«Словами обижают тогда, когда по-другому не могут. Когда понимают, что бессильны».
Тэхён просыпается намного позже солнца, когда то уже в зените. Пускай один, но с глупой улыбкой на губах, потому что капитан не выгнал, не стал будить, а Тэхён и не слышал, как тот собирался, уходил. И проснуться в его постели приятно, можно завернуться в надутое одеяло, уткнуться носом в капитанскую подушку и полежать так ещё... Да сколько угодно! Чонгук наверняка будет занят до самого вечера, так что Тэхён пользуется полученной привилегией с удовольствием, но очень осторожно. Он внимательно разглядывает комнату, а там и аккуратно сложенные вещи в шкафу. С каким-то нездоровым трепетом скользит пальцами по рукавам белых выглаженных рубашек, по плечикам запасной черной формы, но дальше этого не заходит. Шариться в чужих вещах неприлично, Тэхёна не так воспитывали, и всё-таки... Делить с Чонгуком шкаф было бы здорово. Как и постель, и, может быть, дом, сад... Сердце, душу. Тут уж он совсем размечтался, но кто запрещает? Тэхён спал как убитый у Чонгука под боком, он был согрет чужим теплом, знал, что сегодня точно может сопеть спокойно. И ему снова снился дом и ирисы, и Бет Энн, и морской берег, золотой песок. И снова он влюбился как самый настоящий дурачок, принял заботу о себе близко к сердцу, ещё и щёки теперь предательски щиплет от одного только воспоминания о капитанском «хочу». Пускай «хочу» Чонгука несёт в себе лишь влечение, Тэхён-то это прекрасно понимает, но всё же... Незнакомцев ведь в постель не пускают, точно не такие, как капитан. У того работа на первом месте и всякие бумажки, которые Тэхён окидывает безразличным взглядом, но на глаза снова попадается брелок-звёздочка. И идиотская улыбка не сходит с губ, которые Тэхён кусает, вертя в руках безделушку. Капитан-то не выкинул! А сам говорил, что вещь бессмысленная! Наверное, так и есть, но на пятом конце звезды Тэхён на всякий случай пишет маркером букву «Т». Ту не видно, если сильно не приглядываться, а Чонгук вряд ли станет таким заниматься, не вспомнит о ней даже. Может, тот изредка кидает на звёздочку взгляд, но это его максимум, а Тэхёну всё-таки приятно, что его презент не забросили в дальний ящик. В вещах капитана он не шарится, не торопится поправить то, что, на его взгляд, криво лежит. Но постель заправляет, потому что по обстановке и дураку будет понятно, что Чонгук любит порядок и чистоту. И футболку он аккуратно складывает, оставляет ту под «своей» подушкой, потому что планирует не раз вернуться в эту каюту. И послушно мажет оставленным на тумбочке гелем синяки и царапины, потому что раз капитан сам его вчера мазюкал, то значит, что дело серьёзное, игнорировать никак нельзя. Тэхён вообще ведёт себя как самый послушный мальчик и лишь один раз возвращается в чужую каюту без спроса. Захотелось ему оставить Чонгуку презент в виде собранных за всё время путешествия ракушек, разве тот станет на такое злиться? Дело-то первостепенной важности! Ведь как это капитан да без ракушек на рабочем столе? Так нельзя. Вот Тэхён и притащил несколько штук, совсем небольших, перламутровых, очень красивых, а уже вечером, набалаболившись с братом, справившись со всеми делами и помощью с организацией вечера, снова вернулся без спроса. Нет, он, конечно, постучал, прежде чем войти, и застал капитана за разглядыванием его скромных подношений. Кажется, тот был удивлён, но не сказал ни слова, положил на стол, оставил всё, как было. Благодарить и светиться от счастья, разумеется, не стал, вообще выглядел очень странно, а Тэхён неуверенно мялся на пороге. Видел, что Чонгук устал, а ничего поделать с этим не мог, и капитану бы отдохнуть, особенно от него, ведь сам понимает, сколько сил может отнимать у людей. Так что Тэхён ничего не спрашивает, потому что и так знает, как прошёл его день. Бегло, но всё же осторожно чмокает куда-то в щёку, делает вид, что совсем не скучал, что они видятся не первый раз за день, и от всего сердца желает доброй ночи. Впервые сам решает не беспокоить, даже ретируется на выход, как слышит усталое: — И куда пошёл? Тэхён стоит, замерев на месте, он уже готов получить по башке за то, что приходил в каюту к Чонгуку без разрешения самого Чонгука. — Не хочу мешать, — косится он на капитана, а тот лениво стягивает с плеч пиджак. — Ты совсем плохо выглядишь. В смысле, выглядишь ты очень хорошо, а я не то хотел сказать, просто... — Хочешь остаться – меньше слов, — перебивает Чонгук. Но Тэхён и не хотел даже! Чуть-чуть совсем, прям капельку, но по нему и такие мелочи всегда видно, от капитана уже ничего не скрыть. — Переоделся, намазался, улёгся. Сделай это молча, — хмурится тот. — Ты совсем не в настроении, — осторожно подмечает Тэхён, доставая футболку из-под подушки. Чонгук лишь окидывает его безразличным взглядом, хмуро соглашаясь: — Совсем. — Уверен, что мне можно остаться?.. И снова этот усталый взгляд, как будто Чонгука замучила не только эта работа, но и сам Тэхён в край замучил бедного капитана... — Хочешь уйти? — в лоб интересуется тот, на что Тэхён уверенно мотает головой – никуда он не хочет. Но капитан никак не реагирует, принимает к сведению его нежелание расставаться на эту ночь, готовится ко сну, а Тэхён, закончив с указанными процедурами, уже лежит в его постели и наблюдает. Чонгук совсем никуда не торопится, приводит форму в порядок, у него всё по-военному строго, а покончив с душем, забирается в постель. Сам разрешает лечь как вчера, близко, у себя под боком, и Тэхён несмело обнимает его поперек живота. Страшно ведь, когда капитан такой уставший, хочется хоть как-то ему помочь... Тэхён жмется плотнее, щекой чувствует, насколько горячая у Чонгука кожа, а потом оставляет ему поцелуй на груди, самый обычный, тёплый. Гуляет ладонью по животу, надеется, что хоть немного успокаивает и забирает чужую усталость себе. Его самого все эти нежности точно успокоили бы, капитана – чёрт его знает. Но тот и правда расслабляется, дыхание выравнивается, а пальцы неожиданно зарываются в светлые волосы, сами по себе перебирают, Чонгук снимает стресс. А Тэхён и рад помочь ему с этим, он ведь для того и создан – чтобы поддержать, когда плохо, чтобы побыть рядом, когда совсем невмоготу. — Как у вас там дела? — тихо интересуется он, а Чонгук тяжело вздыхает. Видимо, дела не очень. — Будем стоять в Суве дней пять – это минимум. — Почему так долго? — Дизельгенератор, — лаконично объясняет капитан. А Тэхён-то эту штуковину помнит, жуткая до ужаса, но до такого же ужаса важная и без неё никак. — Тот самый монстр? — Он самый. — Вы ведь всё решите? — Решим. — Почему тогда ты так переживаешь? — Тэхён рисует пальцами незамысловатые узоры на чужом животе, сам начинает немного волноваться. А капитану бы знать, из-за чего он так переживает. Лайнер-то не потонет, дизельгенератор починится в порту, проблема не такая уж серьёзная, легко решаемая. Вопрос другой: с этим вот что делать, который лежит и греет, волнуется? С ним в последнее время совсем становится тяжело, потому что Чонгук и сам чувствует, сегодня утром внезапно осознал – привязывается. Мысль эта грузом легла на плечи, ведь капитан осознает, что начинает думать о, переживать за, стремиться к. И это страшно, когда в твою жизнь вот так врываются, переворачивают в ней всё с ног на голову, заставляют думать о себе, просто не