«Я просто хочу получать удовольствие от жизни! Я не хочу хамить, скандалить и что-то кому-то доказывать, не хочу тратить время на общение с теми, кто мне неприятен, с людьми, которые меня не понимают, и пытаться достучаться до них. Не хочу пытаться вмещать свои мысли в чужую голову. Мне некогда! Я хочу жить своим настоящим».
Тэхён просыпается и очень долго сидит на постели, уставившись невидящим взглядом в дверь. Лучи солнца пробиваются в каюту через иллюминатор, воздух спертый, пыльный, душный, но странно не это... Странно то, что Тэхён не чувствует себя разбитым. Он осторожно выбирается из постели, трогает волосы, пытаясь вспомнить кое-что очень важное, но не может, а к капитану идти страшно, не хочется снова наткнуться на этот злобный, ледяной взгляд. Тэхён задумчиво пялится на постель. Ему... всё приснилось? Разве капитан пришёл бы, пожалел бы, лёг бы с ним? Что именно вчера произошло? Тэхён всё ещё сонный и выглядит он загадочно, бросая косые взгляды на посетителей бара, а Юнги с ним по-прежнему не разговаривает, молча трёт свои дурацкие стаканы, как будто заняться больше нечем. А что там вчера было? Сок, водка и танцы с менеджером? Ох... — Юнги, — голос Тэхёна хрипит, звучит очень тихо, а в висках неприятно ноет. Он морщится, когда бармен со стуком ставит стакан на стол и льёт в него апельсиновый сок. — Последние два дня я не делал ничего... странного? У Тэхёна не наблюдается проблем с памятью, но протрезвев, он понимает, что очень смутно помнит события последних дней. Да, было много слёз – это вот он помнит слишком хорошо. Было много душащего рёва, алкоголя, звёзд, боли, был праздник, злой Юнги, нервничающий Чимин. Почти ласковый капитан. Был ли вот он?.. — Странного? — наигранно хмурится Юнги. — Не помню. В край охреневшего – да, что-то такое припоминаю, — задумчиво щурится он. — Я танцевал с Чимином. — Танцевал? — он вскидывает брови, и Тэхён очень неуверенно говорит: — Не... танцевал? — в ответ бармен щурится ещё сильнее. — Не танцевал. — Облапал вдоль и поперек. Ты сейчас здесь сидишь и не получил за своё поведение тряпкой по морде только потому, что я не хочу снова ссориться с ним. — Прости, пожалуйста, — морщится Тэхён. Очень искренне. — Я бы никогда... Мне было очень-очень плохо. А что, правда, прям облапал? — стонет он, и Юнги почему-то смягчается: — Нет. — А почему ты тогда такой злой? — А у меня много поводов для радости? — хмыкает он. — Вы ведь помирились? — Да. — А почему бегали от меня? — Тэхён очень грустно смотрит на бармена, и тот непонимающе хмурится. — На кой хрен мне от тебя бегать? Знаешь, звёздочка, — он кидает в сок пару кубиков льда, а Тэхёну от его ласкового обращения и заботы очень приятно, — завязывай-ка ты пить. На тебя смотреть жалко, когда ты в пьяном угаре, весь из себя такой важный и молчаливый, лапаешь чужих менеджеров. Ты о Чимине подумал? У него репутация. Тэхёну очень... очень стыдно за своё пьяное поведение. Он совсем не думал о Чимине, тискал его у всех гостей на виду. Позорище! — Извиниться надо... — Уж не помешало бы, — Юнги, кажется, больше совсем не злится. — Извини, — глупо улыбается Тэхён, а бармен смотрит на него с явной жалостью и тяжело вздыхает: — Не передо мной извиняйся, горе ты луковое. — Но ты ведь не злишься? — Не злюсь. — А вчера выглядел очень злым. — Выглядел. — А капитан... — Тэхён почему-то боится говорить об этом Юнги, его и так тут все считают дураком. Но как иначе он узнает, что вчера произошло? — Ты вчера видел Чонгука? — Видел. — А он, ну... — Тэхён пожимает плечами. — Ничего тебе не говорил? Обо мне. Юнги хмурится, замерев с полотенцем в руках: — Ты опять учудил чего? — Просто спросил... — Не видел его вечером. Как же не видел? Тэхён-то точно помнит, что видел Чонгука, а как Юнги мог не заметить его? Хотя вряд ли он видит кого-то, кроме своего драгоценного менеджера, которого Тэхён... облапал. Чимина! Считай, друга, своими руками, а тот всего лишь помочь хотел. Очень, очень стыдно. Плохо. Фу! Тэхён задумчиво пьёт свой сок, грызет лёд, аж мозги трещат, зато как освежает, а потом он... сбегает с лайнера. Узнаёт, что они прибыли в Кабо-Сан-Лукас, что его ждёт Мексика! Что вчера была репетиция банкета, а сегодня и в самом городе, и на лайнере, для желающих, будет настоящий маскарад, прямо с масками и прочей ерундой. А Тэхён вот гуляет по Эль-Медано, ест мороженое, пытаясь вспомнить, желая понять: приснилось ему извинение или же нет? Вдруг он снова пристанет к капитану, а тот его оттолкнет, скажет, что он совсем дурак, напридумывал себе всяких глупостей. Ну а вдруг... а вдруг не оттолкнёт? Тэхён всё-таки почти месяц за ним бегает. Вдруг он правда пришел, остался, успокоил? Как узнать-то?! Тэхён не может наслаждаться видами, атмосферой предстоящего карнавала, не может заряжаться чужой энергией, ему не хватает той самой... Сильной, мощной, сбивающей его с ног, а поинтересоваться о том, что вчера всё-таки произошло, больше не у кого, остались лишь капитан и Чимин. К капитану идти рискованно, ну и просто страшно, а Чимин... попробуй его поймай. Поэтому Тэхён так и болтается по лайнеру в не очень гордом одиночестве, забыв о городе, о той красоте, которая ждёт