Аструм

«Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить».

Тэхён спал очень беспокойно, он даже проснулся раньше Чонгука – часы показывали половину пятого. Так и лежал, гуляя пальцами по животу капитана, тот даже во сне хмурился, а когда проснулся, то решил, что проспал всё к чёртовой матери. Тэхён-то никогда в такую рань не подрывается. Но тот тыкал пальцем в часы, нескромно хвастался, что встал на целых полчаса раньше, даже выспался. В нём столько бодрости, сколько не было за прошедшую неделю! Только вот сомнения и страхи, к сожалению, не остаются позади. Тэхён и улыбается осторожно, немного боязно, и капитана старается касаться лишь при необходимости, и не открывает рот лишний раз, кусает губы, не хочет сказать что-нибудь не то. А что вообще то? Он понятия не имеет, как ему теперь себя вести. Вроде, пообещали не отпускать, вроде как, влюбились, а Тэхён почему-то всё равно нервничает и старается не раздражать. Он за эту неделю очень устал, на доверие не то чтобы остались силы. И капитан видит его немного скверное настроение, замечает, что англичанин осторожничает, вообще ведёт себя очень сдержанно. И глаза прячет, и впервые настолько несмело целует, даже его прикосновения какие-то... странные. Он весь зажался, и в этом его даже не обвинишь, потому что не виноват. Капитан только сейчас понял: с каждым конфликтом Тэхён всё больше уходит в себя, становится осмотрительным, боится сболтнуть лишнего, а сейчас совсем закрылся. Вроде, улыбается, когда они идут завтракать, но в улыбку эту как-то не верится. И погода в Окленде совсем дурная – колючий ветер и дождь, – а им сегодня отправляться в путь. Надо быть настроенным на работу, необходимо быть собранным, серьёзным, а не получается! Все мысли о том, что Тэхён наотрез отказывается есть эти свои любимые поджаренные тосты, а при виде джема вообще морщится и кривится, как будто ему под нос сунули дохлую мышь. Он наспех перекусывает без особого аппетита, и капитану на него больно смотреть. Пора бы уже понять: ни одна обида бесследно не проходит. Это вообще самая благородная почва для сомнений, так что неудивительно, что Тэхён спустя неделю тишины со стороны капитана вот такой. Замкнутый, молчаливый, время от времени кидающий на Чонгука неуверенный взгляд. И что с ним таким теперь делать? Капитан-то не за этим его себе забирал, ему нужен свет и тепло, и все эти бессмысленные разговоры, и чужая смелость, и наивность, и все его глупости. Но сейчас, видимо, и правда не заслужил. Доигрался, сам ведь всё испоганил своими заморочками, а теперь вот сидит и не знает, как быть. Он-то эгоистично надеялся, что всё будет нормально, ведь не так уж много времени они провели порознь. Но если уж сам капитан чуть ли на стену не лез спустя какие-то семь дней, то каково же было Тэхёну?.. Чонгук его за завтраком не трогает, только молча наблюдает, собирается поймать Тэхёна после отплытия, но и то не получается: океан штормит, волны пенятся, дыбятся, природа не на шутку взбушевалась, так что капитан обязан быть на посту. И только ближе к обеду, когда солнце показывается из-за туч, лайнер попадает в штиль. Воды успокоились, больше не буянят, и капитан со спокойной душой доверяет пост старпому. Тот и рад его принять, Чон-то где-то не здесь. Телом на мостике, прямо посреди хренового шторма, а мысли чёрт-те знает где – по лицу видно и по взгляду. Однако когда казалось, что капитан ничего не слышит и не видит перед собой, тот не забывал раздавать указания: и включить сирену, и связаться с береговой линией, и просить разрешение на отклонение от курса, чтобы вывести лайнер из бури. А стоило всему устаканиться, тот ушёл. Выражение его лица так и оставалось бесстрастным все эти несколько часов, и очень странно видеть человека таким спокойным против агрессивной природы. Но стоит Чонгуку застать Тэхёна в своей каюте, среди подушек и одеял, в которые он завернулся, прячась ото всех, взгляд тут же смягчается. И нет в нём больше этой безучастности, нет равнодушия, зато есть немного страха. Перед обычным-то человеком... Капитан, походу, совсем из ума выжил. Он пока командовал, думал не о тысяче пассажиров на борту, а всего об одном, в своей каюте. За него вот переживал, за остальных – не очень, потому что его англичанин единственный, кто любит играть на нервах, любит шариться в непогоду, и как, скажите, за него не переживать? Он тут такой один – звезда! Ещё и выглядывает из своего кокона, потому что не ожидал. Точно не думал, что Чонгук придёт к нему посреди дня, присядет рядом, станет разглядывать. А Тэхён-то по самый нос замотался в одеяло, только и может, что хлопать глазами, удивленно глядя на капитана. На фоне белых простыней те ещё насыщенней, голубей, как будто Тэхён снова... Нет, ну ей-Богу! Капитан тут же хмурит брови, понимая: плакал. Снова. Как ещё не помер от обезвоживания с таким-то графиком рыданий? И ясно, чего ревёт – из-за Чонгука. Тут даже Чонгук это понял, не злится, но недоволен, такая вот привычка. — Ты пришёл? — так же удивленно хрипит Тэхён из-под одеяла. — По мне не видно? — А как же... — Намджун за главного. Тэхён понятливо кивает. — А ты... — Я к тебе. А тут вот англичанин уже не очень понимает: то распахивает глаза, то хмурит брови, не знает, что сказать. Его удивление такое неподдельное, что Чонгук даже усмехается. Забавляет его такая реакция, что