оставляют выбора, а нужно было... Тэхёну всего лишь нужно было оказаться в этой постели утром, показать, что может быть и вот так, не в одиночестве. В капитане из-за этого так много сомнений, раздражения и злости на самого себя, потому что позволил, подпустил, а ведь не хотел. Он – моряк, одиночка, его будущее на воде вилами писано, однако сейчас то начинает приобретать очень странные очертания: это и тонкие линии чужих рук, и ярко-голубые глаза, и волнистые белые волосы. Тэхён, чёрт бы его побрал, как будто поцелованный и морем, и солнцем, и небом, к нему пускай слабо, но уже начинает тянуть, а капитану оно ведь не нужно совсем. Он не только чужую жизнь сломает, но и свою. За своими желаниями вообще следуют только мечтатели, Чонгук не такой, он... другой. Ответственный и серьезный человек, который, как оказалось, до сих пор не лишён чувств. Всё-таки не до конца очерствел, а Тэхён и рад подставиться под его ласки, даже если знает, что за это минутное удовольствие придется дорого заплатить. Капитан-то не умеет быть таким, как он. Тот от всего бежит. От самого себя – тем более. Чувства – это вообще что-то очень страшное, он для них не создан. Сам так решил в тот самый день, когда покинул родной дом. — Я сегодня весь день был с Джином, — Тэхён так и рисует на нём пальцами, и от этой нежности под кожей всё зудит. Иногда хочется взять и встряхнуть этого англичанина за плечи, заставить перестать быть собой, заставить перестать быть таким добрым и наивным, а с другой стороны – с ним капитану зачем-то неплохо. Почему-то с ним иногда хорошо, его монотонные разговоры о всякой ерунде отвлекают от проблем, запах напоминает о чём-то легком, примитивном, о всём самом простом. От его ненавязчивых, заботливых прикосновений расслабляется тело; от этих глупых рассказов о брате, о завтрашнем празднике и каких-то дурацких салфетках, сложенных в виде пальм, пустеет голова. Какие, к чёрту, дизельгенераторы и нехватка мощности, если Тэхён испортил около дюжины салфеток, прежде чем научился складывать те правильно? — Зато завтра ты отдохнёшь, — продолжает тихо говорить Тэхён и трётся щекой о горячую кожу уже совсем расслабившегося капитана. — От работы, от меня. Целых пять дней без моря, представляешь? К тому же ты сам сказал: это – минимум. Уверен, ты даже соскучиться успеешь! Чонгук внезапно хмурится и открывает глаза. Сверлит взглядом потолок каюты, переспрашивает: — Отдохну от тебя? — Ну, я подумал... — мнется Тэхён. Приподнимает голову, утыкается подбородком капитану в грудь и хмурит брови, копируя чужое выражение лица. — Я подумал, что ты хочешь побыть без меня. Я везде тебя за собой таскаю, сам таскаюсь за тобой, никакого личного пространства, а это ведь тоже неправильно. — Почему тебя это вдруг начало волновать? — голос капитана звучит устало. — Ты так и не сказал мне, чем любишь заниматься, так что... Не злись. Я спросил у твоего помощника, и он сказал, что ты часто бывал в читальном зале, а ещё иногда ходил на постановки, на все эти праздничные вечера. Они тебе правда нравятся? — с искренним интересом спрашивает Тэхён, а Чонгук легко пожимает плечами. — Почему? Мне вот они не нравятся вообще. — Можно расслабиться. Ни о чём не думать. — А я? — Что – ты? — Со мной ты расслабляешься? Чонгук долго не отвечает, но всё-таки опускает взгляд на взлохмаченного Тэхёна и едва заметно кивает. А какой смысл врать? Он расслабляется, перестаёт думать о сложном, почти что забывает о других проблемах, кроме одной. У этой проблемы глаза цветом побережья какого-нибудь Пхукета, золотая кожа и много-много света в душе. Да, проблема. Как с ней бороться – одному Богу известно. А Господь, как все знают, кроме любви к ближнему своему ничего дельного больше посоветовать и не может. Вот засада... — Тебе честно нравится проводить со мной время или ты... из вежливости? Чонгука уже начинает раздражать это его «из вежливости». — Я никогда не трачу время на то, что мне не по душе. Тэхён кусает губы, надеется, что понял правильно, потому что как же расплывчато всегда отвечает капитан. Попробуй его понять! — Не хочешь тогда сходить со мной на этот вечер? — несмело предлагает он. — Днём я буду помогать Джину и Чимину, а вечером мы могли бы... — Тебе ведь не нравятся эти вечера. — С тобой мне нравится всё. Я люблю проводить время вместе, — его пальцы нервно гуляют вдоль рёбер, щекочут, но Тэхён этого и не понимает даже. Не замечает мурашек и взгляда в упор, прячет глаза. — Но если ты хочешь совсем отдохнуть от меня, то я не стану надоедать. Ты только скажи. Я не обижусь, честно. Я всё понимаю. — Что ты понимаешь? — хмурится капитан, а Тэхён пожимает плечами и буднично отвечает: — Понимаю, что меня бывает очень много. Меня никто переговорить не может, к тому же я шумный, доставучий и надоедливый. Обычно так говорят. — Неправда, — лениво отзывается Чонгук. Он не хотел делать доброе дело и хвалить Тэхёна, но глаза того удивлённо распахнулись и уставились в упор. Он весь замер, потому что, наверное, мало приятного слышал в свой адрес из-за этой дурной привычки в виде бесконечной болтливости. — Неправда? — переспрашивает тот. — Ты разговорчивый, но это не всегда плохо. — Тебя разве не раздражает то, что я постоянно болтаю? Капитан устало вздыхает: — С чего ты вообще взял, что постоянно болтаешь? — Не просто же так меня обычно просят заткнуться, — непонимающе говорит Тэхён. — Ты говоришь больше других, но это до поры до времени, — спокойно объясняет Чонгук, прикрывая глаза. Он чувствует, как Тэхён укладывает голову ему на грудь, знает, что тот слушает очень внимательно. — Ты вчера за весь день ни слова мне не сказал. Привык. — К чему? — Ко мне. Тэхён кусает губы, признаётся: — Очень привык. Мне так нравится быть с тобой. Нравится с тобой иногда помолчать... И всё-таки я думаю, что тебе надо отдохнуть, — в голосе слышится улыбка, когда он говорит: — Соскучиться по мне, как скучаю я, когда мы весь день не видимся. Давай встретимся на вечере? Чонгук мычит, соглашается, хотя ему, честно признаться, всё равно. Вряд ли он начнёт так скоро скучать, такая функция в нем вообще отсутствует. А он на следующий день и правда не скучает, молча принимает ласковый утренний поцелуй крайне счастливого Тэхёна. Тот свесился над Чонгуком, улыбается, он в своей белой летней рубашке и такой же белой шляпе как будто весь светится, когда закрывает собой лучи солнца, просочившегося в каюту. Капитан-то давно проснулся, как-никак они швартовались в порту Сувы, а этот вот встал с полчаса назад. Удивился, что в постели был не один, бегло оделся, собрался, пробежался пальцами по бритой скуле капитана и поцеловал напоследок, не забывая улыбаться. И по Тэхёну не скучается, когда тот кидает на Чонгука счастливый взгляд через плечо; когда дверь каюты закрывается, оставляя капитана наедине с самим собой. По нему не скучается всё утро, потому что Чонгук случайно увидел его в банкетном зале. Не скучается в обед, потому что перекусывает Тэхён вместе с ними, не забывая скромно клюнуть капитана в щёку, прежде чем убежать. И Чонгук совсем не замечает глаз, уставившихся на него, ну и, разумеется, он абсолютно точно не выглядит гордым индюком. А то, что он старается держать непринуждённый вид, это так, ничего не значит и почти совсем не отнимает сил. Кажется, их с Тэхёном взаимоотношения не стали ни для кого