Констанция: Станьте голубем почты моей. Д’Артаньян: Не найдёте вы крыльев верней!
Ехать к Роджерсу после всего дофига странно. Знать, что он знает, не фильтровать, что там сыпется с языка. Брок даже немного удивился, когда они опять оказались в койке. И не удивился совсем, когда заговорили о Зимнем. — Он тебе рассказывал о нас с ним? Мы скрывали, конечно, тогда о таких вещах не говорили вслух. Мы старались ухватить крохи тепла, где могли. Крохи любви, — только Роджерс мог говорить такое, не кривясь, — среди войны, среди смерти, когда до завтра можно не дожить, нет времени сомневаться, стыдиться, взвешивать, нужно брать от жизни все уже сегодня. — Я к тебе подкатил с той же мыслью. — А я-то думал, что у тебя проснулась совесть и ты решил сдать вражескую организацию, спасти мир, а заодно моего близкого друга из рабства, — кто бы мог подумать, Роджерс умеет в сарказм! Брок фыркнул: — В идеале — и Гидру съесть, и на хуй сесть. Не рассчитывал, правда, что к обоим. Он прикусил язык. Блядство, у Зимнего стоило уточнить, насколько подробно он рассказал своему дружку об отношениях с куратором. Роджерса, правда, не перекосило — уже хорошо, но фирменный капитанский гнев повел бровями. Знает, но осуждает, как-то так. Вряд ли ревнует, скорее всего в жопе свербит прочесть лекцию о харассменте: человек, находящийся в зависимом положении, не имеет возможности отказать вышестоящему без страха последствий, вот это вот все. Удержался: вспомнил, видимо, что сам начальник, у которого подчиненный в койке под боком лежит и глазами хлопает. Щелкнул Брока по пластырю на переносице, будто напоминая им обоим об утренней трепке, и проглотил нравоучения со старательностью начинающего минетчика. — Половину того времени, когда он был здесь, я убеждал его, что я — это я, а не клон или иллюзия. Еще половину я уговаривал его не уходить, а он меня — не отпускать его. Это было, черт возьми, болезненно. — Я, в общем, догадался. — Ты же понимаешь, что я должен вытащить его? И раздавить Гидру раз и навсегда... Нам нужен план. Документы, доказательства, архивы, компьютеры — все, что пригодится в суде. Пособникам придется обещать амнистию или смягчение приговора, чтобы свидетельствовали против шишек покрупнее... — Не рассчитывай, что к тебе очередь выстроится. Это как с мафией, только еще хуже. Гидра везде. Твой любимый Щит и тот скомпрометирован. Любой халат в лаборатории знает, что его грохнут в тюрьме или подстрелят еще на ступеньках здания суда, стоит только раскрыть рот. — Есть программы по защите свидетелей... — Всех не переправишь в Небраску. — Что ты предлагаешь? Спиздить Зимнего. Пройтись по спискам идейных лидеров Гидры со снайперкой. Дать им понять, что их вскрыли изнутри, что то самое «лучшее оружие Гидры» вышло на тропу войны — против них, что «порядок через боль» теперь будет наводиться через их боль, а не чью-то чужую. Глядишь, решат, что за решеткой безопаснее. Единственный шанс задавить этот пиздец — это играть без правил. Если его вообще возможно задавить, в чем Брок сильно сомневался. Но Роджерсу говорить все это бесполезно. Капитан Америка не позволит отстреливать врагов как уток в тире, даже если без этого они разлетятся по теплым странам без экстрадиции. — Роджерс. Есть вопросы, на которые ты не захочешь знать ответ. Если ты сможешь делать, что нужно, и не задавать этих вопросов, мы с Зимним уравняем шансы. Если нет — ты трусы надеть не успеешь, как вся верхушка Гидры съебется в глубокое подполье, так, что концов не найдешь. Улитку трогал когда-нибудь? Хоп — втянулась. От архивов не останется даже горстки пепла, как и от людей, которые слишком много знают. — Даже если бы я готов был... не задавать вопросов, я не могу подвергать такому риску людей, чья жизнь мне дорога. — При всем уважении к символу нации — Роджерс, иди нахуй. Ты его еще обратно в морозильник положи и салфеточкой накрой сверху, чтоб всегда был дома и в безопасности. Какому «такому» риску? Ты в кордебалете танцевал, сколько ты пороху нюхнуть успел тогда и сейчас в общей сумме? Я двадцать лет по горячим точкам мотаюсь, Зимний — ебаное оружие с глазами, машина убийства, он за семьдесят лет больше народу положил, чем ты по именам знаешь. Мы с ним дохуя лучше представляем «риск» и что с ним делать. Занимайся легальными каналами, мы тебе сольем все, что найдем, но не для того, чтобы посадить скользких ублюдков вроде Пирса, а чтобы было чем оправдать Зимнего после того, как мы с ним закончим эту мегазачистку. — Двое против мира? — Роджерс поджал губы. Обиделся на свою ненужность, где это видано, чтобы Капитан В-каждой-дырке-затычка и вдруг на скамейке запасных? — Зимний против Гидры, я при нем так, снабженец. И при таком раскладе я б поставил на Зимнего. А если сможешь разик-другой в обход Одноглазого выдать нам Страйк на подтанцовку, будет вообще заебись. Тут Роджерс замялся, и Брок сразу понял, что либо с подтанцовкой, либо с одноглазым хером будут проблемы. — Я не хотел говорить по телефону, но мне пришлось пояснить Нику... что с нами, с тобой и со мной, все не так однозначно, как может показаться. Прикрываться сексом, чтобы скрыть перевербовку, было уже достаточно упорото, но прикрываться перевербовкой, чтобы оправдать секс... Брок бы поржал, если б не испытывал потребность