уж тут поделать? — Ты ко мне пришёл?.. — Пришёл. Не надо было? — Надо, — не очень уверенно звучит в ответ. — Мне одному... нехорошо. — Вижу уж, — снова хмурится Чонгук. Он чуть стягивает одеяло с лица Тэхёна, сначала долго смотрит на него, всего такого тихого, спокойного, непривычно молчаливого, а потом касается щеки. Гладит кожу пальцем, и Тэхён сам подставляется, хоть и видно по его взгляду, что не понимает ни черта, даже побаивается такой нежданной нежности. — Ты ради меня пришёл, правда? — его голос звучит очень недоверчиво, на что капитан коротко кивает. Не хотел объясняться, потому что не умеет, но Тэхёну иногда надо озвучить очевидное: — Ты уж прости, я не умею быть таким, как тебе надо. — Да мне не надо... — но тот тут же затыкается, когда замечает серьёзный взгляд Чонгука. — Ну, может быть, немного. Чтобы хотя бы иногда ты был... Да это необязательно, в общем-то. Ну правда! Ты же мне любым нравишься, я привык. — Чтобы иногда я был каким? — игнорирует его лепет капитан, а Тэхён долго мнётся, отводит взгляд, но решается: — Ласковым. Обнимал, целовал. Таким вот. — А ты обещаешь перестать лить слёзы по поводу и без? — А ты обещаешь быть рядом до конца круиза? — Тэхён сверлит его взглядом, а капитан кивает, пожимая плечами. Обещает, чего уж не обещать-то? Раз взял ответственность, так теперь будет нести её. Теперь и оправдания чувствам не нужны, можно не волноваться о том, что даёт Тэхёну надежду. Чонгук ту и себе теперь зачем-то даёт. Очень уж ему хочется, чтобы англичанин стал самим собой, таким, как прежде. Таким, каким был, когда они впервые встретились: болтливым, ужасно надоедливым, но очень-очень тёплым и наивным. Тэхён-то сейчас доверять боится – по взгляду видно. Страшно, что с человеком может сделать одиночество, капитан о таких последствиях совсем ведь не думал. — Мне с тобой и хорошо, и очень плохо, — внезапно признается Тэхён, и пальцы Чонгука замирают на его щеке. — Но ты ведь это не специально делал, да? Я знаю, что не специально. Я же тоже тебя очень боялся, особенно поначалу... Ты меня сейчас тоже боишься? Капитан смотрит ему в глаза, и нет в них прежнего блеска, энергии и яростного желания узнать всё на свете. Тэхёну нужно время, чтобы перестать вздрагивать во сне, чтобы перестать просыпаться, ища кого-то рядом с собой. Он впервые сегодня ночью был таким беспокойным, каким-то напуганным, и что ему можно ответить? Чонгук качает головой, он ведь не Тэхёна боится, а тех чувств, которые тот вызывает. Много чего боится на самом-то деле, хоть и кажется совсем бесстрашным. — А чего тогда? — не отстаёт англичанин. — Не молчи – это страшно. — Тебе страшно, когда я не разговариваю? — хлопает глазами Тэхён. — Ходишь сам себе на уме, тут не только мне, всем не по себе становится, — с долей юмора говорит он. — Никогда не замечал? Англичанин смотрит завороженно, мотает головой – не замечал. А Чонгук усмехается, потому что в их отношения тот, кажется, совсем не верит, а во всякую ерунду – это за здрасте. — Обрати внимание как-нибудь, — с наигранной серьёзностью говорит капитан. — От тебя люди шарахаются, когда ты молчишь и ревёшь без передышки. — Неправда, я с передышками, — легко улыбается Тэхён, и видеть его таким приятно. — К олимпиаде по плачу готовишься? — Готовлюсь к Англии, — уголки его губ снова медленно опускаются. — Боишься? — Тэхён в ответ кивает. — Завязывай с этим. — Так я не могу. Ты же всё равно останешься здесь, а я вернусь... — Ну тогда я привезу тебе нашего менеджера, чтобы ты не скучал. В каюте виснет тишина, но не такая, которую хочется нарушить. Она становится приятной, когда Тэхён вытаскивает руку из-под одеяла и накрывает ладонь Чонгука, до сих пор лежащую на его щеке. И в голосе такая больная надежда: — Ты правда приедешь ко мне? — Должен же я взглянуть на твой хвалёный сад. — Он очень красивый, — Тэхён аж с места подрывается, как будто весь загорается надеждой. Тяжело дышит, не знает, что ещё сказать, чтобы уговорить, а капитана уговаривать больше не надо. Он если принимает решения, в которых не сомневается, то принимает их уже наверняка. — Я хорошо за ним ухаживаю, Бет Энн тоже. Я ей доверяю, она очень добрая, и тебе она тоже обязательно понравится, обещаю. Ты можешь навестить меня, когда захочешь... — Об этом рано говорить. — Самое время, — болезненно хмурится Тэхён. — Обещай, что приедешь... Даже если у нас ничего не получится. Я на тебя никогда злиться не буду, если ты больше не будешь так со мной поступать. Обещаешь? Он сидит совсем близко, смотрит в глаза, ему очень нужна надежда, необходимо это обещание, без него тяжело. А капитан снова касается тёплой щеки, сам себе поражается, потому что не знал, что умеет проявлять нежность, но всё-таки обещает и целует Тэхёна, который обхватывает его лицо ладонями. Целует не так, как раньше, без прежнего желания заставить замолчать, без страсти и без мыслей о теле этого англичанина. Губы мягко сминают чужие, настаивать на большем и не хочется. Капитану не до интима, у него тут звезда гаснет, прямо на руках. Её бы снова зажечь, снова дать ей сил светить и греть. Тэхён хоть и сильный, но иногда даже он сам не может, иногда ему нужна подзарядка и топливо. И его прикосновения становятся какими-то живыми, и целует он куда уверенней, чем утром, а когда отстраняется, то смотрит на Чонгука распахнутыми глазами. Ему