таким уж большим сюрпризом. Только его брат замер с сахарницей в руке, окинул капитана странным взглядом, несерьёзно нахмурился, как будто очень удивился, и удивление это оказалось не самым приятным. Спрашивать он, разумеется, ничего не стал, но на капитана больше не смотрел, как будто был крайне занят распитием своего фруктового чая, и только глаза потускнели, как будто он знает... Может, и не знает, но точно понимает, что к чему, а точнее, чем это всё закончится, а потому и обедает быстрее обычного. Убегает, как бегает капитан. А тут вообще все начальники такие – беглецы. Ещё бы сами понимали, от чего бегут, цены бы им не было. И Чонгук забывает об этой реакции, наслаждается каким-никаким, но отдыхом, пускай и приходится решать некоторые проблемы. В Суве они простоят шесть дней, а это не так уж и плохо, пускай и немного выбьются из графика. Вряд ли хоть кто-то расстроится, что вернется домой на несколько дней позже назначенного срока. С такими поездками вообще нельзя загадывать наперёд, потому что сегодня вот сломался дизельгенератор, а уже завтра ты ломаешь голову над тем, как в конце пути расстаться с человеком так, чтобы вам обоим было не очень больно. Жизнь непредсказуема. Тэхён, кстати, тоже. Он врывается ураганом в каюту перед началом вечера, сваливает капитану на стол ракушки, камушки, какие-то безделушки, как самая настоящая русалочка. Барахло он любит, это точно, а ещё Тэхён вертит в руках какой-то браслет, сделанный из дерева, тычет им капитану в лицо, пока тот застегивает пуговицы рубашки, думая о том, что за весь день не скучал по этому шебутному ни одного раза. Не скучал, а взгляд у него сегодня всё равно какой-то добрый, хоть и кажется строгим, – таким его видит Тэхён. — Как мне объяснил продавец на ужасно ломаном английском, — говорит хмурый англичанин, — эти браслеты носят все замужние девушки. Некоторых выдают замуж уже в пятнадцать, у них это, представь, разрешено законом! Тут на нём какие-то руны... — Тэхён с серьезным видом вертит в руках браслет из деревянных бусин. Аккуратный, вполне себе симпатичный. — Их, в общем, дарят девушкам на свадьбу, и считается, что кроме жениха никто не может её тронуть, — он замолкает, задумчиво разглядывая руны, и говорит себе под нос: — Надеюсь, тебя никто не тронет, пока я здесь. — Уже выбрал, к кому будешь ревновать? — равнодушно интересуется Чонгук. Они как будто и не расставались на целый день, с Тэхёном, оказывается, не нужно настраиваться на особый лад. — Не думаю, что ты... — Бабник, — подсказывает капитан, накидывая на плечи пиджак, а Тэхён окидывает его всего взглядом, старается сильно не пялиться, но выходит очень плохо. Капитан-то хорош. — Не думаю, что ты бабник, — собирается он с мыслями. — Почему ты так не думаешь? — подначивает его Чонгук, а Тэхён как будто обиженно щурится, хоть и прекрасно понимает, что с ним играются. — Я не очень-то похож на девушку. Тэхён и правда совсем не похож, он просто нежный, иногда не по-мужски сексуальный. Он сам это знает и в капитане, вообще-то, не сомневается, но всё равно тормозит его ладонью в грудь. Заглядывает в глаза, смотрит глубоко, а голос звучит очень тихо: — Ты ведь сказал бы мне? — О чём? — Если бы встретил... девушку. Красивую. Здесь, среди пассажиров, — Тэхён об этом очень волнуется, исходя из прошлого опыта, но капитан лишь хмурится на него: — Мало быть красивой. — Но я ведь красивый, ты сам говорил. — Это другое, — его голос звучит уверенно, но Тэхён-то понятия не имеет, что это значит. — Потому что тебе хорошо со мной? Поэтому другое? В ответ Чонгук спокойно кивает, и Тэхён кусает губы, а потом ярко-ярко улыбается, просовывая руки под пиджак. Так же нагло целует, потому что стал совсем бесстрашным. Он столько себе разрешает, становится смелым, потому что видит, что позволяют, что не отталкивают, а принимают. И только в банкетном зале Чонгук просит не вешаться ему на шею, потому что люди, потому что репутация, думает Тэхён. А потом, сидя за барной стойкой и строя глазки капитану, вспоминает танец и то, что тот плевать хотел на репутацию. С ним можно заигрывать, можно не бояться, что оттолкнут публично, у всех на глазах. Чонгук просто соблюдает правила приличия. — Я имею право на выпивку, — хмурится Тэхён на Юнги, когда тот отказывается мешать ему коктейль, а бармену и весело, он переглядывается с усмехающимся капитаном. — Документы есть? — Мин вскидывает брови, а Тэхён щурится. — Мне двадцать пять, и ты об этом знаешь. — Твой ментальный возраст – десять. Я детей не спаиваю, звезда моя. — Но Чонгуку-то не десять, — ворчит Тэхён. — А он и не пьёт. — Ну пожалуйста, — он упирается локтями в стойку и чуть наклоняется к Юнги, даже понижает голос: — Другой бармен так вкусно не нальёт, ты же знаешь... Ты же знаешь, что ты самый лучший бармен? Так вот знай. — Кэп? — усмехается Мин, кидая на капитана взгляд, а тому и самому весело наблюдать за этими неловкими уговорами. — Налей ему, — кивает Чонгук. — Немного. — Мне много и не надо... — Смотри как бы его не пришлось ловить по чужим менеджерам, — игнорирует Юнги Тэхёна и вскидывает на него недобрый взгляд: — Снова. — Зачем мне чужой менеджер, если у меня целый свой капитан? — Зачем-то же он был тебе нужен, — Юнги ставит на стойку пузатый стакан, принимаясь намешивать Тэхёну яблочную сангрию. А тот сидит молчком, не желая вспоминать свои обиды на капитана и все его слова. Тогда было очень тяжело, потому что было много мыслей о доме и об Уильяме, а сейчас немного легче. Сейчас есть, в ком забыться. Пускай это нечестно по отношению к Чонгуку, но Тэхён ведь всё равно искренний с ним, настоящий, такой, какой есть на самом деле. С влюбленным и немного пьяным взглядом к завершению их банкета. Тэхён и правда выпил немного, всего один стакан, и в том почти не было алкоголя, но голова всё равно стала легче. Тяжелые мысли ушли, он просто отдыхал: болтал с Чонгуком и Юнги о всяком разном, даже уговорил капитана попробовать свой коктейль. А тому этот глоток как слону дробина, и вообще ему пить нельзя. Не положено, особенно при гостях. А Тэхёну эти гости уже и надоели, он целоваться хочет, а на людях это делать неприлично. И всё равно чешется всем показать, что его это человек. Не навсегда, конечно, но хотя бы на время путешествия. Вот этот вот мужчина, уводящий его под руку из банкетного зала, непокорный как море; на первый взгляд, холодный как ночное небо, но стоит только прикоснуться... Стоит только двери капитанской каюты закрыться, Тэхён целует, как хотел: горячо и мокро, вытаскивая рубашку из-под ремня брюк. Он не ждёт от капитана нежностей, не ждёт, что сейчас на него набросятся, возьмут, потому что он такой откровенный и сам просится. Тэхён всего лишь целует, гуляя руками по голой коже, всего лишь хочет немного ласки, ему сейчас даже секс не нужен, но если Чонгуку надо... Тэхён-то готов ему себя отдать, только вот капитан почему-то не берёт. Только отвечает на поцелуи, а потом гладит щёки пальцами и смотрит прямо в глаза. Он постоянно в них смотрит вот так, как будто это что-то значит, Тэхён давно заметил. Знать бы ещё, что капитан в них видит... — Я хочу в душ, — хрипит Тэхён. — С тобой хочу. Знаешь, это вообще очень экономный вариант. Я же видел резервуары, они не бесконечные, ты – капитан, сам должен это понимать. И раз ты главный, значит, долж... Тэхёна