его на пляже, он забыл, чтобы попытаться вспомнить. Весь день он был тише воды, ниже травы, никого не донимал. Весь день был сам по себе, очень много думал, хмурился, задумчиво кусал пальцы, грыз трубочки и палочки от мороженого. Маялся! Так он весь день и мается, не находит себе места, но на праздничный вечер всё-таки идёт. Обещает себе быть трезвенником, чтобы ни капли алкоголя во рту, а на душе так тяжело, так паршиво... И это эфемерное тепло, которое он до сих пор чувствует, такое приятное. И запах чужого шампуня, которым пахнет подушка, и от воспоминаний до сих пор бросает в дрожь. Но Тэхёна совсем не утешает то, что за целый день капитан так и не появился. Ведь если извинения были, то он мог бы найти, хотя бы поздороваться, может быть, просто пройти мимо. И неважно, что Тэхён очень боится встретиться с ним и разочароваться! И плевать, что он сам весь день избегал выученных маршрутов, по которым ходит капитан! А кто, скажите, любит разочаровываться? Тэхён вот точно не любит, поэтому и оттягивал эту встречу целый день. С Чимином, честно признаться, тоже, потому что ну не заслужил менеджер такой работы – нянчиться с парнем, которому снова разбили сердце. У него самого в личной жизни чёрт-те что происходит, а тут ещё и Тэхён подливает масло в огонь своими глупыми выходками. Прям максимально тупыми. Всё! Он больше не пьёт и не ставит людей в неловкое положение. И о капитане не думает. Вообще! Но в банкетном зале среди гостей, сидя у бара, он зачем-то выискивает знакомый силуэт. Зачем-то сегодня он очень долго принимал душ, укладывал волосы, надел любимую летнюю рубашку и использовал лучший парфюм. Тэхён наряжался для себя, лишь для самого себя сделался человеком, каким не был последние два дня. Он хочет жить лишь для себя, хочет ни в ком не нуждаться, хочет, чтобы капитан, вошедший в зал спустя полчаса томительного ожидания, взглянул на него и дал знать: извинения были. Они не приснились, как и не приснился он сам, и эта легкость, и тревога, отступившая на второй план, когда они разделили постель. Тэхён хочет знать, что этот холодный, всё понимающий взгляд тоже не приснился. Что капитан действительно пришёл, он немного побыл рядом... И неважно, что Тэхён дал себе обещание взять и вычеркнуть из жизни тех, кто его постоянно ранит. Да его все ранят, людям даже стараться не надо, капитану – особенно. Но к нему всё равно хочется, с ним хочется обсудить впечатления от поездки, хочется снова спросить: «Тебе правда-правда всё равно на меня?». Сколько всего хочется ему сказать, но Тэхён боится и продолжает неуверенно наблюдать. Очень тихо и скромно, попивая свой сок, играясь с дурацкими браслетами, которые нацепил непонятно зачем, ведь всем вокруг всё равно. Никто не заметит, он не заметит, не оценит внешний вид, тот же парфюм и эти цацки, потому что ясно дал понять: не нужен. Тэхён. Ему. Не нужен. И Тэхёну снова так больно, и снова хочется выскрести, выкашлять это мерзкое чувство, поселившееся в груди. Чонгук не подошёл, он даже не искал, и значит не было... не было никаких извинений, не было взглядов, прикосновений и сна на чужой груди. И приснится же такая глупость! А Тэхён и рад поверить своему подсознанию, рад побыть наивным, чтобы хотя бы на день заменить эту ноющую боль томительным ожиданием неизбежного. Он мог бы и сам подойти, мог бы сделать вид, что его не обидело чужое наплевательское отношение. Сделать вид, что забыл, улыбнуться, отложил бы страдания до другого раза, но как-то они не откладываются. Не запихиваются в чулан сознания, где хранятся всякие ненужные ему чувства. Кажется, переполнен... Кажется, Тэхён очень устал улыбаться. Он кусает губы, стучит пальцами по стеклу в ритм какой-то мелодии, немного печальной. А в тексте что-то о неразделённых чувствах, о темноте, и Тэхён подзывает Юнги, который смотрит на него слишком обеспокоенно. Впервые вот так, очень заботливо, как будто уже притёрся, и Тэхён даже верит, что тому на него не плевать, но водку всё равно заказывает. — И не проси, — Юнги с ним не церемонится. — Всё равно не поможет. Наверное, бармену виднее. Хотя скорее всего виднее тому самому Мин Юнги, который втюрился в помощника главного менеджера. А Тэхён так и не спросил, куда они тогда подевались и что там... Он замечает протянутую ему руку, глаза медленно расширяются, а сердце... Так бешено бьется! — Дважды не предлагаю, — голос капитана звучит спокойно, сам он выглядит восхитительно. Весь, с ног до головы, а Тэхён хватается за его руку своей трясущейся. Так часто дышит, что начинает кружиться голова, когда его ведут через толпу обжимающихся парочек, наслаждающихся танцем. Наслаждающихся медленной музыкой, уютной атмосферой, приглушённым светом. Он неверяще смотрит на капитана, который укладывает одну ладонь ему на талию, а второй некрепко сжимает его руку. Тэхён стоит как самый настоящий дурачок и глупо хлопает глазами, потому что Чонгук пригласил его. На танец. А что это, а как... Выходит, и извинения всё-таки были, и всё у них нормально, а Тэхён только зря весь день тратил нервные клетки? — Ты приходил вчера ко мне? — выпаливает Ким, не думая, но Чонгук не отвечает. Только смотрит, да так, что