дали обещание – не расставаться навсегда. А потом его ещё и целуют вот так, ласково, как и хотел, и снова клюют в губы, и в скулу, и так же неторопливо в шею, отчего по коже бегут мурашки. Все эти поцелуи душу греют! Он с капитаном впервые чувствует себя важным, вспоминает, как на него смотрели на пляже, как боялись того, что он скажет. Тэхён такого капитана видел впервые, это не может не льстить. И то, что его скромным желаниям потакают – тоже очень важно. Он сразу столько всего хочет сделать для Чонгука, хочет всего себя отдать, но начинает с малого: крепко обнимает за шею, зарывается пальцами в волосы и горячо дышит, чувствуя тепло капитанских рук сквозь рубашку. Его тоже обнимают, он тоже очень нужен даже вот такой: плаксивый, надоедливый и болтливый. — Юнги тоже с собой бери, — бормочет Тэхён ему на ухо. — Его в первую очередь, — без особого энтузиазма отвечает капитан. — И друга своего, Намджуна. И Хосока, он весёлый, и Чимина обязательно... — Давай сразу весь экипаж, чего мелочиться? — Нет, так много не надо, — не понимает юмора Тэхён. — У меня негде спать. — В саду им постелешь. — Ну, они же... — серьёзно хмурится Тэхён, отстраняясь от Чонгука, а тому и смешно с его наивности. — Они же мне все цветы поломают. Не надо лучше. Капитан строго уточняет: — Уверен, что не надо? — Тэхён кивает, глядит на него и кусает губы. — Моё дело – предложить. А то наделал бы листовок, развесил бы по всему лайнеру. — Я же наделаю и развешу, — мило улыбается Тэхён, и Чонгук понимает, что его раскусили. И что да, Тэхён и правда может. Не надо его недооценивать, он горазд на всякие глупости. Капитан, оказывается, тоже. Но того нельзя винить, он просто видит, что англичанин после их разговора и обедает уже с аппетитом, и не боится болтать с младшим менеджером о какой-то ерунде, и смеётся, и пускай потихоньку, но приходит в себя. Медленно, но верно он заряжается энергией при каждом ненавязчивом прикосновении, утреннем поцелуе. Чонгук его как будто по кусочкам собирает все те дни, пока они в океане, что важно – неторопливо и бережно, хоть и не знал, что способен на такое терпение, а уже в порту Сиднея решается на серьёзный, по его личному мнению, шаг. После швартовки возвращается к Тэхёну, который радостный ждёт его у бара с широкой улыбкой, и заявляет: — Надеюсь, ты готов. — К чему? — с искренним любопытством интересуется тот, продолжая грызть трубочку от сока, а Юнги усмехается. Он-то уже знает. — Идём обедать. — Ещё же рано, — Тэхён непонимающе хлопает глазами, когда капитан стаскивает его со стула за руку. Забирает сок, любезно оставляет тот с обгрызенной трубочкой Юнги и уводит англичанина за собой. А тот не затыкается, интересуется, куда это они собрались, им же на обед, значит, в другую сторону. И всё как будто как прежде, словно и не было между ними никаких ссор, и Тэхён на солнце весь светится в своих белых одеждах: любимой летней рубашке и джинсах, обтягивающих там, где надо. Его, всего такого светлого и улыбчивого, как будто из морской пены вылепили. В нём снова плещется радость, взгляд живой, и неважно, что он до сих пор иногда чурается прикоснуться. Сейчас вот идёт с капитаном под руку, счастливый как и две недели назад, до их конфликта. На него смотреть приятно и даже немного страшно, потому что не должен человек вызывать столько сомнительных чувств. Сомнительных – потому что такое у капитана вообще впервые, и отчего-то это кажется неправильным. Из-за Тэхёна-то хорошо, и не только Чонгуку. От него поначалу весь экипаж бегал, а теперь вот тянется, с ним сложно поговорить за завтраком и не получается поболтать в обед, потому что хоть один да пристанет с расспросами. Капитан не против, он из ответов многое выносит и для себя, но всё же это немного нервирует. Как будто Тэхён для всех такой одинаковый, улыбчивый и добрый, и ничего особенного он Чонгуку не отдаёт. Тот, конечно, понимает, что отдаёт. Ещё как. Но нервничать перестать не может, в капитане эта ревность природой заложена, с ней очень сложно бороться. Стоило дать ей однажды волю, она теперь на каждом шагу подстерегает, прожигает затылок своими зелёными глазищами и не даёт спокойно существовать. Из-за этого капитан и пошёл на такие жертвы: выкрал Тэхёна на целый день с обожаемого судна. А англичанин всё болтает, комментируя каждый цветочный куст, и фонарный столб, и здания. Он как-то заикнулся о том, что из-за своих переживаний совсем не видел Окленда, только и мог, что сидеть на пляже. Сделал тогда вид, что не расстроился, но капитан-то заметил и даже тут понял, что вина эта лежит на нём. Поэтому они и прогуливаются пешком, а не едут в душном и тесном такси. Тэхён всё спрашивает, куда и зачем, а получив ответ: «В ресторан», — округляет глаза и не верит. Какой такой ресторан и прям посреди дня? Просто пообедать?.. Во-первых, Тэхён не настолько привередливый, ему бы и кафе хватило, а ресторан... По его логике туда ходят лишь вечером, влюбленные пары, наряженные, красивые, едят там всяких дорогих рыб, мидий и запивают это дело розовым шампанским. А они с Чонгуком не совсем влюбленная пара, не очень-то наряженная, да и рыбу Тэхён не особо жалует... Но когда его ведут за собой во внутренний двор одного неприметного домика, Тэхёну даже кажется, что капитан над ним пошутил. А стоит дверям на террасу открыться, сдержать восторга Тэхён ну никак