впечатывают в дверь, затыкают поцелуем, выбивая весь воздух из лёгких, вытряхивают из него все сомнения в том, что он навязывается. Чонгук-то не врал, он и правда хочет, он совсем не против, а Тэхён весь дрожит и тяжело дышит, когда чужие губы гуляют по его шее. Когда его вжимают в дверь всем своим телом, ласкают языком нежную кожу, пока его собственные пальцы порхают над пуговицами капитанской рубашки. А там нетерпеливо находят ремень и ширинку, впопыхах расстегивают, в то время как бедро Чонгука вжимается Тэхёну между ног. Дыхание совсем сбивается, а дрожащие пальцы ныряют в штаны капитана, обхватывают член, принимаются ласкать. Тэхён в руках Чонгука тает и снова чуть-чуть влюбляется. И в жаркие поцелуи, рассыпанные по коже, и в руки, крепко держащие его у двери, и в это взаимное желание получить удовольствие. Получить его не с кем-то другим, не только для того, чтобы удовлетворить тело, а чтобы удовлетворить и пьяную душу. Тэхён давно хотел, чтобы с капитаном у них было вот так, чтобы его можно было касаться как угодно, где угодно, чтобы ему нравилось, чтобы он тоже горел. А Чонгук, как и говорил, не железный и не фригидный, Тэхён чувствует, насколько привлекает его физически: капитан его почти ест, впивается болезненными поцелуями то тут, то там; хрипло и горячо дышит, лаская Тэхёна бедром. У того искры перед глазами, потому что такое впервые, чтобы он занимался почти петтингом со взрослым мужчиной, чтобы настолько остро чувствовал, как чужие губы впиваются в его шею, как будто... Нет-нет, капитан не стал бы поступать с ним таким образом, но поцелуй-то болит, и горит, и жжется... Ему засос оставили! Вот так нагло, зная, что вся команда уже знает о них, что на Тэхёна будут смотреть, о нём могут и шептаться, люди ведь не слепые! И он ничего не может с собой поделать, ему нравится, его рука у Чонгука в штанах, под пальцами вздутые вены, горячая, нежная кожа. Где-то на шее метка, которую даже Тэхён считает больше подростковой забавой, такого ведь совсем не ждёшь от капитана. А тот давит бедром между ног, отчего Тэхён шипит и стонет, пальцами свободной руки впиваясь в брюки, притягивая к себе, чтобы ближе, чтобы больнее, чтобы быстрее. И ему не стыдно кончить себе в штаны, будучи зажатым между дверью и – пока что! – его мужчиной, который не даёт застонать, впиваясь в губы поцелуем. Его пальцы зарываются в волосы, держат крепко, Тэхён даже пошевелиться не может, выбившись из сил. Он отдаёт себя, целует в ответ, не думая о боли, о той грубости, с какой Чонгук его держит, не отпускает, даже когда кончает Тэхёну в руку. Его дыхание сбилось, нужны силы, чтобы прийти в себя, и только когда капитан целует напоследок, а потом совсем отпускает Тэхёна, тот чувствует, как ноет всё тело. Как обжигают следы поцелуев, что ноги почти не держат, что в Чонгуке много силы, которую он не может контролировать. С Тэхёном стоит быть нежнее, но он не жалуется, ни о чём не говорит, хотел душ вместе – получает. А там уже всё по-другому, никакой грубости, никакой боли. Мягкие поцелуи в искусанные губы, совсем легкие касания к оставленному засосу, как будто Чонгук и сам не понял, как так вышло, как будто уже успел об этом пожалеть. Он лишь хмурится и сам мажет синяк, пока Тэхён сидит на постели уже с мокрыми волосами, откинув голову набок и зажав ладони между коленями. Сегодня он устал, но ему было хорошо. И капитан свои ошибки понимает, видит по чужому поведению, что всё должно было быть немного иначе. Но ведь предупреждал: их желания отличаются. Тэхёну нужна любовь и забота, капитану – разрядка и отдых. И всё же англичанином он пользоваться не намерен, всего лишь берет то, что ему сами дают, добровольно, и даже Тэхён это понимает, не расстраивается. Не думает о скором расставании, о разности мотивов, ему просто нравится человек. Он так же просто укладывается у него под боком, остается таким же нежным и ласковым, как будто учит, каким надо быть, но на самом деле нет. Ничему он не учит, ничего не требует, наслаждается тем, что у него есть сейчас, ведь даже этого могло бы и не быть. Ему с капитаном хорошо – это главное. А уж разность их характеров он сможет пережить, всё-таки не в первый раз. Хотя такое, наверное, в первый... Ну а в первый раз вообще всегда больно, а второго и не будет. Второго Тэхёну и не надо, ведь если не получится с капитаном, со вторым самым одиноким в мире человеком, то не получится уже ни с кем. Ни с кем уже даже и не захочется, не останется сил, так что если не моряк, то пускай это будет одиночество. Тэхён всё для себя решил. И удобнее устраиваясь рядом с Чонгуком, забирая всё его тепло, которое он сам никогда не отдает, ему хочется, чтобы всё-таки это был моряк... Одиночество ведь никогда не приложится губами к его макушке перед сном.*****
Взгляд Чонгука ненароком падает на спящего в его постели Тэхёна, скользит по растрепавшимся волосам, по спине, скрытой его же футболкой, по ягодицам, обтянутым бельем, плавно переходит к ногам. А ему любоваться, вообще-то, некогда. Отточенными движениями, уже на автомате капитан застегивает пуговицы рубашки, а там и запонки, которые вчера были расстёгнуты Тэхёном. Накидывает на плечи форменный пиджак, а лицо хмурое, все мысли о том, что постель давно пахнет не только им одним. Уже неделю он делит её с Тэхёном, с которым провел все выходные в Суве, а сегодня отплыв, сегодня снова в путь, пока англичанин видит сладкие сны, обнимаясь с одеялом. На бедре виднеется небольшой синяк, почти сошёл, как и тот, что был на шее. Чонгук очень старается не переусердствовать, вечерами сжимая Тэхёна в своих руках. Пытается быть осмотрительным, не дурить и не оставлять следов, а скользнувшую мысль о том, что смотреть на оставленные им же отметины – приятно, подавляет, не давая ей и шанса. Капитан-то, оказывается, собственник и очень жаден до внимания. А какое превосходство он испытывал, наблюдая за лицом младшего менеджера, когда тот заметил синюю отметину у Тэхёна на шее... Но так нельзя. Это неправильно и глупо, потому что Чонгук сам даёт Тэхёну надежду. Зачем-то позволяет ему без спроса вламываться к себе в каюту, спать в одной постели, горячо целовать, ласкать себя под одеялом, в кромешной темноте, как будто ему не тридцать, а шестнадцать. Отрицать глупо, но и соглашаться не хочется – нравится. Англичанин ему нравится. И спать с ним в одной кровати, и проводить вечера на пляже в обоюдном молчании или под его глупые разговоры, и то, каким гордым и радостным он ходит, давая всем знать, что капитан – его. Тэхён им восхищается, особенно когда видит за работой, интересуется, чем тот занят, просит рассказать, хоть ничего и не понимает. Последний раз даже нагло забрался к капитану на колени с пачкой сока в руке, жевал трубочку и требовал объяснить, что это за отчет такой по ремонту и на кой хрен он вообще нужен. Чонгук, тяжело вздохнув, объяснил. Сейчас он вздыхает больше раздражённо, потому что телефон Тэхёна на тумбочке не перестаёт вибрировать. Время – половина шестого утра, кто ему вообще может названивать? Лезть в это Чонгук не станет, он безразлично читает номер контакта, высветившегося на дисплее: «Уильям». Какой-то Уильям. Звонок сбрасывается, а у Тэхёна на обоях – море и Аструм, которые он запечатлел во время их прогулки. Чонгук даже усмехается. Не любит этот англичанин море, ага, как