Красная Азалия

      Всё это время А-Цин ждала в другой комнате.       — Он вновь заставил тебя плакать, — заметила она. Сяо Синчэнь поморщился.       — Я сам заставил себя плакать. Он был честен, в то время как я придерживался ложного о нём впечатления, — ответил он. По раздражению А-Цин было видно, что особой разницы в этом она не видела.       — Вечно ты с ним слишком добр, — сказала она, когда они вышли на улицу, где находилась костёрная яма. — Он притворился твоим другом, а значит — один несёт за всё ответственность.       Сяо Синчэнь улыбнулся, но ничего не сказал. А-Цин всё ещё была слишком юна, как можно было объяснить ей все тонкости человеческого сердца? Тот факт, что Чэнмэй — Сюэ Ян воспользовался его доверием, что он единственный был в ответе за все разрушения… это нисколько не облегчало давящее в груди чувство вины, но и не умаляло иррациональную надежду, что в последних трёх годах было больше правды, чем лжи. Что, быть может, Сюэ Ян мог совсем немного измениться, что Чэнмэй был не полной выдумкой.       Думать об этом было утомительно.       Запах горящих дров притягивал ближе, до тех пор, пока он не ощутил жар на коже. Сяо Синчэнь сидел прямо перед огнём и представлял, что всё ещё может видеть золотой свет от костра.       Из всех вещей в мире, которые он теперь не мог увидеть, по танцующим языкам костёрного пламени Сяо Синчэнь скучал больше всего. Было что-то медитативное в том, чтобы наблюдать за огнём, и это невероятно его успокаивало. Огонь — сила, что будучи безудержной, может привести к ужасному разрушению, но при должном обращении способна обеспечить комфорт, защиту, и даже спасти жизнь.       Хороший огонь мог стать домом в пустыне. С тех самых пор как Сяо Синчэнь покинул гору и путешествовал по миру, огонь был единственным домом, что у него был, единственным, что всегда оставалось неизменным до тех пор, пока…       Он встряхнул головой. Слишком утомительно.       А-Цин подсела рядом.       — Я нарезала овощей, пока ты говорил с ним! Получилось достаточно мелко? — спросила она, хватая Сяо Синчэня за руку и подводя ту к овощам. На его губах появилась искренняя улыбка.       — Ты отлично потрудилась, А-Цин. Нарезала всё очень равномерно.       — Спасибо! Могу ли я добавить их в суп?       Сяо Синчэнь кивнул, а А-Цин с явным восторгом принялась высыпать овощи в кастрюлю.       Жар, исходящий от костра, иссушил кровь на его щеках. Кожа стянулась и стала ужасно чесаться. Сяо Синчэнь был рад, что новой крови не было, хотя глаза под повязкой всё ещё немного болели. У Чэнмэя были очень нежные руки, он бы вычистил кровь, приправив свои действия парочкой издевательских замечаний. Однако Чэнмэй был ложью.       Сяо Синчэнь вздохнул и мысленно представил перед собой яркое пламя. Огонь был небольшим, но горячим, и горящие угли, должно быть, уже были готовы для приготовления пищи. Исходящий от костра запах подсказывал, что брошенные в огонь сучья были ещё зелёными. Вода начала кипеть, звук пузырящейся воды смешался с потрескиванием костра.       Сколько бы он ни пытался медитировать, совершенно не выходило сосредоточиться хотя бы на чём-то. И разве не для этого и предназначалась медитация — чтобы успокоить бесконечный круговорот мыслей? Чтобы сконцентрироваться на чём-то одном, отвлечься от тревог. Но чувств было слишком много, они были невероятно сильны, а в иных случаях и вовсе исчезали. Хотелось спать вечно, избегать всего этого, чтобы вновь вернуться к какому-то подобию равновесия. Но разве можно было, раз А-Цин всё ещё в нём нуждалась?       Сун Лань ушёл.       Чэнмэй был ложью.       Сюэ Ян — всё, что осталось.       Почему из всех возможных людей в мире, на обочине той дороги оказался именно Сюэ Ян? Было ли это запланировано? Конечно же, Сюэ Ян не мог предугадать, что его обнаружит именно Сяо Синчэнь, однако сам он сразу же его узнал — именно поэтому никогда не принимал предложение сразиться на мечах. Цзян Цзай был узнаваемым оружием.       Как долго Сюэ Ян позволил бы продолжаться обману? До тех пор, пока не решил бы, наконец, убить Сяо Синчэня? Пока бы не претворил в жизнь одну из своих жестоких фантазий?       Сяо Синчэнь нахмурился.       Почему он не закончил всё намного раньше? Они годами жили бок о бок, и Сяо Синчэнь никогда не чувствовал, чтобы от того исходила злоба или враждебность. Разве мог он всё время играть так хорошо? Или тому виной слабо развитая интуиция Сяо Синчэня? К примеру, А-Цин множество раз заявляла, что Сюэ Ян — злой человек, и тот никогда этого не отрицал, но даже тогда Сяо Синчэнь не чувствовал ничего плохого.       Неужели он и правда всё это время планировал их убийство? Когда взял на себя ремонт протекающей крыши, когда поддерживал лестницу, на которой стоял Сяо Синчэнь, думал ли он о том, чтобы скинуть его вниз? Когда добровольно вызывался идти на рынок, чтобы продавцы не пользовались слепотой Сяо Синчэня, представлял ли, как добавляет яд в их еду?       Сяо Синчэнь всецело доверял Чэнмэю. И в любой момент в течение прожитых лет Сюэ Ян мог воспользоваться этим и оборвать его жизнь. Но он просто… не сделал этого. Вместо этого он много смеялся, поддразнивал, читал Сяо Синчэню вслух. Сюэ Ян тщательно описывал окружающий мир: все изменения природы, светящиеся ночные фонари, рассказывал о мелких деталях, высеченных на карнизах домов — всё чтобы Сяо Синчэнь мог, если не увидеть, то представить, как выглядит этот мир. В те дни, когда его пустые глазницы вновь начинали болеть, Сюэ Ян упрекал Сяо Синчэня за то, что тот запачкал повязку, а после осторожно смывал всю кровь, стараясь не дать грубой ткани оцарапать кожу.       Какой убийца будет делать подобное для своего врага?       Был ли Чэнмэй ложью? Быть может, он не был полностью выдуман — просто часть правды оставалась недосказанной. Должно быть, было что-то, что Сяо Синчэнь мог упустить из виду…       Или же он до сих пор предавался иллюзиям?       Частота дыхания Сюэ Яна изменилась, когда Сяо Синчэнь взял в руки Шуан Хуа: слышалось явное волнение, а ещё он пытался избавиться от верёвок. Сначала Сяо Синчэнь предположил, что Сюэ Ян действительно боялся быть задетым мечом, однако… в тот момент, как лезвие Шуан Хуа направилось к его сердцу, дыхание Сюэ Яна тут же стало расслабленным. Он даже еле слышно усмехнулся.       Было ли это бравадой перед лицом смерти? Сяо Синчэню довелось не раз сражаться с Сюэ Яном, когда он вёл его на суд после резни в клане Чан, но ни разу тот не реагировал именно так на столкновение с опасностью. Скорее, наоборот. Сюэ Ян никогда не выглядел таким восхищённым, как посреди боя, а по пути на суд он то и дело жаловался на скуку.       Почему же он так запаниковал, увидев Шуан Хуа?       Какими бы сумбурными ни были мысли, Сяо Синчэнь не заметил, как погрузился в сон.