не может! Живые лимонные деревья украшают всю террасу, по которой тут и там стоят деревянные столики. От солнца их закрывают плотные кроны деревьев с уже созревшими на них лимонами, океанский ветер ласково колышет листья, а какой стоит аромат! Тут пахнет морем, зеленью, фруктами и солнцем. Им даже приносят бесплатный лимонад, а Тэхён сидит, задрав голову, и ярко улыбается, разглядывая плоды. Это напоминает ему о доме, и было бы здорово сидеть вот так с капитаном в Англии, под раскидистыми ветвями дикой яблони, или под виноградной лозой, или на веранде, наслаждаясь ароматами, доносящимися из сада. И Чонгук ведь обещал, он однажды приедет. Тэхён обязательно будет его ждать. — Тебе здесь нравится? — внезапно спрашивает Тэхён и кусает губы, сдерживая улыбку. — Я собирался задать тебе тот же самый вопрос, — Чонгук расслабленно сидит, откинувшись на спинку стула. Солнечные лучи, просочившиеся сквозь листву, рассыпались по его полосатой рубашке. Взгляд добрый, сам он кажется расслабленным, Тэхён хотел бы, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Чтобы капитан рядом с ним всегда был таким свободным и спокойным, как будто... Нет, ну какие глупости! Как будто Тэхён его умиротворяет. — Если тебе нравится здесь, то у меня дома тебе точно понравится, — скромно улыбается Тэхён. — Настолько красиво? — Я очень люблю свой сад, — кивает в ответ. — А то, что я очень люблю, оно всегда преображается до неузнаваемости. Ты бы видел, каким он был до моего переезда. Чонгук с ним в чём-то согласен, с Тэхёном многое преображается. До такой неузнаваемости, что капитан последние дни сам себе поражается. Когда бы он ещё захотел провести время с ним наедине? А сейчас вот хочет, в свой первый выходной: послушать его болтовню, прогуляться вечером по пляжу, немного полюбоваться видами. Не теми, что будут на берегу, а теми, которые откроются, когда Тэхён станет восхищенно разглядывать океанские просторы. — Я ещё Чимину обещал, что помогу ему с банкетом, — говорит Тэхён, принимая меню у официантки. Симпатичной, к слову, потому он рефлекторно наблюдает за реакцией капитана. Только вот тот в сторону девицы и не смотрит, сверлит его самого недовольным взглядом, открывая меню, говорит: — Ты здесь отдыхаешь или работаешь? Тэхён невольно улыбается, кидая на Чонгука игривый взгляд. Понимает, чего тот такой хмурый, и это даже приятно... — Если вы, капитан, хотите меня себе на весь день, то можете просто сказать об этом, — пожимает он плечами, как будто невзначай, а Чонгук смотрит на него исподлобья. Молчит, потому что Тэхён попал в точку. Но какой смысл отрицать? Англичанина хочется, и не только на день. — Может, я хочу, — невозмутимо звучит в ответ. Тэхён весь аж замирает, подняв взгляд и встретив глаза Чонгука. Ведь не думал, что капитан осмелится сказать такое в лоб, настолько прямо, даже не скрывая... Раньше ведь не говорил. Раньше, наверное, и не хотел, а сейчас вот таким тоном говорит, как-то настойчиво. Тэхён его взгляда не выдерживает, прячет в меню, пытается прочесть названия блюд, но ни черта не понимает! Слова какие-то непонятные, мысли где-то не здесь. Его ведь на обед привели, видимо, специально подальше ото всех, чтобы побыть вдвоём, ещё и хотят его себе на целый день... С ума сойти! Это точно его капитан? Кажется, Чонгука хватил солнечный удар, пока они шли до ресторана. И всё же подобное внимание Тэхён физически не в силах игнорировать, улыбка сама просится оказаться на губах, ту не получается скрыть. Ненавязчивую тишину, нарушаемую лишь шелестом листвы и шумом океана, Тэхён заполняет бесконечными разговорами о доме. О Бет Энн, о которой Чонгук знает уже больше, чем о собственной матери; о коте Бет Энн, какого себе хочет Тэхён; об огороде Бет Энн; о тысяче и одной юбке Бет Энн, которые та шьёт сама. Женщина, видимо, и правда рукодельница, труженица и, насколько понял Чонгук из рассказов англичанина, относится к нему как к своему сыну. И только про этого Уильяма, настоящего сына, не было сказано ни слова. У Тэхёна вообще это очень дурная привычка: болтать обо всём на свете, но молчать о самом главном. — Что насчёт Уильяма? — голос капитана звучит бесстрастно. Он, отобедав, расслабленно пьёт свой кофе, пока Тэхён ковыряется в фруктовом десерте. Предсказуемо весь напрягается, стоит этому имени прозвучать, старается не подавать вида, но капитан-то не дурак, у него глаза не на затылке, и на лице Тэхёна всё написано: говорить не хочет. Но прямых отказов всё равно не даёт, как-то тихо спрашивает, чуть ли не себе под нос: — Что насчёт него? — Почему, ты думаешь, он так поступил? — Откуда же мне знать, — бубнит Тэхён себе под нос, только и делает, что прячет взгляд. Как будто знает, в чём причина, но озвучить её боится. Видит Бог, Чонгук не хочет ворошить его недалёкое прошлое, но то назойливо маячит где-то на горизонте, даёт о себе знать, и капитана это порядком нервирует. Что, если Тэхён, вернувшись в Портсмут, встретится со своим соседом? Тот его вернуть хотел, поговорить, а у капитана медленно, но верно появляются свои планы на этого человека. На, можно сказать, уже его человека. Нормально ведь, что он просто хочет быть уверен в том, что его действительно будут ждать? — Уверен, что не знаешь? — будничным тоном интересуется Чонгук, а Тэхён вскидывает на него взгляд: хмурый, болезненный. — Зачем ты это