искать кружок лазера у себя на одежде. — Если он стукнет Пирсу, я тем же вечером буду червей кормить в безымянной могиле. — Я знаю, что ты не доверяешь ему, но он порядочный человек. Он выберет верную сторону. Я поговорю с ним. Вы получите все, что необходимо: Страйк, джет, вооружение... — Порядочность — слово для мирной жизни. Есть люди, на которых надавили, мертвые и те, на которых еще не успели надавить. Последних двух ты называешь «хорошими». У каждого из нас есть мягкий живот. — Ахиллесова пята? Но принципы... — У каждого из нас есть что-то, ради чего мы готовы спустить в унитаз абстрактные принципы. Скажи мне, что не выполнишь любой приказ, если перед тобой поставить твоего Баки с дулом у затылка. — У Роджерса дрогнули зрачки — заметно на фоне полной неподвижности, почти оцепенения. — Одно счастье, что до этого никто еще не додумался, иначе у нас уже завтра над Капитолием реял бы флаг с щупальцами. Или с чем-нибудь еще, в конце концов, Гидра — не единственная проблема в мире. — Она самая страшная — именно потому, что использует свою власть во зло. — Роджерс, если бы все было так легко, как у тебя в голове... Мир не делится на «ковбоев» и «индейцев». — ...Коренных американцев. И он делится вполне понятно на приспешников Гидры и тех, кого необходимо от нее защищать. — Гидра — всего лишь одна из дохуя футбольных команд, которые гоняются по полю за новыми примочками для контроля всех и всего. Твои «обычные люди» на этом стадионе даже не зрители, а продавцы хот-догов. Звездно-полосатые против красных, крест против полумесяца, Гидра против Щита. Одни играют грубее других, но это та же игра и то же поле. Гонка вооружений. Я объяснял тебе про Озарение. Эту хуйню породила не Гидра, они всего лишь отжали футбольный мяч и бегут с ним к воротам. — Гидра ответственна за множество чудовищных изобретений! — Да они половину спиздили у «хороших парней», а «хорошие парни» точно так же пользуются разработками нацистов и прочей человеческой швали. Если Фьюри дружит с головой, он убьет всю эту инициативу, а не только скомпрометированную часть. — Говоришь как луддит. — Как только технология появляется, она появляется сразу у всех. Пиздец невозможно удержать в кулаке. В Щите уже скоро будет больше агентов Гидры, чем агентов Щита, да и в Гидре тоже, кого внедрили, кого перевербовали, и не думай, что чистенькие «твои» брезгуют шантажом и угрозами. Пора уже понять, что мы не делимся на «хороших» и «плохих» парней, мы не делимся даже на «своих» и «чужих», мы все одна большая семья с разведенными родителями, на этой неделе мы идем с папой в зоопарк, а на следующей мама ведет нас на аттракционы. И большинству из нас это вообще нахуй не упало, мы просто хотим закрыться в своей комнате и трогать за помпоны Мерибет из группы поддержки. Тут Роджерс фыркнул, моментально сбив уровень пафоса, и потянулся за поцелуем. — Иногда мне тоже хочется просто трогать тебя за всякие интересные места и не думать о плохом. Брок взял в ладони его лицо. Он привык к мысли, что Капитан Америка — вековой дуб, но Роджерс все же еще чертовски молод. Младше Брока, если выкинуть семьдесят лет во льдах. — Ты с ним видишься? — спросил Роджерс таким нежным голосом, что сразу стало ясно, о ком он. — Через пару недель очередной вывод из крио, тогда и увижусь. — Мы договорились не встречаться пока без острой необходимости. — Насколько острой? — ухмыльнулся Брок, засовывая руку ему в трусы, и да, что-то Роджерсу определенно необходимо. — Ты не мог бы передать ему кое-что от меня? Наверное, это все светлый образ Кэпа, с которым Брок шел по жизни, потому что он наивно спросил: «Что?» — и ожидал реального ответа. На деле Роджерс и Зимний друг друга стоили, потому что уже через минуту Брок оказался загнут коленями к ушам, а Герой Нации выколачивал из него пыль. Напоминать, что передать этот пламенный «привет» он сможет только через пару недель, Брок не стал: с Роджерса станется и каждый день закреплять эффект. С Зимним перетирать за дихотомию добра и зла не пришлось от слова совсем. На ближайшей миссии он увел у Брока глушилку — навыки карманника у отморозка оказались на высоте, Брок даже не заметил, — и, улучив момент, зажал его в укромном углу. — У меня есть расстрельный список, — сказал он интимным шепотом, и черт его дери, у Брока потеплело в паху, — он у меня большой. Тебе понравится. — Слышь, ты, Арья Старк с протезом, — ухмыляясь, он притерся к Зимнему бедром, и тот заерзал, зашарил руками по телу. Зимний включался на секс, как будто у него был рубильник. — Старк Индастрис?.. — Забей, детка, — фыркнул Брок, и вполне реальный «рубильник» вжался ему в пах. — Я парень не капризный, подари мне букет трупов бывших коллег, и я дам тебе уже на первом свидании. Обе ладони, живая и металлическая, подхватили Брока под задницу, вдавливая его в чужое тело. — Стиви передавал мне привет? — проворковал Зимний. Металлическая рука была тверже, но сжимала симметрично. Брок оскалился. После разморозки трахнуться они не успели, зато теперь выдались свободные минут десять. — Два раза, блядь. Хожу поджимаюсь все утро. Зимний тихонько, ласково рассмеялся ему в шею, лизнул под ухом и развернул, впечатывая пахом в стену. Что ж, этого следовало ожидать. Брок зашипел — уже встающий член проехался по