же. Первым же к нему всегда бежит. Телефон снова вибрирует, и капитан больше не улыбается. Без спроса берёт мобильный, внаглую открывает входящие сообщения, зная, что у Тэхёна нет привычки прятать что-либо за паролями. Он всегда и сам расскажет, и покажет, и вообще пользуйся – не хочу. То есть и скрывать ему нечего, он для капитана всегда как на ладони, а тут сообщение от какого-то Уильяма, и о том, что он скучает, и возвращается в Портсмут, и надеется встретиться, понял, что не может без и не хочет вот так расставаться. Чонгук хмурит брови, кидая взгляд на спящего Тэхёна, а палец сам жмет на кнопку удаления и блокировки контакта. Молча уходит, оставляя телефон на месте, как ему кажется, совсем не злится, но голова всё равно отчего-то болит, лоб по-прежнему хмурый, даже старпом косится на него. Тому приходится встречать пассажиров одному, Чонгук не стал, хоть и собранный, спокойный, но взгляд... Взгляд страшный. Тэхён этого сначала не замечает, когда приходит вечером на мостик. Капитан тут один, сверлит взглядом горизонт, очень много думает. Не надо было ему трогать телефон, – мысль весь день на повторе. Тем более не стоило удалять сообщение, ведь с другой стороны, хорошо, что оно пришло. Разумеется, хорошо, капитан даже почти что не в ярости. А чего злится – непонятно, сам ведь предупреждал, что ничего серьёзного и надолго у них быть не может, а тут внезапно... Совершенно внезапно чувствует, что не хочет... Не хочет, и очень страшно признаться себе в том, чего именно ему не хочется. Всего одна неверная мысль, и вся жизнь коту под хвост из-за какого-то человека. Самого обычного, и ничего особенного в нём нет, совершенно. И никаких нервов он не стоит. — У тебя ещё дела? — устало интересуется Тэхён, обнимая капитана со спины, но тот даже не реагирует. Так и стоит, задумавшись. — Меня сегодня Чимин спрашивал о доме, сказал, что однажды точно заглянет, как только у него будет отпуск. Я ему сказал, чтоб он без Юнги не приезжал, а потом подумал про тебя... У тебя же тоже бывает отпуск, да? — он сцепляет руки у капитана на животе, трётся щекой о плечо как ласковый кот, а тот режет взглядом океанские просторы. — Ты мог бы приехать. Просто... в гости. Я был бы рад тебя увидеть. Или мы придумали бы что-нибудь... Я о том, что... — Тэхён никак не может решиться, боится. — Какие цветы тебе нравятся? Я бы посадил к твоему приезду. Ты ведь приехал бы навестить меня? — Поговори об этом с Уильямом, — а голос – аж по коже мороз. Тэхён весь замирает, сердце стучит как бешеное, дышать тяжело. Ему же послышалось?.. Наверняка. Но Чонгук так и стоит, даже не оборачивается, не пытается, не прикасается, а Тэхён медленно расцепляет руки, делает шаг назад, хрипит, надеясь, что ему в самом деле почудилось: — Что? — Я сказал, — холодно чеканит капитан, — поговори об этом с Уильямом. Ты расслышал? — он чуть поворачивает голову в сторону Тэхёна, зная, что увидит на его лице шок, может, удивление, ведь Чонгук и не должен был знать об этом человеке. Но ни шока, ни удивления нет, только какая-то бешеная боль в распахнутых, влажных глазах. Может быть, от такого ледяного тона, может, от смысла капитанских слов. А Тэхён отчего-то чувствует себя так, словно ему влепили смачную пощёчину, потому что Чонгук смотрит на него совсем не нежно, а как в первый день их встречи, того и хуже. Тот вскидывает брови, как будто ждёт хоть какой-то реакции, а что Тэхён может ему сказать? — Откуда ты... — Он успел соскучиться за месяц твоего отсутствия, возвращается в Портсмут, — таким же ровным голосом перебивает Чонгук. — Не хочешь вернуться домой? И все его слова для Тэхёна – камни. Он не задаётся вопросом, откуда Чонгук знает, просто почему говорит вот так, да такие вещи... И даже ответить нечего, выходит только тихое, дрожащим голосом: — Не хочу... — А может, стоило бы. Ты подумай. Тэхён совсем перестает понимать происходящее, пятится к выходу, сдерживает всю обиду, потому что его просто берут и выгоняют домой, а он и не понимает, что сделал. И если уж Чонгук знает об Уильяме, то зачем говорит такое, неужели ему совсем Тэхёна не жаль? А тот и не может больше ничего сказать, в горле ком, и обижают не столько слова, сколько холод, злость и раздражение в тоне капитана. Слушать его неприятно, Тэхён в который раз чувствует себя потерянным, надеется, что Чонгук скажет хоть что-нибудь. Может, объяснит, ну или хотя бы перестанет быть таким отстранённым, равнодушным, как будто ему на всё плевать. И ведь видит, что Тэхёну больно, тот специально не отводит взгляд, но капитану и правда... Правда совсем всё равно. Он говорит спокойным тоном: — Я занят, поговорим позже, — и отворачивается, сцепив руки за спиной. А Тэхёну даже сказать нечего, он и не хочет. На ватных ногах возвращается именно к себе в каюту, ему кажется, что его нарочно пытались больнее задеть. Но Тэхён терпит, не срывается, так и сидит на постели неизвестно сколько, в какой-то прострации. Обиженный, ничего не понимающий, задетый до глубины души. Уильям – это самое больное, на что можно надавить, это сокровенное, потому что пускай он поступил как последняя сволочь, но Тэхён-то чувствовать от этого не перестал. Он уже не любит, но и не ненавидит, не умеет, такой вот человек. И капитана он ждёт полночи, пока не понимает, что не придет тот, наверняка давно спит, значит, и поговорят они завтра. Поэтому и просыпается Тэхён ни свет ни заря, сначала даже не понимает, где находится, почему один и почему так холодно. Воспоминания вечера лавиной обрушиваются на сонный, уставший разум, но Чонгук ведь должен объяснить. Тэхён же должен понять, знать... Капитану даже рассказать никто не мог, об Уильяме знает только Джин, но тот не стал бы. В телефоне ни звонков, ни сообщений, так как же?.. На завтрак Тэхён приходит, чтобы поскорее перестать терзать себя мыслями, в шесть утра, как положено, с мешками под глазами, потому что спал от силы часа три, уставший и измученный. Он не успел понять, как их отношения приняли такой поворот, глобальный, на все сто восемьдесят градусов за пару непонятных минут. Его внешний вид комментирует лишь Юнги, сообщая, что звезда сегодня не сияет, а у Тэхёна и нет сил сиять. Капитан окидывает его беглым, равнодушным взглядом, а когда Тэхён по глупости своей хочет клюнуть его в щёку, тот легко отклоняется и непонимающе смотрит на него. Тэхён – тоже. За столом вообще тишина кромешная, ни звука, ни вздоха, ни шороха, а они так и смотрят друг на друга: один – пытается понять, почему мысли об увиденном вчера вызывают в нём слепую ярость и раздражение; второй – почему его вот так внезапно отталкивают у всех на глазах. Почему не хотят поговорить, хотя бы объяснить причину, капитан ведёт себя как самый настоящий эгоист, ведь знает, прекрасно осознает, что Тэхёну происходящее переживать тяжело. Чонгук видит! Знает, насколько ему больно, ещё и причину знает, но не говорит, он как будто специально... Словно хочет, чтобы было ещё хуже. — Хотя бы поговори со мной, — охрипшим от молчания голосом просит Тэхён. И его не волнует то, что все на них смотрят и греют уши, и что выяснять отношения на людях вообще неприлично. — Поговорим позже, — Чонгук даже не пытается смягчить тон, и ему явно не нравится происходящее. А кому оно нравится? Тэхён даже не ест, с отвращением смотрит на свои любимые тосты, морщится от