спрашиваешь? — Вдруг однажды это коснётся и нас? Тэхён как будто в ступор впал, услышав это заветное «нас». То есть это не просто «я и ты», это – «мы». Это «вместе», «вдвоем», «together», — стремительно проносится в голове. А они ведь и правда сейчас вместе, в отношениях, больше они – не капитан и обычный пассажир. Они что-то решают, Чонгук даже беспокоится о таких серьёзных вещах, интересуется... На будущее. У них будущее есть! Тэхён только сейчас по-настоящему понимает, что он для капитана не временное развлечение, и на душе становится так тепло. Как будто там, где-то в груди, посреди кромешной тьмы взяли и зажгли спичку. Тэхён знает, что их отношений подобное не коснётся, он ведь уже интересовался об этом у капитана. Знает, но всё равно доверяет свои переживания, которыми, вообще-то, ни с кем не делится: — Он боялся, что кто-то узнает о... нас, — говорить об этом очень страшно, но капитан ведь спросил. А он обычно ничем не интересуется, так что если задал такой серьезный вопрос, то для него это, выходит, действительно важно. — Жить со мной он не мог, потому что боялся, что Бет Энн этого не примет. Она хорошая, и она знает... — Тэхён прочищает горло, поднимая взгляд: усталый и очень грустный. — Обо мне. О нас – нет, но она приняла бы Уильяма таким, какой он есть. Я просил его поговорить, он отнекивался, убеждал меня, что так будет лучше. Я потом уже понял, он просто... — Не хотел. Тэхён кивает. — Я, наверное, сам виноват. — Тобой воспользовались, — хмурится капитан. — Я позволил этому произойти. Такой я человек, понимаете, капитан, — он пожимает плечами, а Чонгук впервые видит на нём такую печальную улыбку. — Я всё прощу, многое спущу с рук, потому что верю в то, что люди меняются не только в плохую сторону. Я бы и невесту ему простил, если бы однажды он вернулся, — невесело усмехается Тэхён. — Сейчас бы, кстати, не простил. Я вообще очень рад, что вовремя сбежал оттуда. У меня теперь есть ты... Ты же у меня есть? — его голос звучит очень тихо, а во взгляде столько сомнений. — Вот он я, сижу. Тэхён смеётся с такого заявления, потому что понимает, что капитан совсем не привык к откровениям. Но вот он действительно сидит, с ним, предпочел своему любимому одиночеству и морю обычного Тэхёна из Англии. Может, не самого обычного, Тэхён ведь не знает, что о нём думает Чонгук. — Это ведь свидание, да? — ярко улыбается Тэхён. — Даже если нет, я хочу так думать. Я хочу выпить с тобой. — Это не лучшая идея, — всё таким же будничным тоном говорит капитан. — Что не так с этой идеей? — и Чонгук наигранно серьёзно смотрит на наручные часы и сообщает, что сейчас, вообще-то, обед. — Я не говорю сейчас. Вечером, мы могли бы... — Ты, насколько я помню, ненавидишь напиваться. А Тэхёну и приятно, что Чонгук запоминает все его слова. Приятно, но сейчас это немного не вовремя... — Ненавижу. Но с тобой мне хочется, — он ставит локти на стол и упирается подбородком в сложенные руки. — Не напиться. Выпить. Немного. Понимаешь, мне... — Ладно, — перебивает Чонгук. Ему не очень хочется слушать тираду объяснений и оправданий чужих желаний. Хочется Тэхёну – капитан понимает почему, не нужны ему лишние слова. И причины тоже не нужны. К тому же упиваться в щи никто не собирается, Чонгук обязательно всё проконтролирует. Он молодец, удалец и вообще трезвенник, ему пить по статусу не положено, но пока он не на службе, этого никто не запрещал. И Чонгук правда старался контролировать этот процесс. Честно признаться, он надеялся, что англичанин забудет о своих грандиозных планах на этот вечер, но сидеть с ним на пляже с бутылкой шампанского оказалось не такой уж плохой идеей. То и пьётся как лимонад, и Тэхён сидит у капитана между ног, на шезлонге, откинувшись ему спиной на грудь. Тычет пальцем в небо, что-то рассказывает о звёздах, о том, как в детстве они с братом убегали ночью из дома, чтобы посмотреть на небо. А капитан-то совсем в своих мыслях, он слышит фоном чужие рассказы, но особо не вслушивается, внезапно стало не до этого. Мысли почему-то вильнули в сторону дома, не его собственного, там всё равно никто не ждёт, а в сторону дома в Англии. Внезапно и правда захотелось туда, взглянуть на то, как живёт этот человек, которого Чонгук держит в руках. Которому утыкается носом в волосы, которого почти не слушает, но сейчас можно. Внезапно вспоминается и реакция его брата на их отношения, не очень счастливая. Точнее, то было вообще явная противоположность радости. Вспоминается и неуверенность Тэхёна, и недоверчивость, которую Чонгук сам же в нём взрастил. Есть мысль, что всё это хочется бросить: и Тэхёна, и море, и это капитанство. Устроиться в какой-нибудь глуши, подальше от людей, но стоит представить такое одиночество, на душе становится тяжело. Во-первых, бросать больше нельзя, этого Тэхён не заслужил. Во-вторых, одному всё-таки очень плохо: не с кем скрасить одиночество, некем заполнить гнетущую тишину. С Тэхёном хочется уехать хотя бы ненадолго, наслушаться его вдоволь, чтоб прям до тошноты, а там уже и думать, что делать дальше. Хотя почему-то за прошедшие полтора месяца его разговоры так и не приелись. Они лишь первое время раздражают, а потом привыкаешь, потом ты острее ощущаешь тишину. — Они такие дураки, — краем уха слышит капитан. Кто дураки, о ком вообще речь? Тэхён разворачивается к Чонгуку лицом, а взгляд-то уже