***
Когда на следующее утро она встречает его на побережье, волосы Дейнерис заплетены, но не как обычно, в замысловатую причёску, а в одну длинную косу, что доходит до спины совсем как у дотракийского кхала. Она замечает его взгляд и улыбается. — В конце дня я рассчитываю вплести в неё колокольчик, сир. Её глаза горят вызовом. — Не сомневаюсь, что так и будет, кхалиси. Он вручает ей короткий и притупленный меч, что он достал из оружейной, оружие, идеально подходящее для её небольшого роста и тонкого стана. Джорах лениво прокручивает свой меч в руке, чтобы прочувствовать его; он не сражался с коротким мечом как минимум десяток лет, ни разу с тех пор, как он бежал из Вестероса. Его тётя Мейдж научила обращаться с оружием, обучила его владеть топором и кортиком, но он всегда предпочитал большие мечи. Дейнерис как-то нерешительно обхватывает свой меч — она не держит его двумя руками, как сжимала тот, что она подобрала на поле боя во время Долгой Ночи; но её хватка слишком напряжена, рука так крепко сжата вокруг рукояти, что её костяшки побелели. — Ослабьте хватку, кхалиси, — просит он, — вес должен приходиться на руку, а не на запястье. Она делает так, как он говорит, но меч выскальзывает у неё из рук, и от падения в песок его спасают только её быстрые рефлексы. — Так как мне держать его? — Спрашивает она, — покажите мне. Джорах встаёт рядом с ней, вытягивает руку, показывая то, как свободно пальцы обхватывают рукоять его меча. — Браавосийцы уверяют, что меч должен быть продолжением вашей руки, — говорит он ей, — расслабьтесь и доверьтесь мышцам. Они уже знают то, что вам самим ещё предстоит узнать. Она учитывает его слова, повторяя его хватку, но её пальцы находятся на слишком большом расстоянии друг от друга. Джорах инстинктивно тянется к ней, чтобы направить её руку в нужное положение так же, как он делал, когда обучал своих оруженосцев, будучи юным лордом; но он одёргивает себя, хорошо помня о тех её беспощадных словах с того ужасного дня. Не смейте больше никогда прикасаться ко мне и называть моё имя. — Вы позволите? — Конечно, — она сразу даёт ему разрешение, вопросительно приподнимая брови, заметив его замешательство, — вам не нужно просить разрешения, чтобы учить меня, сир. Джорах сосредотачивается на её руке, нежно сводя пальцы вместе. — Стоило уточнить, кхалиси. Он слышит, как она вздыхает. — Джорах. Она не произносила этого имени без обращения много лет, с тех пор, как изгнала его. С тех пор, как она сказала ему никогда больше называть её по имени, а вместе с тем и запретила касаться её. Услышав своё имя, он резко поднимает голову и снова встречает это необыкновенное тепло в её глазах; тепло, которое он не заслуживает, тепло, которое он жаждет больше всего. — Кхалиси? — Дейнерис, — говорит она, чётко произнося каждый слог, — если обстановка это позволяет, вы можете называть меня по имени и предлагать свою помощь, если чувствуете, что она понадобится. — Дейнерис, — покорно повторяет он, и это не самонадеянность, он никогда не позволит себе слишком многого, получив эту привилегию. Тем не менее, его голос тихий, мягкий, будто он боится, что боги его покарают, ведь он смеет столь опрометчиво произносить её имя. Она лучезарно улыбается в ответ. — Верно, — нежно шепчет она, — теперь покажите мне, какая стойка правильная? Если Дейнерис Бурерождённая за что-то берётся, то делает это со всей ответственностью. Джорах в ответ встаёт в нужную позу: поворачивается в профиль, ноги врозь, меч держит под углом, на уровне диафрагмы. Защитная стойка, потому что он молится любому богу, который ещё слушает его, чтобы ей никогда не пришлось выступать в роли агрессора. — Найдите свой центр тяжести, — наставляет он, когда она повторяет его позу настолько точно, насколько она может, — если добьётесь равновесия, то даже самый мощный удар не собьёт вас с ног. Хоть Дейнерис и скопировала его движения конечность за конечностью, но её тело легче его, а стойка неточна: ноги расположены слишком далеко друг от друга, бёдра странным образом согнуты, плечи напряжены. — Выглядит не очень надёжно, Джорах. Ещё час назад он бы не осмелился сделать шаг и положить руки на её плечи, но он делает это сейчас, мягко надавливает на её плечи, пока они не становятся параллельными ключицам. — Расслабьте мышцы, — говорит он, и его руки скользят вниз, одна располагается на пояснице, а другая лёгким касанием за бедро подталкивает ноги ближе друг к другу, помогая её телу выпрямиться, — и поднимите голову. В этом ей помощь не нужна. С гордостью держать голову высоко — это то, что она всегда умела делать, как бы мир ни старался заставить её склониться. Остаток утра они проводят за изучением защитных манёвров и, по её просьбе, переходят к нападению. У Дейнерис нет таланта вести бой, она никогда не станет рыцарем как Бриенна Тарт или убийцей как Арья Старк. Но она прилежна, сконцентрирована, и Джорах будет спать спокойнее по ночам, зная, что она сможет защитить себя, если он когда-то потерпит неудачу в исполнении своего долга, не сможет оберегать её. Перед тем как сделать перерыв на обед, он сам вплетает в её косу колокольчик.viii
4 июня 2020 г. в 11:57
На Драконьем Камне тишина.
