Аструм

«Человек устроен так, что когда что-то зажигает его душу, всё становится возможным».

Тэхён тайком от капитана покупает фотоаппарат. Он, счастливый, вертит в руках самый обычный полароид и глупо улыбается всю дорогу до бара, где находит Юнги. Полароид, кстати, жёлтый, прямо как солнышко, а Юнги, увидев англичанина, становится хмурым. Как туча. Они с Чимином опять что-то не поделили, оба замялись, глаза забегали, менеджер даже бежать по делам собрался, у него всё-таки рабочий день, но Тэхён не позволил. Он демонстрирует им свою покупку, довольный как кот. Лыбится во все тридцать два! — С чего вдруг ты заделался фотографом? — любопытствует Юнги. — Я рассказал Чонгуку про Уильяма, — ярко улыбается англичанин недовольному бармену. — И он даже не разозлился, представляешь? Так спокойно отреагировал! Сказал, правда, что я его должен совсем-совсем отшить, но это мелочи, — бубнит он себе под нос и переводит тему. — А ещё он сказал, что я могу хоть весь интернет засорить нашими с ним фотографиями. Моими и его. Капитана, в смысле, не Уильяма. Вот купил... — Орудие пыток. — Полароид. — Я так и сказал. Чимин цыкает на вечное недовольство бармена, а Тэхён так и не знает, что между ними произошло, даже посоветовать ничего не может, помочь хоть как-то. Его, собственно, никто и не просит, но помочь он хочет очень сильно, такая у него натура. — Хочу вас сфотографировать, — заявляет он. — На память. — Меня работа ждёт, — пытается отмазаться Чимин. Он уже даже поднимается с места, но замирает, когда Юнги говорит: — А чего же? Давай, побегушка, на память. Порадуем нашего английского друга напоследок. У Тэхёна даже улыбка с лица сползает от этого «напоследок», но он натягивает ту обратно, когда на него смотрит Чимин. До «напоследок» ещё далеко. Ещё целых четыре недели. Четыре! Тэхён прячет лицо за аппаратом, когда Юнги упирается локтями в стойку, а Чимин удобнее устраивается на барном стуле: закидывает ногу на ногу, поправляет прическу, не забывает лучезарно улыбаться. Это ведь на память, что в данном случае значит «навсегда». Для Тэхёна, а он ведь друг. — Представьте, что вам не хочется друг друга убить, — командует Тэхён и щёлкает замерших. — Я представил, — улыбаясь, говорит Юнги уходящему Чимину, пока Тэхён активно машет снимком. — На секунду. Неплохо вышло, да? Тэхён улыбается ему в ответ, снимок должен быть хорош, Чимин всегда выглядит замечательно, а Юнги... А Юнги на фотографии смотрит не в камеру, а на «побегушку». Таким взглядом, какой Тэхён уже видел несколько раз, у капитана. Тот с такой же легкой грустью всегда смотрит на море, по которому скучает, кажется, каждый день. И всё же ни менеджеру, ни бармену фотографию он не показывает, отнекивается, щебечет: «Только мне на память», — и улетает в сторону банкетного зала, где его ждёт Джин. Тэхён и его фотографирует, и персонал, даже просит брата немного подождать. Добирается и до капитана со старпомом! Чонгук его когда увидел с полароидом, весь нахмурился, что англичанин вот так нагло врывается на капитанский мостик, но Намджун его идею поддержал. Даже не отреагировал на то, что человек, вообще-то, нарушает морской этикет. Его, в принципе, много кто нарушает, на мостик нередко водят пассажиров. На круизном лайнере вообще нет никакого этикета, цирк сплошной. И не за бесплатно, разумеется, водятся сюда люди, но это лишь в первые дни круиза, а сейчас тут тишина. Была. — Улыбнитесь, капитан, — советует Тэхён. Радист и старпом улыбаются-то как не в себя, и все в белых формах, все красавцы. Тэхён радостно машет фотографией, чтобы быстрее проявилась, он теперь сможет фотографировать капитана сколько угодно, тот сам разрешил. Никто его за язык не тянул! А раз он сказал, значит, можно. Вот и всё. Англичанин убегает так же быстро, как и прибежал, оставляет после себя странную, приятную атмосферу, капитан даже смотрит ему вслед, удивляется. Тэхёну в этом мире все двери открыты, он и сам открывается с одного щелчка, и других открывает так же легко, даже тех, кого, казалось, не может. Его приятно встретить посреди дня. Он мимо пробежал, а уже зарядил людей хорошим настроением, своей простотой, наивностью и глупостью. Дневная звёздочка. Чонгука звёздочка. Даже странно от того, какой человек ему, угрюмому и вечно хмурому, достался. Капитан и не помнит, когда последний раз просто улыбался, а Тэхён всё чаще чуть ли