твердому — и прогнулся в пояснице, торопливо расстегивая штаны. Две разные, но так несомненно принадлежащие одному телу руки жадно лапали за задницу, разводили ягодицы и снова сжимали тесно, плотно. Брок задохнулся от желания. Кто бы знал, что с его темпераментом когда-то начнет быть достаточно. Кто бы знал, что для «достаточно» надо давать двум здоровенным мужикам параллельно. Да он бы сам себя не понял лет десять назад. Зимний выпутался из доспеха, и его член удобно, правильно лег в ложбинку между ягодицами. Проехался вниз, снова вверх, и Брок едва не зарычал от нетерпения. — Мы ебаться будем сегодня? Сейчас поднимут по тревоге, полетишь махаться со своим дрыном наперевес. Чужие ладони развели ягодицы до предела, и Брок выругался, заерзал, боясь упустить контроль над телом. После Роджерса внутри плескалось столько, что какой-нибудь лаборатории хватило бы на целую армию маленьких Капитанов Америк, и все это не текло по ногам только чудом. Головка толкнулась, закупоривая его, и Брок выдохнул. Хорошо. Жарко. Скользко по натекшей внутри смазке, по чужой сперме. — У меня было очень много свободного времени, — прохрипел Зимний прямо в ухо, — времени на подумать. Времени на план. Времени на списки. Я все сделаю сам, куколка, можешь лежать на спинке и получать удовольствие. Он раз за разом толкался глубоко внутрь, будто ставил точки этими сильными, на грани грубости, фрикциями. — Мне не задавать вопросов? — Сделай так, чтобы у меня была пара часов без присмотра. Сегодня. И потом. Немного времени после каждой миссии. Или в процессе. — Да. Да, детка. Блядский боже, какой ты охуенный... — Некоторые слишком далеко, чтобы я мог достать их без джета. — Разберемся. Нам по правилам надо отсиживаться на конспиративной... блядь, детка... конспиративной квартире. Если есть опасность, что ты засветился. Это решаю я. Это пара дней, легко. — Командир... То, как он это говорит... Брок никогда не думал, что прется по ролевым играм или по всей этой херне с подчинением, но когда тебя таким голосом называют командиром, насаживая на член, это просто отвал башки. — Детка... Сумеешь пролезть на борт по-тихому — доставим тебя куда надо джетом, Роджерс найдет повод слетать. — За пару дней можно наворотить немало. — До чего же с тобой приятнее договариваться, чем с ним! Он зануда, твой Роджерс... «Стиви», блядь... — Научу тебя... как он любит... Сделаешь ему так — на что угодно подпишется не глядя... Зимний врубился пару раз на всю длину, с оттяжкой, потом втиснул между их телами руки, заставляя Брока еще сильнее прогнуться, и осторожно ввинтил кончики больших пальцев туда, в тесноту, растянутую вокруг его члена. Брок охнул, задохнулся, чувствуя, как тот содрогается в нем, извергается, и как подушечки пальцев — живого и железного — поглаживают его изнутри, будто компенсируя неподвижность тела. Чужой член выскользнул из него, не просто скользкий — мокрый. Пальцы заняли его место, кружа, заполняя, касаясь там, где надо, там, где Брок только недавно обнаружил источник иного, непривычного удовольствия, и пришлось зажать себе рот, чтобы не скулить. Анальный оргазм — не вспышка, не фейерверк, он как извержение вулкана: растянутый во времени, неумолимый, жаркий. Брок еще вздрагивал, ловя вертолеты, когда Зимний обнял его, прижался сзади уже без вожделения, нежно. Добыл откуда-то салфетки, привел в порядок их обоих. Брок дал себе пару минут, но им надо договорить. Он завел руку за голову, потрепал Зимнего по волосам, потом нащупал в кармане сигареты, и Зимний отодвинулся, давая места. — Если что-то пойдет не так, ври, — сказал Брок, когда они оба сползли на пол, привалившись к стене спинами, — это приказ. Я увел тебя у Гидры, ты не знаешь нахуя, точка. Выполнял приказы командира, с тебя такой и спрос. — Тебя ликвидируют. — Да, а тебя, скорее всего, пошлют это сделать. Я заранее не в обиде, Зимний. Если все пойдет по пизде, это лучший исход, на который я могу надеяться. — Я не смогу в тебя выстрелить. — Сможешь. И в Роджерса сможешь, если так фишка ляжет. Знаешь почему? Потому что два трупа лучше, чем три. Зимний покачал головой, и стало ясно, что он уже все для себя решил. Что ж. Лучше человека с планом может быть только киллер-модификант с планом. — Дашь мне еще раз потом, перед заморозкой? — проворковал Зимний, встав на ноги и давя окурок о стену. — Хочу, чтобы ты передал Стиву привет от меня. Пожалуйста, куколка, я буду послушным. Идеальным. — Посмотрим, — прохрипел Брок, уже зная, что даст. Те четыре часа, пока Зимний шароебился один неизвестно где, Брок провел на грани инфаркта, и седых волос на жопе прибавилось явно. Начальство не звонило — Брок предупредил, что они легли на дно, и, очевидно, кредит доверия ему был отведен солидный. Вернувшись, Зимний трахнул его в машине, лицо у него было зверское и довольное. На следующий день нация оплакивала четырехзвездного генерала, по официальной версии утонувшего в собственной ванне из-за проблем с сердцем, а Брок ходил слегка боком, потому что после Зимнего до него добрался еще и Роджерс. Эта их одержимость друг другом пугала и восхищала одновременно. В теории — восхищала. Но сидеть из-за нее было не вполне комфортно. После следующей миссии в MIT не досчитались профессора и его ассистента. Пожар в лаборатории, еще