запаха обожаемого клубничного джема. Выпивает только чай и уходит, ни на кого не глядя. Ему и перед командой стыдно, и перед самим собой, даже перед капитаном. И в глазах стоят слёзы, потому что он не понимает, за что именно стыдно-то?! Он ведь никому ничего плохого не делал, никогда в своей жизни, так почему же с ним обходятся вот так? Без объяснений, внезапно гонят домой, не хотят просто поговорить и разложить по полочкам причину такого дебильного поведения! Тэхён от обиды хлопает дверью каюты, хлюпает носом, он иначе, как дебильным, назвать это и не может. Капитан совсем крышей поехал... Пускай не рассказывает о том, что чувствует, пускай скрывает прошлое сколько угодно, пускай вообще ничего о себе не говорит, но так... так ведь нельзя! Тэхён – живой человек, у него чертовы чувства, которых раз в двести больше, чем у этой деревяхи! У него всё болит! Потому что и такое уже было: и отстранённость, и глупые ссоры на пустом месте, и желание держать подальше. Пускай не настолько явно, но было. А после этого Уильям притащил невесту, даже не девушку, не возлюбленную, а ту, с которой собрался связать свою жизнь. Боялся сказать о том, что влюбился в другую, вот и всё. И всё! Тэхён же парень, он поймёт. Его не так жалко. А он этого до смерти боится. Он сидит на полу у двери, уставившись невидимым взглядом в иллюминатор и молча глотает слёзы, потому что и сейчас тоже страшно. Капитан не так давно шутил о том, что бабник, и что его уже можно начинать ревновать, и Тэхён немного напрягся, но всё равно было смешно. Немного. А сейчас не смешно. Совсем. Тэхён доверял, уходил на целый день в город, один, давая от себя свободы, думал, что так будет лучше, а капитан... Вдруг капитан уже влюбился? Вдруг просто нашёл причину покончить со всем этим как можно скорее?.. И ладно, если бы такое было впервые, но Тэхён-то это уже переживал. Проходил через все эти ситуации, эти чувства, с ним снова рвут. И это ничем не отличается от прошлого. То совсем не хочет отпускать, доказывает, что нельзя быть вот таким, наивным и добрым, нельзя идти следом. И чего уже лить слёзы? Чонгук с ним мил не будет. Какой там мил, если он и говорить отказывается? А Уильям-то тоже отказывался, злился, потому что ему было страшно, потому что боялся. Говорить им всем страшно, а делать больно почему-то ни одному. Правильно расставленные приоритеты, наверное. Тэхён в конце любого списка, но самое обидное... Самое! Никаких объяснений. А потом его что, снова ткнут лицом в проблему по факту? Как же он всё-таки задолбался с этими глупыми мужиками. Прям от всей души, но надеяться, что Чонгук придёт и хотя бы объяснит, перестать не может. Вытирает сопли, слёзы, с достоинством ждёт, пока в дверь постучат. А может и не с достоинством, завернувшись в покрывало и уставившись взглядом в стену. Нет, его не могли вот так глупо бросить, он точно не сделал ничего плохого, а Уильям... Это же прошлое. Почему капитан вообще так сильно злится? И Тэхён ждёт, но Чонгук не появляется ни в обед, ни вечером, ни после отбоя. А Тэхён весь день только ради него в каюте и просидел. Надо было ждать в его... К себе-то он точно спать пришел бы. Тэхён прямо так, посреди ночи, зареванный, опухший выползает из кровати и идет к капитану. Дергает ручку, а дверь-то закрыта... И на душе снова так погано, потому что Чонгук от него ещё никогда не закрывался. Он вообще сейчас очень глупо поступает, специально прячется, а Тэхён мучается, терзает себя, пытаясь вспомнить, что и когда говорил. Вспомнить, когда упоминал Уильяма, вспомнить, чем мог задеть, что мог не так сказать, но не может. Чонгук наверняка знает, что он здесь, за дверью, Тэхён совсем не тихо приложился к ней лбом. Так и постоял, держась за ручку, понял, что сегодня не пустят. С ним говорить не хотят. Какой же капитан всё-таки дурак. Тэхён, наверное, тоже, раз уходит к себе и совсем перестает попадаться ему на глаза. Мучает себя мыслями, но дает Чонгуку время на... что? Ни на что. Тэхёну просто очень страшно снова столкнуться с ним взглядами, да и вообще неприятно получить за просто так. Так с ним даже Уильям не поступал. С ним вот так, как поступает капитан, ещё вообще никто не поступал. Но всё так, как Тэхён и думал: впервые – это ведь всегда больно. Потом, наверное, легче. Это «потом» почему-то не наступает. Ни тем же вечером, ни на следующий день, ни спустя неделю. Аструм в порту Окленда, а Тэхён – на пляже. И за эти дни, стоило ему обрести смелость для разговора с капитаном, тот даже слушать не хотел. Злился почему-то. А Тэхён так устал... Он ещё недавно был рад, что у них отношения пошли на лад, что Чонгук оттаивает, отвечает взаимностью. Он даже мечтал, что тот не захочет расстаться навсегда, а сейчас... А сейчас они не говорили уже целую неделю, Тэхён уже всю голову сломал, все нервы себе вытрепал, теперь вот сидит и понимает, что, наверное, проблема всё-таки не в нём. Не бывает так, что сегодня всё хорошо, а завтра на ровном месте тебя отталкивает человек. Просто потому, что ему так захотелось. Ничего не объясняет, вычёркивает тебя из своей жизни, не волнуется, не справляется о твоем моральном состоянии. А состояние у Тэхёна фиговое. Он больше не плачет. Просто очень устал, и под ребрами постоянно ноет. Знает, что он тут не при чём, но винить себя не перестаёт. За всё подряд. За то, что бегал хвостиком, задавал вопросы, постоянно болтал, таскал на прогулки, засыпал безделушками, жадно забирал себе всё тепло. Может, капитана это задолбало, вот и нашел причину распрощаться. Иных вариантов у Тэхёна нет. Он-то не знает, что капитан ненавидит себя за то, что делает. Стиснув зубы, прячется от света, от собственных чувств, от этой идиотской ревности. Он никогда не ревновал, никого и ни к кому, а тут вот так, чтобы вся злость разом, волной на одного человека, который и не виноват в его заморочках. Чонгук по-хорошему разойтись хотел, на эмоциях сперва решил, что с ним изменяют, уже позже всё обмозговал. Сидел вечерами за рабочим столом, вертел в руках безделушку в виде звёздочки, подаренную Тэхёном. Сначала казалось, что поступок правильный: расстаться, ничего не объясняя, да и что капитан бы сказал? Начал бы задавать вопросы, интересоваться личной жизнью? Он от этого бежит. Бежал. Крутил сообщение в голове, начал понимать то, чего не хочет. Всячески старался забыть, выбросить эти мысли, пытаясь не чувствовать себя настолько виноватым, но уже знал точно: Тэхёна хотели вернуть. Уильям. Какой-то там Уильям, который жалел о том, что они так расстались, увидеться хотел, а Чонгук со злости по-человечески забыл... Не подумал, что Тэхён уже больше месяца в море, с ним, и перед глазами всплыли все моменты, когда он говорил о доме, об Англии, и взгляд был такой... Усталый, болезненный. Такой же, как когда Чонгук его выгнал, сославшись на занятость. Не надо плохо про него думать, он и сам понимает, что творит. Что скорее всего очень сильно ранит человека, но объясниться он не мог. Стоило подумать, как тут же вспыхивала злость и эта поганая ревность. И было очень просто взять и вот так эгоистично со всем покончить, ведь это легко, просто отказаться от человека, стать для него сволочью, только вот капитан видел, что сволочью его никто не считает. Тэхён ждал. Возможно, ждёт до сих пор, не понимает, ходит без улыбки, осунувшийся, старается не попадаться