становится ясно: приходил. И Тэхён почти не дышит, глядя на капитана во все глаза, глядя на их сплетенные руки. И ему очень страшно всё испортить, страшно, что ему снова дают надежду, а он, вместо того, чтобы распрощаться с капитаном раз и навсегда, берёт и надеется. И знает, что снова обожжется, что ему будет очень плохо, но главное ведь то, что сейчас очень хорошо. Сейчас у него снова фейерверк в груди, глаза загораются неподдельным счастьем, все печали отодвигаются куда подальше, он улыбается, но очень боязливо. Тэхён впервые прикасается к Чонгуку в настолько осознанном состоянии, а тот совсем не боится, что о нём плохо подумают. Хотя капитан и рад был бы, если бы его оставили в покое. Тэхён очень неуверенно обнимает его за шею, страшно быть ближе, чем есть сейчас, но он всё равно делает шаг навстречу, чтобы тесно, чтобы просто чувствовать чужое тело и тепло. Он прячет лицо, волосы Чонгука щекочут щёку, но тот не отталкивает. Ему-то не страшно. А на них никто и не смотрит, в зале приглушили свет, музыку сделали громче, но Тэхён как будто и не слышит её из-за этого шума в ушах. Душно, к лицу приливает кровь. Он танцует с капитаном... С капитаном! — Ты ведь понимаешь, что делаешь? — голос чуть ли не дрожит, потому что Чонгук касается его вот так просто. Он безо всяких кривых лиц держит Тэхёна, медленно ведёт его. Это даже танцем не назовешь, но он сам нарушил эту дистанцию, и это! Это уже так много значит! — Вы, капитан, понимаете, что даёте мне надежду? Тэхёна дрожь пробирает, когда рядом с ухом раздается чужой голос: — Не надейся слишком сильно. — А ты не делай так. — Как «так»? — Не вводи меня в заблуждение. Я ведь верю, что тебе не всё равно, привязываюсь, а потом мне очень больно. — Перестань быть таким. Тэхён натянуто улыбается, хоть его лица и не видно. Должен отпустить, но зачем-то только крепче обнимает в ответ. — Ты просишь меня перестать быть собой, — говорит он негромко. — Что же хорошего в том, чтобы жить той жизнью, которая мне не нравится? — Все так живут. — А я не хочу так. Я хочу по-своему. — Это ли не эгоизм? — Называешь меня эгоистом... — пальцы зарываются в чужие волосы, он прикрывает глаза, хочет насладиться этими минутами, хочет побыть немного рядом. Вряд ли подобное повторится. — Мы правда танцуем? — почти шепчет. — Да. — Почему? Чонгук отвечает не сразу: — Потому что ты этого хочешь. Как же тяжело понять этого капитана! — Ты меня совсем запутал. Говоришь не надеяться, но сам же потакаешь моим желаниям. Говоришь, что я тебе совсем не нужен, но приходишь. Говоришь, что не обманываешь, но только этим и занимаешься, — Тэхён устало вздыхает, а в горле ком. — Мне правда очень плохо от этого. Не надо играть со мной, Чонгук. Пожалуйста. Я доверяю, привязываюсь, отдаю, со всем мирюсь, но ты и за человека меня не считаешь. Может, думаешь, что раз я такой простой, что раз я так легко привязываюсь к людям, то и отпускать мне их не тяжело. Очень тяжело. Обидел – просто извинись, но не поступай со мной... вот так. Это больше, чем просто извинение. Тэхён сглатывает, сам отпускает капитана. Он очень хочет верить в их красивую сказку, он и верит, потому что со своей наивностью ничего не может поделать. Наверное, капитану тяжело, но Тэхён, в самом-то деле, разве не человек? Зачем играть с ним в «хочу – не хочу», зачем выворачивать всё так, что как будто это он виноват во всём? Во многом – да, но не во всём. Вчера он не просил приходить, не умолял остаться рядом, лишь задал вопрос, может ли Чонгук остаться с ним. Тот мог ответить, что угодно, но он так ничего и не сказал. Остался, лёг, согрел, успокоил. И кто тут виноват? И это вот всё, эти танцы... Тэхён его вообще ни о чём таком не просил. Хотел, но не просил, потому что понимает, с каким человеком имеет дело. Однако ситуация от этого понимания менее трагичной не становится. Он совсем отпускает Чонгука, смотрит в пол, мимо капитана, куда угодно, но не ему в глаза, потому что ещё чуть-чуть и сорвётся, потому что не надо так красиво мучить его своим вниманием и наигранной добротой. Не надо. Он понимает больше, чем самому хотелось бы, потому и кусает губы в попытке не разреветься. Сносит всё отчаяние с каменным лицом, становится такой же закрытой раковиной, как и все на этом судне, в этом злом море, которое его совсем не любит. Тэхён не любит его в ответ, он оставляет капитана одного, среди гостей. Впервые в жизни уходит сам, умоляет большие воды перестать терзать его. Больше не хочется соревнований на выносливость, ему всё равно не победить. Он нашел в себе силы уйти, но сидя на холодном песке с высохшими на щеках слезами и глядя пустым взглядом в такое же пустое небо, не находит сил поверить в то, что пора завязывать быть таким ранимым и мягким. Он таким останется навсегда. Если от него вообще останется хоть что-нибудь по возвращению в Портсмут. Вдруг будет лучше вернуться домой сейчас? Наслаждаться путешествием всё равно особо не получается. — Зачем сбежал? — раздается голос капитана. Тэхён видел, что тот идет к нему, а сейчас вот стоит рядом, запихав руки в карманы брюк, и смотрит сверху вниз. Тэхён голову не поднимает, молчит, натягивая плед на плечи. На пляже