Брок Рамлоу хочет в Париж

А в понедельник — страшно сказать, два дня спустя, два дня, в которые уместились сороконожки, палатки, расстрелянное очередями звезд небо, раскаленный аэродром, душ с горячей водой, пиво после сытного ужина, чистая постель, зубная щетка, спортзал, отчеты, рот Зимнего на члене, даже ебаный бейсбол по ящику, — в понедельник Брок шел на «дневную» работу и не чувствовал под собой земли. Было весело и страшно, но больше весело, потому что «страшно» он запил текилой в баре и бензодиазепинами на кухне. Поднимался на лифте и чувствовал себя как человек, собравшийся прыгать с парашютом и забывший парашют. В кабинете Роджерса его встретил уже привычный бардак. Рамка с фотографией переместилась на другую сторону от монитора, подальше от загребущих лап — Кэп ревностно оберегал лик бывшего от гнусных взглядов. С минуту Брок наблюдал за тем, как двигается серебристо-синий «Паркер», оставляя на документах росчерк с обязательной звездочкой над i — не иначе как дизайном подписи Кэпа занимались в бюро пропаганды. Светлые волосы Надежды Нации казались выгоревшими на солнце, и Брок подумал, что если валять такого по сену, в волосах запутаются соломинки, это было бы красиво. Он опустился грудью на многочисленные распечатки, чтобы глазами быть на одном уровне с Кэпом, и задушевно спросил: — Роджерс, а правда, что у тебя с сорок пятого года не было мужика? Солнечная нежность слетела с Капитана Америки, как маска. — Вы что себе позволяете... — Все. Жрать после шести, курить в постели, трахаться без гандона. Все себе позволяю, тебя вот только пока позволить себе не могу, но, как видишь, решил взять яйца в кулак и рискнуть здоровьем. Так что, правда или ты уже успел с кем-то обменяться жидкостями после своего Баки? Лицо напротив выдало такую гамму от омерзения до возмущения, что Брок аж залюбовался, но Кэп не подвел: зацепился за крючочек по имени «Баки», нахмурился. Многие ли знали это прозвище? Про Кэпа, как про любого неженатого селебрити, ходили порой всякие домыслы, но случайно попасть в десятку — с явками и паролями — надо еще умудриться, так что можно надеяться, что он хоть напряжется. — Рамлоу, я не знаю, откуда вы черпаете информацию, но... Брок предостерегающе вскинул руку, потом постучал по воображаемому наушнику — как на миссиях, и Роджерс немедленно заткнулся: сказывался вбитый рефлекс, все же не зря они все это время работали вместе. Где конкретно стоят жучки у кэпа в кабинете, Брок не знал, — только то, что они есть. Он обвел настороженным взглядом лампы на потолке, стол, погребенный под бумагами, не переставая молоть чепуху. Давай, Роджерс, соображай. Что-то явно не так. Думай, почему Брок Рамлоу внезапно пытается тебя подснять, но при этом озирается, как псих. Включи паранойю. — Твои семьдесят лет сухостоя легко подлечить. Давай, соглашайся. Я в койке универсален, я как горизонтальный тостер: могу сверху, могу снизу, но отжарю как следует в любом случае. Могу и дать, и взять, и на ржавом тромбоне сыграть, если ты понимаешь, о чем я. Поехали в какое-нибудь тихое место прямо сейчас. Роджерс смотрел брезгливо, как миллениал на внезапный ку-клукс-клановский колпак в чулане любимого дедушки. — Я очень надеюсь, что вы меня не разочаруете, Рамлоу, — процедил он не без сарказма и решительно сдернул куртку с вешалки. Брок перевел дыхание. Кажется, дошло. Из лифта, спускаясь в гараж, Роджерс отзвонился всем, кому положено знать о его передвижениях, и предупредил, что отлучился по личным делам. На Брока поглядывал сурово, но ничего не говорил. В машине они продолжали молчать: на всех гаджетах, способных звонить, прослушка стояла почти однозначно. Телефон отправился в бардачок, Роджерс, поколебавшись, забросил свой следом. Брок свернул на парковку первого попавшегося мотеля, который выглядел так, будто можно подхватить что-нибудь, только прикоснувшись к дверной ручке, и снял номер на час. Роджерс, пряча медийную рожу под козырьком бейсболки, скептически наблюдал за его переговорами на забранном решеткой ресепшене. В номере они почти синхронно выложили глушилки на прикроватную тумбочку — к кровати было страшно даже приближаться. Брок вынул сканер и обошел маленькое помещение по периметру, чувствуя, как прилипают к полу ботинки. Не обнаружив ни камер, ни микрофонов — слишком дешевое место, чтобы тут было за кем следить, — он убрал сканер и обернулся к Роджерсу. — Рамлоу, либо ваше поистине людоедское чувство