на глаза. А капитан откуда это знает? А он искал. Искал взглядом, надеялся, что Тэхён как-нибудь всё это переживет, что всё не так уж страшно, устаканится, это бы всё равно произошло однажды, так чего тянуть? Чонгук вырисовывает пальцем углы звезды, хмурится, замечая написанную маркером букву «Т». Ничего у них не устаканится, ни Тэхён без него не хочет, ни сам он... И как же тяжело признаваться даже самому себе! Он неделю спал один, а постель-то помнит запах его морского, светлого, тёплого. Без него существовать возможно, но почему-то очень тяжело, как будто с Тэхёном можно было заглянуть в будущее. Как будто оно с англичанином у капитана хотя бы было. Его бы ждали в этой дурацкой Англии, в домике с садом, где растут яблони и ирисы, где живёт человек, сломавший Чонгуку жизнь. Да, Тэхён её сломал. Ворвался ураганом, разнёс всё в пух и прах, устроил по-своему, согрел, а потом по глупости капитана исчез. Стало холодно, тоскливо, просто максимально погано, неуютно, даже признаться себе не стыдно в том, что сам он – идиот. Конкретный такой пень, и человеку, который изо всех сил к нему тянется, делает плохо и самому себе делает ещё хуже. Потому что кому он ещё нужен будет? За таких хвататься надо, а Чонгук вот сидит, разглядывает эту идиотскую звезду, у которой пятая сторона света указывает на Тэхёна. Капитан со злостью отбрасывает брелок на стол, устало трет нахмурившийся лоб. Взгляд непроизвольно падает на постель, в ней кое-кого не хватает. А стоит сейчас представить, вспомнить потускневший взгляд голубых глаз, тут хоть волком вой. Подонок, мерзавец и мудак – это всё про Чонгука, он знает, сам себя так величает. Потому что заслужил, потому что уже вторые выходные ему предстоит провести в позорной тишине и одиночестве. Точнее, предстояло. Он себя очень ненавидит за то, что сейчас делает. Поднимается со стула, кидает злобный взгляд на пустую постель и идет искать. Всё того же Тэхёна. Наверное, легче все волосы на голове выдрать, чем признаться себе в том, что прикипел. Что без этого англичанина ничего не хочется, это теперь уже проверено временем, что море стоит поперёк горла, а звёздный звон оглушает, его невозможно слушать в одиночестве. А раньше нравилось, раньше было хорошо. Сейчас уже не так как раньше, капитан это понял, лишь натворив всяких глупостей. И он знает, как их исправить не потому, что внезапно изменился, а потому, что Тэхён – хороший человек. И тут уже надо решать окончательно: либо оставлять всё как есть, либо хватать и больше не отдавать. Мучить ещё больше сразу двоих это совсем уж мерзко. Хватать не получается, потому что в каюте Тэхёна нет, там только его кокон из одеял, да и сначала надо нормально поговорить с ним, объясниться. Сказать что-нибудь человеческое, там уже решать, что делать дальше. Чонгук вообще не знает, какими путями Тэхён начал ходить, лишь бы не попадаться ему на глаза, но нос лайнера всё равно проверяет, а с него уже и замечает человека, сидящего на пляже, у самого океана. Белая макушка, которую видно даже в темноте, сгорбившаяся спина, а на пляже, вообще-то, ветер. Только один дурак попрется гулять в непогоду. Кажется, это его дурак. Чонгук никуда не торопится, но чем ближе он подходит, тем больше чувствует себя глупым подростком, закатившим истерику на ровном месте, не разобравшись в ситуации до конца, погорячившись. И откуда в нем этот юношеский максимализм в тридцать-то лет? Откуда такая стойкая уверенность в том, что по одиночке им будет лучше, чем вместе? Ему перед Тэхёном вообще впервые стыдно. Казалось, на такие чувства давно не способен, а стоит увидеть его вблизи, так хочется зарыться головой в песок. Он человека морил молчанием, и к чему это привело? Тот даже не реагирует, стоит капитану сесть рядом, он как будто ждал. А Чонгук и не знает с чего начать, что объяснить или какой вопрос задать, он в болтовне полный профан, это всегда хорошо получалось только у одного Тэхёна. Он умеет говорить за двоих. — Что я тебе сделал? — первым говорит Тэхён, и голос его устрашающе бесцветный. Он смотрит куда-то вдаль, а капитан только на него. — Ты просто... скажи хотя бы, что именно я сделал не так. Даже объяснять не надо, я пойму. — Ты ничего не делал, — хмурится Чонгук, а Тэхён медленно переводит на него взгляд. Очень усталый, как будто он всю эту неделю и не спал. — Ты издеваешься надо мной? — хрипит он. — Кто такой Уильям? — для начала интересуется Чонгук, чтобы узнать наверняка, насколько он дурак. Тэхён и так не светился, а тут совсем мрачнеет. — Я от него сбежал. — Я знаю, что ты меня простишь, — тут же заявляет капитан без доли сомнений, а у Тэхёна слёзы на глаза наворачиваются. Ну как можно быть таким? Так долго отталкивать, а потом приходить, как ни в чем не бывало, уверенным в том, что Тэхён примет его обратно? Да где же в этом мире справедливость?! — Давай ты не будешь просить прощения? Пожалуйста, — голос у Тэхёна дрожит. — Я больше не хочу... — Я прочел сообщение, которое он прислал, — уверенно кается капитан. — Прочёл. Удалил. Тэхён переваривает его слова целую вечность, на его лице сменяются эмоции, он наконец выглядит самим собой: потерянным мальчиком, с широко распахнутыми глазами и душой, за которой капитан вернулся. Поступок гнусный и низкий, он сам это понимает, Чонгук ведь не дурак. Признает, что было страшно понимать, что ему нужен человек. До сих пор страшно, особенно думать, что сейчас его морской после этой выходки скажет, что устал, что больше так не хочет. От этого сердце в пятках. У капитана! Он боится. Впервые в жизни. Своего первого шторма так не боялся, а человека терять до трясучки не хочет, понимает это только сейчас, глядя на него. — И что потом? — спустя целую вечность спрашивает Тэхён. — Разозлился. — На меня?.. — Чонгук в ответ хмуро кивает. — Настолько сильно разозлился? — На себя я тоже злился. — Почему? А капитану очень тяжело говорить о том, что он чувствует, зато он может протянуть руку, коснуться щеки, заглянуть в глаза. Тэхён и сам видит, кажется, начинает понимать, почему. Капитан что... — Влюбился? — а глаза снова светятся, как раньше, в них мерцают звёзды. Он почти не дышит, глядит на Чонгука, не моргая, ведь не думал, даже не догадывался, что сумеет покорить по-настоящему. Что его боялись принимать, потому и отталкивали. А капитану это слово ой как не нравится, он скорее притёрся, прикипел, привык. Он к Тэхёну что-нибудь «при», но вряд ли уж влюбился. Зачем говорить такие громкие, ужасающие вещи? — Ты хоть знаешь, что со мной было, пока ты молчал? — и голос дрожит, и звёзды в глазах дрожат. — Я столько ждал, пока ты придёшь и хоть что-нибудь скажешь, а ты просто... Правда удалил? Ревнуешь?.. А я приходил к тебе, — признается Тэхён, но Чонгук и так это знает. — Стоял под дверью и плакал. Капитан кивает головой, указывая сесть к себе, чтобы наконец обнять, подержать Тэхёна в руках, а тот так проникновенно смотрит и просит: — Позови меня. К себе. Чонгук сначала даже теряется, его никогда не надо было об этом просить, но стоит произнести негромкое: «Иди сюда», — Тэхён плаксиво шмыгает носом и ползёт. По песку, на коленках, усаживается капитану между ног, и его сами обнимают, без уговоров и просьб, а он весь дрожит. Руки леденющие, ещё и ветер обдувает мокрые щёки, но Чонгук греет. И его ладони в своих, и его всего собой, и