один убедительный несчастный случай, Зимнему впору было уродиться черным котом, так всем зверски не везло, если ему переходили дорогу. Профа Брок видал на одном из тех собраний Гидры, что эти ублюдки устраивали раз в пару лет. Сам Брок тогда удостоился чисто как охранник, там собиралась элита, из тех, что носят монокли и выглядят как опереточные злодеи. Ассистента не помнил, но хитрый старый хер не стал бы светить разработками перед кем попало. Потом были еще ученые, еще военные, политики, судьи, прокуроры, банкиры... Зимний работал чисто, возвращался четко в срок, не быковал и не требовал невозможного. Трудился, сразу видно, для себя. Сколько он вынашивал этот план? По всему выходило — немало лет. Почему решился начать эту охоту только сейчас? О, Брок отлично знал причину. Интимно. Результат партизанской деятельности не заставил себя ждать, но Брок и не подозревал, что он будет настолько сокрушительным. Зимний знал много чего про много кого и умел делать выводы. Годами запоминал все, что говорили при нем, как при мебели, рассчитывая, что ближайшее обнуление надежно похоронит тайны гидровской иерархии. Хуй там. Стратегическая вендетта не просто уничтожила сразу несколько голов — она расколола Гидру на фракции. Грызня за власть, склоки за идеологию превратились в целую маленькую войну внутри одной организации. Всплыли старые счеты, бывшие соратники смахнули пыль с уродливых историй, подкрепленных компроматом, которого на каждого в Гидре хранилось столько, что любая желтая газетенка могла бы фонтанировать и процветать годами. Очень скоро сели люди, казавшиеся непотопляемыми, — и это еще до того, как Роджерс объявил во всеуслышание, что старый враг запустил щупальца в высшие эшелоны власти, как в трусы к японской школьнице. Объединяться против общего звездно-полосатого врага было поздно, слишком много говна и трупов всплыло по весне. Гидровцы подбросили дров в барбекю, поджаривающее им пятки, закладывая недругов, сливая компромат, базы, исследования — все, что могли. Кто-то счел, что загубленная репутация все же получше срока за пособничество террористической организации, и сел за то, что держали дамокловым мечом над головой: съем малолетних проституток, изнасилование обдолбанных топ-моделей, замятые аварии под воздействием и прочие преступления богатых белых мужчин, за которые они так редко держат ответ. Гидра погрузилась в хаос. Когда на базе с криоустановкой однажды не обнаружилось персонала, Брок вывез Зимнего в Детройт, а на базу навел Роджерса — мало ли, как жизнь повернется. Креслу для обнулений, к примеру, лучше не попадать в руки бывших и будущих гидровцев. Нахуй. Просто сразу нахуй. Зимний был с ним солидарен. Роджерс рвался к своему Баки, но признавал, что пока лучше не светить Оружие Гидры — мало ли, у кого там еще какие претензии на корону. Роджерс нагибал Брока перед аэропортом, а то и в туалете в аэропорту, и отправлял «передавать привет». На том конце было то же самое, с той разницей, что в аэропорт Зимний не совался, а сидел тише воды ниже травы в задрипанной квартирке, как хороший мальчик. Косточки домино падали, и падали, и падали, пока падалью не начала казаться Гидра. Впрочем, Брок первый сказал бы, что это опасная иллюзия, особенно учитывая всех тех, кто еще был жив, — включая скользкого ублюдка Пирса. Очередной самолет приземлился в Детройте, Брок прошел уже хорошо знакомые коридоры, арендовал неброскую потрепанную «хонду» и поехал по памяти, без навигатора, избегая где-либо светить адрес. По дороге заехал за продуктами — Зимнему лучше не выходить без острой необходимости. Зимний ждал. Брок сильно подозревал, что тот по полдня следил за входом через оптический прицел, по крайней мере, открыл он сразу и отсосал прямо на пороге, не дав даже поставить пакеты с едой. Оголодал тут без крепкой мужской любви, бедолага. — Я тебе пожрать купил, — сказал Брок, занося пакеты на кухню, когда его наконец отпустили, и аж застыл, уткнувшись взглядом в стопку из пары десятков коробок от пиццы. — Зимний, ты охуел? Ты заказываешь сюда жратву?! Курьер видел руку? Зимний посмотрел на него так обиженно, что стало ясно: об умственных способностях Брока он был куда лучшего мнения. — Я что, первый раз замужем? Он отогнул полоску жалюзи на маленьком окошке, зыркнул по сторонам, потом приподнял раму на пару дюймов и нащупал что-то на наружной стене. Что-то оказалось аккуратно смотанным телефонным проводом, к которому Зимний подключил допотопного вида дисковый телефонный аппарат. — Кто-то еще пользуется стационарными телефонами?.. — Мистер Аткинс из квартиры восемь це. — Твой ровесник, подозреваю. Сняв неуклюжую, пожелтевшую от времени трубку, неуловимо напоминающую душевую головку, Зимний крутанул диск, по памяти набирая номер — Брок не удивился бы, узнав, что он сжег флайер пиццерии, запомнив нужную информацию. Просто на всякий случай. — Донателло. Локация номер три. Оплата в обычном месте, — прохрипел Зимний в трубку таким голосом, что на другом конце наверняка обосрались, и выдрал провод из гнезда. Брок скрестил руки на груди. — Да ты ебанулся. — Следуй за мной, — не терпящим возражений тоном сказал Зимний, и Брок не без любопытства послушался. Отморозок напялил худи поверх тактического костюма, натянул маску и