«Какую власть имеет человек, Который даже нежности не просит! Я не могу поднять усталых век, Когда моё он имя произносит».
— Почему ты такой хмурый? Тэхён, сидя к капитану вплотную, жмётся ещё ближе. Заглядывает в его угрюмое, симпатичное лицо, переживает тоже, а волны сегодня не шипят. Не шепчут, не угрожают, потому что поздно! Тэхён-то капитана получил, пускай и вот так, своими уговорами, но получил же. Всё. Теперь его, не отдаст. И делиться тоже не хочет. — Работа, — звучит в ответ. А Тэхён с сочувствием смотрит на Чонгука, который и правда выглядит совсем уставшим. Хочется пожалеть, помочь с этой его работой, но Тэхён лезть не станет, он в капитанских делах совсем не смыслит... А ещё он сегодня впервые слышал, как Чонгук ругался с механиком, видел, как тот злобно хмурился. Капитан не кричал, говорил почти спокойно, чеканил слова, и по коже побежали мурашки, когда его взгляд случайно скользнул по Тэхёну, стоящему в сторонке. Было очень страшно видеть капитана таким собранным, каким-то... неправильно спокойным. Таким, как океан сейчас. Пугающе тихим. Тэхён немного неуверенно протискивает руку под руку капитана, боится нарушать его личное пространство вот таким романтичным образом, но всё равно нарушает. Сплетает их руки, наблюдая за чужим угрюмым лицом, а Чонгука его медлительность очень раздражает, особенно сейчас. Но срываться на Тэхёна – дело последнее, это совсем уж не честно по отношению к нему. Да ни к кому не честно, раз уж на то пошло. Чонгук устало вздыхает, когда Тэхён опускает голову ему на плечо, сжимает его горячую ладонь, кусает губы, боится. Он уже готов отодвинуться, когда капитан разжимает руку, а на осознание тратятся какие-то секунды, когда Чонгук сам! Сам сплетает их пальцы, крепко держит, продолжая сверлить горизонт настойчивым взглядом. И Тэхён так ярко светится в этот момент, что его хочется выключить. Они и вчера вот так сидели и сегодня вот сидят. Все плохие чувства отодвинулись на второй план, Тэхёну по-человечески хорошо. Рядом просто кто-то есть, он за этим капитаном месяц ходил хвостиком, иногда доводил, но кто не без греха? Быть рядом с кем-то очень хорошо, приятно вот так сидеть, можно даже поцеловать... Можно, но всё ещё страшно, и вчера было страшно целовать, и позавчера – в самый первый раз по-нормальному. Тэхёну-то очень нравится ласка, а капитану – чёрт бы его знал! Но раз целует в ответ, то это ведь уже хорошо, а Тэхёну большего и не надо. Важно лишь получить хоть немного взаимности, от которой в груди всё фейерверком, всё горит, взрывается, бабахает! Потому что это – капитан... Не в должности дело, а в самом характере. Очень сложном, непокорном, такие люди принадлежат себе самим, а Тэхёну, глупому, хочется, чтобы и ему немного тоже... Ну может же капитан хоть чуть-чуть принадлежать и ему? — Джин сказал, — бодро говорит Тэхён, крепко сжимая руку Чонгука, — что на Оаху нам можно будет покормить черепах. Пойдешь со мной? Он поднимает голову и смотрит на хмурого капитана, на его губы и снова в глаза. Хочется... но каждый раз так страшно, что сейчас его целовать не станут. А рука сама тянется, ложится на щёку, дышать нечем, потому что Чонгук следит, смотрит прямо в глаза. Он всегда просто ждёт, а Тэхён так же просто целует, не дожидаясь ответа, потому что ему это нужно. Ему важны поцелуи и близость между двумя, вот такая, чтобы сидеть ночами, сплетая пальцы, языки, и чтобы мысли об одном и том же. А у них они и правда схожи, именно сейчас – друг о друге. — Пошли, — шепчет Тэхён в самые губы и целует, целует. А между поцелуями: — Не понравится – я тебя отпущу. Но тебе точно понравится. Обещаю. Дельфины же понравились, и бабочки, — и снова короткий поцелуй, и вопрос с надеждой: — Понравились же? А пальцы так и гуляют по скуле, ласкают, кажется, капитан немного смягчился. Это Тэхёну льстит. — Пойдешь? — Черепах кормить, — повторяет Чонгук, а Тэхён ярко улыбается и угукает. — Здорово же. — Лучше не бывает. Тэхён тихо смеётся, понимает, что на него не злятся, ворчат по привычке, к нему как будто немного... привыкли? Он снова тычется своими губами в чужие, готов целовать вечность этого непокорного. Улыбается, греет своим теплом, а потом весь горит, когда капитан целует его в ответ. Тот не любит играться, и если целует, то целует наверняка. До пожара под рёбрами, настойчиво, немного грубо, а Тэхёну от этого дурно! И душно, и в голове сразу ни одной лишней мысли, каждая об этом вот человеке, ласкающем его своими губами. Так, как умеет, как нравится самому, Тэхён в интимных делах никогда не был эгоистом. В ответ всего лишь поддаётся, искренне наслаждается, почти тает, но первым разрывает поцелуй, потому что нечем дышать. Потому что снова возбудился, как и вчера, а тревожить Чонгука такими вещами он пока что не хочет. Пока что. Какие замечательные слова! Он упирается лбом капитану в плечо, переводит дух, а по телу – мандраж, когда Чонгук касается носом виска, волос. От его дыхания горячо, Тэхён крепче сжимает их переплетённые пальцы, жмурится. Ему так нравится эта ненавязчивая нежность, эти моменты наедине, их тишина. Капитан себе совсем ничего не позволяет, но если вдруг такое случается, как сейчас, то Тэхён тянется к нему ещё сильнее, потому что знает – не оттолкнут. Не сегодня, не сейчас. Уже когда-нибудь потом. У него вообще что ни день, то русская рулетка, а количество попыток вывести капитана из себя варьируется от нуля до бесконечности. Они вместе – какое странное