Круговорот

— Я переезжаю, — голос почти не дрожал, но изнутри словно рвались птицы, которые хотели на свободу, где аромат был сладко-мятный и напоминал старый апрель, который давно потерялся в воздухе. — Куда? — Брайан выглядел совершенно спокойно, словно ожидая такой расклад событий. Его руки были убраны за спину, а коньки были готовы прямо сейчас лезвием вонзиться в чью-то шею. И было даже известно, в чью. У него немного надулись щёки. Воздух стал обдавать током, и проезжающие мимо ребята объезжали их как можно дальше, чтобы не попасть в их электрическое поле, способное моментально убить человека. — Я обратно, в Россию, — у Жени был стальной характер. Такой, которому позавидует даже Орсер. Именно он говорил, что победа будет у Жени, потому что это была уже закономерность: два сезона беспрерывных побед. И первый её проигрыш — Олимпиада, смириться с которым она не могла. — И к кому переходишь? Ответ она уже знала. Конечно, хотелось к Этери Тутберидзе, женщине, которая вырастила её. Вот только Женя была почти на сто процентов уверена, что она её не ждёт. Вторым вариантом, собственно, было тренироваться сезон без тренера, чтобы суметь наконец-то пойти по той дороге, по которой она мечтала давно — возвращение в Россию. Но, поскольку Этери уже сказала приезжать к ней на тренировку, дорогу размером с круг ада она себе уже начертила. Женя многое могла преодолеть. Она и сама это хорошо знала, ведь каждую победу она буквально выгрызала. Люди забыли, какого это не видеть её на первом месте. Когда была Олимпиада, многие даже и не смотрели, зная, кому отойдёт победа. Вот только одна Женя осознавала: этого не произойдёт. В неё верил каждый смертный. Каждый знал, что после травмы ноги, выиграв Чемпионат Четырёх Континентов, её компоненты вернутся на самый высокий уровень и вытянут её вперёд даже при падении. Только она не упала. Ни разу. Просто Кейтлин решилась сделать свой тройной аксель, который буквально разорвал все надежды надеть на шею золотую медаль с запахом крови и пота. Вначале она твёрдо решила, что Брайан — её тренер жизни. Что, предав его, она предаст себя. Это решение, как и всегда происходит, пришло к ней совершенно случайно. Ей написала Алина, её лучшая подруга, которая выступала за Россию, которая только первый год выходила на взрослый уровень, но которая не смогла осуществить свою мечту — Олимпиада. Все считали, что именно Женя и Алина — люди, которые уж точно встанут на пьедестал. Однако скандал с допингом в России накрыл мечту одной маленькой хрупкой девочки медным тазом. И тогда, возможно, Женя даже была благодарна судьбе, что сменила гражданство ещё в детстве. Алина написала, что Элизабет Турсынбаева, фигуристка, которая ещё с Женей каталась у Этери Тутберидзе, переходит к Брайану Орсеру. Тогда Жене будущие границы стали виднеться более чёткими. Причин отказать Жене (свободное место в группе, много титулов и желания работать) не было, не считая только её уход из группы, который не получился настолько гладким, насколько они обе хотели. Но, с другой стороны, ей тогда было семь лет, и, собственно, вряд ли Этери Георгиевна вообще помнила о той маленькой девочке из общего потока, которую из-за недостаточно высоких прыжков спихивала на плечи других тренеров. Алина дала номер Тутберидзе, и Женя буквально в ту же ночь отписалась Этери Георгиевне, настрочив такое большое письмо с желанием перейти в её группу. Через пять минут (а это было три часа ночи по московскому) она ей позвонила по WhatsApp, и Женя очень долго не решалась взять трубку, ведь они практически никогда не общались вот так, наедине. А она один из самых суровых тренеров в мире фигурного катания. — Здравствуй, Женя, — её голос был немного хрипловат из-за столь позднего часа, но всё такой же строгий и официальный, от которого начинали моментально дрожать ноги. — Доброе утро, Этери Георгиевна, — у Медведевой стали немного дрожать и руки, это было что-то на подобии рефлекса, ведь ещё тогда, будучи совсем маленькой девочкой, она всегда пряталась за мамину спину, чтобы не попадаться на взгляд тёмно-карих глаз, в которых иногда проглядывались дьявольские нотки. — Я так поняла, ты хочешь перейти в наше отделение «Хрустальный», в нашу