не каждой своей выходкой вынуждает подавлять глупую, лезущую на губы лыбу. Пока не вспоминается Уильям. Этот чёрт капитана уже достал, что ни день, то какие-то новости о нём. Потерял человека, так имей совесть оставить его в покое, зная, что у того уже другая жизнь, другие чувства, отношения. Что за народ пошёл? Никакого уважения ни к себе, ни к другим людям. Тэхён-то побежал бы к нему, не будь уже влюблен, вернулся, капитан уверен. Его долго уговаривать бы не пришлось, Уилли было бы достаточно поманить пальцем, англичанин-то с ума по нему сходил, столько ревел. А сейчас только по капитану ревёт, только на его зов пойдёт и вообще сделает всё, что ему скажут. Повыёживается немного, но сделает. Потому его Сокджин и впрягает помочь с очередным праздником. Чонгук свою звезду на обед забрать хотел в кои-то веки, просто посидеть с ним отдельно ото всех, а потому и пошёл в банкетный зал. С его братом сталкиваться, конечно, не хотелось, но тот стоял у самого входа, украшал арку цветами. Между ними сквозит заметное напряжение, когда капитан интересуется, куда дели Тэхёна. У Сокджина на лице написано, что он хочет что-то сказать, и вряд ли это будет связано с местоположением англичанина. И менеджер сначала ничего не отвечает, только кидает на капитана короткий взгляд, незаинтересованный. Его неприязнь прежде не была... такой. А сейчас она именно такая: скромная, но всё же открытая, их чувства относительно друг друга уже ни для кого не секрет. Кроме, разумеется, Тэхёна. Тот по таким пустякам и не заморачивается, а капитану вот приходится терпеть. — Пошёл за скотчем, — наконец отвечает Сокджин. Он крутит в руках декоративную лилию, которую не прикрепил к арке, молчит. Чонгук такое не любит. Уж лучше ему сразу пускай выскажут всё в лицо, он бы и сам высказал. С радостью. — Хочешь что-то сказать? — предлагает капитан. — Хочу, — спокойно звучит в ответ. Он всегда собран, всегда спокоен как удав. Взгляд отличается от взгляда Тэхёна – резкий, холодный. Как северный ледовитый. — Мы оба знаем, в чём наш конфликт. — У нас конфликт? — Имеется. Чонгук хмурится уже не по привычке, а предчувствуя неприятный разговор. — Твоих претензий я не понимаю. Сокджин долго думает, вертя лилию в руках, окидывает капитана взглядом и отвечает далеко не сразу: — Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Все хотят этого для своих близких. К тому же ты и сам видишь, какой Тэхён человек, ему нужен кто-то рядом, и мне неважно, кого он выберет. Разве что... — он замолкает и задумчиво выдаёт: — Лишь бы это был не какой-нибудь капитан дальнего плавания. — Это не твоё дело, — Чонгук отвечает ему в тон, так, словно нет между ними никаких конфликтов. Как будто встретились два давних друга, сейчас вот болтают о погоде. Разве что у капитана в душе – буря. Не надо совать свой нос туда, куда не просят, и лишать его возможности подольше побыть с человеком – тем более не стоит. — Не моё, — по-прежнему спокойно соглашается Сокджин, — поэтому и не вмешиваюсь. Но чем раньше это закончится, тем быстрее Тэхёну станет легче. Пытаясь забыть бывшего, — менеджер легко указывает цветком на капитана, — он снова без памяти влюбится в какого-нибудь парня, который, вероятно, опять разобьёт ему сердце. Видите закономерность, капитан? — его спокойный тон раздражает. — Думаете, Уильям – его первая и единственная любовь, а вы – вторая и последняя? — Сокджин подходит ближе, говорит совсем тихо, даже как-то печально: — Ты-то переживешь, когда ему придётся вернуться домой. А он? — Я навещу его, — капитан сам с собой борется, боится отвести взгляда от глаз напротив. — Больных навещают. В клиниках. Не трави ему душу тем, чего ты ему дать не можешь. — Откуда в тебе эта желчь? — щурится Чонгук. Никак не может понять, как таких два разных человека могут быть родственниками. Тэхёна этот мир не испортил, не сумел. — О какой желчи ты говоришь? — голос менеджера звучит устало. Он сам опускает взгляд на цветок, говорит... Нет, режет без ножа: — Правда, Чонгук. Это – правда. Мы все радуемся за вас, пока можем, но спроси любого, какое будущее ждёт человека, который посвятил половину жизни хождению по морям, ответ один, — он снова поднимает взгляд, печальный, но уверенный: — Ты сделаешь выбор. И он будет не в пользу Тэхёна. Извини, если разочаровал, но я в тебя не верю. Они не прощаются, ничего друг другу больше не