слово! – каких-то три дня, а Тэхён впервые за всё путешествие чувствует себя настолько полноценным человеком. Самым обычным, со своими маленькими радостями в виде чужого тёплого дыхания, запутавшегося в его волосах, и последующего целомудренного поцелуя в них, от которого Тэхён весь замирает. Не ожидал... Он так и сидит, уткнувшись лицом Чонгуку в плечо, а тот добивает – гладит его пальцы, как будто это совсем привычное для них дело. Это, вообще-то, очень больно. Не сейчас, конечно, а потом будет, при расставании, но Тэхён об этом и думать забыл. Забыл, что вернется домой, что рано или поздно этот курортный роман закончится, как закончатся и его силы терпеть. Просто терпеть что бы там ни было. Не сможет больше, его не хватит на ещё одну такую влюблённость, — так он думает сейчас. А Чонгук наоборот всё помнит, держит главную мысль на повторе: «Не забыть отпустить». Он и не забудет. Но это тоже потом, не сейчас. У Тэхёна три месяца впереди, а потом целая жизнь, а как, с кем и где он будет её жить – это Чонгука уже не касается. — Мне так хорошо, — признается Тэхён, а капитан молчит. — С тобой хорошо. А я тебя даже не знаю, только твоё имя и то, что ты капитан. Звёзды ещё любишь, свой дурацкий кофе, моря там всякие. Тоже дурацкие. И вообще прости, что я тащу тебя на берег, — внезапно говорит он. — Знаю, что тебе это не нравится. — И зачем тогда тащишь? — хмурится Чонгук. — Мне хочется побыть с тобой подольше. У нас же это... не навсегда. Он обхватывает пальцами бицепс через ткань пиджака, поднимает голову, улыбается так, словно уже вторую ночь подряд, нацеловавшись с Чонгуком, не мучает себя мыслями о всяком разном. Хотелось бы, чтобы всё-таки навсегда. Так ведь бывает, это никакие не сказки! Может он понадеяться, в конце-то концов? Построить воздушные замки, поносить розовые очки, а капитан вот такой ерундой не занимается. Повторяет: не забыть отпустить его. Не забыть. Отпустить. Его. Не забыть. Тэхёна уже, наверное, не забыть. Просто потому, что он вот такой: улыбается, ластится и снова лезет целоваться, нежничает с Чонгуком как с дамой. И эти лобызания капитану как ножом по сердцу, ковыряют и ковыряют, там кровоточит, а он всё терпит. И соглашается сойти на берег, и покормить этих дурацких черепах. И немного полюбоваться видами. И не забыть отпустить. Вот и все планы. Тэхён, уверен капитан, обязательно их нарушит.*****
Оаху встречает пассажиров палящим солнцем и горячим ветром, а Тэхён наслаждается прохладой, сидя в баре у Юнги. Черепах они с Чонгуком пойдут кормить завтра, когда людей будет не так много, а сегодня вот они проведут весь день вместе, и Тэхён старается радоваться этому не слишком сильно. Ведь пассажиров на лайнере почти нет, какая-то пара сотен, и у капитана нет работы, и целый день вместе – такое у них впервые. К тому же Тэхён не такой уж эгоист. Чонгук устал, оно и понятно, ему бы хоть денек побыть в привычной, спокойной обстановке. Без Тэхёна та, конечно, была бы более привычной и более спокойной, но... нет. Так они не договаривались, и Тэхён просто обещает сам себе быть сегодня потише. Хоть бы Чонгук был в хорошем настроении, это будет самый лучший день из жизни на лайнере! — Ты щас треснешь, — внезапно говорит Юнги. Он уже несколько минут стоит, опираясь локтями на стойку, и наблюдает за тем, как Тэхён давит счастливую лыбу. Такое себе зрелище. Немного раздражает, что тот вообще так счастлив. — Потому что у меня всё налаживается! — То, что ты пару раз свой язык капитану в рот запихал, ещё не значит, что у вас всё налаживается. А Тэхёну не надо об этом напоминать. Он и сам всё прекрасно понимает, но радоваться перестать всё равно не может. Он и правда очень рад! — Я хотя бы добился, — мило улыбается он в ответ, а Юнги сводит брови к переносице. — Ты щас на что намекаешь? — На то самое. — Не понял. — Понял, я уверен, — Тэхён нагло сюпает соком через трубочку, нарушая гудение кондиционера, но Юнги внезапно отодвигает стакан в сторону. — Ты, звезда моя, забылся. — У меня всё нормально с памятью... — Ты если не знаешь, так не лезь. Умнее будешь, — хмурится Мин. Выглядит он уж как-то серьёзно. — Так расскажи, я умею хранить секреты. — Мы сами разберёмся. — Вы-то разберётесь, — хмыкает Тэхён. — Я вот разобрался. Теперь у меня всё хорошо, и капитан такой милый со мной, и ты мне почти как самый близкий друг, — тут Юнги вскидывает бровь, но Тэхён его игнорирует. — Сегодня мы проведем весь день вместе, а завтра пойдём кормить черепах. — Черепах, — скептически повторяет Юнги. Он этим очень напоминает капитана: у него ноль стремления ко всему новому и интересному. И неважно, что только Тэхён считает кормление черепах чем-то крайне интересным. — Их! Я поставил себе цель – добиться. Добился. Теперь у меня есть три месяца, чтобы навсегда его в себя влюбить. Юнги хитро щурится и подпирает подбородок кулаком. Ага, заинтересовался! — И что потом? — Он изменится, — уверенно звучит в ответ, а бармен как будто искренне удивляется: — Капитан наш? — Кто же ещё? — И как он изменится? Тэхён подозрительно косится на Юнги. Слишком уж он... странный. Никогда не задавал столько вопросов, но раз спрашивает, это ведь неплохо! — Станет добрым, не будет таким колючим, полюбит меня, не захочет отпускать, — уверенно говорит Тэхён. Всё именно так и будет. Он вот это говорит и очень сильно в это верит, так вдохновляет! — То есть сейчас он злодей злодеем? — Ну... не совсем. Он уже самый лучший для меня, даже почти не