ужасно. Ты не можешь воспринять то, что Джиндош видел тебя в таком положении — на коленях какого-то незнакомца, пока второй не даёт двинуться. Беспомощной.       Но, также, ты не могла поверить его выбору момента.       Эти мужчины не прождали даже часа.       Обычно гостям приходилось ждать, в лучшем случае, три.       Ещё одна мысль вторгается в поток других: у Джиндоша не было с собой его планшета. Ты никогда не видела, чтобы он заявлялся на бизнес-встречу без него. Если так подумать, он прибыл в одежде намного менее официальной, чем его обычный наряд: на нём была белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, и можно было увидеть подтяжки, прикреплённые к его брюкам.       Недолго после того, как ты положила печенья в печь и поставила чайник кипятиться, как тебя озарило — он слушал через звуковую систему.       Странное ощущение наполняет твою грудь. Ты знала, что Джиндош не особо-то о тебе заботился — ему было мало дела до всех его слуг. Была бы ты лишь очередной горничной, возможно, он не вмешался бы так быстро. Тем не менее, он это сделал. В его действиях не было ничего по-рыцарски благородного — не то, чтобы он в ярости отшвырнул вельмож от тебя — но он вмешался и остановил то, что могло произойти.       И сделал он это… специально. С определённой целью.       Он сделал это для тебя.       Ты настолько поражена этим осознанием, что резко расслабившиеся мышцы руки не удержали чашку, полетевшую на деревянный пол кухни. Она разлетелась по комнате сотней осколков.       — Глаза Чужого, — материшься ты шёпотом. — Возьми себя в руки.       В то время, как ты наклоняешься, чтобы собрать осколки, ты замечаешь, что кто-то вошёл в комнату. Это была одна из стражниц — та, которую ты встретила в первый день вместе с Генри. Она бросила на тебя странный взгляд, но ничего не сказала. Предположив, что она проголодалась на службе и зашла закусить, ты продолжила поднимать стекло.       Ты не ожидаешь увидеть её руки напротив, помогающие собирать остатки чашки.       — Оу, тебе не нужно мне помогать, — ты выдаёшь неуверенную улыбку. — Я ведь её уронила.       — Я видела тебя, — говорит она столь просто, будто это ничего не значит, — с теми мужчинами. Я стояла на страже снаружи.       Ты застываешь на месте, твой застекленевший взгляд, застрявший на одной точке, пока она продолжила поднимать острые осколки. Она продолжает:       — Мне стыдно, что я не вмешалась. Джиндош предупредил, что устроит мне ад, если я что-либо выкину в сторону его гостей. Не думаю, что этот случай считался бы, но я не могу позволить себе рисковать. Я нуждаюсь в этой работе больше, чем когда-либо.       Ты нахмурилась:       — Он сказал вам не помогать, если что-нибудь случилось бы?       — Не совсем, — уточняет она. — Он сказал, что эти гости могут быть ещё теми мерзавцами. Сказал всем стражникам дать тебе самой с ними разбираться. Он не объяснил причину, но мы подозревали, что из-за того, что ты сделала в тот день, на погрузочной площадке.       Твоё сердце холодеет. Ты поспешно разрываешь зрительный контакт между вами, поднимая последние несколько осколков. «Это было ошибкой. Лучше бы я никогда этого не делала. Теперь я лишь игрушка в его руках. Хотелось бы мне сказать, что я удивлена этим его приказом». Всё, что ты предполагала до слов стражницы, было пожрано огнём. Это его вина. С тобой почти случилось нечто ужасное, и в этом его вина. Словно он не потрудился подумать об опасности, которой ты подвергаешься. Это было грёбаной игрой для него. Способом упиться своей властью.       Девушка поднимается и отправляет её горсть осколков в ближайшую мусорку:       — Я слышала, что он вмешался собственной персоной, так?       Ты медлишь, не желая поднимать взгляд и встречаться с её:       — Это первым делом была его вина, ты сама это сказала.       — Я ни разу не слышала, чтобы Джиндош вмешивался во что-либо ради прислуги до сегодняшнего дня. Поэтому я и пришла поговорить. Я советую тебе следить за собой рядом с ним.       — О чём ты говоришь?       — Я говорю, что ты его чем-то зацепила. Для Великого изобретателя не в новинку издеваться над прислугой, но исходя из всего, что я слышала, он не причинял тебе боли. Он играется с тобой.       — Я его зацепила? Я могла бы быть!.. — ты чувствуешь, как набежавшие слёзы начинают жечь глаза. — Я вообще не должна здесь находиться! Он не делает это потому, что я какая-то особенная, он делает это, чтобы потешить собственное эго!       