пьяный, хоть и выпил он немного. — Скажи же, — хмурится англичанин, закидывая ноги капитану на бёдра. Так и сидит, всматривается куда-то в душу своими голубыми глазищами. Красивый, чёрт бы его побрал, до нутра пробирает. — Они даже большие дураки, чем мы с тобой. Чонгук вообще не считает себя дураком, да и Тэхёна тоже. Никогда почти не считал. У них просто... есть свои сложности, которые они стараются решить. И неважно, что для этого одному из них время от времени приходится пройти чуть ли не через все круги любовного ада. — О ком речь? — хмурится капитан, а Тэхён удивленно вскидывает брови: — Как о ком? О твоих друзьях, конечно. Хотя они больше мои, чем твои. Менеджер наш и бармен, я о них. Никогда не думал? Даже мы с тобой нашли общий язык, ну или что-то похожее на него, а они бегают друг от друга, прячутся, постоянно ссорятся, — морщится Тэхён, а Чонгук усмехается. Англичанин-то точно уже пьян, ему хватит. — Но я же вижу... Ты вот видишь? — Что я должен видеть? — Я вижу, что Чимина, например, тянет к этому грубияну, но он сам себе шанса не даёт, а Юнги-то? Он ведь не лучше! Они так долго работают вместе, почему бы им просто не сходить на свидание? У них ведь тоже есть выходные, завтра вот! Чонгук устало вздыхает. Тэхён до кошмара романтичный, живёт где-то в своем розовом мире, в котором всё всегда очень просто. Для него, кажется, никаких сложностей не существует, даже когда он с ними сталкивается. Разрушать его фантазии, конечно, не хочется... Капитан и не станет этого делать, тем более не станет лезть в чужие отношения. Это не его поле боя, у него тут своё, пока что ещё цветущее и пахнущее, пережившее лишь парочку кровавых битв. Ему с англичанином ещё есть, что спасать, тут не всё убито и потеряно. Тэхён, кажется, ждёт ответа, но Чонгук не собирается давать ему советы или развивать эту тему. — Ты что-то знаешь, — внезапно заявляет он, распахивая глаза. — Ты знаешь, что происходит? — Тебя это не касается, — качает головой капитан. — Меня – тем более. — Ты знаешь! У них что-то случилось? — у Тэхёна аж глаза загорелись, он вцепился в рубашку Чонгука пальцами и не отпускает. — Расскажи. — Тэхён... — Расскажи, я умею хранить секреты! — Нет, не умеешь, — хмурится капитан. — Оскорбительно. Очень. Но я прощаю тебя, потому что ты мне сегодня прям нравишься. — Сегодня? — непонимающе хмыкает Чонгук. Кажется, он всё-таки немного пьян. И эмоций больше обычного, и тех же чувств. Сегодня? Сегодня нравится? Как сказал Тэхён: «Оскорбительно. Очень». — Если ты скажешь мне, что у них случилось, я подумаю о том, чтобы ты нравился мне и завтра, — невозмутимо заявляет он. — Не думаю, что что-то изменится, если я тебе ничего не скажу. — Я очень расстроюсь. Может быть, перестану с тобой разговаривать, чтобы ты немного побыл в моей шкуре. Не играйте со мной, капитан, я ведь тоже умею делать больно. Чонгуку в это как-то не верится, он качает головой – говорить не собирается. На этот глупый шантаж не купится. И даже если Тэхён обидится, тут уже его вины не будет. — Чонгук, — фыркает Тэхён, а Чонгук-то уже и не помнит, когда тот последний раз звал его по имени, а не «капитан». Звучит хорошо и то и то, одинаково приятно. — Ну? — Перестань лезть туда, куда не просят. — Я не лезу, всего лишь хочу узнать... — Хорошо это не закончится, — стоит на своём капитан, даже когда Тэхён оказывается совсем близко к его лицу. Смотрит прямо в глаза, дышит в самые губы, поганец соблазняет... — Нет, и даже не проси. Они сами во всём разберутся. — Да я не прошу. Поцеловать тебя просто захотел. — Как же, — хмыкает Чонгук прямо ему в губы, а Тэхён мило улыбается: — Правда. Капитан угукает и совсем в это не верит, он что, совсем дурак? С ним вообще в такое играть бесполезно, не поддастся и не выдаст чужих тайн. Своих-то не выдает, куда там чужие? А Тэхён как будто и не затевает ничего, целует в губы, проскальзывает между ними языком, шумно дышит. Его пальцы гуляют в волосах капитана, перебирают пряди, и ведёт он себя так, как будто совсем не хочет знать, что там случилось у менеджера и его бармена. А ничего хорошего там и не случилось, и вдруг эта информация вообще разобьёт ранимому англичанину сердце? Он и без того нежный, скорее всего не поймёт ситуацию, а если и поймёт, то хоть на одного из них, но обязательно обозлится, – так капитану кажется. Ну а если не обозлится, то точно залезет, потому что Тэхён – в каждой бочке затычка. Он за мир во всём мире и за любовь до гроба. Юнги, уверен капитан, заживо его закопает, если тот хотя бы попытается вмешаться в их жизнь. Это никому бы не понравилось. Хотя это Тэхён... На него невозможно злиться слишком долго, ему многое прощается. — Ну а что такого, если я узнаю? — снова бормочет Тэхён в самые губы, исцелованные, мокрые. И жмется ещё ближе, и целует в скулу, шею, трётся о пах капитана, и тот чувствует не только его возбуждение, но и своё внезапно тоже. Но они посреди пляжа, заниматься всякими непотребствами на шезлонге, как минимум, нецелесообразно, так что Тэхён довольно резко отодвигается Чонгуком подальше. Не прям грубо, но капитан дал понять: не доводить. Хотя бы, чёрт бы побрал этого англичанина, не здесь. Тэхён этого, кажется, не понимает, смотрит дурниной, взгляд какой-то дикий, такое впервые. — Я тебя хочу, — и заявляет он это уверенно, глядя капитану в глаза. Не боится, хочет – говорит, а