ворчит, представляешь? Хотя когда злится, я его очень боюсь. Но какой же он красивый, — любовно вздыхает Тэхён. И его не волнует то, что он так торопится. Его вообще долго уговаривать не надо, хоть сейчас под венец, с капитаном – не стыдно. — И будете вы жить долго и счастливо? — усмехается Юнги, но Тэхён не успевает ответить «будем», как на его предплечья ложатся чужие ладони. А Тэхён эти руки знает, и эту гаденькую улыбку на лице Юнги – тоже. Брут... Предатель! Ему-то всё равно, у него нет работы, поэтому он уходит, оставляя бар и Тэхёна наедине с капитаном. Бежит, короче говоря! — Ты давно тут? — мило улыбается Тэхён, очень наигранно, как будто ему совсем не стыдно. — Не так уж. — Много услышал? — Почти ничего, — уверенно, ровным голосом врёт Чонгук. То, что он услышал, разочаровывает. Капитан не в состоянии дать Тэхёну то, чего тот так хочет. Только вот он правда этого не понимает или просто пытается не падать духом? Какой же всё-таки странный человек... Но Тэхён вот странным себя не считает, делает вид, что верит капитану, следует за ним, а когда его приводят в бильярдную, то он совсем забывает о разговоре с Юнги. Какая разница, что там будет через три месяца? До этого ещё так далеко, главное ведь то, что происходит сейчас, а лучше, чем сейчас, Тэхёну ещё никогда не было. Чонгук в настроении, и он будет с ним играть. Только с ним, то есть прям вдвоём, он снова поправляет и учит, а Тэхён болтает, рассказывает о том, какой ужас творился вчера на кухне, что Джин так сильно злился! Вчера вообще всем было очень плохо, все устали, но впереди у команды три дня выходных, и это здорово. А ещё Тэхён об ирисах переживает, надеется, что Бет Энн не забывает поливать его цветы и яблони. А ещё он решил кошку завести, как вернется домой, чтобы гладить её, чтобы она мурчала и всегда была рядом, а ещё! И так до бесконечности, пока он внезапно не затихает. Чонгук, пользуясь случаем, просит его не выносить их отношения на люди и перестать трепаться об этом с Юнги. — Я чуть-чуть, — оправдывается Тэхён, но по взгляду понимает, что даже чуть-чуть – не надо. Это происходит между ними, между ними остаться и должно. Тэхён, конечно, согласен с Чонгуком, но обещать он таких вещей не может, поэтому скромно молчит. Наблюдает, чему-то улыбается в своей голове, а капитан даже усмехается, когда тот бьет кием мимо шара. Это уже похоже на веселье! Тэхён совсем перестает быть скромным, да и стесняться тут некого, в бильярдной пустота, а капитан-то сам собой не соблазнится. Вот Тэхён и стреляет глазками в его сторону, просит показать, как правильно держать кий, доводит до абсурда: — Мелом мазать по часовой или против? — и при этом, как ему кажется, он смотрит на капитана очень соблазнительно. А тому и весело наблюдать за всем этим, как будто не понимает, чего эта звезда добивается. Только вот от этого смеяться хочется, а не соблазняться. Кажется, это замечает и сам Тэхён, спустя час катания шаров, совсем затыкается и перестает домогаться, как будто выдохся. Странно даже. Он молчит, ест своё мороженое, пока Чонгук обсуждает со старпомом и механиком какой-то дизельгенератор. Уже не злится, но всё-таки нервничает, а Тэхён не знает, стоит ли спрашивать, но на всякий случай интересуется, что это за чудовище такое – дизельгенератор, и чем его кормить. Капитан сначала не объясняет, очень скептически смотрит на Кима, хлопающего глазами. Ему правда интересно! А потом смягчается, говорит, что у них там проблемы, что штуковина эта очень важная, и если не будет хватать мощности, то все кондиционеры на лайнере сдохнут. Тэхён слушает очень внимательно, кивает, не понимает половины, просит показать ему этого монстра, а капитан не без усмешки ведёт его к механику, а потом и в машинное отделение. Ведь не понимает же ни черта этот англичанин и куда суётся? Но Чонгук ради шутки говорит какими-то сложными словами: и что высота судна от ватерлинии шестьдесят пять метров, про какую-то осадку говорит, скорость в морских узлах определяет! Показывает военную комнату, о которой Тэхён был ни сном, ни духом, прачечную, склад, огромные холодильники с мясом, и Тэхён так радуется тому, что не умеет управлять морскими судами. Господи, да если бы он знал так много непонятных слов, то с ума сошел бы, ему бы не хватило места в голове на мысли о простом людском. — Ширина фарватера измеряется в кабельтовых, — говорит ему капитан, а Тэхён делает такие страшные глаза... Кто такие фарватеры, зачем им ширина? А кабельтовых с чем едят? И почему это так страшно звучит? Он цветочки любит и яблоньки, и не надо ему знать, что такое изобета, и какого она цвета на капитанской карте! Но пока капитан в заметном настроении, объясняет всё спокойно, без тени раздражения, Тэхён его слушает. Пускай не понимает почти всё, но Чонгук-то понимает, он живёт этим. Он ещё никогда так много не разговаривал. — А можно поподробнее о каботных фриватах? — хмурится он, дожевывая свою картошку. Чонгук тоже хмурится, отпивая кофе. Не понимает. — Фриваты... ширина каботов! Чонгук даже смеётся, потому что ну ересь сморозил, ни одного слова не угадал, а радуется так, как будто ему выпало бинго. — Кабельтов – это то же самое расстояние, только по-морскому. — А по-нормальному нельзя? В километрах там, футах? — хмурится Тэхён. — Нет. — А что такое фро... — Фарватер. Ход, по которому идёт наше судно. — Как сложно! — Тэхён машет руками и чуть ли не сбивает графин со столика. — Этому тебя учили в академии? — Этому