капюшон. Снова выглянул в окно, вылез на пожарную лестницу, с явным сожалением мазнув взглядом по винтовке в углу, но не взял. Хватило ума. Брок вылез следом. Они спустились в переулок и, петляя вокруг мусорных баков и припаркованных машин, обошли здание. Оказавшись в тупичке между двух глухих стен, Зимний легко сдвинул канализационный люк и нырнул в темный провал. — Блядь, — вздохнул Брок и полез за ним вниз по ржавым скобам. Отморозок явно насмотрелся «Черепашек ниндзя», знать бы еще, в какой момент своей долгой насыщенной жизни. По трубам они прошли с полквартала, подсвечивая путь фонариком. Наконец Зимний свернул в очередной отнорок, и через минуту они вышли из задрипанной маленькой котельной. На стене напротив висела добрая дюжина почтовых ящиков; в один из них Зимний опустил тщательно отсчитанную наличку. — Ключ в вентиляционной шахте, — он кивнул на стену под ящиками, где на одном болте висела хлипкая решетка, — они знают где. Брок однозначно дал бы денег, чтобы понаблюдать вживую процесс переговоров, который привел к такому соглашению. Зимний свернул обратно в котельную, и путешествие по канализации продолжилось. Вскоре впереди забрезжил робкий свет. Пришлось выключить фонарик и перейти в стелс-режим. Пятно света оказалось узким отверстием для стока вод с дороги; кто-то — вероятно, Зимний — снял с него решетку, и по ширине в него как раз проходила коробка пиццы. — Теперь мы ждем, — сказал Зимний зловеще, и Брок впервые подумал, что живому оружию Гидры смертельно скучно без дела в маленькой квартирке. Свет померк, будто что-то заслонило отверстие, и Брок увидел угол картонной коробки, готовой отправиться в свободное падение. Зимний подхватил коробку, потом следующие две, ловко составляя их друг на друга, и с довольным видом отправился в обратный путь. — Надеюсь, ты оставляешь хорошие чаевые, — хмыкнул Брок. Про локации один и два он спрашивать не стал — психика не казенная. Они вернулись в квартиру со всеми предосторожностями, поужинали, перепихнулись на скрипучей тахте с пружинами, которые впиваются в жопу в самый ответственный момент, и между первым и вторым заходом заговорили о деле. — Они стали осторожнее, — сказал Зимний, выпуская дым в потолок. Брок кивнул. «Они» — это оставшиеся головы Гидры, не напрасно ходившие в лидерах: череда «несчастных случаев» не обманула их. Они единственные, кто мог связать эти смерти, но приятный парадокс в том, что с такой информацией не пойдешь в полицию. «Э, здравствуйте, мы террористическая организация, нас тут убивает какой-то маньяк!» — Но все еще не спалили, что их проредил ты. По крайней мере, я ничего такого не слышал. Впрочем, сейчас нихуя непонятно, что происходит, где что лежит и кто за что отвечает. Я так вообще могу сделать еблище кирпичом — спасал ценное имущество, хайль Гидра, где моя медаль за заслуги. «Ценное имущество» вложило сигарету ему в рот, дотянулось до полупустого тюбика смазки и, щедро выдавив себе на пальцы, принялось как будто между прочим разрабатывать себе очко. — Меня слишком часто отправляли делать грязную работу. Ты понимаешь. Кишки выпустить, ногами по челюсти съездить. Зимний Солдат — это кровавая мясорубка, Гидра ведь любит все делать с размахом, чтобы все обоссались, и оставить свою визитную карточку в самой большой луже. Никто не слагает легенды про чистые, изящные и успешные операции, хотя их было ничуть не меньше. — Больше всего меня напрягает, что Пирс еще жив. Филиалы могут грызться, но в конечном итоге он скажет: «К ноге». И они послушаются. Пристрелил бы ты ублюдка, хуй с ним, с изяществом. Зимний поморщился. — Я хотел убрать его, но он залег на дно. Впрочем, у меня есть идея, как его выкурить. Он перекинул ногу через Брока, в очередной раз напомнив Роджерса, и прежде, чем одним упрямым, бесконечным движением насадиться на член, добавил, будто невзначай: — Только для этого нам придется уронить боеголовку на Нью-Йорк. — Блядь, что?! На несколько долгих, томных минут Брок не в состоянии был связать два слова, потому что член сдавливало так правильно, так жарко, сверху донизу, потом снизу доверху, а Зимний с убийственной неторопливостью вытрахивал себя об него. Однако такие заявления сложно игнорировать. Собрав волю в кулак вместе с яйцами Зимнего, Брок заставил его притормозить. — Детка. Роджерс тебя очень любит, но даже ради твоей отмороженной жопы он не разрешит ебнуть боеголовкой по Манхэттену. Зимний в очередной раз посмотрел так, будто это Брок тут был отмороженным, лег к нему на грудь и снизошел до объяснений: — План «Ковчег». Разработан параллельно с атомной бомбой. В случае угрозы атомного взрыва, а также иных ситуаций, угрожающих вымиранием человечества, наиболее приоритетные члены организации транспортируются в бункер особого назначения, расположенный под Нью-Йорком. Как думаешь, у Стива хватит связей, чтобы изобразить угрозу мирового масштаба? Брок посмотрел на него с восхищением. Зимний победно усмехнулся, чувствуя, видно, как дернулся внутри чужой член. Брок бы дал ему сейчас хоть на битых стеклах. Охуенная смертоносная детка, отвал башки. Он подал бедрами навстречу, и стало не до разговоров. Брок думал всю обратную дорогу, как преподнести Роджерсу идею выманить остатки гидровской элиты на апокалиптическую наживку. Малодушно