у Чонгука от него и его внезапной смены настроения голова кругом. Тэхён бьет по самообладанию сильнее какого-то там шампанского, и не скажет ведь ему капитан «нет», сам же хочет. Но не может он отделаться от чувства, что собирается воспользоваться этим телом. Наверное, ещё не осознал всю степень ответственности за человека и за его чувства, у Тэхёна-то с этим немного проще. Он хочет и говорит такие вещи, потому что уверен, что будет рядом, какая бы гадость ни произошла, а капитан сейчас сам себе не верит, больше думает, чем делает. Не берёт, не соблазняется подмять мальчика под себя. Он же уже пообещал человеку, что не бросит, что даже навестить его приедет, потому что от отпуска осталось всего-ничего, какие-то два с половиной месяца. Мысль обухом бьет по голове: полтора месяца пролетели как один день, оставшиеся два с половиной пролетят так же, с чего бы нет? Всего семьдесят пять дней на англичанина. Это же чертовски мало. Учитывая работу, всю занятость капитана, число можно смело сокращать в два раза, и что у Чонгука остается? Немного прогулок по вечернему пляжу, несколько часов на болтовню, на просто посидеть рядом в тишине... Тэхён снова смело впивается в губы поцелуем, его обстановка, кажется, вообще не смущает, тёмно и ладно, а люди... Да кого волнуют эти люди? Они бы и Чонгука не очень волновали, не будь он гребаным капитаном. Как-никак есть правила приличия, а с Тэхёном чем ты добрее, тем более наглым он становится, ему сносит крышу от вседозволенности. Не понимает, пока ему не скажешь прямо: — Прекрати. И Тэхён действительно прекращает выцеловывать шею, снова не понимает почему нельзя. Совсем убирает от Чонгука руки, но капитан-то видит его обиду, которую тот очень хорошо прячет за безразличием. Сам Тэхён, может, и говорит: «Прекратить так прекратить», — а глаза вот говорят о другом. Они его всегда выдают. — Не здесь, — уточняет Чонгук, а Тэхён безразлично интересуется, как будто не он только что пытался облизать всего капитана. — Что не здесь? — Заниматься с тобой сексом на пляже я не буду. — Да я и не хотел, — бубнит он себе под нос, но заметив недовольный взгляд Чонгука, тяжело вздыхает: — Может быть, и хотел. Не могу ничего с собой поделать, хочу тебя и всё... Сам виноват. — В чём опять? — Ты первый сказал, что хочешь меня. Я с тех пор только об этом и думаю, — признается Тэхён. — Ну, не только об этом... Больше я думал о том, почему ты так поступил со мной, но когда у нас всё было нормально, то только об этом. Почти. Сейчас вот немного точно думал... Но если ты уже не хочешь, я же не буду тебя заставлять, правильно? И вообще не должно это было звучать так ужасно. Я тебя как будто уговариваю заняться со мной любовью, но это честно не так... Наверное, — он морщится, поднимая взгляд. Пытается выдавить из себя улыбку, но она Чонгуку в данный момент не очень-то нужна. Он заместо слов мажет губами по щеке, ненавязчиво целует и прижимает голову Тэхёна к своему плечу, не даёт и шевельнуться, заставляет слушать. Губы касаются мочки, капитан говорит тихо: — Если ты отдашься – я возьму. Я бы взял тебя, даже не будь мы в отношениях. Тогда мне и думать бы не пришлось, что я могу ранить твои чувства. Это ты понимаешь? — Хочешь сказать, ты бы поматросил и бросил? Капитан, вы ублюдок, — смеётся Тэхён ему в плечо. Он хочет поднять голову, но Чонгук не позволяет, так и держит, крепко, Тэхён с ума сходит от такой силы. Вдыхает запах капитана, наслаждается их близостью. — Такой вот я, звёздочка, — ласково говорит он, а Тэхён тянется к нему руками и обнимает за талию, прижимается ближе. Одно слово, и он уже весь дрожит. — И я бы на твоём месте мне не доверял. Капитан его отпускает, но Тэхён так и лежит головой у него на плече, обвил его руками и ногами как коала, даже не шевелится. — Но ты же не на моём месте, — улыбается дурной. Чему-то радуется. — Я в тебя верю больше, чем ты в самого себя. Наверное, в любой другой день Чонгук бы не принял его слова близко к сердцу, он ведь никого и ничего туда не подпускает, забаррикадировался добросовестно. А сейчас признается сам себе в том, что иногда этой веры очень не хватает, не хватало и в прошлом. Человек вообще, когда в него верят, столько гор может свернуть, такие вершины покорить! А за теми, кто верит, хочется пойти. Ради тех, кто в тебя верит, такие вот глупости и совершаются: сердце привыкает к человеку, который тянется к тебе всей душой, ты зачем-то берешь над ним ответственность. Очень глупо быть таким, но капитан не виноват, его этим Тэхён заразил. И какую бы глупость тот ни сделал, каждая из них наполняет жизнь смыслом, оно интересно получается... Как-то по-дебильному. Капитан ведь столько лет угробил на то, чтобы его жизнь имела хоть какой-то смысл, а до появления англичанина с шилом в заднице он успел забыть, что не в работе счастье. Нет, в ней, конечно, тоже, Чонгук ведь души в море не чает, и в закатах, и в рассветах, в золотом песке и звёздном небе. Только вот все эти прелести ты больше ценишь, находясь на берегу, а не в плавании. Такие простые истины капитану умудрился открыть один человек, который сидит и продолжает страдать о каком-то менеджере и его дурацких проблемах. О неразделенной любви посторонних ему людей, о том, что он голодный, хочет ласки и чего-нибудь перекусить, даже о коте ноет! Какие, к чёрту, коты? Чонгук их вот