меня учил отец. Тэхён замирает со стаканом у рта, глядя на спокойного капитана во все глаза. А у него ведь и правда есть родители. И мама должна быть, может быть, братья, сестры, дяди, тети. Семья! Она, какая-никакая, есть у всех и каждого. — Твои родители не были против того, что ты месяцами будешь пропадать в море? — осторожно интересуется Тэхён, а Чонгук поднимает на него взгляд. Ого! Кажется, он сейчас залез туда, куда не надо, капитан-то выглядит недовольным. Даже немного раздражён, тут же хмурится, не имея ни малейшего желания отвечать. — Не были. Больше эту тему Тэхён не поднимает, пытается вернуть Чонгуку прежнее настроение, говорит сплошные глупости. Даже случайно заикается об Уильяме, но это нервное, и капитан всё равно не понимает, что он там бормочет себе под нос. Запнулся на середине имени, а сердце предательски застучало, потому что помнит и всё ещё болит, глупое. А Чонгук о семье говорить не любит, об этом знают все, кто с ним пересекается, с вопросами не лезут. Он в море не работает. Прячется?.. Может быть. На берегу его всё равно никто не ждёт. Сюда вообще приходишь не от бешеной любви к большим водам. Сначала ты идешь служить, и так как вариантов у тебя немного, выбираешь морской флот, а потом академию, потому что работа перспективная, прибыльная, ещё и ходишь под крылом государства. А потом, несколько лет отслужив в море, ты возвращаешься домой, а для твоей семьи как будто и не было всех тех восьми лет, что ты провёл без них. Для них не было никаких заслуг, повышений по службе, наград, у них была гордость тем, что их сын – моряк. Тем, что их сын – капитан. Есть чем похвастаться соседке, а отец, настоявший на том, чтобы ты посвятил себя тому, чему не смог он, хлопает тебя по плечу. Вот и всё, что тебе достается на самом деле. Гордость, сухие приветствия, немного похвалы и зависть соседей. А чувства, всякая там искренняя радость, что ты такой молодец, сам справился, всего добился упорным трудом и своими силами, это засунь-ка куда подальше. Оно, вообще-то, никому не надо. Оно и тебе потом становится не надо. Обиды забываются, капитан уже три года в море. Его тут ни одна живая душа достать не сможет, потому что он не притирается к людям. Ну, почти ни одна душа. — Давай ты мне завтра расскажешь, чем любишь заниматься, — говорит Тэхён уже вечером, стоя перед своей каютой. Ему захотелось, чтобы Чонгук проводил его, а то один бы не дошел, ноги бы отвалились. — Мы покормим черепах, а потом будем делать, что захочешь. Чонгук хочет отдохнуть. От Тэхёна, вообще-то, тоже. — Чимин показывал мне видео, как туристы кормят их водорослями! Там и кораллы были, а я еще ни разу их не трогал, они жуткие, и черепах не трогал, тем более не кормил, хотя они милые, — он выглядит крайне впечатленным от одного лишь представления. Снова светит, снова греет. — Я, кстати, почти ничего не понял из того, что ты мне сегодня объяснял, но это все равно было очень интересно. Спасибо. И за день спасибо. И за обед, и за... Чонгук резко вздыхает, устав от болтовни, и Тэхён тут же затыкается. Поджимает губы, улыбается... Чему улыбается-то? А у него поводов много: он с капитаном день провёл, завтра тоже будет с ним, а сейчас вот он стоит, глядя ему в глаза, и так боится! Но тянется руками к капитанскому лицу, целомудренно целует, а Чонгук и рад поцеловать в ответ. Когда у Тэхёна занят рот, он говорить им. Не. Может. И стоит тому отстраниться, снова открыть свой рот, капитан целует его сам, выбивая из легких весь воздух. Тэхён совсем растерялся, даже испугался! Но в ответ всё равно целует, с таким же напором, желанием, толкая свой язык капитану в рот, потому что нравится. И Чонгук, и то, как он целуется, немного властно, и то, как его ладони лежат у Тэхёна на талии, придерживают, сжимают бока. А потом внезапно отпускают, его всего отпускают, желают доброй ночи, оставляют наедине с самим собой, со сбитым к чертям дыханием и бешено бьющимся сердцем. И почему капитан снова бежит? Неужели настолько страшно?.. А капитану и правда страшно: целовать этого болтливого и прилипчивого приятно, от него всегда вкусно пахнет, не хуже, чем от девушки. И сам он весь очень нежный, чувствительный, как будто поцелуй для него тот же самый секс. Весь трясется в руках Чонгука, ластится, жжется, и как его, такого откровенного, не бояться? Капитану-то бежать больше некуда, вот и шкерится по каютам. Ему скоро и в море не будет покоя.*****
Тэхён так ярко улыбается, когда на следующий день наконец видит этих своих черепах, таких огромных, и жалуется Чимину, что боится их, ведь вдруг укусят?! Чонгук только хмурится, окидывая взглядом этого трусиху. Ну если ты боишься, то на кой чёрт суёшься? Капитан даже вслух об этом интересуется, но Тэхён только кидает на него странный взгляд и тепло-тепло смеётся, как будто только что услышал самый глупый в мире вопрос. Он, если честно, и не думает отвечать, его всё равно не поймут. Ни капитан, ни менеджер, ни бармен, который потащился за ними. Вся эта святая троица так и стоит, наблюдая за радостным Тэхёном, который лезет по кораллам, царапает ноги, шипит от боли, но водоросли всё равно находит, ведь надо накормить. Он зря, что ли, тащился сюда? Да кого вообще волнует содранная на щиколотках кожа да такие же ободранные коленки, которые до сих пор не зажили после прогулки с братом? У Тэхёна много шрамов, но физические волнуют его меньше всего. Страшнее те, что на сердце и в душе. Они-то уже никогда гноить не перестанут, а