ночью очень холодно. Рядом с капитаном – ещё холоднее. — Я даже ничего не сделал. — Сделаешь, — а голос хрипит. Сделает. Они все делают, им просто нужно время. Чонгук тяжело вздыхает, подтягивает брюки и садится перед ним на корточки. Пытается заглянуть в лицо, но Тэхён не хочет... Прячет глаза, жмурится, не хочет смотреть на капитана, потому что сейчас опять ему поверит! И снова станет надеяться, снова ему будет хуже всех! — Не хочешь на меня смотреть? — Не хочу... — А ты всё-таки попробуй. Тэхён открывает глаза, но голову так и не поднимает, только косится на черные ботинки. В ботинках, по пляжу... Совсем капитан дурак! Взгляд неуверенно поднимается выше, Тэхён зачем-то слушается, смотрит Чонгуку в глаза, а тот снова хмурится. Как будто злится, как будто Тэхён в очередной раз сделал что-то не так, и в глазах стоят слёзы, вот-вот посыпятся звездопадом. — Опять плачешь? — звучит устало, как будто капитан уже привык к этой вечной мокроте. — В глаз что-то попало. — Из-за меня? — игнорирует его нелепые оправдания Чонгук. — Из-за тебя. — И не надоело? — Я это не контролирую. Оно само плачется, — дрожит голос. — Почему? — Потому что ты мне нравишься. И не как собеседник, — признаётся Тэхён, глядя капитану в глаза, а тот так и хмурится, как будто совсем ничего не понимает. А может быть, наоборот понимает слишком много. — И из-за этого ты ревёшь? — А что мне ещё остаётся делать с таким дураком, как ты?! — Ты сам-то понимаешь, о чём говоришь? — его снова игнорируют. — Конечно понимаю! Я уже всё тебе сказал. Не надо меня больше мучить! — Мучить? — Издеваться надо мной не надо, — злится Тэхён. — Я тебе не нужен, вот и всё. Сам говорил. — Говорил, — спокойно соглашается с ним Чонгук, а Тэхён чуть ли не хнычет, обиженно шмыгает носом, сильнее кутаясь в украденный с лайнера плед: — И зачем ты сказал мне такое?! — Что случится через три месяца? — внезапно интересуется капитан, а Тэхён хлопает глазами, хмурится, не понимает. Откуда ему знать, что там случится?! — Ты вернешься домой, — отвечает за него Чонгук и ждёт, надеется, что Тэхён поймет. — А ты... — А я останусь. За тобой я не пойду. — Почему? — Потому что моя работа – управлять судами, — терпеливо объясняет капитан. Говорит как с ребёнком. — Можно ведь найти другую работу. А Чонгук смеётся. Садится рядом, прям в своих чистых брюках и качает головой, глядя на непонимающего Тэхёна. Очень наивного, доброго, верящего в сказки Тэхёна. Ему точно двадцать пять? — Откуда ты вообще такой взялся? — спрашивает Чонгук. — От родителей. — И кто твои родители? — Отец – Джэхён, мама была Анной. — Была? Тэхён отводит взгляд, случайно сболтнул лишнего. Он такими вещами ни с кем не делится, ему некомфортно. — Была. — Англичанка? — Ирландка. — Наверняка красивая, — задумчиво звучит в ответ. Тэхён ёжится, не зная, что отвечать, даже рискует понадеяться, что этот комплимент относится и к нему, а потом смотрит на Чонгука и понимает: относится. Капитан разглядывает его лицо, светлые волосы, очень долго смотрит в глаза, уверенно, хочет, чтобы его поняли правильно. — Правда? — завороженно выдыхает Тэхён, а Чонгук кивает в ответ. Считает красивым... Он Тэхёна считает красивым! А какой, чёрт бы его побрал, в этом толк?! — Зачем ты опять это делаешь? — голос начинает дрожать, слёзы снова подступают к глазам. — Не знаю, — признается Чонгук. — Перестань реветь, мне не нравятся плаксы. — Я тебе всё равно никакой не нравлюсь, — всхлип. — Отстань от меня! — Я же отстану. — Не надо... — скулит Тэхён и так обиженно смотрит, своими голубыми глазами, проникновенно, как умеет только он. Открыто, доверительно, просит не оставлять, а Чонгук едва сдерживает смех, потому что ну зачем этот человек вот такой? — Смешно тебе! — ревёт Тэхён, вытирает слёзы пледом, облизывает солёные губы, опухшие. Чонгук долго смотрит на них и самого себя не понимает. Что он здесь делает? Они не знают друг о друге ничего, точнее говоря, Тэхён не знает ни черта, потому что Чонгук с ним своей жизнью не делится. — Значит, всё-таки нравлюсь? — с надеждой звучит голос Кима, и тяжелый капитанский вздох о многом ему говорит. О том, что нравится, о том, что капитан устал с ним нянчиться, скорее всего просто устал от него, но всё же он пришёл и вчера, и сейчас. Остался, до сих пор сидит рядом, и Тэхёну очень хорошо от его присутствия, даже несмотря на то, что он ведёт себя с ним как самая настоящая плакса. Капитан сам виноват. Довёл! — Успокоился? — интересуется Чонгук, разглядывая звездное небо, а чужие всхлипы постепенно стихают. Тэхён кивает. — Полегчало? — тот мотает головой в ответ – не полегчало. — А должно было. — С какой стати? — бурчит Тэхён. — Я же не ушёл. — Этого мало... Чонгук вскидывает брови, искренне удивляясь: — А тебя под венец надо тащить, чтобы ты реветь перестал? — Да не обязательно... Но я бы точно согласился. — Господи Боже, — шепчет капитан себе под нос, прикрывая глаза. — Сдался тебе моряк. — Сдался. — На кой чёрт? — хмурясь, смотрит на него Чонгук. — Ты и так нетерпеливый, тебе бы кого подобрее, посговорчивее, чтобы рядом всегда был. Может, поищешь себе кого? Я даже не побрезгую помочь. — Мне не надо, — Тэхён ковыряет