юмора доведет вас сегодня до выговора, либо случилось что-то крайне серьезное. — Сегодня, Кэп, знаменательный день, когда у одного звездно-полосатого котенка откроются глазки на то, что происходит у него под носом. Надеюсь это пережить, но если вдруг нет, то моей последней волей завещаю все свое имущество фонду по реабилитации кукушки бывшим военнопленным. — Кто прослушивает мой кабинет? — Да кто тебя только не прослушивает, там жучков как клопов в этой кровати. Свои, чужие, а также те, кто и нашим, и вашим. Универсалы. Горизонтальные тостеры... вроде меня. Это не новость, разумеется — кабинеты руководства избавляли от жучков как минимум раз в месяц, но те все равно появлялись там с завидной регулярностью. — Рамлоу, вы пытаетесь мне что-то сказать? — спросил Роджерс ласково, но с нажимом, и Брок сдержанно кивнул. — Амнистия для меня, моего отряда... и еще одного парня. Хотя ему-то, думаю, и без моей помощи перепадет. За красивые серые глаза. — Вы немало хотите, а я отнюдь не убежден, что оно того стоит. На кого вы работаете? Брок потер переносицу. — Роджерс. Не тупи, перевербовывай. Я тебе уже наговорил на срок с этой стороны и пулю в затылок — с той. Он почти прямым текстом заявил, что двойной агент, и теперь все его ребята под подозрением. Даже Роджерс должен оценить, какой это риск — и стресс. Понять, что на такое идут только когда все смертельно серьезно. Подержать за ручку, помочь решиться. — Я приложу все усилия. Если та информация, которую вы сможете мне предоставить... — Гидра, Роджерс. Я в Гидре, точнее, она во мне — по самые помидоры. И я солью тебе всех, кого знаю, снизу доверху, а заполирую неполным списком тех, кого убрали за последние пару лет, и ты прекрасно понимаешь, Роджерс, откуда у меня этот список, что делал я и какие приказы отдавал другим. Амнистия. Впрочем, блядь, Роджерс, я согласен уже даже на срок в каком-нибудь теплом месте, я просто хочу остановить этот пиздец. Глаза Роджерса, на мгновение ставшие ледяными, смотрели внимательно, как будто он включил Бонда и затолкал куда-то на глубину все то, что мог бы сказать подонку Рамлоу. Он слушал, и Брока понесло, хотя ему ничего, ни-че-го не пообещали, теперь уже было все равно. — Я думал, ты мне сразу рыло начистишь, — сказал он, уже охрипнув после долгого, долгого монолога, тянувшего примерно на три расстрела, — что, хочешь дождаться официальных протоколов, чтоб отпиздить за все подряд по списку? — Начистить вам физиономию я еще успею. Мы все кого-то предавали и делали то, чего хотели бы не делать, — ответил Роджерс устало, — я знаю, что вам могли не оставить выбора. Методы подобных организаций... Вы сделали выбор сегодня, и я благодарен вам за это. Вы на моей стороне, даже если вам пришлось проделать долгий трудный путь. «Одному кающемуся грешнику радуются больше, чем девяноста девяти праведникам, не имеющим нужды в покаянии». Воскресная школа, Рамлоу, не надо на меня так смотреть. В мои времена это было нормально. И мне совершенно нет необходимости вам доверять для того, чтобы поверить в реальность угрозы. Я боролся против Гидры в сороковых, и я знаю, насколько живуч этот паразит. В дверь забарабанили, и неприятный, визгливый голос приказал выметаться: оплаченный час истек. Брок проорал в ответ что-то подходящее по случаю, от чего у Кэпа, должно быть, свернулись в трубочку уши, но тот воздержался от нравоучений. Гребаный мальчик из воскресной школы, блядь. Еще небось и на клиросе пел. Роджерс взял с тумбочки глушилку и сунул в карман, давая понять, что разговор окончен, но тут же снова повернулся к Броку: — Полагаю, нам лучше поддерживать видимость неуставных отношений. Раз уж теперь все заинтересованные стороны думают... — ...что мы тут трахались как кошки? — Брок ухмыльнулся. Кто вообще поверит, что Непорочный Роджерс поехал в мотель поразвлечься с командиром своей группы огневой поддержки, да еще и в рабочее время? Им придется быть очень, очень убедительными. — Заметано. Лапать тебя прилюдно, отправлять дикпики на телефон и палиться по углам без штанов. Мне нравится этот план, не все ж мне издалека дрочить на твою прекрасную жопу. Хоть потрогаю гордость нации. — О эти беззастенчивые нравы века свободной любви, — хмыкнул Роджерс, нежно алея ушами. — Так я не ошибусь, если предположу, что вы... что ваши предпочтения... позволят вам достоверно изобразить влечение ко мне? Вы избрали весьма нетривиальный способ прикрытия. — Не сомневайся, Кэп, достоверней