эти вот... Это так, мелочи жизни. Но капитан всё равно хмурится, и Чимин тоже, когда замечает как бесстрашный Ким Тэхён шлёпает по пляжу к черепахам с водорослями в обеих руках, а ноги-то... А руки! Исцарапаны до крови о кораллы, а Тэхёну хоть бы хны! Он с капитаном, он кормит черепах, он счастлив, и он совсем не думал о вчерашнем разговоре с Юнги и дневной прогулке с Чонгуком. Тэхён ни разу не думал о капитане, не вспоминал о том, что их с барменом разговор тот наверняка слышал, что у него всего лишь три месяца, чтобы... Чтобы что? Влюбиться ещё сильнее, а потом вернуться домой ни с чем? Какой замечательный всё-таки план! Гениальный! Сегодняшняя прогулка, честно говоря, уже не кажется ему такой уж хорошей идеей, но отказаться от черепах Тэхён физически не мог. К тому же с капитаном... Главное, что с ним. И вообще у него ведь репутация жизнерадостного парня, грустить перед другими ну никак нельзя. — Звезда моя... — косится на Тэхёна бармен, забирая у него шмоток водорослей. Присаживается на корточки рядом с черепахой, которую уже кормит чересчур радостный для этого утра Ким, и невежливо интересуется: — Ты совсем бесстрашный? Тэхён только непонимающе смотрит то на него, то на подошедшего капитана, который глядит на него сверху вниз, снова в очках, весь хмурится. — Раз полез в воду, то ты давай лезь в неё аккуратней, — он кивает на свежие царапины. По мнению Тэхёна, не такие уж большие, чтобы беспокоиться об этом. — Всему тебя учить надо. — Заживёт, — пожимает он плечами. — Да, но это... Ты всё равно... — Юнги теряется от его пофигизма, он вообще о людях заботиться не привык, не в его стиле кого-то чему-то учить, но Тэхён разве сам сможет? — Осторожнее, — лаконично советует хмурый Чонгук, а Тэхён глупо хлопает глазами. О нём что... только что позаботились? Понятно, что Юнги перед менеджером весь такой добрый, но капитан, ему-то не перед кем выпендриваться. Неужели правда волнуется?.. Нет, а почему ему, собственно, не волноваться? Он тиран, что ли, какой-то? Плюс Тэхён, по скромному мнению Чонгука, ради веселья не постесняется и с обрыва вниз головой сигануть, так что над ним контроль нужен и глаз да глаз, пока они на берегу. Однако после утренних развлечений в виде завтрака с черепахами и небольшой экскурсии по городу, Тэхён, на удивление капитана, ведёт себя очень тихо и скромно. И в кафе, и во время прогулки, и уже вечером на пляже, с удовольствием поедая свой десерт из пластикового стаканчика. Он сидит у Чонгука между ног, откинувшись на его грудь, щекочет волосами щёку. Ещё немного такой тишины, и этот морской совсем начнет капитану нравиться. — Хочу кое-что спросить, только ты не злись, — всё-таки нарушает молчание Тэхён, ковыряясь палочкой в десерте. Океан сегодня немного буянит: шумит и пенится, – а розовые лучи закатного солнца путаются в светлых волосах Тэхёна, греют и без того его тёплую, исцарапанную кораллами кожу. Капитан невольно думает о мазях, о том же креме на худой конец для этого бедового, хмурится, и Тэхён, подняв голову и глянув на него, принимает это на свой счёт. Конечно, на его счёт это и думается, но не так, как он привык, не в том плохом смысле. Просто на его исцарапанные и синюшные конечности капитану больно смотреть. Сегодня Тэхён себя не пожалел, как будто специально. — Я не буду спрашивать, если не хочешь, — косится тот на капитана. — Это серьёзный вопрос. Для меня. — Спрашивай, — как будто Чонгуку привыкать к его серьезным вопросам. К тому же тот сегодня весь день не болтал, было даже немного непривычно. Словно он и правда умеет быть вот таким, спокойным и тихим. Тэхён очень долго мнётся, отворачивается и разглядывает почти зашедшее за горизонт солнце. Отставляет сладость в сторону, обнимает себя руками капитана, не даёт отпустить. Хочет, чтобы за него держались так же крепко, как обычно держится он. — Ты мог бы влюбиться в меня? — наконец озвучивает свои мысли. — По-настоящему. Если бы ты не был капитаном, ты не постеснялся бы жить со мной, как если бы жил с какой-нибудь... женщиной? — Было бы мне стыдно открыто любить мужчину? — напрямую интересуется Чонгук, а Тэхён угукает в ответ, кусает губы. Отчего-то нервничает. — Не было бы. — А меня? Меня по-настоящему ты мог бы?.. Капитан отвечает уверенно: — Оно мне не надо. — Но мог бы? Если бы не было этой твоей работы? — Тэхён чувствует горячий, усталый выдох у самого уха: — Может быть. — Мне кажется, я в тебя очень влюблюсь к концу круиза, — легко говорит Тэхён. — А потом мы расстанемся. Думаю об этом и... — он пожимает плечами, смаргивает слёзы, которых Чонгук не видит. И почему Тэхён всегда так не вовремя влюбляется? Почему всегда не в тех? — И? — Просто думаю, — он впервые не делится своими переживаниями. Ему это кажется чем-то очень страшным. — Весь день сегодня об этом думаю. Я уже говорил, что мне хорошо с тобой? — и трётся щекой о руку, ластится, даже прикрывает глаза. — Так вот мне правда хорошо. Я не спрашиваю, хорошо ли тебе, потому что боюсь ответа. Наверное, эгоистично с моей стороны, но... — Неплохо. Тэхён на секунду замирает, переспрашивает: — Неплохо? — С тобой неплохо. Тэхён вошкается в руках Чонгука, разворачивается к нему лицом, щурится, но улыбается. В нём всегда к месту зажигаются лампочки – солнце совсем село, перестало греть. — То есть ты мог бы влюбиться в меня и тебе со мной неплохо? — улыбается он, а капитан пожимает в ответ плечами. — А ты меня за кого принимаешь? По-твоему, зачем я на тебя