уголок пледа. — Мне ты нравишься. — Ну а менеджер наш? Такой лапочка, так носится с тобой, аж места себе не находит, когда ты страдаешь. — Он с Юнги. — Была бы замечательная шведская семья. — Не хочу, — качает он головой, не понимая юмора, и очень боязливо смотрит на Чонгука, из-под ресниц. Надеется. — Я хочу с тобой... попробовать. — Ты меня спросил? — Нет, мне страшно. — А говорить всё это было не страшно? — Очень. Но таких серьёзных вопросов я задавать не хочу, потому что знаю, что ты скажешь. — И что я скажу? — любопытствует капитан. — Что я тебе не нужен, — Тэхён сталкивается с ним взглядом. — Правильно? А Чонгук ничего не отвечает, не отрицает, не подтверждает чужие слова, разглядывает горизонт и море, ласкающее холодный песок. Звёзды сегодня очень красивые, такие яркие, а Тэхён всё никак не отстанет: завороженно наблюдает за невозмутимым лицом капитана, любуется. В нём все ещё живёт надежда, он ничего не может с собой поделать. Это его любимые грабли! — Чонгук, — зовёт он, а капитана дрожь пробирает от такого простого, очень скромного обращения. — Не злись на меня. — С чего ты взял, что я злюсь? — Мне кажется, ты всегда злишься. Капитан лишь усмехается в ответ, поднимается с песка, отряхивает брюки, даже не беспокоится о ботинках и кидает на Тэхёна взгляд. Красивый. И Чонгук красивый, и его взгляд, а то, как он протягивает Тэхёну руку, вообще самое прекрасное зрелище в жизни. Ким так доверительно смотрит, словно верный щенок, протягивает лапу – руку! – и поднимается следом. И молчание кажется очень уютным, и рука капитана такая тёплая, сухая, держит крепко. Держит, пока они идут в тишине до лайнера, потом и по палубе, а там уже пассажирские каюты и Тэхён, который очень боится отпустить. Так и стоит напротив своей двери, приведённый сюда страшным, злым дядей. Зарёванный, как будто провинившийся, кусает губы, потому что завтра этого всего может уже не быть, а ведь хочется, чтобы было... Завтра капитан снова может стать холодным, грубым и непробиваемым. А Тэхён-то не в курсе, что у того в сердце брешь, оно истекает. — Ты будешь завтра злиться на меня? — интересуется Ким на всякий случай, а Чонгук задумчиво хмурится. Как будто по-настоящему. — Посмотрим на твоё поведение. — А каким оно должно быть? — Скажем, — щурится капитан, — как в твой первый день на лайнере. — Мне снова к тебе на «вы»?.. — Тебе снова доставать всех вокруг и радоваться всяким глупостям. Тэхён непроизвольно улыбается, с легким сердцем отпуская чужую руку. Его хотят видеть весёлым. — Это я умею... — Уверен, что сможешь? — Постараюсь достать как можно больше людей, — широко улыбается он. Впервые искренне за последние несколько дней. — Тебя – можно? — Меня что? Тэхён ведёт плечом, не объясняя. Он хотел бы бегать за капитаном, зная, что не получит за это по башке. — Можно, — устало говорит Чонгук, он старается не ослепнуть от чужого света и этой яркой-яркой улыбки. — В пределах разумного. — Извини за то, что так сильно доставал, — виновато улыбается Тэхён. Он думает недолго, всего раз-два-три, и внезапно крепко-крепко обнимает капитана, виснет на его шее. Шепчет в самое ухо, искренне, горячо: — Пожалуйста, не делай мне больно, — и отпускает. Прячет взгляд, все свои чувства, свой страх, прячется сам за дверью каюты, оставляет Чонгука одного. А тот и не один, у него очень много мыслей, сомнений и грубых слов. Грубых не для Тэхёна, а скорее для самого себя, потому что ведётся... Потому что ему нравится эта честность, граничащая с глупостью. Весь Тэхён – одна сплошная глупость, с ним очень сложно бороться. Паразит. Чонгук очень долго сверлит хмурым взглядом дверь его каюты, сжимает кулак, держит чужое тепло в руке, а то слишком уж эфемерно, ускользает, не остаётся. И подобные мысли о чьём-то тепле капитану совсем не свойственны. Кажется, этот паразит поселился и в нём.*****
— Спящая красавица, подъём! Знакомый голос вырывает Тэхёна из сладких снов о родном доме, тёплых руках и сладких ирисах. Он давно так хорошо не спал и уже хмурит брови, готовясь к ссоре с нарушителем его спокойствия, но широко распахивает глаза, когда видит в своей каюте бармена. Того, который Мин Юнги. В его каюте. Юнги. — Мне выпал шанс лицезреть твоё великолепное лицо с утра пораньше, — морщится Мин, стоя у постели «руки в боки». — Что ты здесь делаешь? — хрипит Тэхён. — Ну ты ж спящая красавица, пришел тебя поцелуем будить. Тэхён, кажется, до сих пор спит, и ему снится страшный, очень страшный сон. Настоящий кошмар. — Лицо попроще. Мне по пути было, вот Чимин и запряг разбудить тебя, — Юнги хлопает в ладоши, и Тэхён аж вздрагивает. — Так что поднялся, звезда моя, окунул морду в раковину и спустился на завтрак. Не придёшь – расстроится наш менеджер, расстроится наш менеджер – расстроюсь я, а меня, поверь, лучше не расстраивать. Есть контакт? — Тэхён кивает. — Ну и зашибись. Я пошёл, — салютует бармен, но замирает на пороге и хитро щурится, глядя на обалдевшего от ситуации Тэхёна. — Ты же ещё ни одного завтрака не посетил. — Я не люблю завтракать... — А капитан наш никогда завтраки не пропускает. Тэхён замирает, поднявшись с постели наполовину, и смотрит на бармена во все глаза. Капитан