только снафф. От твоей красоты даже убежденный натурал запоет бродвейские мюзиклы, а уж я-то никогда не страдал стойкостью моральных ориентиров. Роджерс улыбнулся. — Что ж, по крайней мере, это у многих отобьет аппетит за мной шпионить. Брок представил себе парочку сценариев. Это определенно нельзя оставить просто так, агентов на прослушке ожидали веселые и насыщенные дни. Он окликнул Роджерса на полдороге к двери: — Эй, так, может, прямо сразу и трахнемся? Для конспирации, само собой! — На этом? — фыркнул Роджерс, кивнув на кровать. — Ни за что. Место его волнует. Не возмутительное предложение, даже не грубость, к которой он вечно доебывается... Роджерс прикрутил Капитана и на мгновение открыл мягкое подбрюшье? Впору вспомнить, что у него ведь на самом деле не было мужика с сорок пятого года и взгляд иногда на долю секунды становится голодным, прежде чем Капитан снова берет себя в руки. Брок оценил. Они вышли из мотеля, щурясь на свету, будто провели неделю в пещере. В машине Роджерс включил радио — не какие-то там ретрошлягеры, не современную дребедень, а старый добрый рок — из середины между его временем и этим. — Роджерс, ты полон сюрпризов, как мусорный бак в тупике за «Севен-Элевен», — хмыкнул Брок и прибавил громкости. Уже на парковке в гараже Роджерс повернулся к нему, дождался, пока Брок заглушит двигатель и когда на полуслове смолкло «White dove, fly with the wind, take our hope under your wings», опустил солнцезащитные козырьки. — Я кое-что знаю о конспирации, — сказал он, — и еще я знаю, что некоторые вещи оставляют свой след. Например, когда двое мужчин провели вместе... некоторое время. Прошу прощения, Рамлоу, мне придется воспользоваться вами. Он притянул Брока к себе за перевязь и поцеловал. От неожиданности Брок едва не отшатнулся. Совсем не так он видел окончание своего страшного признания, но если Роджерс готов временно (или нет) закрыть глаза на его неблагонадежность, почему бы не урвать немного капитанского тела? Расчет, в конце концов, и впрямь разумный: камеры в гараже увидят, как Кэп, скрываясь от общественности, целует мужика, с которым уединялся в мотеле, исколотые щетиной губы подтвердят фиктивный роман тем, кто и так в курсе дела... Фиктивный? Черта с два, да щас. Брок углубил поцелуй, из почти целомудренного переведя в агрессивный. — В следующий раз поедем ко мне, — сказал Роджерс, оторвавшись от него, и губы у него выглядели что надо: припухшие, будто поплывшие, как если бы он за последний час хуй изо рта выпускал, только чтоб попросить еще и поглубже. — У меня относительно приличная система безопасности, все лучше, чем в мотеле. Зарумянился, как сладкий пирожочек, пусть кому угодно рассказывает, что это ради дела. Брок бы всю зарплату поставил на то, что кэпская стрела любви сейчас указывает на него как на север, жаль, не проверишь — страховка в Щите стоматологию покрывала, но вряд ли в таких случаях. Выйдя из машины, Брок с мстительным удовольствием облапал его за задницу прямо перед камерами. — Господи ты боже, Роджерс. Такую жопу держать на сухом пайке — просто преступление. — Не выражайтесь, Рамлоу. — Ты не сказал «прекрати». Роджерс припечатал его нечитабельным взглядом, и сорвавшийся Брок, пользуясь своей безнаказанностью, граничащей со всемогуществом, щупал капитанские тылы всю дорогу до кабинета. От Роджерса он пошел прямиком в душевые, потому что ощупанное было богично, и ретропрон, крутившийся в голове после откровений Зимнего, не помогал ничуть. Брок передернул под душем, представляя Кэпа на коленях, голого и на все готового; теперь такой сценарий казался даже почти реалистичным. Черта с два он упустит шанс подкатить яйца к Роджерсу, особенно когда завтра может вообще не наступить. Ближайшие несколько дней выдались тихие: нигде ничего не взрывалось, не сыпались из порталов инопланетяне и полубоги, маски и плащи собирали пыль в супергеройских шкафах. Роджерс закопался в отчеты. Отвлечь его было делом чести! План имитировать неуставные отношения для прикрытия перевербовки двойного агента в тройного чудесен даже не тем, что потенциально ебет Гидру в рот — это лучшая ложь: та, которую Брок собирался изо всех сил делать правдой. Роджерс привычно нахмурился, когда к нему вломились без доклада. — Рамлоу, что... Брок обошел его стол, развернул к себе кресло вместе с Роджерсом, и по тому, как дрогнули ресницы, по тому, как пополз румянец по щекам, понял, что Зимний не