согласился? — Из вежливости?.. — Из вежливости? — хмыкает капитан. — Потому что я тебя достал, — начинает перечислять Тэхён, пока Чонгук хмуро наблюдает за ним. — Вынудил, наверное. Везде за тобой таскался, лез, когда не просят. Надоедал. — И почему я всё ещё здесь? — Сам сказал, тебе со мной неплохо, — Тэхён снова открывает рот, но весь замирает. Капитану с ним... — Неплохо... это значит хорошо? Нет? Я что-то не так понял?.. — задушенно спрашивает он. Чонгук не отвечает. Только смотрит то на него, то на океан, то снова на Тэхёна, а тот и не знает, что думать. У него сердце бешено стучит, в ушах шумит, а руки... Руки трясутся, когда капитан берет его ладонь в свою, небрежно вертит туда-сюда и разглядывает свежие царапины. Напоминает, что надо быть осторожней с кораллами и каменными плитами, отпускает, зачем-то дарит Тэхёну надежду. У того глаза блестят, он даже не моргает, смотрит, топит, горит, греет! Звёздочка. А солнце ведь тоже звезда. Так может и этот вот, геенна огненная? И сколько же ему ещё можно найти сравнений? Как будто он нескончаемый, бесконечный. Каждый день новый, открывается всё больше и больше, привыкает к капитану, становится тише, спокойней. Уязвимей. Ну разве это честно? Капитан-то никогда таким не будет! — Можно я буду думать, что тебе не всё равно? — почти шепчет Тэхён, прижимая ободранную руку к груди. — Мне, по-твоему, всё равно? — а взгляд рассекает волны, щурится. — Тебе не? — выдыхает. — Не до конца. Разве может быть всё равно тому, кто приходит извиняться, пускай не словами, но действиями? Тому, кто ловит менеджера, который бежит обратно к этому плаксе в каюту с бутылкой минералки. Тому, кто даже ничего не говорит, молча забирает ту, идёт. Чувствовать себя виноватым в чужих слезах неприятно. Капитан с таким столкнулся впервые, даже шторм в море легче пережить, чем крокодильи слёзы самого уязвимого в мире человека. Уязвимого, но не слабого. Тэхён вообще странный, он вызывает такие чувства, что от него хочется держаться подальше. Но и побыть рядом тоже интересно, узнать свою меру, почувствовать, на что ещё способно это, казалось, очерствевшее сердце. Интересно, честно, но главное тут – не увлекаться. Капитану нельзя упасть в одного человека, ему никто не сможет заменить море. — Мне страшно, — говорит Тэхён и двигается ближе, закидывает ноги Чонгуку на бёдра, упирается головой ему в грудь. Так и сидит, судорожно вздыхает, как будто и правда чем-то до смерти напуган. — Домой возвращаться страшно. Одному. Я бы забрал тебя, если бы ты разрешил, — и снова шепчет, снова щекочет своими волосами, а как пахнет... — Знаю, что ты ещё не раз меня обидишь, но я хочу верить, что это просто... что это у тебя защитный рефлекс такой. От чувств. Хотя бы одно мне пообещай, — сглатывает, впиваясь пальцами в капитанскую рубашку. — Когда я вернусь домой, когда это всё закончится... Не забывай меня, пожалуйста. Любить необязательно, ты хотя бы помни, ладно? Или когда ты найдешь своего человека, расскажи ей... или ему, что когда ты ещё был капитаном, то пристал к тебе один англичанин из Портсмута. Он боялся бабочек, да вообще почти всего на свете и любил поболтать обо всякой ерунде, но тебе с ним было... неплохо. Назови меня хотя бы своим другом, знакомым. Да кем угодно назови, только помни. Хорошо? Мне грустно думать, что меня могут вот так просто забыть. А Тэхёна и правда забывают, не пишут, не звонят, вряд ли рассказывают о нём своим знакомым. Обычно его все хотят забыть и спрятать, он – это то, о чём не говорят. Стыдно, наверное, знаться с таким дурачком. Он о себе не самого лучшего мнения, не понимает, что делиться им не хочется, потому что до него отчего-то становишься жадным. Капитан пока не стал, но и делиться он уже не очень хочет, привык. И не стыдно ему за Тэхёна, за самого себя – очень, что ранит такого открытого и светлого человека. После общения с ним как-то самого себя презирать начинаешь, кажется, что не заслужил в своих руках держать и целое море, и звёзды, и от всего мира и вселенной понемногу. Над Тэхёном постарались, не поленились, таких людей, как он, существовать вообще не должно, не в этом мире. Рядом с ним стыдно быть обычным капитаном, звания и чины перестают что-либо значить. Рядом с ним надо быть человеком, а не бывшим военным, невозможно быть выше по званию и статусу. Капитан рядом с ним не может быть. Не заслужил, наверное. Да и не надо, собственно, ему такого счастья. В прямом смысле счастья, и если всё-таки выбирать из людей, то ему бы что попроще, того, кого нельзя задеть или ранить, как и самого капитана. Его, вроде, и нельзя, но почему-то он всё равно ранится о слова этого англичанина, они колются. Умоляет не забывать, считать хотя бы за друга... И откуда в нём, таком бесстрашном, столько сомнений в самом себе? Чонгук находит рукой подбородок Тэхёна, давит, заставляет поднять голову и взглянуть на себя. А у того в глазах стоят слёзы, и это всего лишь капля в море, но почему же на неё так больно смотреть? И как эти капли стекают по щекам, солёные, ну вот точно морские! — Ты и правда дурак, — сердито хмурится капитан, а Тэхён смеётся со слезами на глазах: — Я знаю. — Ни черта ты не знаешь, — серьёзно звучит в ответ. — Так расскажи мне... Но капитан не умеет говорить и быть откровенным, он вообще никаким быть не умеет, только суднами управлять может и всё. Даже над самим собой начинает терять контроль, сдержанность тает на глазах, он целует. Целует солёные, искусанные