собирался применить секретный прием в койке — тот, с пальцами. Зимний обещал крышесносный результат. Роджерс воспринял план куда спокойнее, чем можно было предположить. Озаботился нервами мирных граждан, особенно тех, у кого слабое сердце, но Брок напомнил ему, сколько инопланетного, мутантского и роботизированного говна повидали жители Нью-Йорка за последние годы. Бойкие старушонки Большого Яблока способны одним зонтиком отделать трансдименсионального слизня так, что тот побежит жаловаться мамочке. Или кто там за мамочку у трансдименсиональных слизней. Фьюри одобрил эксперимент, удостоверившись, что реальных разрушений не будет, и в назначенный час дофига секретный план был приведен в действие. Тревогу объявили по всем каналам. Брок и его отряд получили оповещения с «второй работы» с указанием срочно прибыть для охраны элиты, что, широко улыбаясь, и сделали — в компании Кэпа и прочих вооруженных добрых людей с наручниками наготове. Улов вышел отличный: два автобуса свежих нажористых гидровцев, сажать не пересажать. Александр Пирс был обнаружен на полу и частично на стенах в бункере. Рядом с ним нашли бейсболку с логотипом детройтских «Пистонов». Кое-кто, видно, решил, что глава Американской Гидры — слишком уж большая сволочь, чтоб прохлаждаться в Рафте. Положа руку на сердце, Брок был согласен с этим кое-кем. Смерть Пирса классифицировали как самоубийство. Строго говоря, если б его нашли с паяльником в жопе, дрелью в ухе и предсмертной запиской в левой ноздре, то даже тогда было бы более похоже, но Брок мог только порадоваться, что дело замяли столь молниеносно. Обезглавленная Гидра некоторое время металась, будто была не Гидрой, а курицей. Страйк совместно с Кэпом провели еще несколько операций, погромили базы, потом слили списки полиции — разбираться с мелкой рыбешкой. К тому моменту влиятельности Гидры уже не хватало даже на высокопоставленных пособников, не то что на кого попроще. В Штатах ебнул свой собственный Нюрнбергский процесс. Брок на дачу показаний ходил как на работу, бесконечные допросы уже сидели в печенках. Про себя, про бывших соратников, про Джеймса Барнса и свою роль в его судьбе. Пару месяцев он видел Роджерса только издалека, а про Зимнего слышал, что тот тусит в Комитете по правам человека на пару со своей звездно-полосатой половиной — восстанавливается в правах. Потом однажды Брока взяли за жопу в самом неожиданном для этого месте — в раздевалке Страйка. Взяли вполне буквально: хватку железной руки не спутаешь ни с чем. — Привет, куколка, — шепнул Зимний и прикусил за ухо. Ухо было мокрое, жопа — голая, а Зимний — настроенный весело и игриво. — Съебались все, — рявкнул Брок отряду, удивленно разглядывающему мизансцену, и парни с оленьей грацией скрылись в метафорических кустах. Не каждый день такая дилемма: с одной стороны, мужику, который нагло облапал в раздевалке другого мужика, тем более — командира, полагается разъяснить правила хорошего тона, но с другой стороны, к легендарному оружию Гидры сунуться с разъяснениями немного стремно, потому как еще на берегу ясно, куда он их может засунуть хоть всему Страйку оптом. — Я соскучился, Командир, — мурлыкнул Зимний в ухо. Брок, притиснутый к шкафчику, не без труда развернулся. Отморозок выглядел как человек. На вольном выпасе отъелся, отоспался, подлечился, даже патлы расчесал как надо. Красивая детка. Уверенная в себе. Он таким бывал только посреди миссии, когда за делом — чего скрывать, любимым — забывал о том, что его держат на коротком поводке. Брок залюбовался и с готовностью ответил на поцелуй. Довольный эффектом, Зимний хмыкнул, сполз на пол и воспользовался наготой своего теперь уж бывшего командира. Отсасывал он все еще с большой любовью, и Брок по тянущему, сладкому чувству внутри понял, что тоже соскучился. По ним обоим, что уж там. Господи блядский боже, дорогой Санта, Брок ведь был пару раз хорошим мальчиком, Рождество же когда-то наступит, Санта, а? Брок ведь никогда ничего прям такого не просил, ну подумаешь, Гидре навалять пиздюлей, это ж не личное, Санта... — Ты сегодня увидишь Стиви? — спросил Зимний, когда у него освободился рот. — Он вызывал к себе, да. — Передашь ему привет? Брок почувствовал многообещающие пальцы между ягодицами. — Вы, блядь, живете вместе, какого... — Ты против? — удивился Зимний, еблище сделал сложное, будто и впрямь впервые за долгие годы от чего-то всерьез офигел. Брок поднял его с колен за шиворот, дал по рукам, чтоб не совал куда попало, и выдернул из шкафчика свою одежду. Звездочки над i что-то уже припозднились в край. — Так. Стой здесь. Я сейчас застегну штаны, и мы оба пойдем к твоему, блядь, дружку по переписке через мою жопу. Зимний пожал плечами. Вид у него был такой, будто отморозок что-то там такое дофига хорошее представил и рад. По дороге они успели скупо обменяться новостями: Брока оставляли при Страйке, Страйк — при Щите, Щит конкретно почистили, а Джеймс Барнс снова гражданин США, у которого впереди не то срок за пособничество террористам, не то кругленькая сумма набежавшей военной пенсии. Насчет срока волноваться вряд ли стоило: в худшем случае — если военнопленного, который провел в рабстве семьдесят лет, все же приговорят за то, что он за это время натворил из-под палки — Роджерс продавит