До того, как они отправились на Север, родовой замок Таргариенов стал пристанищем для всей многочисленной армии Дейнерис. Каждая комната в замке была занята, огромная часть земли предназначалась для лагеря дотракийцев. Люди были повсюду; даже уединившись в своих покоях, в любое время суток Джорах мог услышать то, как тренировались Безупречные, или как дотракийцы устраивали пир, или как один из слуг мчался туда-сюда по коридорам.
Но теперь, всего с парой человек из охраны и прислуги, содержащих остров, пока воины на задании, а советники королевы в нескольких днях пути на корабле, кажется, что кроме него и Дейнерис здесь никого нет.
Всего несколько лет назад он бы убил за возможность побыть наедине с королевой; никаких любовников, или советников, или обязанностей, что могли бы украсть у него её внимание. Но теперь это осознание приводит его в ужас. Ведь он не просто наедине с ней, но он единственный, кто оберегает её. И хотя он знает, что сделает всё, что в его силах, чтобы защитить её, знает уже с полной уверенностью, что умрёт за неё, если понадобится, он в ужасе, в ужасе от того, что этого может быть недостаточно.
Что если Железный флот атакует Драконий Камень, когда Дрогон и Рейгаль отправятся на охоту? Что если Серсея Ланнистер наймёт Безликих, убийц, что примут облик прислуги или кого-то из охраны, убийц, что могут подсыпать яд в еду или достать кинжал, только он отвернётся? Что если кто-то из слуг решится напасть на королеву, предвкушая денежное вознаграждение, которое непременно предложит Серсея в обмен на жизнь Дейнерис? Что если, что если, что если.
Но он не единственный, кто обеспокоен.
— Сир Джорах, — за ужином обращается к нему Дейнерис на следующий день после их прибытия, — у меня есть просьба.
— Всё что угодно, кхалиси.
Уголки её губ приподнимаются от его незамедлительного ответа, но взгляд её всё такой же задумчивый, нерешительный.
Он протягивает ей руку ладонью вверх — когда она его изгнала, то приказала, чтобы он никогда больше не смел прикасаться к ней и называть её имя, и он послушал. Но он всегда будет предлагать ей свою поддержку, и ей решать, принимать ли её.
— Всё, что пожелаете.
Взгляд Дейнерис падает на его предложенную руку, но она её не принимает. Вместо этого она вытягивается, величественно, и озвучивает свою просьбу.
— Я хочу, чтобы вы научили меня владеть мечом.
Его глаза расширяются от удивления, потому что это совсем не то, чего он ожидал, но он всё понимает. Джорах очень ясно вспоминает то, как она подняла меч и стояла за его спиной в ночь, когда он умер, защищая его так же уверенно, как и он защищал её. Очевидно, что раньше она никогда не держала оружие в руках, но она всё равно билась, отбивалась от вихтов, которых он не замечал, сражалась изо всех сил. Той ночью она выжила не только благодаря ему, но и благодаря собственным усилиям.
Его рука все ещё лежит протянутой, забытой, но его воспоминания прерывает Дейнерис, когда берёт его ладонь в свои руки, крепко сжимая его пальцы.
— Я не сомневаюсь в ваших способностях защищать меня, — мягко говорит она, неверно истолковав его молчание, — я просто хочу… Если мы когда-нибудь, как той ночью, будем окружены, я сама хочу быть способной защитить себя. Чтобы вам не пришлось… Чтобы мне снова не пришлось видеть то, как вы умираете.
Её голос не срывается, но дрожит так, как он не слышал много лет, ни с тех пор, когда они вместе ездили с кхаласаром, и она признавалась ему в том, как сильно ей было больно от сидения в седле целый день. Эта дрожь выдаёт другую боль, слишком сильную, чтобы её можно было бы скрыть, боль, которую он ей причинил, заставляя поверить в то, что он может никогда к ней не вернуться. И его небольшой, испорченной части льстит то, что она чувствует эту боль, ведь это говорит о том, что он что-то для неё значит.
Он кладёт вторую руку на тыльную сторону её ладони, отдавая ей своё тепло.
— Для меня будет честью обучать вас, кхалиси.