губы, пальцами вытирает слёзы с щёк, рассказывает поцелуем о том, что таких, как Тэхён, не забывают. Их хранят для себя, и эти поцелуи тоже помнят, и все прикосновения к своему лицу, коже. И этот тёплый свет, и обжигающий холод морского дна, и звенящую вселенскую тишину. Видимо, всё-таки так бывает, чтобы человек, сотканный из звездной пыли, не понимал, как много он даёт тем, кто его окружает. У Тэхёна своя гравитация, он никаким земным законам не подчиняется. — Тебе правда хорошо со мной? — выдыхает прямо в губы, а капитан на секунду... Всего лишь на секунду растерял всю свою бесчувственность, нахмурился, кивнул, заглянул в неверящие глаза напротив. — Ну и чего ты опять ревёшь? А Тэхён мотает головой, целует, обвивая руками шею Чонгука. Уильяму с ним тоже было хорошо, но ему это не помешало... Тэхён давится всхлипом, не может больше целовать, очень боится верить в эти слова. Так крепко хватается за капитана, что тому почти больно, его душат. И Тэхёна тоже душат воспоминания, потому что как же это всё-таки похоже на то, что у него уже было, а оттого ещё страшнее знать, что и сейчас тоже не навсегда. На какие-то три месяца. Такой вот срок у счастья. Всего три месяца! И почему капитан не может просто взять и забрать себе, а Тэхён бы о нём заботился, он умеет! Он бы пообещал никогда не оставлять, всё бы бросил, был бы рядом, он и так рядом, даже когда знает, что их ждёт неизбежный конец. Засыпает с этими мыслями, с ними же просыпается, носит их на своих плечах грузом. — Можно я переночую с тобой? — просит Тэхён, а Чонгуку и понимать страшно, чего тот так на него набросился, да ещё и чуть ли ревёт в три ручья. Не может же из-за него... — Сворачивай истерику. — Это не истерика, — всхлипывает Тэхён, вытирая мокрые щёки. Рвано вздыхает, пытается успокоиться, изо всех сил пытается! — Иногда мне просто... Иногда я не могу, но сегодня... — Я не пущу тебя к себе, пока ты не успокоишься, — голос Чонгука звучит строго, а Тэхён тут же перестает кваситься. Так и сидит, глупо хлопает глазами, он ведь и не надеялся, что Чонгук правда разрешит спать у него в каюте. — Я спокоен, — невозмутимо хрипит зарёванный Тэхён. — И что ты там бормотал? — Иногда я очень устаю... — Ты? — капитан вздёргивает бровь, а Тэхён кивает. — От чего, интересно? — Улыбаться, — неуверенно звучит в ответ. — Смеяться, радоваться. — Тебя кто-то заставляет быть клоуном? — Люди же ждут, что я буду смеяться вместе с ними. Капитан раздражённо вздыхает: — И с чего ты это взял? А Тэхён пожимает плечами: — Они... привыкли. Ты привык, — он заламывает пальцы, облизывает губы. Говорит искренне: — Ты сам сказал: моё дело – радоваться всяким глупостям. Я и пытаюсь радоваться, а потом мне из-за этого так плохо. Как будто выкачали все силы... Пить ненавижу, но так хочу напиться в эти моменты! А Юнги, представь, не хочет меня спаивать! — Никого не слушай, — хмурит брови Чонгук, а Тэхён непонимающе смотрит на него. Капитан и не думал, что тот запоминает абсолютно всё, что ему говорят, лишь бы угодить. Да разве это правильно? — Но ты говорил... — Меня – тем более не слушай. — Но я не могу... — Придётся, — Чонгук не даёт договорить, не даёт даже спросить. Поднимается с песка, забирает десерт Тэхёна, забирает Тэхёна и ведёт его за ручку как ребенка. Снова мимо пассажирских кают, в капитанскую, а Тэхён впервые здесь, чтобы вот так, что у них сейчас без ссор и, можно сказать, обоюдно. Не факт, конечно, но Чонгук уже признался: ему хорошо. — Я встаю в пять, — сообщает капитан, а Тэхён отрывается от созерцания его комнаты. — Разбуди меня, — его взгляд цепляется за подаренный им же брелок, который аккуратно лежит на столе рядом с какими-то бумагами и папками. У Чонгука во всём порядок, в нём нет ни капли хаоса. — Я уйду к себе. Уходить Тэхён, разумеется, не хочет, как и вставать в такую рань, но капитан есть капитан, и его каюта – его обитель, считай, дом. Он и так напросился внаглую. Тэхён принимает душ первым, смывает с себя песок, нюхает шампунь Чонгука, его гель и мыло, но аккуратно расставляет всё по своим местам. Не стесняется попросить у капитана футболку, потому что не любит спать обнаженным, а стоит Чонгуку выйти из душа и застать Тэхёна под своим одеялом, он пихает ему в руки гель от ссадин. — Да оно... и само пройдёт, — Тэхён высовывает ногу из-под одеяла и морщится. Может быть, всё это и правда выглядит жутко, особенно при таком плохом свете, но совсем чуть-чуть. — Мажь, — командует Чонгук, но этой звезде хоть бы хны. Прячет ногу, как будто никто ничего не видел, лепечет что-то о том, что всё и так прекрасно заживает, почти не болит. — Тэхён, — капитан впервые за прошедший месяц зовёт его по имени, да так серьезно. И от этого мурашки по коже и в горле пересыхает. Как же красиво звучит... — Ты этого не сделаешь, это сделаю я. Тэхён аж теряется от такого заявления, но в груди всё равно начинает что-то мурчать, в нём что-то хорошее пробуждается от этой непривычно агрессивной заботы, это что-то кажется таким теплым и приятным. Улыбку сдержать ну никак не получается. — Не тому вы, капитан, угрожаете подобными вещами. Только вот Чонгук не шутил, он бесцеремонно откидывает одеяло в сторону, садится рядом. И нет ему, вообще-то, дела до этих синяков и царапин, тем более нет дела до слов Тэхёна о том, что те совсем не болят. И чего тогда шипит и морщится, раз не болят? — Кому расскажи – не поверят, — улыбается Тэхён, закидывая другую ногу капитану на колени. — Ты трепаться