завтракает со всем экипажем, намного раньше пассажиров... Это ж сколько сейчас времени?! — Шесть утра?! — пищит Тэхён. — Ты с ума сошёл! — Э, ты куда укладываешься? — хмурится Мин. — Спать! — А капитан? — глупо разводит руками в стороны бармен. — Он никуда не денется! — заворачивается в одеяло Тэхён, а Юнги, вообще-то, не любит уговаривать. Вести беседы – это не его, поэтому он чуть ли не выпинывает Тэхёна из постели, нянчится с ним, как с какой-то малолеткой, швыряет в него его же одежду и игнорирует все стенания, крики и вздохи-охи из-за такого грубого отношения. Чимин сказал привести Тэхёна живым – Юнги приведёт. Про покалеченного и слова не было. И Мин тысячу раз пожалел о том, что с ними будет завтракать этот экземпляр, однако стоит Тэхёну, всему такому уверенному в том, что он не любит эти дурацкие завтраки, увидеть капитана, он затыкается и со скромной улыбкой шагает к столу. Садится рядом с Джином, давится слюной, потому что капитан, кажется, не с этой земли. Он в своей белоснежной форме, с чашкой кофе в руках, обдуваемый лёгким морским ветром, гулящим по просторному, светлому залу. Лицо серьёзное, взгляд всё такой же тёмный и тяжелый, зато смотрит... на Тэхёна. И пока пьёт свой кофе, и пока Чимин бегает туда-сюда, подгоняет поваров, спрашивает, что Тэхён хочет попробовать. А Тэхён хочет кофе прямо с капитанских губ, горький и мерзкий, какой терпеть не может. Он, оказывается, голодный как волк: и до еды, и до ласк, и до чужого внимания. И этот завтрак напоминает ему всё те же обеды у Бет Энн с Уильямом. Тэхён теряется от собственных мыслей, тупит взгляд, хмурится. Нет-нет, здесь всё совсем иначе, и капитан на него не похож. Он не такой, он... другой и точка. И взгляд у него отличается, тот не вызывает в Тэхёне теплых чувств и спокойствия, от него как будто все кости дрожат. Как будто сама душа боится с ним связываться, но трепещет перед этой силой, покоряется, знает, что она слабей. И это один лишь взгляд... А на что способны слова этого человека, руки? На что способен он весь?.. Тэхён смотреть боится, но смотрит. Не так, чтобы всем было очевидно, что он пялится, а очень скромно, почти незаметно. Для всех незаметно, кроме капитана. Тот даже усмехается – с ним снова играют в гляделки. Ну, он подыграет, ему не сложно. А Тэхён аж давится своим тостом с беконом, когда Чонгук внезапно поднимает на него взгляд и вздёргивает бровь. — Жуй лучше, — хлопает его по спине Сокджин и протягивает чай. Он рассказывает что-то о предстоящих мероприятиях, протягивает Тэхёну салфетку, и сахар, и бекон, и хлеб. И это напоминает времена из детства, когда они вместе завтракали, а потом шли собирать цветные камушки с пляжа. Кидали их с пирса, обдирали ноги об острые выступы, боялись говорить маме о том, что Тэхён потерял новую кепку. И сейчас, когда Сокджин даже не спрашивает, ставит перед фактом, что сегодня они весь день проведут вместе, Тэхён неверяще кивает в ответ. Согласен. Разумеется, согласен! Пускай это не будет как в детстве: Джин не поделится с ним последним пирожным, не будет бинтовать разодранные колени, не успокоит и не защитит от обидчиков, ведь Тэхён уже взрослый. Как в детстве не будет точно, но и так, как есть сейчас, это ведь тоже неплохо! И Тэхён настолько вдохновляется этой идеей – провести с братом день, – что не замечает больше никого и ничего. А на них, таких разных, одного – сдержанного и сосредоточенного, второго – искрящегося счастьем, смотрят все за столом. И младший менеджер, и бармен, и старпом, и главный механик, уплетающий бекон за обе щеки. Даже капитан. А Сокджин и Тэхён и правда очень разные, как будто тёмное и светлое, холодное и тёплое, адекватное и безбашенное. Сдержанное и самое-самое искреннее. Они даже внешне не похожи: Сокджин – темноволосый, а Тэхён – жёлтый как цыплёнок, ещё и выгорел на солнце. Одно общее – глаза. Голубые-голубые, яркие, цвет не из этого мира, а как тяжело, когда они смотрят одновременно, так и захлебнуться можно... Капитану вот точно не по себе, он даже немного злится, но самую-самую малость. Это чувство быстро подавляется, как и мысль, что сегодня у него, вообще-то, тоже выходной. Наверное, действительно будет хорошо провести его в одиночестве, наедине со своими мыслями. А Тэхён и не знает, что у капитана нет работы, радуется, смеётся, вспоминая, как однажды свалился с дерева в плющ. Только о маме не говорит и очень фальшиво улыбается, когда ту упоминает Сокджин. Чонгук и сам немного раздражается, когда её имя всплывает в разговоре, Тэхён, по его мнению, тоже. Теребит салфетку, меняет тему, перебивает, не хочет говорить – это очень видно. Правда, видит это лишь капитан, но не вмешивается, вообще уходит, попрощавшись, потому что не его дело. Чужие чувства – не его дело, и не должен он так хорошо понимать эту морскую нимфу, не хочет капитан с одного взгляда уметь определять его настроение. Ведь не нужен. По-прежнему не, вчера – не считается. Ночь – это всегда моменты слабости, бороться с ними сложно, когда вокруг тишина, покой, когда рядом есть лучик света, разгоняющий эту кромешную тьму и холод. Не нужен. Не. Нужен. Надо повторять это себе почаще. Очень успокаивает. Почти