говорят, капитан принимает к сведению его мнение по этому поводу и скромно желает, чтобы главный менеджер засунул то себе в зад. Какая разница, верит ли в него Сокджин, если верит Тэхён? Стороннее мнение Чонгука не очень-то волнует, он даже почти не злится, когда разворачивается и уходит через украшенную лилиями арку, не забыв кинуть напоследок: «Надпись, к слову, повешена криво». Сокджин только грустно усмехается, выходя за капитаном из зала, и его нисколько не удивляет Тэхён, стоящий у стенки со скотчем в руке и печалью в глазах. Он смотрит капитану вслед, переводит взгляд на брата, видно – слышал весь разговор. — Извини, — и извинение это даже звучит искренне, оно такое и есть. — Я его, кажется, люблю, — почти беззвучно говорит Тэхён. Он ведь и правда уже. И не волнует его то, что они знакомы чуть больше трех месяцев. Он любит человека за то, какой он внутри, за душу, за характер, за обеды в кафе и ресторанах, за дневные прогулки и ночные посиделки на пляжах целого мира. Мира! Он с капитаном повидал целый мир! У него такое впервые. Ему было больно, но чаще всего ведь было очень хорошо! Обиды забываются, грусть проходит, а приятное остается в памяти навечно. — Я понимаю, Тэхён, — Сокджин выглядит уставшим от бесконечных сердечных бед младшего брата. — А мне ты ничего не скажешь? — Нет. — Ты мог бы. Ему ведь сказал такое, не постеснялся, — у Тэхёна голос дрожит от обиды, но выглядит он совершенно спокойным. — Выбор встанет перед ним, а не перед тобой. Ты вернёшься в Англию. Что я могу тебе сказать? — Что мне, например, стоит продолжать верить в него. Мог бы поддержать, не знаю, помочь... Сокджин устало вздыхает. Он последние дни вообще весь вот такой – уставший, измученный, плохо спит, нервничает, переживает. Волнуется обо всём подряд. Потому и не выдержал. Вмешался, хотя, наверное, не стоило. И как он может тут помочь? Он ведь не купидон, самый обычный менеджер. — Можно подстроить его увольнение, чтобы у него не осталось другого выбора, кроме тебя, — шутка неуместная, Сокджин понимает, но Тэхён воспринимает ту всерьёз. Косится на брата, обдумывает предложение. Действительно ведь обдумывает. На полном серьезе! — Нет, Тэхён, нельзя, — на всякий случай сообщает он. Но Тэхён и не слушает даже, с самого начала почти не слушает, отвечал больше машинально, а мысли об одном: что он так старался не давать капитану поводов себя оставить, а тут нарисовалось вот такое. И что Чонгук теперь будет о нем думать, зная, что Уильям не был первым и единственным? Не был. От нескольких первых Тэхён сбежал в Англию, как сбежал от Уильяма в круиз. Но он ведь не от хорошей жизни бежит. Если бы хоть один попытался его удержать, если бы хоть кто-нибудь не оставил, не бросил, ни разу не предал, разве он побежал бы? Ни в жизнь. Остался бы, был бы счастлив с человеком. Он почему-то до сих пор наивно верит, что счастливым быть возможно, даже если перед этим самым счастьем тебя тысячу раз чем-нибудь заденут. Счастье ведь того стоит, даже если длится недолго. Оно всегда того стоит. Тэхён и сейчас в это верит. С Сокджином он не остаётся, не хочет с ним ссориться, но и к капитану сейчас идти снова страшно. А на палубе хорошо, и под шумок, пока пассажиры развлекаются, купаются в бассейне, играют в гольф, загорают, Тэхён уходит в служебную зону. Там и прячется, разглядывая дневной горизонт. У него опускаются руки. Ощущение, что он борется за сердце капитана не только с работой, но и с целым миром, который против него. И Сокджин... Он сказал – забыл, а Чонгук, он ведь не забудет. Он ничего не забывает из того, что говорит ему Тэхён, и кто знает, какая будет реакция на такую информацию? Телефон в кармане снова вибрирует, тот всегда вибрирует – Уильям никак не может перестать писать, а Тэхён с ним до сих пор и не поговорил. А если вернуться?.. Но сердце от этой мысли бьётся ровно, дыхание не сбивается от перспективы снова оказаться в отношениях с этим человеком, в его руки не хочется. А Тэхён наивно полагал, что у них может быть семья, нормальная. Он-то не считал себя мальчиком на время, он считал себя возлюбленным. Уильям так и не возлюбил. Тэхён достает телефон, равнодушно просматривает новые присланные фотографии, читает тысячу и одно сообщение с вопросами о том, кто этот мужчина на фото, завел ли Тэхён себе друга. Детский сад какой-то, даже он это понимает. Уильяму не верится, что