группу? — Да, — Женя чуть ли не перебила тренера, от которого даже за тысячи километров хотелось залезть под лёд и остаться там навсегда. — А почему я, собственно, должна тебя взять? Наверное, она тогда больше всего боялась это услышать. Боялась, что она вспомнит о том, как когда-то, будучи совсем юной глупышкой, положила ей червяков в сумку. Как ей подножку в коридоре подставила, тогда они с мамой очень сильно поссорились, мол, «вы сами не уделяете моей дочери должного ухода, ведь растёт чемпионка» и так далее. Тогда-то мама и решила, что от этой школы, где, по её словам, Женя чужая, ловить больше нечего; что стоит сменить тренера, и явно не на русского. Тогда они и переехали в Канаду. Вскоре, в двенадцать лет, Женя решила сменить гражданство и выступать за Канаду, что Федерация, довольствуясь высокими результатами на всероссийских стартах, одобрила. Они тогда ещё не знали, что это было самое правильное решение в их жизни. — Ну, я очень хорошая фигуристка… Я много работаю… — Господи, Женя, я это знаю и говорю не про эту чушь, ты всё прекрасно понимаешь. — Понимаю, — она сказала это на выдохе, не думая, что речь вообще об этом зайдёт, ведь прошло столько лет. — Я другая, уже совершеннолетняя, проблем с мамой не будет, обещаю. Обещала она тогда зря, ведь об этом она успела сообщить разве что Алине. Мама, когда Жене было шестнадцать, вернулась в Россию, чтобы помочь бабушке, которая стала себя чувствовать хуже. И с того момента туда переехала с концами. Женя тогда жила на честное слово, зная, что это было не очень законно: оставлять несовершеннолетнего ребёнка одного дома. Поэтому она это ото всех скрывала, но от Брайана — это было невозможно. Этери Георгиевна ей поверила и согласилась. Тогда-то и оставалось дело за малым: рассказать человеку, который всю жизнь был ей как отец, чей тандем считали самым стойким за всю историю фигурного катания. И которого любила она слишком сильно, чтобы молча уйти. — К Этери Тутберидзе… Женя почувствовала, как маленькая пылинка легла ей на кончик носа. Это услышали все, ведь сквозь полнейшую тишину можно было уловить абсолютно любой звук. Только одно лишь напряжение сдавливало шею, не давая спокойно дышать и смотреть в самые честные глаза, которые ей в своей жизни приходилось встречать. — Удачи тебе, дорогая, — он расправил руки и наиграно улыбнулся, ожидая прощальных объятий. Тогда удивились абсолютно все. Удивились, что Женя меняет тренера, удивились, что они так спокойно друг друга отпускают. Но это только по лицу читалось спокойствие. Внутри всё напоминало сущий ад: снова эти птицы, которые раздирали внутри всё в кровь. Женя очень его любила. То, что он сделал для неё за одиннадцать лет, трудно было переоценить. Её владению коньком завидовали даже самые опытные фигуристы: — Когда она встаёт на лёд, у меня заранее внутри всё сжимается. Она словно плывёт по катку, её тело настолько легко поддаётся движению и музыке, что хочется парить вместе с ней. Это огромный талант. Так однажды про неё сказала тридцатидвухлетняя фигуристка из Италии, Каролина Костнер, которой когда-то Женя сама поклонялась, считая богиней фигурного катания. Мир взорвался, когда маленькая Женя Медведева в пятнадцать выиграла юниорский Чемпионат Мира впервые за последние годы Канадского фигурного катания. Однажды золото этого турнира покорилась только одной канадской фигуристке, Кэролин Шкоцен, и это было ещё в 1977 году. Поэтому для всех это стало большой угрозой: ведь эта самая маленькая девочка выиграла и юниорский чемпионат своей страны. И готова была разрывать взрослый сезон в пух и прах. Торонто, тёплый и уютный городок, успел стать для неё практически родным домом, но пару раз ей приходилось приезжать в Россию на соревнования, и тогда сердце предательски ёкало. И то, что она очень сильно скучает по своей не такой уютной, но родной Москве, она поняла на последней Ростелеком Капе. От Брайана исходила такая положительная энергия, что ей хотелось стоять так и стоять посреди катка, не разжимая их, возможно, последних объятий. Он потрепал её по голове, а она, как маленький ёжик, лишь сильнее сжалась, а он ещё шире улыбнулся. Тогда для неё начиналась новая жизнь: холодная, безэмоциональная и чужая.