Она молчит, дожидаясь, пока ты поднимешься.       — Послушай, — начинает она, — если бы Джиндош не был заинтересован в тебе с первого дня, тебя бы здесь и не было, впрочем, как и в живых. Он убивал прислугу за поступки меньшей серьёзности, чем пощёчина. Ты произвела на него впечатление или ещё что. Он становится одержимым тобою.       Её слова повергли тебя в ступор. Кирин Джиндош не был и близко одержим тобой. В первую очередь, он заботится о своей работе. У него нет времени, чтобы думать о простой слуге до состояния помешательства. Если и так, то его интерес к тебе шёл напрямую от нужды подкормить его гордость, но не более того.       А может он был всего лишь злопамятным и коварным: поэтому он и получал удовольствие из твоих страданий.       Не успела ты озвучить своё возражение, как ты услышала пронзительный свист вскипевшего чайника и заметила пряный запах печенья, обозначавший их готовность.       — Спасибо тебе за помощь в уборке осколков, — говоришь ты едко, игнорируя изначальную тему разговора. — А сейчас я прошу извинить меня, Мистер Джиндош попросил принести ему послеобеденные закуски.       Она не говорит ни слова, пока ты наливаешь чай в новую чашку и аккуратно раскладываешь печенья на тарелке — возможно уделяя слишком много внимания к деталям, по какой-либо причине.       — Ты относишь это в его офис?       Отмечаешь, что ты уже почти не дрожишь; ты можешь нести поднос без опасения, что ты его случайно уронишь.       — Да, а почему ты спрашиваешь?       — К твоему сведению, ты будешь первой слугой в истории, одарённой правом вступить в это помещение. Ни одна живая душа, не считая Джиндоша, не поднималась туда с момента покупки этого места.       Тебе больше нечего было ей сказать. Ты не могла понять, она искренне пытается предостеречь или просто дразнит тебя неуместными мыслями. Так или иначе, ты не была уверена, какую выгоду она пыталась извлечь из этого.       — Извини, — выдавливаешь ты из себя, проскакивая мимо неё и стараясь не опрокинуть поднос. Она наблюдает, как ты покидаешь кухню и заходишь в лифт. На панели отмечено четыре этажа, из которых два верхних обычно были закрыты для посещения. Ты нерешительно нажимаешь кнопку с пометкой «Офис».       Двери закрываются, и ты чувствуешь, как начинаешь подниматься вместе с лифтом. Поверхность чая идёт кругами от движения блюда, отражая ваше выражение лица искажённой рябью. Даже если представить, что стражница пыталась лишь предупредить тебя, ты не была уверена о чём именно, и почему она посчитала это необходимым. Ты ненавидела Джиндоша каждой фиброй своей души. Теперь-то ты была в этом окончательно уверена, ведь так?       … Так ведь?       Было намного сложнее попытаться ненавидеть его, когда он встал между тобой и этими аристократами. Было намного сложнее ненавидеть его после того, как ты поняла, что его постоянные пытки, в конечном счёте, были безвредны. Было намного сложнее ненавидеть его, пока одна мысль продолжала вертеться в твоей голове — если бы он не был заинтересован в тебе с самого начала, ты была бы, в лучшем случае, высечена плетью на месте.       В этом случае, какого рода этот интерес?       Против твоей воли, к тебе возвращается ощущение беспокойства, а вместе с ним ты чувствуешь, как в твоём горле начинает формироваться ком.       Мягкий аромат чая помогает немного успокоиться; и вот, ты уже прибыла на четвёртый этаж. И без того маленький лифтовой холл был забит коробками и стеллажами по углам, разительно отличаясь от остальных помещений в поместье: было очевидно, что здесь никто толком не убирался.       Следующее помещение, намного больше предыдущего, было освещено мягким бронзовым светом. Золотой балкон окружал люстру, находившуюся в центре. По одну сторону, вдоль высоких стен, образовывающих цилиндр, тянулось несколько странных громоздких приспособлений, по другую — виднелось несколько труб, выходящих из стены и пропадающих там же. Пахло машинным маслом и железом.       Подходя к краю балкона, ты робко смотришь вниз, на нижний уровень, в котором ты распознаёшь лабораторию. Стеклянный пол позволяет увидеть под ним некий механизм, отдалённо напоминающий тебе часы.       — А, вот и ты.       