в мире может существовать кто-то лучше, чем он, что Тэхён сумел влюбиться в кого-то, кто не он. В динамике звучат короткие гудки, а затем раздается знакомый голос: — Наконец-то ты позвонил, — Уильям звучит запыхавшимся, наверное, опять копается в саду. — Тэхён, ты бы только знал, как я скучаю. Когда ты вернёшься? — Скоро. — Слава богу, я уже устал тебя ждать, — смеётся он, а Тэхён так и молчит. Слушает о том, что они с Бет Энн недавно орошали его сад, опрыскивали яблони, Уильям даже кажется немного наивным, каким-то ребёнком, не мужчиной. Словно он и правда совсем не понимает, какую боль причинил своим уходом. Тэхён пытается чувствовать хоть что-нибудь, но все мысли об одном: о капитане. Как если бы он помогал в саду, помогал ухаживать за домом, как если бы у них было всё, чего у Тэхёна не было никогда прежде – взаимность. Тэхён всю жизнь выбирал не тех людей, а капитан, кажется, тот. Даже если не любит, даже если не останется рядом, он тот, кто был нужен. Тэхёну нужна его сила характера, его умение держать слово и контролировать столько всего вокруг. Капитан... Чонгук для него очень особенный человек. — Я хочу, чтобы ты перестал мне звонить, — перебивает ровным голосом Тэхён, он и не слушал, о чём ему говорили. На том конце ни звука, а после искреннее непонимание: — Что? — И писать тоже не надо. Продолжишь – я заблокирую твой номер. — Это всё из-за него? — голос Уильяма тут же меняется, больше он не кажется радостным, лишь злым. — Кто он? Это твой новый хахаль? Капитан не его, не Тэхёна. Хотелось бы, конечно, но тот только себе принадлежит. — Тэхён, подумай хорошо, — спокойным голосом продолжает тот. — Я расстался с Оливией. Ради тебя. Никакой свадьбы не будет. — Ради меня ты мог бы её и не находить, — Тэхён равнодушно разглядывает людей на нижней палубе. Он старается держать голос ровным, так и получается, он сегодня вообще молодец. Столько поводов разреветься, а он держится! Ни для кого, кроме капитана! — Меня тоже можно понять, — тут Тэхён даже закатывает глаза – понимать отказывается. — Я ведь не мог сказать матери, — не хотел. — Я бросил Лондон ради тебя, вернулся домой, мы... — Я встречаюсь с другим, — перебивает Тэхён, но Уильям сам не даёт сказать ему и слова: — Мы забудем об этой интрижке, когда ты вернёшься. Один-один? Тэхён неверяще усмехается. Счёт открыт? И до скольки они будут играть? — Давай ты вернешься, и мы поговорим. Обсудим все нюансы, если хочешь. Чего ты хочешь? Ей-Богу, они как будто договор подписывают! — Уильям, — вздыхает Тэхён. Тоже устало, у брата, видимо, эту заразу подцепил. — Тэхён, послушай... — Я люблю другого человека, — игнорирует он. — Мы всего три месяца не виделись, ты не мог. — Я люблю другого человека и надеюсь построить своё будущее с ним. Не с тобой. У тебя было два... три шанса? Боже, их была сотня. — Мне нужен последний. Тэхён качает головой, держится. Он держится. В мыслях-то не тот, который сейчас на проводе, болит не о нём. — Это и был последний, — Уильям хочет возмутиться, но Тэхён не даёт ему сказать: — Пожалуйста, не звони мне. Я всё равно не отвечу. — Тэхён! — Пока, Уильям. Он, не глядя, сбрасывает звонок, так и стоит, опираясь на леера, глядит куда-то вдаль. У капитана научился. Тот же тоже вечно куда-то туда смотрит, что-то там видит, а так и правда думается легче. Голове легко, одной проблемой меньше, а душа-то... Ей легче не стало. Будущее с капитаном. Хотелось бы. Очень. Тэхёну о таких вещах мечтать простительно, никто не осудит, даже капитан, потому что знает, что он любит жить грёзами. Настоящим тоже любит жить, правда, лишь когда то не ставит перед фактом неизбежного расставания. Тэхён аж вздрагивает от неожиданности, когда Чонгук касается его спины ладонью, совсем легко, просто давая понять, что он пришёл. И всё ещё хочет забрать англичанина на обед, и весь его разговор он слышал. Не Уилли, конечно, но Тэхёна. И о любви, о совместном будущем. Ещё недавно это разочаровало бы, а сейчас... Сейчас капитан не знает. А Тэхёну рядом с ним хорошо, можно укутаться в его объятия, просто постоять вот так немного, прикрыв глаза и вдыхая запах его одежды. С ним у Тэхёна всегда глаза на мокром месте, потому что хочется забрать себе, хочется, чтобы капитан только его, только для него, с ним, вот так эгоистично. Бросил всё и поехал жить в Портсмут, любил до умопомрачения, до самого настоящего