***

В аэропорту репортёров она обходила стороной, отказываясь давать каких-либо заявлений и интервью до седьмого мая. О её приезде разболтали все, кто могли, и камеры словно преследовали её, от которых спрятаться было негде. Такси ждало её у входа, в которое она быстро запрыгнула, попросив водителя ехать как можно скорее, ведь на тренировку, на которой она должна будет встретиться с её новым-старым тренером, она уже немного опаздывала из-за позднего прилёта и неотступающих журналистов, которым так нужно было попитаться чьей-то кровью, чтобы положить очередную купюру в карман. Маме она так и не рассказала, попросив Брайана держать язык за зубами. Конечно, сейчас её скорее всего засняли в аэропорту и куда-то выложили, поэтому о том, что она в скором времени узнает, Медведева не сомневалась. Просто Женя хотела сделать так, чтобы мама обратно её в Торонто не отправила: оборвать все верёвки. В конце концов, квартиру сдала обратно хозяевам, от тренера ушла, с другом договорилась. Обратной дороги уже все равно для неё не было. Мелькающие в окне ландшафты казались такими чужими. Хотя Москва и была её городом, тем, где она родилась, все равно казалась немного чужой. Непривычно было везде слышать русскую речь, которую ты уже стал хуже понимать, чем английскую, видеть уставшие и недовольные лица. Конечно, она скучала, но не по этой стороне медали. Было холодно несмотря на конец апреля. Её ветровка совсем не спасала, как и печка в машине водителя. Возможно, этот холод шёл изнутри, ведь Женя привыкла всегда быть в приятных условиях, где все решения принимаются сами, а вокруг все тебя холят и лелеют. Её здесь ждали разве что Алина, которая вела прямую трансляцию обо всём, что происходило в Самбо-70, и мама, которая ещё и не знала об авантюре своей дочери. Её всегда согревали медали. Медали Чемпионатов Мира, Четырёх Континентов, даже Финалов Гран-при. Это давало желание жить и развиваться, смотреть широкими ангельскими глазами в светлое будущее и строить пустые иллюзии. Но серебро, которое, соприкасаясь кожей, давало снова понять, что металл всё-таки холодный. Что согревать оно не может, а лишь вызывать кучу мурашек по телу. И Женя, проживая каждый день с такой тяжёлой и холодной медалью на груди, все труднее держалась на плаву. С ней жил страх, что эта медаль нарисовала ей красный крест перед глазами. Что, принимая это непростое решение, она приняла то, что её жизнь с этой самой секунды будет обречена. Если Этери Тутберидзе производит чемпионов из своих девочек, почему она должна сделать из девчонки, которая даже не выступает за Россию, олимпийскую чемпионку? Ради собственной заслуги? У неё уже была одна олимпийская чемпионка, Юлия Липницкая, которая когда-то тренировалась с ней на одном льду, и могла быть Алина, если бы Россию пропустили на Олимпиаду. А предавать свою таким образом страну, ей казалось, Этери Георгиевна не хотела. Менять гражданство была плохая затея. Канадская Федерация точно добровольно не согласится на смену, и тогда ей придётся два года метаться по тренировочному льду Хрустального и тешить себя таким холодным на ощупь серебром. К тому же, она столько лет выступала за Канаду, что это было бы просто не по-человечески. Конечно, ей нужны были ультра-си. На тренировках четверной сальхов всегда получался на «ура». Вот только Орсер никогда не позволял демонстрировать его на соревнованиях, считая, что у Жени и без того огромное преимущество перед другими спортсменками. Так он и сказал перед произвольной. Медведева бы и не сделала, тогда она сама это понимала, ведь сквозь боль она еле делала тройные. Конечно же, поэтому и показывать этого она не собиралась. Но теперь очень хотелось. Хотелось стать не только мировой рекордсменкой, спортсменкой, которая впервые выиграла все важные старты два сезона подряд, но и хотелось также первой во взрослых соревнованиях прыгнуть четверной. А она умела, она могла. У Этери уже были две юниорки, которые буквально делали переворот в фигурном катании. Саша Трусова на недавно прошедшем Чемпионате Мира исполнила четверные сальхов и тулуп впервые в истории женского одиночного. Также были видео, как четверные исполняет Анна Щербакова. Поэтому и ей хотелось быть с ними на одной стартовой прямой. Тоже войти в историю. — Приехали, — разрушил гробовую тишину, иногда заглушаемую мотором