***

      Сюэ Ян проснулся от запаха еды.       Он поднялся, оглядывая комнату. Было гораздо темнее, вероятно, уже наступали сумерки. Кажется, Сяо Синчэнь всё ещё не вернулся. Эта мысль заставила Сюэ Яна ухмыльнуться — тот словно бросал ему вызов, чтобы действительно отправиться на поиски!       В тишине он пробрался через дом, избегая гробов и скрипучих досок, которые мешали ступать бесшумно. Это место было его домом. Даже в темноте он мог прекрасно здесь ориентироваться.       Частично скрывшись, Сюэ Ян остановился в тени от дверного проёма и беззвучно усмехнулся. Сяо Синчэнь вместе с А-Цин сидели перед костром. Кажется, даочжан уснул, откинувшись на спинку одного из гробов. Это хорошо. Ему был необходим сон.       Огонь подсвечивал лицо Сяо Синчэня золотистым светом. И вновь Сюэ Ян был немного поражён внезапному желанию приблизиться и дотронуться рукой. Однако спал Сяо Синчэнь очень чутко, поэтому любое, даже лёгкое прикосновение, наверняка бы его разбудило. А если не прикосновение, то нытьё А-Цин уж точно.       Сюэ Ян опустился вниз по стене, оставаясь в тени и ожидая, когда его друг проснётся. Ещё будет время для того, чтобы прикоснуться, как и для того, чтобы поговорить.       Он так долго игнорировал голод, что все раны раздражали всё больше и больше. Но если с болью на шее и животе Сюэ Ян уже успел свыкнуться, то боль вокруг запястий оказалась в новинку. Сюэ Ян скривился, оглядывая свои руки. Попытки освободиться от верёвок сильно натёрли кожу, которая кое-где начала кровоточить. Казалось, что любое движение только сильнее натягивало кожу, принося ещё больше дискомфорта.       Неважно. Кожа в любом случае бы зажила — это была очень маленькая жертва, по сравнению с тем бесценным сокровищем, которым он теперь мог наслаждаться изо дня в день. Сюэ Ян знал, что пока он сам всё ещё дышал, жизнь Сяо Синчэня не могла оборваться.