сумасшествия, а если не умеет, то Тэхён бы его с радостью научил. — Идём, — командует Чонгук, но англичанин его отпускает, а лицо такое грустное, как будто у него целый зверинец умер. Он качает головой, в глаза не смотрит, куда-то на плечо, разглядывает лычки, напоминает сам себе, с кем имеет дело. Отходит на шаг, говорит: — Я хочу немного... побыть один, — от его удручающего вида аж у капитана сердце сжимается. Тэхён выглядит не плохо, просто как-то печально, не надо долго гадать, чтобы понять, о чём его мысли. О том, о чём говорил с Уильямом: о будущем! О будущем, которого у них, вероятно, нет, — красной строкой проносится в голове Тэхёна. И правда, глупый. Все только и твердят о том, что надо домой, что не будет у них ничего, сама судьба даёт столько намёков, а Тэхён дуб дубом. Не хочет видеть, замечать, хочет с Чонгуком, и всё тут. Капитан его состояние понимает, но не знает, что и делать: оставить, как просят, или всё-таки остаться. Тэхён об уединении никогда не просил, ну он и был другим ещё в начале круиза, и сейчас он уже совсем другой – как обычно, видно по глазам. Он такой же наивный и добрый, но как будто стал взрослее, как будто стал больше понимать. Чонгук решает временно его не трогать, даёт время принять окончательное расставание с Уилли, даже собирается уходить, но его хватают пальцами за рукав пиджака. Держат. Англичанин снова выглядит обиженным до глубины души ребёнком, которому не дают то, чего он хочет, в глазах даже слёзы стоят. Всё уже как обычно. Тэхён очень не хочет капитана отпускать, и если он сейчас этого сделать не может, не в состоянии взять и разжать пальцы, то что будет потом? Как он сможет сделать это потом, когда действительно будет нужно? — Ты иди, — говорит он. — Ты меня держишь, — напоминает Чонгук. Тэхён и сам видит... Видит же? Да, это абсолютно точно его пальцы вцепились в капитанский рукав. Он бы весь в него вцепился, всеми своими конечностями, повалил бы на палубу, может быть, сиганул бы за борт, чтоб на самое дно и никто-никто в целом мире их не достал. Глупо? Ну, он глупый. — Не могу... — хрипит англичанин, а капитан хмурит брови, не понимает. — Тебя отпустить. Остаться не могу, тебя забрать не могу, с тобой не могу, без тебя не могу. Научи меня быть таким, как ты, — грустно просит он, наконец поднимая взгляд. А тот тёплый, печальный, совсем не такой, как у его брата. Морской. — Каким «таким»? — Чтобы я только себе принадлежал и больше никому. Только себе? Да уж разве капитан только себе... — Тебе не надо быть таким. — Все такие, а я другой, — стоит на своём англичанин. — И это хорошо. Тэхён не отрицает, но говорит как-то неуверенно: — Да. Наверное, хорошо. Со стороны видней. А я же... я же не так уж многого хочу. Кто-то богатым хочет быть или там, не знаю... мечтает в космос полететь. О таком ведь мечтают? А я себе человека хочу. Своего человека. Чтобы мы с ним до конца жизни, желательно. Ну, знаешь, просто жить вместе, ухаживать за домом, я бы и семью хотел. Детей вот хочу, но даже с этим... проблемы, — зачем-то рассказывает он. — Быстро ты списал меня со счетов. — Я же понимаю, что ты не можешь со мной, у тебя ведь работа. — Совсем в меня не веришь? У Тэхёна сердце ухает от капитанского взгляда: нежного, не такого, каким он смотрел раньше. — Верю. Мечтаю, что ты всё бросишь ради меня, что будешь жить только со мной, полюбишь. Может, тебе животные какие нравятся? Мы бы завели. Собак там, лошадей... Я лично кота хочу. Как у Бет Энн. — Обязательно заведи, как вернёшься домой, — легко советует, буднично, как будто Тэхён ему тут не предлагает провести всю жизнь вместе! — Я тебя буду ждать, ни в коем случае не слушай Джина. Он просто переживает за меня, — Тэхён медленно подходит сам, так и держится за рукав, боится отпустить. — Даже если год пройдет, всё равно приезжай. Даже если всего на день. — Целый год, — усмехается капитан. Он-то, кажется, всё для себя уже решил. Вот прям только что. — И чего ты веселишься? — хмуро бормочет англичанин. И удивленно хлопает глазами, когда капитан неспешно обхватывает его рукой за талию, прижимает к себе, так и веселится. Смешно ему! — А ты чего опять страдаешь? — его голос звучит негромко, совсем рядом с ухом, обдает теплом кожу. У Тэхёна повсюду мурашки от такой внезапной нежности. Руки сами тянутся обнять за шею, тело само прижимается ближе, он это совсем не