двигателя, водитель, Женя сунула ему деньги и вышла из машины, доставая оттуда два чемодана: розовый с вещами для тренировок и чёрный с обычной одеждой. Когда автомобиль скрылся в потоке других, Женя наконец подняла взгляд, и у неё закружилась голова. В глаза сразу бросилась огромная вывеска, на которой такими же огромными буквами красовалось слово «Хрустальный» и сверху лишь небольшое уточнение «ледовый дворец». Эти буквы вызывали лишь отвращение. Казались слишком чужими, хотя когда-то принимали фигуристку с распростёртыми объятиями. Дверь туго поддалась, снова давая понять, что здесь её не ждут. В Крикете она была очень лёгкой и незаметной и открывалась даже автоматически. — Здравствуйте, — Женя со своими двумя чемоданами уже хотела протиснуться сквозь турникет, но он не поддавался. Она снова попробовала пройти, как её откликнула женщина. — Далеко собрались? — Я? — Женя увидела перед собой полную женщину, которая направлялась в её сторону со съедобной булкой в руках. Её тонкие волосы были собраны в маленький пучок и слишком блестели на свету, давая понять, что их мыли разве что в прошлой жизни. — Меня зовут Женя Медведева, я пришла на тренировку. — Ахаха, — женщина слишком заразительно рассмеялась, что Женя пустила скромную улыбку, но сразу же её скрыла, не понимая причину такого веселья. — А я Владимир Путин. Евгения Медведева тренируется в Канаде, так что так просто вы через меня, дамочка, не пройдёте. Женщина, которая еле пролезла через тоненький турникет, схватила фигуристка за шкирку и развернула, отправляя на выход её вместе со своими чемоданами. Девушка вырывалась, убеждая, что она приехала сюда из Канады, но женщина лишь посмеивалась себе в плечо и продолжала пытаться выкинуть незнакомку из здания, ожидая получить за эту премию, как дверь за кем-то закрылась. Она уже плохо видела, с трудом дышала из-за того, что её сейчас практически намеренно душили, но Женя всё-таки подняла взгляд и заметила слабо знакомую фигуру. Даниил Маркович, собственной персоной. — Что здесь происходит? — Глейхенгауз даже не обратил сначала внимания на девочку, которая по сравнению с этой грозной женщиной смотрелась как мотылёк в борьбе со львом. — Да вот, пытается незаконно пройти за территорию. — Женя? — наконец он опустил свои слегка потухшие от без интереса глаза и заметил перед собой звезду мирового фигурного катания, повисшую в руке той самой грозной женщины. — Ты что здесь делаешь? Отпустите её! Наконец-то воздух вернулся в лёгкие, и Медведева от отсутствия каких-либо сил свалилась на пол, слабо соображая, что происходит вокруг. Слышала лишь эхом отдающиеся вздохи и извинения, а ещё уже не такой безразличный взгляд тренера, которого она разве что в коридорах ледовых арен встречала. — Лучше? — наконец-то перед глазами перестало двоиться, и она заметила перед собой две пары обеспокоенных взглядов. — Да… нормально… Они помогли ей подняться на ноги, и тогда она наконец почувствовала, что только что снова облажалась перед её новым тренером, который, видимо, и не знал о таких новостях. — Пойдём? Всё расскажешь. — Да, и извините ещё раз!!! — крикнула им охранник, и Женя поняла, как щёки начинали заливаться лёгким румянцем от смущения всего только что произошедшего. Он не спрашивал ничего. Они шли молча по знакомым коридорам, где были лишь пустота и эхо от их шагов. Только потом Женя заметила на стене в конце коридора часы и поняла, что уже полчаса как идёт тренировка, и Даня, видимо, опаздывал вместе с ней. — Ну, теперь рассказывай: какими судьбами? — они остановились у железных дверей с ярко-жёлтой ручкой, которая выводила прямиком на каток. Она это помнила и даже помнила, как до сюда дойти. — Я к вам в группу перехожу… Сегодня первый день… — А… — Даня хлопнул себя по лбу и впервые за их короткую встречу улыбнулся, но опять же не Жене, а своим мыслям. — Ты и есть наш сегодняшний сюрприз… Сюрприз. Так Этери всех предупредила о её приезде? Осталось только понять: приятный ли это сюрприз. Он похлопал Женю по плечу и теперь улыбнулся уже ей, намекая, что, мол, девочка, тебе незачем переживать. Что там не звери, а такие же люди с таким же желанием побеждать и совершенствоваться. Она ему тогда доверилась и улыбнулась. Возможно, снова совершив ошибку. Когда он раскрыл перед ней двери и сам вошёл внутрь, она на секунду замешкалась. В коридоре, в