10 (десять) драбблов

      Цветы были в основном простые, очень скромные, иногда клевер, иногда ромашки, мелкие, которые могли расти где-нибудь у обочины, незаметные и непримечательные. Они прилипали ко дну раковины, и Джудит старалась не смотреть на них подолгу перед тем, как смыть. Потом она медленно вдыхала через нос, боясь ещё одного громкого приступа кашля, поднимавшегося из лёгких, расцарапанных тонкими корнями.       Ей часто становилось трудно дышать по ночам, и она тихо давилась на бегу в ванную, чтобы не разбудить никого в их плотно населённой базе. Становилось легче, только когда она наконец выплёвывала очередной одуванчик, красящий язык жёлтой пыльцой. Иногда она не возвращалась в постель, а сидела, облокотившись на раковину, подперев голову кулаком, слушая гудение зеленоватой лампы. Плакать хотелось и временами получалось. В последнее время она только смаргивала тонкую пелену слёз, тёрла глаза и шмыгала носом пару раз, не чувствуя ничего, кроме груза безразличия где-то в середине груди. Теперь, когда такие приступы — обыденность, даже засыпать после них стало куда легче.       Джудит это не то чтобы скрывала, но ей не хотелось, чтобы об этом кто-либо знал. До прихода Альянса этот вопрос не был столь политизирован, но теперь, когда власть настолько настаивала на медикаментозном лечении и пичкала население сомнительными таблетками по поводу и без, мнения Сопротивление сильно качнулись в сторону психотерапии. Учитывая то, что в их условиях нормальная психотерапия была практически недоступна, их подход состоял в основном в такой улыбающейся, говорящей тихим мягким голосом теории, что тем, кто страдает от подобной хвори, нужно просто поговорить.       Говорить Джудит категорически не хотела и неуклюже объясняла кашель простудой. Из-за этого Илай часто спрашивал о её здоровье и даже обещал подумать, как сделать их базу более тёплой; она его благодарила и отвечала, что ему не о чем беспокоиться, подавляя это щекочущее чувство в основании горла, чтобы не раскашляться прямо перед ним. Из всех, кто не должен был знать об этом, он был на первом месте.       Она была не уверена, был ли Уоллес Брин в этом списке. В любом случае, Джудит настолько привыкла к постоянной ноющей боли в груди, к приступам удушья и к нужде время от времени отхаркивать полевые цветы в запертой изнутри ванной, что она даже не подумала о том, что он может её за этим застать. Он вежливо постучался в дверь и спросил, всё ли в порядке, и она не смогла ответить, содрогаясь в кашле-рвоте, выплёвывая какой-то особо крупный, мерзкий василёк. «Да,» — сказала она ему потом охрипшим, сдавленным голосом, не уверенная, услышал ли он её.       Когда он, кажется, ушёл, Джудит, привычно умывшись, прополоскав горло и утерев заслезившиеся глаза, вышла. Его за дверью действительно не было, и она облегчённо выдохнула, радуясь, что ей не пришлось ничего объяснять. Его скромные минималистичные апартаменты, закованные в этот мрачный синеватый металл Цитадели, встретили её свежим холодом и компактной картонной упаковкой на обычно пустующем журнальном столике.       Да, это определённо были они. Таблетки, гордо носившее эмблему Альянса на коробке. Как говорят, они должны были бороться не с симптомом (с цветами), а с причиной. С любовью. Сопротивление их за это и критиковало — мол, они отбирали у людей всё человеческое, но, с другой стороны, если можно сделать лекарство от депрессии, то почему, если подумать ещё немного, не сделать лекарство и от этого неприятного состояния.       Внутри некоторые ячейки из-под выдавленных таблеток пустовали — эта упаковка явно использовалась. Брина лучше об этом не спрашивать, конечно: что-то ей подсказывало, что он тоже категорически не захочет говорить.       Повертев её в руках, Джудит закрыла её и положила обратно. Потом взяла снова. Достала таблетку и, положив в рот, проглотила со слюной. Будь что будет. Она устала. Во рту всё ещё горчило от подступившей недавно в ванне рвоты.       И, конечно, так быстро лекарство подействовать не могло, и это было чистое самовнушение, но ей действительно показалось, что привычная боль в груди отступила. Она вздохнула и откинулась на спинку дивана, задышав чуть-чуть свободнее.