контролирует. — Страдаю, потому что мы расстанемся скоро. Тебе совсем всё равно? — Расстанемся и расстанемся. Чего страдать, если позже встретимся снова? — капитан-то на самом деле понимает, чего англичанин вечно квасится. Тот даже не отвечает, сам, походу, не может найти обоснование своим сомнениям. — Ты просил забрать? — Просил... — Я забрал? — Да, но сам же говорил, что меня придётся вернуть... — Может, я не планирую, — голос Чонгука звучит буднично, но непонимающему Тэхёну он не даёт вставить и слова. — У меня, к слову говоря, не так много времени, поэтому либо ты идёшь обедать со мной, либо я иду один. Без тебя, — чуть ли не по слогам произносит Чонгук, на что Тэхён предсказуемо недовольно вскидывает голову и фырчит: — Со мной! Его чуть ли не силой приходится тащить до кафетерия, капитан то и дело подталкивает его в спину, пока англичанин разглагольствует о том–сём, пятом-десятом. И о расставании, не понимаете, как это его можно не вернуть, он же к этому так готовился! А слёз сколько наревел, сколько истерик закатил! И, выходит, зря?! — Мы, конечно, можем и окончательно расстаться, если ты думаешь, что впустую потратил столько нервов, — абсолютно будничным тоном предлагает Чонгук, садясь за столик. Тэхён, даже не думая, машинально садится напротив. Он слишком уж увлечен своими стенаниями и непониманием происходящего. — Не хочу я расставаться насовсем! — чуть ли не огнем пышет англичанин. — Думай, что говоришь. — Вот и я не хочу. — Но ты... хотел же. У тебя же работа! — Выходит, всё-таки расстаёмся? — наигранно хмурится капитан, а Тэхён мотает головой. — Нет конечно! — Так у меня ведь работа. — Ну мы это как-нибудь... Придумаем что-нибудь, да? — с надеждой спрашивает он. Смотрит своими умоляющими, голубыми глазищами, теперь уже верит, что решат они что-нибудь да как-нибудь, потому что бросать работу капитан не станет. — Придумаем, значит. — А общаться как? Чонгук дергает головой, ситуация до абсурда комичная. Зато Тэхён, кажется, до смерти воодушевился этим разговором и чужим уверенным настроем. — Чаек тебе буду присылать, — на полном серьёзе говорит капитан. — Письма писать умеешь? — Умею конечно, — Тэхён настолько серьёзно отвечает, что Чонгук диву даётся. — Ну или мы можем созваниваться как все нормальные люди. — Я тебе дам свой номер! И твиттер. И на инстаграм подпишись, там много твоих фото, — тараторит англичанин. — Моих фото? — Это как будто отношения на расстоянии, — игнорирует его Тэхён. — Не как будто. Так и есть. — Ты меня правда совсем не собираешься бросать? И говоришь это всё не из вежливости? Капитан прикрывает глаза. — Ещё хоть раз ты скажешь о вежливости... — И я могу рассказать Бет Энн, когда вернусь домой? — перебивает Тэхён, а Чонгук вздыхает: — Ради Бога. — И Уильяму? — Тем более, — хмурится капитан. — Желательно, чтобы он не попадался мне на глаза. И слышать о нём не хочу. — Ревнуешь? — довольный светится и лыбится Тэхён. — А ты и счастлив. — Очень, — он так и улыбается во все тридцать два, зубастый, и правда счастливый, а ведь еще чуть-чуть, и там, на носу, точно разревелся бы. Капитан, кажется, нашел к нему новый подход. Заболтай о хорошем будущем – Тэхён забудет своё грустное настоящее. То даже и не кажется ему больше грустным, плохим или тем более несчастным. Он и еду уплетает за обе щеки, с таким аппетитом, с каким давно не ел, весь искрится энергией, горит, светится! И болтает как не в себя о своём доме. О том, что он капитану покажет в Портсмуте, когда тот приедет. И о любимой еде интересуется, и о цветах, и не будет ли против семья, и нет ли у него аллергии на животную шерсть, и вообще столько всего спрашивает, что у Чонгука начинается мигрень. Тэхён и до мостика с ним прогуливается, а как сладко целует на прощание! Он за последние полчаса столько своей нежности подарил, показал, каким лёгким и счастливым умеет быть, когда не обременён тяжелыми мыслями. Когда его направишь в нужное русло, когда ему отвечают взаимностью, целуя напоследок так же вкусно. Англичанин убегает по делам – помочь Чимину – самым счастливым в мире человеком. Нет, не в мире, в целой вселенной! И не вспоминается ему ни Уильям, ни слова капитана о том, что его, Тэхёна, придется вернуть обратно, что всё это у них не навсегда. Вот так просто не вспоминаются никакие обиды, сомнения и страхи, у Чонгука ведь теперь даже номер его есть! Тэхён ему и твиттер