котором горела лишь одна старая лампочка, резко стало слишком светло, и Женя зажмурила глаза. Это было так символично: её новая дорога, её новая жизнь словно солнце нагрянула сверху, и Медведева была не готова вступить на эту дорогу. Ведь в безызвестности водятся разные черти. — Заходи, — Даня продолжал держать дверь. Женя вместе с двумя своими чемоданами переступила порог. На катке было слишком пусто. Только несколько фигуристов, естественно, которых она знала поимённо, никаких разговоров, только лишь чьи-то слишком громкие крики, от которых хотелось спрятаться под парту как раньше. Никто не обращал на них внимания. Даже когда эти тяжёлые двери закрылись за их спинами. Даже когда она сделала небольшой шаг к бортику. Даже когда два. Спиной к ней сидела Этери. Она сразу её узнала, ведь эти невероятные кудри нельзя было спутать ни с чьими. От неё даже с такого большого расстояния пахло теми самыми духами, запах которых Женя, даже не общаясь с этой женщиной, максимум, перекидываясь сухими приветствиями, и то, без особого желания, изучила слишком хорошо для чужой ученицы. Женя присела на лавку, Даня снова ей махнул в сторону чемоданов, намекая на то, чтобы она сменила свои дряхлые кроссовки на любимые коньки, а сам пошёл к Этери и присел рядом, начиная дежурный разговор. Теперь до неё уж точно не было никакого дела. Она достаточно быстро переобулась. Конечно, страх жил внутри, забирался под самые корни, но ожидание того, что её ждёт, не могло не питать интерес ко всей этой «кухни чемпионов», несмотря на то, что с ней она была уже вполне знакома. Многие в интервью и не только писали, что всеми известная Евгения Медведева, выступающая за Канаду, много-много лет назад каталась и у Чайковской, и у Тутберидзе. И что её чемпионство тоже было заложено ей не великим канадским тренером. Пару лет назад Этери Георгиевну в интервью спросили: «Как вы думаете, вот это вот мастерство и желание побеждать в Жене Медведевой — это ваша заслуга?» Этери тогда ответила очень сухо, словно желая пропустить этот вопрос, но тогда Медведева впервые увидела в ней не этого демона, а простого человека, который, на самом деле, и не такой уж чертяга, которой пытается всем казаться: — Нет, конечно. Она к нам в группу попала с очень хорошо поставленным коньком, что есть заслуга, скорее, Конька Чайковской, чем наша. Но прыжки у неё были просто отвратительны. Даже так: она толком и прыгать не могла. Они получались, скорее, в длину, чем в высоту. Я вообще ей практически не занималась. Однако у нас ничего не получилось, ведь она упрямо делала их в длину, а высоту набирать отказывалась. Женя была очень трудным ребёнком, как сейчас — не знаю, поэтому нам с ней не удалось ужиться, но зато у Брайана Орсера у неё всё получилось. И её характер волевой заложен изначально, и наша группа к этому никакого отношения не имеет. Когда Женя наконец-то сменила кроссовки на коньки, она быстро, пока никто не смотрел в её сторону, стянула с себя толстовку, оставаясь в своём любимом спортивном топе. Подойти было страшнее всего. Вначале она как будто подкрадывалась к жертве, боясь её вспугнуть. И только потом её «незаметно» надвигающуюся фигуру заметила Алина и не смогла себя сдержать, да и не пыталась. На губах сразу зазмеилась самая счастливая улыбка, и она бегом понеслась к Жене, не обращая внимания на Этери Георгиевну, которая тогда ещё не заметила стоящую сзади свою новую ученицу. — Женька!!! — она кинулась Медведевой на шею и чудом её не смела. Она тоже улыбалась и обнимала подругу, но, в отличие от Алины, у неё внутри всё сжималось от страха, с которым девочка уже, вероятнее всего, давно справилась. — Я вам не мешаю? — голос Тутберидзе вывел из оцепенения, Загитова наконец-то выпустила из своих удушливых объятий фигуристку и встала словно по стойке смирно, боясь заглянуть тренеру в глаза. А вот Женя посмотрела впервые, прямо в них, и наткнулась на изучающий и не самый приветливый взгляд Этери Георгиевны. Она осматривала её вдоль и поперёк, остановив свой взгляд на оголённом животе, делая внутри себя какие-то выводы, о которых предстояло только гадать. — Рада познакомиться, теперь, надеюсь, поближе, — Тутберидзе протянула ей руку, и Женя аккуратно её пожала, убеждаясь, что её руки всё такие же холодные, как и одиннадцать лет назад. «Руки холодные — значит, душа тёплая».