что верится. Но ночь наступает снова, каждый день – это процесс необратимый. И Тэхён возвращается такой счастливый после прогулки с братом. Уставший, вымотанный, падает на скамейку, счастливо улыбается, ярко светит. И правда – звёздочка. — Представь, — широко улыбается Тэхён, — я сегодня прыгал в море прямо с обрыва! Ракушки собирал и всякое такое, — звонко смеётся он непонятно из-за чего. И как будто не решается что-то сказать, но это ведь Тэхён. Когда он вообще боялся что-либо говорить? Кажется, звёзды зазвенели, когда он придвинулся ближе и специально заглянул Чонгуку в лицо. Обратил на себя внимание и теперь сидит вот кусает губы, такой счастливый, тёплый. Прям видно, что горячий. Внутри него огонь, который никогда не гаснет. — Я кое-что купил, — весело говорит он и шарится в кармане. Достаёт какую-то безделушку, с трепетом сжимает в руке, а потом показывает: обычный брелок в виде пятиконечной звезды. Но глаза горят так, как будто он это сокровище отвоевал у какого-нибудь кракена, а не купил на блошином рынке. — Видишь, — он тычет пальцем в надпись посредине. — Аструм. Джин рассказал мне, что это значит «звезда». Ты любишь звёзды, и его, значит, тоже любишь. Да, звёзды Чонгуку очень нравятся. Он вздыхает и забирает безделушку, разглядывает её, понятия не имеет, как должен к этому отнестись. — А эти маленькие надписи, — Тэхён двигается ещё ближе, от него становится душно, — видишь их? На четырех концах указаны стороны света, как на компасе, а пятая пустая. Знаешь почему? — он поворачивает голову, оказывается в опасной близости, которую капитан игнорирует. — Потому что сторон света всего четыре. — Нет, — счастливо лыбится Тэхён. — В смысле, да, их всего четыре, но тут другое значение. Ты сам выбираешь свой жизненный путь. Мне так объяснили, но я половины не понял, — отмахивается он. — Я говорил тебе об этом, что хочу жить так, как мне нравится. И не буду я подстраиваться подо всех. — Крайне бессмысленная вещь, — Чонгук поднимает перед его лицом брелок, но Тэхён не расстраивается. Он, можно сказать, начинает привыкать к этой бестактности. — Бессмысленная, но ты всё равно возьми. Чонгук её отдавать и не планировал, но об этом он молчит. Они оба молчат, думают о всяком: капитан – о звёздах, Тэхён – о капитане. Всё почти взаимно. Тэхён думает о том, что сегодня было почти как в детстве, он даже ободрал колени! И собирал камушки, и гулял, и ел мороженое, и продавец на него наехал, а Джин всё разрулил. Здорово же! Ещё бы капитан не был таким мрачным, день вообще выдался бы отличным. Хотя Тэхён не уверен... Чонгук злой или обычный? — Я тебя сегодня весь день не доставал, — напоминает он. — Веселился, как ты и просил, радовался всяким глупостям. — Молодец, — безразлично звучит в ответ. Но Тэхён всё равно улыбается похвале, он от капитана даже такого никогда не получал, только... Только знает, что его считают красивым, и настроение становится ещё лучше, а он сам – совсем бесстрашным. — Можно я тебя поцелую? Чонгук замирает и вздёргивает бровь, переводя взгляд с брелка на совсем обнаглевшего Тэхёна. — Нет. — Знал, что ты не согласишься. — И зачем спросил? — хмурится капитан. — Ну, — он ведёт плечом, — знал, но всё-таки надеялся. Можно хотя бы в щёку? — Нет, — прилетает тут же. — Совсем нельзя? — Дважды не повторяю. Тэхён снова придвигается близко-близко, видно – боится, но всё равно лезет, надеется, что не цапанут. — Пожалуйста? — шепотом выпрашивает он. А чего выпрашивает – сам не знает, но видит, что от него не бегут, что ему всего лишь боятся поддаться. Наверное. Он точно не знает, а попробовать очень хочется. — Не вынуждай, — отворачивается от него Чонгук, хмурится очень злобно и сверлит взглядом горизонт. — Зачем ты меня постоянно жалеешь? — интересуется Тэхён. — Зачем ты остался со мной, когда я попросил, почему танцевал, почему пришёл, когда я сбежал? Ты знаешь, что приходишь в те моменты, когда я хочу совсем-совсем от тебя отказаться? — Откуда мне это знать? — хмурится капитан. Разговором он явно недоволен. Что-то грядёт... Тэхёну страшно, но совсем немного. — Мне кажется, ты знаешь мой предел. — Что за глупости? — Мне кажется, ты видишь границы, понимаешь, когда достаточно. Ломаешь, чинишь. Ломаешь. Чинишь. А то, что мне больно ломаться, ты, кажется, правда не понимаешь. Я живой, представляешь? — именно сегодня и именно сейчас Тэхёну легко говорить об этом. Он о многом успел подумать, пока развлекался на берегу. — Ты на мою совесть пытаешься давить? — начинает по-настоящему злиться Чонгук, поднимая взгляд к чужим глазам. И жалеет, потому что смотреть нельзя... Там – и правда боль, там – дьявольское терпение, агония вперемешку с нежностью и всеми самыми тёплыми чувствами. Как можно быть таким живым? — Я понять пытаюсь: почему, капитан, именно вы? — Вопрос к тебе. — У меня есть ответ, — слабо улыбается Тэхён. — Хочешь услышать? — но Чонгук предсказуемо не отвечает. — Я чувствую, как хорошо мне было бы с тобой. Знаю это, и всё. Потому что ты сильный, хладнокровный, но я умираю, когда ты меня жалеешь. Буквально плавлюсь, и мне всегда так больно, потому что чтобы ты пожалел, сначала должен обидеть. И это замкнутый круг. Я