Кролики на Луне

      По ночам небо пахнет бархатом и сырой землей. Звездное одеяло накрывает верхушки деревьев, укладывая спать, рассказывая тихие, никому не слышные кроме них самих, сказки. Но земля остается влажной, живой и дышащей. Слишком много дел, чтобы тратить время на сон.       За ночь меняется так много, никогда не замечали?       Вечером дети ложатся спать маленькими, а просыпаются взрослыми. Бабушка выглядит постаревшей на тысячу лет. Трава вырастает на целый фаланг. Куда-то деваются все лисы из леса. Ветер меняет свое направление. Вкус у яблок вдруг становится не сладко-кислым, а кисло-сладким.       Все это можно заметить, если быть чуточку внимательнее.       – Слушай, – говорит негромко Ви и касается пальцам плеча Чонгука, – давай я поведу?       – Если ты думаешь, что раз я один раз поделился с тобой чем-то личным, то мы теперь лучшие друзья, то ты глубоко ошибаешься, – голос у него твердый, но глаза сонные просто до ужаса, и руки держатся за руль так неуверенно и устало, словно их оторвали у тряпичной куклы и пришили вместо настоящих.       – Я ничего не думаю, но ты устал, а до следующей стоянки нам еще далеко.       – Она будет через 300 метров, – говорит Чонгук и будто в подтверждение своих слов тычет пальцем в навигатор.       – Знаешь, я бы на твоем месте не доверял всем этим новомодным штукам. Они постоянно врут. Лучше бумажных карт ничего нет, – в ответную Ви хлопает ладонью по холщевой сумке. Все еще красной.       – Ты не на моем месте, и это все еще моя машина.       – Окей, как скажешь, – говорит Ви и отворачивается обратно к окну. Это не его дело. И машина тоже не его. Бархатное синее одеяло медленно побирается к тонкому серпу Луны.       230.       250.       300.       305.       310.       315.       360.       400.       500 метров.       И ни единого намека на заправку с мотелями.       Ви молча смотрит в окно и старается не обращать внимание на нервные постукивания Чонгука по ребру окна. Прохладный ночной ветер дышит ему прямо в щеку. Еще немного и кожа покроется сетью мурашек.       Через полчаса раздражение Чона снова сменяется недостатком сна в организме и подает сигналы в виде то и дело падающей в свободном полете гуковской головы. На третье покачивание Ви наконец замечает это и ловко подхватывает чужую макушку.       – Ч-черт, – тихо ругается Гук себе под нос и пытается окончательно стряхнуть сон. Кто-то сзади резко жмет на клаксон. Слишком громко и близко. Машину в медленном танце ведет в разные стороны, и Гуку ничего не остается, как свернуть на обочину.       Когда автомобиль останавливается, Ви достает из прозрачного целлофанового пакета еще полную бутылку воды и протягивает ее Чонгуку:       – На, попей. И давай потом туда, – большой палец Ви уверенно направлен на заднее сидение старенького выцветшего, голубого BMW, – иначе я заберу у тебя ключи. Ты, конечно, ничего такой, и было бы очень романтично умереть в один день, но я пока не готов.       Чонгук на последних его словах давится только что открытой бутылкой воды и теряется на ответе. Что творится в голове у Ви, он совершенно не понимает. Силится-силится, но мысли никак не встают на места, и пазл все время выходит каким-то перекошенным и неправильным.       – Да ты не парься, я нас не убью. У меня даже права есть… дома. Дома, но есть! – гнет свое Ви и, пока Чонгук витает в какой-то прострации, не понимая, что происходит, выталкивает его назад.       Со стороны Гука было очень опрометчиво пускать за руль кого попало. Тем более, среди ночи. Тем более, на незнакомой дороге. И совершенно не имея представления, что у того человека в голове. Но усталость, скопившаяся за последние несколько дней почти беспрерывной езды, мягкое, приятно пахнущее детством и прошлым пассажирское сидение и брошенное в воздух рядом с чонгуковским ухом «… у меня даже права есть…», сделали свое дело. Чонгука хватает только на: «Едь аккуратней и медленней, и остановись там, у мотеля…», прежде чем Морфей заботливо укрывает его одеялом.       – Чонгук-а, – говорит папа, – закрой глаза.       Чонгук закрывает глаза ладошками – уже 10, а все никак не отучится.       – Когда я скажу «три», вытяни руки вперед. А пока, не подглядывай.       Чонгук кротко кивает и крепко-крепко зажмуривает глаза. День рождения был в прошлом месяце. Ему подарили новый велосипед.       – Один, – говорит папа.       – Два, – шепчет тихо Чонгук вместе с ним.       – Три, – маленькие ладошки резко отрываются от лица, и сердце замирает.       Потому что из папиных рук что-то небольшое, но увесистое, опускается в руки Чонгуку. У него – дикое желание открыть глаза и увидеть подарок. Но у отца…        – Что это? – спрашивает папа, и Гук чувствует, как он улыбается. Чонгук мнется и проглатывает внезапно появившийся в горле ком.       – Ну же, давай, ты ведь знаешь правила.       Чонгук знает. Он сам придумал эту игру. Нужно только отгадать, и тогда можно будет забрать подарок себе. На-сов-сем. Даже если он очень нужен кому-то другому.       – Время пошло, – говорит папа и включает таймер. 120 секунд.       Корпус гладкий, ровный, но совершенно непонятной формы. Словно весь собран из лего – тут одна часть, тут другая, а здесь – третья. Длинное плоское отверстие на одном из ребер, в которое даже палец не пролезет. Углубление где-то посередине. Круглое, с холодным стеклом. Чонгук удивленно сдвигает брови, словно на секунду, одну единственную секунду, понимает, что это, но быстро убирает оттуда пальцы.       Господин Чон замечает это и тихо смеется где-то совсем рядом.       – 30 секунд, – говорит он таким спокойным голосом, будто ничего важного в этот момент не происходит. Будто для него самого это ничего не значит.       Чонгук судорожно начинает крутить предмет в руках, пытаясь наконец-то найти ответ. Время давит ему на плечи и тяжело дышит в волосы. «Быстрее, – шепчет оно, – быстрее, мальчик». И Чонгук торопится. Торопится изо всех сил. Но ничего не выходит, пока палец случайно не соскальзывает и не нажимает что-то. Раздается щелчок. Громкий и пронзительный. Он наконец-то нащупал выключатель, и лампочка загорелась.       – Это камера! Полароидная! – кричит Чонгук в тот момент, когда таймер оповещает, что время закончилось. Гук с замиранием сердца ждет, что скажет отец. Но глаза продолжает держать закрытыми. Ведь... что, если он не угадал? Что, если он снова ошибся?       Чонгук почти никогда не выигрывает. Ему либо не хватает времени, либо предметы слишком непонятные, либо они ему просто по-настоящему не нужны.       Папа молчит очень долго. Так долго, что у Чонгука затекают ноги и начинает сосать под ложечкой. Позже, вспоминая об этом, он подумал, что отец просто прощался. С прошлым, с воспоминаниями и с частью самого себя. Он не знал, что господин Чон давно все решил и в тот момент только убеждался в правильности своего выбора.       – Поздравляю, – говорит он в итоге, и голос теплым одеялом обнимает Чонгука за плечи, – сегодня ты выиграл свою судьбу.