смягчение приговора до домашнего ареста, а то и замены на сотрудничество с Щитом. Роджерс и раньше-то пользовался дикой популярностью как звезда нации, а уж после победы над Гидрой и вовсе ходил под годмоудом. А принципы его попадали в слепое пятно во всем, что касалось дорогого Баки — это Брок уже уяснил. Роджерс встретил их возле кабинета: выходил за кофе. При виде Зимнего расплылся в беспомощной улыбке, при виде Брока рядом — и вовсе стал теплый и мягкий, как котенок, брать голыми руками такого и не выпускать с колен. У Брока дрогнуло внутри, но надо было уже сцедить яд, пока эти двое окончательно не продавили крышу. Он поставил Зимнего с Роджерсом рядом, встал в позу и оттараторил заготовленный по случаю этого детского утренника монолог: — Вы меня задрали своей дистанционной еблей, парни! Я буквально заебался передавать вам друг от друга привет. Нет, я не против, но можно мы как-то расстояние сократим, мне между вами надо как-то еще существовать не как почтовый голубь с любовными записками в жопе, а как командир отряда огневой поддержки! Здороваться, блядь, с людьми в коридорах, на планерках сидеть, на тренировках, в конце концов, нагибаться! Я согласен ебаться с вами обоими, но только если расстояние между вами будет сведено к минимуму, ты — в одной комнате, ты — в другой, а лучше на разных краях одной кровати, и передавайте, блядь, приветы через мое плечо, сколько вздумается! — Командир, — мурлыкнул Зимний, и от этого голоса встали дыбом волосы на загривке, — ты уж озвучь просто, что хочешь трахнуться втроем. Брок заткнулся. Недавно высосанный досуха член мучительно дрогнул в штанах, пораженный перспективой. — Я бы даже сказал, он хочет в Париж, — усмехнулся Роджерс, и что-то в его глазах пугало до усрачки, не в последнюю очередь из-за того, как моментально возбудился его отмороженный приятель. — Какой, нахуй, Париж?.. — пробормотал Брок, заранее жалея, что спросил. — Не на хуй, куколка. На два. — Два в одном. — Вот уж от Роджерса такого отсутствия стыда он не ожидал. — Мы с ним — стоя, ты — между нами, и когда мы соединяем руки над твоей головой, получается Эйфелева башня. Брок перевел взгляд с одного на другого и с чувством сказал: — Вы оба ебанутые. Роджерс, подписывай мне на завтра выходной по больничке, после такой половой акробатики я сидеть не смогу, не то что тренироваться. Приеду с пивом после восьми, закажите чего пожрать. Он развернулся и решительно зашагал прочь от этих ненормальных, как будто только что послал их в пень. За его спиной Зимний с дурной лыбой — да конечно с дурной, Брок знал его ужимки как родная мама — повис на своем дружке: — Стиви, она сказала «да»!!! Брок, не оборачиваясь, показал им средний палец. — Я тебе на него колечко надену, — пообещал Роджерс вполголоса, — розовое. Надежда Нации Капитан, в рот вам ноги, Америка — Стивен Грант Роджерс, дамы и господа. И туда же ниибаться лучшее оружие теперь уже, видимо, свободного мира, Джеймс Бьюкенен Барнс, он же Зимний Солдат. В общей сложности чуть ли не четыре дюйма неотвратимости. Брок шел по коридору, разгоняя менеджеров кровожадным оскалом. Он попал. Он охуенно попал. Охуеннее не бывает. В восемь пятнадцать они лежали перед ним друг на друге, лизались как подростки, отдав дяде Броку самое дорогое на поругание. Как вообще можно было так сложиться, он же дотягивался поебывать обоих пальцами одной руки. Суперы предусмотрительно спихнули ему первый раунд, не стали с порога вот это вот в Париж — Брок оценил. Он бы чувствовал себя надувной Кристиной между ними, а так все честно: он выебет их, они — его, и все останутся довольны. Некоторые, возможно, еще и инвалидами, зато будет что поведать внукам, блядь. Роджерс на одноразовые пакетики смазки уже не разменивался — на смену им пришла бутылка размером с небольшую канистру. Вид ее грел душу, обещал светлое будущее. Брок плеснул на член, потом жадно, полной горстью облапал Роджерса за доверчиво отставленную жопу. Достояние нации представляло собой невероятно эстетичное зрелище, и Роджерс знал свою сильную сторону, знал, какой эффект она производит. Пару мгновений Брок потупил, пытаясь определиться, кому из них первому вставить. Выбора приятнее в его жизни еще не было. Он решил ебать в хронологическом порядке. Тогда, в начале, первым был Зимний, будет и теперь. Брок приставил головку к блестящему от смазки отверстию, легонько надавил, и из-под Роджерса донеслось сладкое, задыхающееся: — Вломи мне, куколка, да... Потом довольный стон — когда Брок сосредоточенно задвинул, и капризный — когда вынул, чтобы пристроиться по соседству. Без супрессантов детка и впрямь огонь, но Надежде Нации тоже необходимо уделить внимание. Из-под него высвободились руки — живая и металлическая — и шлепнули по роскошным ягодицам, развели их для Брока. Как по ощущениям шлепок железной ручищей — Брок бы не рискнул проверить. Роджерс вздрогнул, но красноватый след с царапинами от острых пластин почти сразу сошел. Суперы, мать их. Все с ними иначе. Ебать вот так двух парней сразу, да еще без резинки, он бы не решился, не будь они оба по умолчанию здоровы как лоси. Брок вставил Роджерсу, аккуратно поначалу, и тот заерзал, потираясь членом о своего дружка. — Стиви... — выдохнул тот, и Брок снова сменил дислокацию. Через