завёл, и инстаграм, сидел клацал в чужом телефоне, пока капитан отдыхал в обеденный перерыв. Тихо, скромно, прям на втором этаже главного зала, где они сидели на диванчике, отобедав. А там ведь люди ходили, смотрели, видели человека в капитанской форме, у которого на коленях головой валялся какой-то радостный парень, тыкая в гаджете и болтая обо всём на свете. Этот парень Тэхён вот и есть! Чонгук ему все волосы спутал, перебирал, отвлекался от работы, мысли – спутал тоже. Даже немного рассказал о семье, о родителях и старшей сестре! Знакомить с ними он Тэхёна, конечно, не станет, тот и сам не очень хочет, видит и понимает, что тема больная, потому и не просится. Он вместо этого в очередной раз обещает познакомить капитана с Бет Энн и другими соседями, которые тоже очень тепло его встретили, когда он переехал. В Англии вообще люди очень дружелюбные и милые, покупают у него фрукты, иногда цветы, а потом ещё и угощают всякими пирогами, зовут в гости на чай или посидеть вечером на веранде, поговорить. Он всех соседей знает! Чонгук в этом и не сомневался. И англичанин весь день болтает направо и налево о том, что у них, вообще-то, всё теперь очень серьёзно, по-настоящему, особенно долго он вечером вливает это в уши Юнги, который, лишь бы Тэхён хоть на секунду заткнулся, наливает ему выпить. Шампанское действует на англичанина как успокоительное, тот затихает, улыбается, дурной, ждёт своего капитана уже в его же каюте, в его же постели, переодетый. Разнеженный, слегка подвыпивший, на всё готовый. Чонгука он даже забавляет, когда тот возвращается, а ему чуть ли не с порога настойчиво помогают раздеться. Тэхён после их разговора до ужаса любвеобильный, не понимает слова «хватит», ластится, трогает, целует. Капитану, может, и хватит, а ему-то нет! — Тэхён, — просит Чонгук, когда англичанин сам расстегивает пуговицы его рубашки, сладко целуя в шею. Чувствует, что сейчас ему сдадутся. — Завтра рано вставать. — Я знаю, — мурчит англичанин, ныряя ладонями под ткань, обнимает, прижимается. И кто бы мог подумать, что он так воодушевится? Тэхёну, оказывается, тоже нужен был толчок в нужном направлении, он сбился с курса. А так ведь перед ним можно и не устоять. Перед ним сейчас важно не устоять. Руки Чонгука сами забираются под футболку, ласкают нежную, горячую кожу, а Тэхён внаглую принимается расстёгивать ремень, впиваясь в губы поцелуем. И ему ведь не откажешь, потому что тоже хочется... Англичанин аж воздухом давится, когда его сгребают в руках, прижимают к себе, жарко целуют. И никакой дом не нужен, никакой сад, лишь бы капитан его так же жарко любил. Лишь бы сдержал все обещания: звонил, писал, приехал, не бросил, – Тэхён ему доверяет. Чонгук ведь так уверенно говорил, так спокойно, и не было никаких сомнений во взгляде, голосе, в прикосновениях, в поцелуе, когда они расставались на весь день. У Тэхёна как будто второе дыхание открылось, когда ему заявили, что расставаться с ним не хотят. Что за ним пойдут. Капитан, оказывается, тоже с ним хочет. И ревнует, и командует, как будто Тэхён совсем уже его! И обнимает, скользнув сухими ладонями по спине, а языком – между губ, целуя глубоко и жадно, собственнически. Он уже не говорит о работе, о том, что завтра подъем в пять утра, что завтра снова ходить светить своей белой формой перед всеми и раздавать указания направо и налево. Он рядом с англичанином перестаёт быть главным на судне, становится самым обычным мужчиной, которого возбуждают и прикосновения, и вкусные губы, и тело, что так удачно оголяется его же руками. Тэхён настойчиво возбуждает. Кусается, не оставляя следов, как у них заведено; стягивает с плеч и пиджак, и рубашку, аккуратно оставляет всё на краю постели, чтобы не помять, потому что знает, насколько педантично его капитан относится к своей форме. Его капитан. Как красиво звучит! Тэхён-то больше совсем не боится ему доверять и горячо шепчет об этом, снова откровенничает, снова голый душой и телом, только теперь между ними всё немного иначе. Капитан этот шторм боится не пережить, потому что руки Тэхёна нежные, ласковые, заботливо касаются предплечий, там и пальцы гуляют на затылке, путают волосы. Англичанин перед ним открытый, смотрит доверительно, позволяет делать с собой всё, что душе угодно. Отдаётся. Чонгук и берёт. Забирает не только тело, но и жадно, эгоистично впивается губами над самым