вообще не любит. Но Тэхён, шагая с капитаном под руку до каюты, всю дорогу рассказывает, что даже назвал бы животное в честь лайнера, уж очень красивое слово. Чонгук тяжело вздыхает, из Тэхёна информация льётся бесконечным потоком. Но капитан стерпит, ему не привыкать. Он и ко сну готовится неторопливо, умудряется даже поддакивать и кивать, ведь чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было счастливо. Тэхён внезапно затыкается, его взгляд скользит по голому торсу Чонгука, который снимает часы и оставляет их на столе рядом с подношениями в виде ракушек. Тэхён старался, он уже очень много их натаскал, хоть соли. Капитан понятия не имеет, что ему делать со всем этим хламом, но внезапно становится немного не до него, когда его взгляд падает на постель. Тэхён расслабленно лежит, закинув руку над головой, перебирает волосы, кусает губы, его всего снова хочется. Англичанин откровенно дразнится, развалившись посреди постели, с ещё немного пьяным взглядом, игривым. Даже не вякает, когда оказывается прижатым к матрасу капитанским телом, и лежать между его ног очень уж удобно. Под пальцами его мягкая кожа, руки сами скользят под футболку, пересчитывают рёбра, а когда задевают сосок, Тэхён дрожит. Горячо дышит, целует, проскальзывая языком между губ, и двигает бедрами, сам толкаясь в пах Чонгука. А тому очень уж нравится мучить и себя, и Тэхёна, который вцепился в него как клещ, хочет, чтобы его раздели, но и слова выдавить из себя не в состоянии. Член болезненно ноет, обтянутый тканью, а Тэхён только и может, что впиться пальцами в бёдра капитана и толкаться ему навстречу, желая получить разрядку. Сам бы он никогда не поверил, что с человеком, который покоряет само море взглядом, у него что-нибудь да выйдет. Что однажды он окажется в его постели, всё-таки будет плавиться в его руках, что капитану с ним будет также хорошо, что он сам будет целовать губы и кусать шею. Тэхён и пискнуть не успевает, как ему оставляют засос чуть выше ключицы, а потом затыкают губами, как будто знают, что не нравится. Тэхёну просто очень стыдно появляться перед командой с такими плямбами, это ведь не обычный синяк, тут дураку будет понятно – это след поцелуя. Рассказ о том, где побывали губы и язык капитана. И Тэхёну от одной только мысли, что Чонгуку хочется о таких вещах кому-то поведать, становится жарко. Сам он вряд ли позволил бы оставить такое на себе, он и не позволяет, когда Тэхён, тяжело дыша, пытается вцепиться в его шею. Англичанин только хрипло смеется, забавляясь с реакции Чонгука, который не даёт себя разукрасить. Тот не злится, но хмурится, заглядывая в глаза. И море перед капитаном такое, как он любит: неспокойное, захватывающее, очень опасное. В нём и захлебнуться можно, Тэхён не постесняется утащить его на самое дно. С ним хорошо, и в нём было бы наверняка хорошо, но англичанин не оставляет и шанса оттянуть удовольствие. Всё толкается бёдрами, трётся, впивается в кожу пальцами, стонет, а капитан-то не железный... Он кончает, вжимаясь в тело под собой всё сильнее, поддается удовольствию, слушая хриплое дыхание и совсем тихие стоны, льющиеся в ухо. А Тэхёну приходится помочь, и стоит Чонгуку нырнуть рукой под резинку белья и обхватить его член, тот весь извивается, не может найти себе места. И когда его целуют, собирая губами влагу с взмокшей кожи, и когда через футболку кусают сосок. Тэхён от удовольствия, которым прошибает всё тело, не сдерживает стона. И смотрит на Чонгука во все глаза, стоит тому накрыть его рот свободной рукой. Этот взгляд въедается в самую душу, отпечатывается на ней клеймом. Капитан не может перестать смотреть, наблюдать за чужим выражением лица, и как Тэхён в удовольствии заламывает брови, мычит в его ладонь, пачкая живот. За ним таким наблюдать – с ума можно сойти. Он как оголенный нерв, тронь – всё тело отзовётся на прикосновение дрожью. Он даже контролировать этого не может... И его щёки раскраснелись, руки устало упали на постель, не осталось сил даже на прикосновение. Тэхён может лишь прикрыть глаза, попытаться восстановить дыхание. Он выдохся и морально, и физически, и даже ласковые поцелуи Чонгука не прибавляют сил. С ним очень хочется уснуть. И хочется не только здесь, но чтобы однажды и дома, в родной обстановке. Не может Тэхён перестать об этом мечтать, что поделать? Он живёт сейчас, но уже с нетерпением ждёт того дня, когда Чонгук окажется на пороге его дома. Когда Тэхён поведет того по саду, познакомит с соседями, может быть, эгоистично похвастается капитаном всем вокруг. И если Чонгуку понравится в Англии, если он почувствует себя там как дома, то возможно... Самая настоящая глупость! Но возможно, он захочет остаться. Тэхён бы позволил. Он, отобрав у моря то, что ему принадлежит, стал бы самым счастливым в мире человеком. А капитан всё наслаждается, даёт Тэхёну то, чего тот так хочет – участия, взаимности. Целует. Ласкает и по-прежнему думает: «Чем бы его морской ни тешился, лишь бы был счастлив». Хотя бы сейчас. От него тепло и свет, в нём энергия и жажда жизни, океан глупостей и море смысла в тех. А что насчёт потом... А о «потом» уже страшно думать, с дурацким англичанином хорошо до боли в груди. Чем ближе его подпускаешь, тем сложнее без него потом, отпускать уже не хочется, вот вам и занавес. Вот вам и финита ля комедия... Капитан, кажется, приплыл.