Ты резко поднимаешь голову в сторону голоса и видишь Джиндоша, располагающегося за рабочим столом на другой стороне комнаты. Он смеряет тебя взглядом, жестом руки говоря подойти поближе. На столе лежит большой кусок от Часовщика, который он разбирает.       Ты делаешь, как сказано, настороженно приближаясь к столу.       — Знаешь ли ты, что ты единственная горничная за всё время, которой я позволил находиться здесь? Честно говоря, сегодня я был так завален покупателями, что у меня совершенно не было времени заняться настоящей работой. И я боюсь, что если я и дальше буду отсрочивать приём еды, я зачахну прямо здесь.       На его лице играет самодовольная ухмылка. Он шутит над тобой.       — Я могу поставить его сюда? — спрашиваешь его, жестикулируя в сторону пустого места на столе.       — Да-да, не имеет значения.       Ты ловко ставишь поднос на гладкую поверхность и пододвигаешь чашку с чаем ближе к нему. Быстрыми движениями рук ты кладёшь два печенья на отдельную тарелку и ставишь её подле чашки, оставляя тарелку с остальными в стороне на случай, если он захочет больше позже. Ты замечаешь шесть пустых грязных чашек, разбросанных по столу, и, невольно улыбаясь, собираешь их на только что освобождённый поднос.       — Приятного Вам аппетита, Мистер Джиндош, — произносишь ты и разворачиваешься в сторону лифта, собираясь уходить.       — Подожди-ка, — слышишь ты. — Ты — первая горничная, ступившая в лабораторию Кирина Джиндоша, и всё, что ты сделаешь, это занесёшь чая и печенья?       Ну разумеется это не будет столь просто. Ты боишься, что может произойти далее. Он прольёт на тебя чай? Скажет переделывать печенье?       — Что-то не так, сэр? — ты разворачиваешься и смотришь ему прямо в глаза. Ты знаешь, что он предпочитает вести диалог так.       — Разумеется, не так, — произносит он, отпивая из чашки. — Ты до смешного не поражена. Этому тебя научили на юридическом факультете?       Ты моргаешь прежде, чем ловишь себя на том, что ты посмеиваешься:       — Нет, сэр, что Вы. Это не так. Тут всё очень внушительное.       — Мне просто показалось, что ты очень торопилась уйти, вот и всё. — Он бросает взгляд на печенья, но не торопится их есть. Он может зачахнуть прямо здесь. Ха. Значит, и это было ложью.       — Оу, да, эм-м, — ты колеблешься, но его ожидающий взгляд уже направлен на тебя. Изучает тебя. — Я просто подумала, что Вы захотите поговорить со мной о том, что произошло ранее, и я…       — Ты посчитала, что будет правильней просто проигнорировать всё это, ясно. — Он болтает чай по внутренностям чашки, наблюдая за этим. Одним плавным движением он ставит чашку на стол и встаёт, неспешно направляясь к тебе. — Я не зол на тебя, если это то, что тебя беспокоит. На самом деле, мне совершенно нечего сказать насчёт этого.       Ты сверлишь его опустевшим взглядом:       — Совершенно ничего?       Он качает головой и адресует тебе притворно растерянный взгляд:       — А должен?       По горлу поднимается жар.       — В-вы сказали стражам не вмешиваться, если со мной что-то произойдёт!       Твой голос был несколько громче, чем ты хотела. Ты была в ярости.       Джиндош смеётся, мотая головой.       — Я подразумевал, что они не будут вступать, если бы гости тебя обзывали или выводили из себя. Это не моя вина, что все они слишком глупые, чтобы отличить донимание от насилия.       — Не твоя… не твоя вина?! — ты слышишь, как чайные чашки дребезжат из-за твоих дрожащих рук. — Я могла серьёзно пострадать!       — Нет-нет, на самом деле не могла. Я был неподалёку всё время. Большая часть моего дня всё равно была проведена в оценочной камере. Я так и задумывал, — он ненадолго замолкает и выглядит так, будто он сболтнул лишнего.       Но ты не обращаешь на это внимания; твоё лицо уже выглядит как помидор из-за злости. Он смотрит на тебя, и, неожиданно для тебя, по его лицу расплывается широкая улыбка, а с его губ срывается медленный смешок.       — А вот и оно.       — Оно — что? — шипишь ты сквозь плотно стиснутые зубы.       — Лицо, которое ты изображаешь, когда я захожу слишком далеко. Я заметил его сразу же, когда мы впервые встретились. Настолько редко можно найти прислугу, которая не уходит в бездумный ступор. Это очень интересно, знаешь ли.       Теперь твоё лицо красное по несколько другой причине.       — То есть Вы говорите, что Вы мучили меня неделями… только для того, чтобы вывести меня из себя?       Он хлопает в ладоши три раза:       — Браво! Ты наконец-то поняла! Это заняло столько времени, я уж было подумал, что я в тебе ошибся.       — Ошиблись во мне? В каком смысле? — твой голос уже намного мягче. Он так внимательно смотрел на тебя всё это время. Это начинает влиять на тебя, как обычно и бывает.       — Я думаю, что ты можешь не быть нерешительной идиоткой. Ну, не совсем.       На этот раз ты знала, что это «не совсем» было добавлено, чтобы вызвать реакцию, поэтому вместо этого ты свела губы в сторону и адресовала ему серьёзный взгляд.       — Чтобы вы знали, Мистер Джиндош, сэр, у меня ни разу было такого нанимателя, как Вы.       — И я сомневаюсь, что когда-нибудь будет, дорогуша, — смеётся он, совершенно не обращая внимания на то, как ты на него смотришь после такого обращения. Он бодро разворачивается на каблуках и возвращается ко столу, регулируя свой стул и поправляя освещение над частью от Часовщика.       — В любом случае, я не совсем тебя ненавижу. Считай, что тебе повезло. И с этого момента ты будешь приносить мой ужин сюда. Герцог Лука Абеле надавил на меня, чтобы я усовершенствовал восприятие глубины, поэтому я буду привязан к столу на следующие несколько недель. Это означает, что я не смогу появляться за обеденным столом.       Ты несколько секунд безмолвно наблюдаешь за его работой, застыв на месте. После паузы, он бросает на тебя быстрый взгляд.       — На этом всё, свободна.       Ты понимаешь намёк, хоть и медленно. Вместе с подносом грязных чашек в руках, ты поворачиваешь голову к лифту.       Но, прежде чем ты уходишь, ты останавливаешься и поворачиваешься обратно к нему вместе со словами, предательски застрявшими в горле. Это привлекает его внимание, и он поднимает на тебя свой взгляд, в последний раз.       — Мистер Джиндош, спасибо за ранее, — наконец произносишь ты, — даже если это была ваша вина.       Ты отворачиваешься и уходишь, но не раньше, чем ты замечаешь появляющийся на его лице намёк на ухмылку. Должно быть, ему действительно нравится подтрунивать над другими.       Поездка вниз, казалось, заняла целую вечность. В твоей голове носилось множество мыслей, многие из которых были менее чем уместными. Самая маленькая часть твоего подсознания списывала всё это на Стокгольмский синдром.       Эта… растущая симпатия к Великому Изобретателю должна была остановиться прежде, чем она началась. Сначала он был противен, потом — терпим, а сейчас? Он был почти приятным. Это ужасающе! У него огромные проблемы с эмпатией, ты должна быть сумасшедшей, чтобы подумать, что он заботится о твоём благополучии.       Перед твоими глазами стали мелькать образы Генри, и ты чувствуешь укол стыда. Ты должна постоянно напоминать себе, кто он такой на самом деле. Если даже остальная прислуга и стражники понимали, что происходит, ты, как минимум, должна задуматься. И всё же, ты только что была там, принимая участие в распасовке безобидными оскорблениями. Он смотрел на тебя так, как никто и никогда не смотрел. Может, это был просто взор изобретателя, что фокусировался на одной вещи за раз, но ты чувствовала, что ты была центром его внимания в тот момент.       Твоё сердце пропускает удар, и ты неожиданно в ужасе о того, что это значит.       Будучи служанкой почти всю свою жизнь, ты никогда не была в центре чьего-либо внимания.       Но человек, которого ты видишь, как он предстаёт перед тобой — не настоящий Кирин Джиндош. Он сейчас лишь играется с тобой, говоришь ты себе. Как только он потеряет свой интерес, он выкинет тебя, как игрушку, изжившую свой ресурс. Или что хуже — забудет о тебе.       Отбрасывая эти мысли, ты возвращаешься на кухню и принимаешься за грязную посуду.       Твоё сердце всё ещё трепещет, заставляя всплывать мысли, которые… несколько непристойны. Мысли, которые месяц назад вызвали бы у тебя отвращение.       То, как он смотрит на тебя. То, как он говорит о тебе. Теперь это всё стало очень притягательно, разумеется. Тем не менее, ты должна продолжать напоминать себе о том, насколько ты его ненавидела. Ты заставила себя вспомнить, как он говорил о Генри после его кончины; вспомнить ярость, которая разносилась по венам вместе с кровью, когда ты ударила его.       Ты искоренишь эти мысли из своего сознания, не важно какой ценой. Ты не могла позволить оправдываться перед самой собой посредством растущей привязанности к Кирину Джиндошу.       И подумать только… всего месяц назад ты бы и не подумала, что такое возможно.