пару раз парни пообвыклись, теперь он задвигал без особых сантиментов то одному, то другому, любуясь картиной. Каждый раз вздрагивая от жаркой волны возбуждения, когда покинутое отверстие закрывалось не моментально, а чуть с запозданием. Как ебаные цветы. Брок хмыкнул. Лишь бы без пестиков и тычинок. Ему приходилось хорошо контролировать угол. Строго говоря, так трахаться дико неудобно, но блядь, как же горячо. Одному, потом другому, создавая симфонию из их вздохов, стонов и возгласов. Забыться — так можно и хуй сломать. Брок зажмурился. Скоро, скоро он расслабится, отдастся их сильным рукам целиком и полностью. Раскроется так, как не было еще никогда и ни с кем. Дрожь прошила все тело. — Я потом буду все отрицать, — сказал он хрипло, шлепая головкой Зимнему по яйцам, — но парни, я хочу в Париж. — Господи, спасибо тебе, — выдохнул Роджерс, торопливо засосал напоследок своего неразлучника и слез, освобождая Броку место. — Сделаешь хорошо Баки? Тебя надо основательно подготовить. Капитан Америка подходил основательно ко всему, за что брался. Брок поразился, насколько хорошо они спелись: Зимнему не хватило бы терпения, Зимний с невероятной алчностью наверстывал упущенное за семьдесят, сука, лет, пусть даже и провел большую часть этого времени в морозилке. Отдавался он с той же жадностью. Стиснул член Брока внутри, в себе, гребаная секс-машина. Роджерс ушел в холмы: вжал свое прекрасное плакатное лицо Броку между ягодиц. То, что он там вытворял языком, Брок бы вряд ли сумел повторить, то ли взасос целовал, то ли гимн побуквенно выписывал, но ощущалось так, будто Санта решил облагодетельствовать хорошего мальчика Брока Рамлоу за все былые годы сразу и отоварил целым мешком с подарками по дурной башке. Когда в сознании слегка осел розовый туман, Роджерс уже задвинул по влажно хлюпающей смазке. Брок потерялся в ощущениях между жаркой теснотой Зимнего и распирающим удовольствием от чужого члена. Они оба еще и умудрялись двигаться. Ебаные суперы, как же с ними все правильно и... Блядский боже, у него просто не хватало слов, чтобы выразить это. Наверное, не стоило и пытаться. В такой ситуации достаточно и одного: «Да». «Да, детка», — если уж прям включить красноречие. Когда Брок кончил, вбиваясь по самый лобок, его слаженно передали с одного члена на другой. Как гребаный балет, они репетировали это, что ли? Роджерс добавил палец туда, в тесноту, поглаживая своего дружка по стволу. — Не торопись, — сказал он строго, и Зимний нехотя замедлился, оставляя Броку полный контроль. Еще один палец вдобавок к члену. Брок настороженно прислушивался к ощущениям, почти не двигался. — Иди сюда, — мурлыкнул Зимний, голодно глядя на его губы. Притянул поближе, ласково прижав затылок ладонью, поцеловал. — Так хотел вас обоих сразу, ты же наш теперь? Мы же будем так... втроем... да? — Я, блядь, еще не факт, что выживу, — оскалился Брок. — И что понравится, — добавил Роджерс тихонько. — Стиви подставится, я подставлюсь, да как угодно, хоть оба вместе, хоть по очереди. Я слишком много времени потерял, чтобы ходить вокруг да около. Хочу вас себе, ясно? Хочу, чтоб если завтра придется сдохнуть — не о чем было жалеть. — Никаких «сдохнуть», Баки Барнс, — строго сказал Роджерс с такими кэпскими интонациями, будто это не он поглаживал задницу Брока изнутри, раз за разом полируя край, как гончар, формирующий узкое горлышко амфоры. — Ты бы видел, какая это была мелкая креветка, Командир. В него страшно было совать, он же помереть мог на члене. Какое счастье, что ты сильный охуенный мужик, тебя поломать не страшно, я б заебался опять так сдерживаться. Судя по бурной реакции Зимнего, Роджерс что-то сделал там, внизу, и это что-то отдалось у Брока внутри, где все было так плотно, что малейшая дрожь ощущалась как своя. Брок не поверил бы, что у него в заднице поместится еще один палец, не верил, пока он там не оказался, а потом, чуть попозже, и еще один, уже просто за гранью добра и зла. Зимний не двигался, только дышал через рот, шумно, постанывая. — Брок? — позвал Роджерс, и аж сердце ухнуло в пятки от осознания, о чем он спрашивает. — Да, давай, — отозвался Брок. Пальцы плавно выскользнули, оставив после себя ощущение не то легкости, не то пустоты. Ненадолго. Роджерс приподнял его бедра, снимая с члена, потянул на себя, и Зимний последовал за ними, будто не мог отпустить так далеко. Пришлось повиснуть на его плечах, доверить свой вес им обоим, благо их сил хватало. — Баки, — сказал Роджерс, и в переводе это значило, видимо: «Руки заняты, направь». Зимний понятливый, хоть и отморозок. Совместные почти что четыре дюйма, залитые смазкой, со всей своей супергеройской неумолимостью растянули едва сомкнувшиеся края. Роджерс отпустил одну руку, оставляя Брока насаживаться под собственным весом. Прижался губами к его шее, и Брок откинул голову ему на плечо, пытаясь вспомнить, как дышать. — Добро пожаловать в Париж, — жарко шепнул Зимний. Хлопок ладоней над головой Брок пропустил, потому что всего стало слишком много, и долгий, невероятно долгий оргазм сплавил всех троих в одну стальную конструкцию. Они опирались друг на друга. Правильно. Крепко. Сложно сказать, благодаря Гидре или вопреки, но Брок Рамлоу был вполне доволен тем, как сложилась его судьба.Март-июнь 2020