прихожу, действую тебе на нервы, хотя мог бы просто молчать и уже нравился бы тебе больше, но я так не хочу. Осуждай сколько угодно. Всё равно наверняка постоянно думаешь, что я глупый, все так думают. Но лучше я рискну и доведу тебя до белого каления, чтобы ты обидел меня, а потом немного побыл со мной... другим. Заботливым и нежным. Пускай так, чем не получить от тебя совсем ничего. — Тебе людей в целом мире мало? Тэхён смеётся. Превозмогая это ноющее в груди чувство, смеётся, вгоняя капитана в ступор. Наверняка тот уже считает его ненормальным. — А какая разница... — секундная заминка, чтобы глубже вздохнуть и впервые озвучить самую большую проблему: — Какая разница, кто разобьёт мне сердце в этот раз? — Можно найти того, кто не разобьёт, — не отступает капитан. — Ты правда в это веришь? Думаешь, в мире есть человек, который никогда не сделает мне больно? Нет таких. Даже я это понимаю, — качает он головой. — Есть только те, ради кого я готов эту боль стерпеть. — Ты меня даже не знаешь. — Я знаю, что вы, капитан, один. И я один. Остальное меня не очень волнует, узнать друг друга можно по ходу дела, — Тэхён замолкает и очень долго молчит, глядя капитану в глаза, но не выдерживает. Заворожен, потому и признаётся: — И всё-таки я очень хочу тебя поцеловать. Чонгук смотрит на него задумчиво, хмуро. Красивое капитанское лицо, снова оно недовольно его искренностью и честностью. И даже злиться не хочется, день-то прошел замечательно... Хочется лишь немного конкретики. Хоть самую малость. Или же к чёрту конкретику? Тэхён наклоняется и целует. Вот так смело, бесстрашно, не наседает, а всего лишь касается губами чужих губ. Легко, непринужденно, хотя сердце колотится как ненормальное, потому что всё-таки это капитан. Этот человек ему нравится, этого человека хочется. Он чуть отстраняется и заглядывает в глаза напротив. Недоволен. Капитан очень сильно им недоволен, но у них всё честно: тот делает больно Тэхёну – Тэхён делает неприятно ему. Справедливо же? — Терпеть готов, говоришь, — хмурится Чонгук, всматриваясь в него. Куда-то туда, очень глубоко, куда ещё никто не добирался. Он кивает – готов терпеть. — Ты ведь знаешь, чем всё закончится. — Знаю, — Тэхён говорит тихо, в самые губы. Так и не отодвинулся, не хочется. — Знаешь, что в первую очередь пострадаешь ты сам. — Думаешь, мне привыкать? — И не боишься? — не понимает его капитан. — Тебе правда совсем не страшно? — Я очень боюсь боли, и мне очень страшно знать, что меня оставят. Страшнее этого нет ничего. — И зачем ты себя мучаешь людьми? — А ты зачем мучаешь себя одиночеством? Они оба всё понимают, оба похожи намного больше, чем кажется на первый взгляд – так бывает. И Тэхён почти не дышит, не верит, когда капитан устало вздыхает и протягивает руку. Зарывается пальцами в его волосы, перебирает пряди, что-то там разглядывает, как будто в них запутались ответы на все его вопросы. Он так заботливо и нежно пропускает волосы сквозь пальцы, что у Тэхёна дрожь во всём теле, а глаза неотрывно наблюдают за лицом напротив. То не меняется: меж бровей складка, взгляд усталый, губы плотно сжаты. — Подумай хорошо, — советует капитан. — Я уже подумал. Хочу тебя. Ни менеджера нашего, ни кого-то другого. — Ты себя разбаловал. — Так научи меня дисциплине. — Хочешь, чтобы я жизни тебя учил? Тэхён просит искренне: — Хочу, чтобы ты меня забрал. — Потом мне придется тебя вернуть, — напоминает Чонгук, но Тэхён и слышать этого не хочет. — Это будет потом, не сейчас. — И что мне с тобой делать? — тяжело вздыхает капитан, а Тэхён совсем отчаялся. Голос дрожит: — Что хочешь, только забери. Я очень устал... — Со мной будет плохо. — Всё равно лучше, чем одному. Тэхён подбирается ещё ближе, хочет, чтобы правда забрали. Даже если это не навсегда. Навсегда вообще ничего не бывает, он знает не понаслышке. — Потом не плачь, — Чонгук сдаётся. Тэхён – уже давно. — Буду. Это ведь я. Его притягивают к себе, давят на затылок, целуют, а он рад. Так рад, что наконец-то не один, что его целуют в ответ – немного несдержанно. Теперь не один! Он теперь для капитана, теперь знает, что к нему можно идти, можно надоедать, можно даже поцеловать. А плакать он и правда будет, за один день человек не меняется. Некоторые вообще не меняются, и Тэхён как раз в числе таких: влюбляется, обжигается, и снова ему хуже всех. Влюбился. Обожжется. И будет ему хуже всех. Если только... да что за глупости! Если только капитан не захочет забрать его себе насовсем, – вот, о чем подумал. А капитан не думает, делает то, о чем просят: забирает, пускай немного грубо, но целует, а Тэхён чуть ли не скулит от счастья. Чему радуется – непонятно. Капитан забрать – забрал, а что дальше делать с этим чудом-юдом не знает. Придется смотреть по ситуации, но главное – не привязываться. Ни при каких обстоятельствах, ему нельзя, он морю принадлежит, не людям. Ему те вообще не нужны, важны лишь большие воды, небо и звёзды. Да, звёзды нужны очень. Одна даже ёрзает и вошкается у капитана в руках, никак не усидит на месте, всё пытается дотронуться, прикоснуться. Самовольничает. И звёздочка эта падающая... Желание уже можно загадывать или уже слишком поздно?