горячо дышит в висок, вдыхая запах, которым пропиталась и постель. — Добился своего? — дышит в волосы капитан, а Тэхён плакать так и не перестал. Чего ревет сейчас – сам не знает. Наверное, за всё пережитое разом. У него всё ещё болит, ведь ничего не ясно. — Чего добился? — сипит он, вытирая слёзы с щёк, но в руках капитана так тепло, что те сами льются водопадом. — Хочу тебя в свою постель. Вот чего. — Ты и так хотел, — он непонимающе шмыгает носом. — Не так хочу, — Чонгук даже глаза прикрывает, впервые признается в таких серьёзных вещах: — Просто проснуться с тобой утром. У Тэхёна от его слов мурашки по коже. — А Англия? — До неё дожить надо. — Я с тобой не проснусь, — так и шмыгает носом Тэхён, а у капитана внутри всё холодеет. — Не хочешь? — Не хочу, — и он так просто об этом говорит. — Ты встаешь в пять утра, я что, совсем дурак, по-твоему? Чонгука пробирает нервный смех, но пока Тэхён поблизости, пока капитан рядом и может влиять на его настроение, то всё нормально. И остаётся только благодарить Тэхёна, или его родителей, или каких-то богов за то, что он вот такой, мягкий, добрый и сострадает каждой побитой собаке. Понял, что капитану тяжело, хоть такое поведение было и нечестным по отношению к нему. Понял и принял, простил, и вернется в капитанскую постель, будет греть и нежничать. Чонгуку менять свою жизнь очень страшно, но об этом пока что речь и не идёт. Они что-нибудь придумают, может, он и правда навестит Тэхёна в Портсмуте однажды. Капитан даже уточняет, что за персонаж этот Уильям, и чего он хочет, и снова в нём просыпается это дурное чувство, из-за которого в груди клокочет, но слова о том, что у этого Уильяма своя жизнь, и какая-то там невеста, и что Тэхён совсем по нему не скучает и совсем к нему не хочет, очень успокаивают. — Не делай больше так. Никогда, — просит Тэхён, продолжая лить слёзы. — Ты не представляешь, что я чувствовал. Капитан-то как раз-таки представляет, поэтому и пришёл. Знает, что мучил. — Ты, конечно, предупреждал, что с тобой будет плохо, — вспоминает Тэхён. — Но я совсем не думал, что плохо может быть настолько... Я даже спать не мог, думал, что сделал не так, во всём себя винил. Ты мог просто сказать. — Не мог, — хмурясь, говорит капитан куда-то в волосы. — Ты не меня бойся, — хрипит он, — а упущенных возможностей. Ты вот спрашивал, почему я делаю то, чего боюсь. Я делаю это, потому что другого шанса у меня может и не быть. Где бы я ещё увидел столько бабочек, спустился на плоту по реке, когда бы прыгнул с обрыва и покормил гигантских черепах? И я знаю, что если не сделаю этого, когда у меня есть возможность, то буду всю жизнь об этом жалеть. Не мне тебя учить, — Тэхён снова шмыгает носом, — но то, чего ты сильнее всего боишься, стоит делать в первую очередь. Остальное будет казаться мелочью. — Мне жаль, — шепчет Чонгук, а Тэхён смеется: — Мне тоже очень жаль. Я собирался вернуться домой, думал, что больше не вынесу... — Не возвращайся, — капитан крепче сжимает Тэхёна в руках, сверля хмурым взглядом горизонт. — Не отпускаешь? — Не отпускаю. Чонгук не видит, как Тэхён улыбается, вытирая слёзы с щёк. Хрипит: — А что дальше? — А чего ты хочешь? — Не задавай мне таких вопросов, я же всю нашу жизнь распланировал в тот же день, как тебя увидел... — И какая она? — задумчиво интересуется капитан, а у Тэхёна глаза и щёки блестят от слёз, но он улыбается: — Хорошая. Только ты правда... никогда больше так не делай. Лучше выскажи мне всё, но не прячься. Что хочешь говори, я всё стерплю. У Чонгука от его слов что-то предательски заныло в груди, потому что Тэхён говорит спокойно, потому что, должно быть, привык к такому отношению. За него болит. За свою глупость и необоснованную ревность – тоже. Капитан самому себе обещает: больше так не срываться, не рубить вот так с плеча без объяснений. Поступок низкий. Тэхён все плохие чувства и слова, извергнутые в его адрес, поглощает и превращает их в тепло и свет. Пропускает негатив через себя, находит силы оставаться открытым и ярким, но даже у него бывают очень плохие дни. Кажется, он даже схуднул за прошедшую неделю, пока капитан его не обнимал, зато как он улыбается сейчас. И говорит, что устал как собака и голодный как волк, и ластится, и совсем всё простил, и целует своими холодными, искусанными губами. — Пожалуйста, не делай мне больно, — шепчет он снова, как уже шептал однажды, крепко обнимая Чонгука за шею. — Ты же мне очень нравишься, потому что ты всё равно хороший человек для меня, и я хочу, чтоб если не навсегда, то хотя бы надолго. Даже если это надолго закончится через два с половиной месяца. Понимаешь? Капитан понимает. И обнимает, и прижимает к себе, греет замёрзшего, зареванного, всего в песке, а небо заволокло черными тучами. Скоро дождь, вдалеке уже сверкают молнии и слышится гром, но их он не застанет, потому что Чонгук в который раз уводит Тэхёна с пляжа. Сейчас снова к себе в каюту, отогревает его в душе, не забывая много и горячо целовать, а потом укладывает в свою постель. И это кажется правильным, как будто место рядом пустовало для какого-нибудь англичанина, уж слишком идеально он вписывается. И лежит удобно, перебирая пальцы капитана, и волосами щекочет грудь, и тихо дышит, и молчит, а на губах – усталая, вымученная улыбка. Ему было в сто крат больнее, но он всё равно простил... Даёт чёрт знает какой по счету шанс, хотя никаких гарантий того, что у него с капитаном всё будет, и нет. Он тихо засыпает, спутав свои пальцы с капитанскими, но вздрагивает и распахивает глаза, когда слышит гром. По палубе тарабанит дождь, а Тэхён снова засыпает, плотнее прижимаясь к капитану. И лежать с ним вот так – хорошо. Как будто Чонгук дома, как будто он уже сделал самое страшное – забрал себе человека, взял над ним ответственность, и теперь все остальные трудности кажутся мелочью. Может быть, у них что-нибудь и будет хорошо. Если не всё, то какая-то часть из этого обязательно, потому что под ребрами-то больше не трещит. Походу оттаяло. Теперь там горит, а то, что горит, само тянется к англичанину. Как будто все чувства, само тело сговорились против Чонгука. И пальцы перебирают светлые волосы, и ладонь скользит по спине, обтянутой капитанской футболкой, и задирает, касается кожи, мягкой. И Тэхён вот тут, рядом, но капитан до сих пор чувствует вину, потому что был неправ. Он бы на месте Тэхёна никогда за такое не простил. Поступи так с ним, он бы вычеркнул, забыл, может быть, даже возненавидел, но англичанин не такой. Он ещё и пожалеть умудрился. Точно странный. Но как же Чонгук ему за это благодарен. Его осталось только удержать. Он так и держит спящего Тэхёна за руку, пальцы Чонгука расслабленно скользят туда и обратно между его, как будто он присматривается. А выглядит это и правда не так уж плохо, особенно пока Тэхён спит, не подозревая, какие интересные мысли думаются в чужой голове. Ему бы понравились, а капитану вот не нравятся, но сейчас с ними можно только смириться. Что-нибудь у них точно получится. Даже если капитану придется тысячу раз переступить через себя, потому что так с Тэхёном поступать больше нельзя. Его надо было либо бросать окончательно, либо так же окончательно хватать. Ну, вот капитан и схватил, и у них это пока что надолго. Даже если, как и сказал Тэхён, это «надолго» закончится через два с половиной месяца.