об этом собрался? — Чонгук даже и не злится совсем. — Разумеется. Пойду на этот твой мостик, объявлю по громкой связи, что обо мне полночи заботился сам капитан. Пускай обзавидуются. Ты бы обзавидовался? — Уж вряд ли. — Я бы, наверное, тоже. Порадовался бы за человека от всей души. Чонгук усмехается и качает головой. Протягивает руку, а Тэхён и рад подползти поближе, внимательней рассмотреть и лицо капитана, расслабленное, совсем не хмурое, и его полуголое тело, которое он видел лишь однажды, когда они купались с дельфинами. В каюте само собой становится жарко, к лицу приливает кровь, а Чонгук без задней мысли гуляет пальцами по чужим запястьям. Тонким, а кожа какая гладкая, загорелая. И взгляд он этот, вообще-то, замечает и понимает, не совсем уж дурак. Этот англичанин уже не первый раз смотрит вот так, горячо и с явным желанием. У него, в принципе, всегда всё на лбу написано, а тут ещё и покраснел, рука дёрнулась под капитанскими пальцами, задрожала. — Не смотри так, — и снова этот командующий тон, а Тэхён как будто и не понимает. — Как так? Чонгук откидывает гель, натягивает на ноги англичанина одеяло, чтоб не помёрз ночью от кондиционера, и смотрит ему прямо в глаза. Его хотят, оно и понятно. Он и сам хочет, не железный всё-таки, а тут ещё и мальчик сам в руки идет. Мужчиной его назвать сложно, точно мальчик. Не лишенный природной красоты, подтянутого тела, ноги – две палки, стройные, такие же загорелые, как и всё остальное. На белых простынях Тэхён наверняка смотрится красиво, но капитан-то не настолько поганый человек, чтобы брать здесь и прямо сейчас, пока ему откровенно доверяют и просятся, чтобы приласкали. Хотя, может, и настолько. Он бы взял, не постеснялся, но... — Мне рано вставать. Тэхён кусает губы, понимает, о чём идёт речь, но обратно не ложится, так и сидит, подтянув к себе колени. Гуляет взглядом, касается ладони, бицепса, шеи, мокрых волос. Добирается, сладко целует и скромно интересуется в самые губы: — А если бы тебе не надо было подрываться ни свет ни заря? Чонгук врать не станет: — Никаких претензий к твоему поведению у меня бы не возникло. — Как же размыто ты всегда отвечаешь, — вздыхает Тэхён. — Мне иногда тяжело... понимать. Вдруг мы говорим о разных вещах? И в итоге я буду чувствовать себя полным... — Ты красивый, — говорит прямо в лоб Чонгук, а Тэхён не дышит, глядя на него во все глаза. — А я не фригидный и могу хотеть тебя. Сильно не обольщайся. — Почему? — выдыхает. — Тебе от влюбленности сносит крышу. Мои желания отличаются от твоих. — Ты... хочешь меня? — его голоса почти не слышно. — Хочу. И это «хочу» вдребезги разбивает что-то внутри Тэхёна. Такого от капитана он совершенно не ожидал, надеялся, конечно, но совсем не верил, не думал... — Ты такой жестокий, — Тэхён прикрывает глаза, обреченно просит: — Поцелуй хотя бы. Чонгуку не жалко, он целует и не без удовольствия, а Тэхён только и делает, что пытается потрогать и играется, и лижет, и кусает скулу. Весь дрожит от теплых рук под футболкой, горячо дышит, но ему сказали: сегодня – нельзя. Завтра снова работа, снова моря, океаны, звёзды, а сегодня вот впервые была такая честность. И пускай капитан не влюблён, не притёрся, но хотя бы не отталкивает. И хорошо бы найти в нём поддержку, какую-никакую, но помощь, хорошо бы забыться с ним, в нём, вместе, чтобы ничего Тэхёна не мучило. Чтобы по приезде в Портсмут он не вспоминал об Уильяме, скромно мечтал о том, что капитан одумается, развернёт лайнер и на всех парах помчится к нему. Так легче. С моряком мечтать проще, с ним, кажется, не так больно. Он-то не приведёт невесту, Тэхён уверен – Чонгук один. И если женится, то только на работе, но как же обидно будет, если это всё-таки окажется человек... А капитана подобные мысли и не посещают, он в горячих поцелуях напоминает себе: отпустить. Пальцы сжимают чужие бёдра, Тэхён ласкает его кожу руками, а Чонгук хмурится: не доводить до грани. Целует и повторяет: не играть. С Тэхёном не играть, с ним нельзя, он такого не заслужил. Но попробовать его хочется, не сейчас, разумеется, но всё нутро горит, а руки чешутся, потому что его кожа под пальцами – бархат. Доводит, просится, ластится. Пользоваться им подло. Но капитан и так подлец, предупреждал: с ним будет плохо. С ним придется много плакать и мириться. Тэхён и так смирился со своим одиноким будущим, он устраивается у Чонгука под боком, приводит дыхание в норму после поцелуев. Даже засыпает быстро, наревелся. Устал. Зато капитан хмурится на него, на потолок, на весь белый свет, боясь признаться себе в кое-чём очень страшном. Он эту мысль в море похоронит, если та не доберётся до трещины в сердце многим раньше. Только бы не добралась! У Чонгука под рукой – мягкие волосы, под боком – очень теплый морской человек, под рёбрами – снова треск. Страшный, жуткий. Опасный. Происходит что-то ненормальное, и это капитану не нравится, но пальцы сами по себе гуляют в светлых прядях. Мягких, напоминающих шелковый песок. И какие всё-таки это страшные сравнения! В обычном человеке не может умещаться столько всего, чем капитан так дорожит. Не может и не имеет права. Слово капитана – закон. Только вот тот забыл, что Тэхён ни одному закону не подчиняется. Тот вообще сопит лежит, а Чонгук так и трещит, трещит. Трещит! Ни море капитана не слушается, ни Тэхён. И кто-то его обязательно погубит, так уж лучше пускай это будут большие воды. С людьми сложнее... По ним после их ухода иногда скучается.