сердцем, хочет и его, бешено бьющееся, живое, трепещущее только перед ним. А Тэхён весь дрожит, придавленный к постели, вспотевший, беззащитный, и так отдаёт последнее – себя всего. Больше нечего. Капитан забирает. Он слова на ветер не бросает, предупреждал: Тэхён отдастся – он возьмёт. Возьмёт не с одной целью, как привык с гулящими женщинами в периоды отпусков, а давая обещание, что всё серьёзно, что несёт ответственность за чужие чувства. И за свои, выходит, тоже. Влюбился всё-таки. Ведь как это не назови: притерся, привык, влип, – тут одно значение. Самое страшное произошло, дальше – легче. Тут уже понятно, почему с англичанином нравится проводить время, почему его хочется порадовать чем-нибудь приятным, почему хочется сделать так, чтобы ему было хорошо, чтобы улыбался, а не лил слёзы. Это так от всех этих сомнительных чувств крышу сносит? Удивительно, что с человеком может сделать человек. А они ведь такие разные: один – грубый, второй – нежный. Подход к жизни разный, вкусы разные, зато ценности, как не посмотри, одни. И тому, и другому хочется, чтобы кто-нибудь где-нибудь ждал, и даже капитану нужно, чтобы его любили. Тэхён, выходит, этим и покорил. Своей глупой, наивной влюблённостью. Ну, не только этим, разумеется. Покорил и характером, и простотой, и внешностью, и телом, и тем, как красиво вздымается его грудь от тяжелого дыхания, пока в нём орудуют пальцы Чонгука. Англичанин не морщится от боли, не квасится, стойко переживает все сомнительные ласки, причиняющие больше дискомфорт, чем наслаждение. Капитан не большой спец в ублажении мальчиков, но с Тэхёном всё равно держит себя в руках. А там и его держит в руках, забирается ладонями под поясницу, под те же тяжелые выдохи заполняя Тэхёна собой. И даёт время привыкнуть, нежно собирая губами пот с его шеи, и руки гуляют по взмокшей коже, ласкают, пока англичанин сам не просит заняться с ним настоящей любовью. Чонгук мысленно ему ничего не обещает, толкаясь бёдрами между раздвинутых ног. Он занимается нежным сексом, а Тэхён – любовью, даже тут они очень разные. И тут одна цель – наслаждение. Капитан за всю свою жизнь ни с кем не был в постели таким: в голове рой мыслей, сердце бешено стучит не от физических нагрузок, а от стонов его морского, который исцарапал всю спину. Пометил по-своему, теперь ни перед кем не раздеться. С ним в постели всё почему-то по-другому. Чувственно. От его лёгких прикосновений совсем сносит крышу, его кожа сладкая как леденцы, а голос... Какой у Тэхёна всё-таки голос, когда он сбивчиво шепчет о том, как ему с капитаном хорошо. Когда протяжно стонет, впиваясь пальцами в ягодицы, тянет к себе. Хочет ещё ближе, ещё глубже, чтобы под кожу, чтобы даже на костях огнём отпечатались следы всех поцелуев и прикосновений. Тэхён горит, задыхаясь. И от чувств, и оттого, что Чонгук с ним сейчас такой – нежный, страстный, голодный до удовольствия. Тэхён ему всё позволяет. И оставлять следы, за которые потом будет стыдно перед командой, и жадно целовать, и мучить тем, насколько медленно двигаются его бёдра. Капитан-то, видно, заботится, нежничает, а Тэхён под ним уже весь извёлся. Помнит, что громким быть нельзя, а он и не может, нет сил. Его всего пробирает дрожь, когда Чонгук замирает глубоко внутри. Тэхён и без того чувствителен ко всему, что касается интима! Капитан шевелится – у него разряды по всему телу, пальцы дрожат, голос срывается, хрипит. Тэхён бессовестно пачкает постель, его довели до дезориентации и чёрных мушек перед глазами. До мурашек, расползающихся по коже, до того, что сгорел падающей звездой. Был бы ею – пробороздил бы собой пол земного шара, но так никогда бы и не остыл. Пока его целуют, плавно толкаясь между ног, он так и будет гореть. Будет рассыпаться в постели капитана, будет заново собираться, будет весь для него. Он отпускать не хочет, впивается ногтями в плечи, спину, рисует на коже, позволяя делать с собой всё, что душе угодно. Капитан и изливается в него, и телом, и душой, когда, переводя дыхание, говорит, что из всех показанных Тэхёном цветов, ему больше всего понравились те бордовые и пышные, о которых тот болтал без умолку. О его, Тэхёна, любимых. Он своей просьбой вверх дном переворачивает целый мир одного маленького англичанина, просит посадить их для него побольше. Капитан-то хочет пионы. Тэхён вместо этого случайно дарит ему своё сердце.