соврал ни словом: его приятель был той еще горячей штучкой. — Я собираюсь взять у тебя в рот, — сказал Брок, физически чувствуя, как ломается шаблон у пары-тройки агентов, занимающихся прослушкой Кэпа, — встать на колени возле кресла, надеться лицом на член и выдоить тебя горлом. Отсасывать тебе, пока ты не кончишь, и проглотить все до капли, потому что, детка, Брок Рамлоу не сплевывает и не отступает перед трудностями. Тебе нравится такой план, Роджерс? Роджерс, замерший как кролик перед удавом, шумно сглотнул. — Не здесь, — отозвался он слабым голосом. — Здесь, потом еще раз в раздевалке, потом у тебя, у меня, у Фьюри на столе, давай, Роджерс, ты хочешь, и я хочу. Доставай. Брок не до конца верил, что такое вообще возможно. Что его давняя эротическая фантазия сбудется в реальности. Роджерс, кажется, не верил тоже. Он нерешительно, заливаясь краской по самые корни волос и не разрывая зрительного контакта, расстегнул ширинку. Опасался, что Брок просто играет радиоспектакль для шпионов? Брок облизнулся и опустил взгляд ему в пах. И пропал. Роджерс сжимал у основания идеальный агрегат, не просто вставший — готовый отстреляться. Глухо застонав, Брок обвалился на ковер и накрыл ртом потемневшую головку. Тронул языком, мокрой внутренней стороной губ, легонько качнул головой, пробуя скольжение, снова облизал, целясь кончиком языка под головку, и Роджерс впился в подлокотники кресла. С изумленным стоном он кончил, выплескиваясь толчками, сотрясавшими все тело. Брок глотал, будто пил его, одновременно фигея от собственной оральной крутизны и сожалея, что придется так сразу, едва дорвавшись, выпустить прекрасный трофей, но тот и не думал опадать. — Не останавливайся, — прошептал Роджерс, — пожалуйста, еще! Иисусе сладчайший... Многозарядный. Можно было предположить. В конце концов Роджерса модифицировали с прицелом на совершенный организм, наивно думать, что изменения избирательно не затронули репродуктивную систему. Роджерс поддал бедрами навстречу, и пришлось спешно адаптироваться, потому что какой-никакой опыт с мужиками у Брока был, но к такому жизнь его не готовила. Он зажмурился, пропуская член глубже. Чужая ладонь тяжело легла на затылок. Брок едва не кончил в штаны от этой обозначенной принадлежности, затаенной силы. Роджерс при желании мог, наверное, хуем пробить ему череп, если б не контролировал себя. Сладкий ужас. Он никогда не испытывал подобного с женщинами — Брок, от груди жавший два своих веса, еще не встречал женщину, которая могла бы подчинить его физически. Романова, разве что, но та просто убила бы сразу. С красотками, которых немало прошло через его постель, Брок был нежным и осторожным, но тем не менее всегда чувствовал себя агрессором: слишком велик был перевес сил. С мужчинами начинались игры в доминирование, в демонстрацию альфа-самцовости, и только с модификантами — с Зимним и Роджерсом — пришло чувство подчинения, от которого он млел. Как раз в тот момент, когда Брок морально готовился принять здоровый капитанский хер в гланды, Роджерс весь напрягся и произнес: — Сейчас не лучший момент, Наташа. В веселом тумане Брок немного удивился тому, как Кэп представляет себе грязные разговорчики, и сунул руку ему под рубашку. Когда в ладонь ткнулся твердый сосок, Брок услышал сдержанное: «Оу», — и совершенно точно не голосом Роджерса. Ну разумеется, чертова Вдова пришла проверить, что на самом деле происходит, когда Рамлоу тут соловьем разливается про хуи и еблю. Брок давно подозревал, что она шпионит для Фьюри. С влажным хлюпом выпустив изо рта капитанский хрен, он поднялся на ноги и кивнул ей, как будто встретил в коридоре. — Романова. — Рамлоу, — отозвалась она, тактично избегая смотреть на его мокрые губы. — Роджерс, — Брок обошел стол, — увидимся на тренировке. Роджерс промычал нечто нечленораздельное, под столом торопливо приводя себя в порядок. Для человека, которому только что на рабочем месте отсасывал мужик, полапывая за сиськи, он выглядел даже не очень бордовым. Выйдя в коридор, Брок отмотал на пять минут назад, прокрутил в голове специфический каминг-аут и решил, что все это его дико веселит. Романова была не последней, кто застал его с полным ртом Кэпа. План палить отношения перед коллегами, чтобы прикрыть перевербовку, выполнялся с огромным успехом, вот только изначально в плане не учитывалось, что двум великовозрастным придуркам и в самом деле припрет поебаться. В сауне Роджерс обычно зависал в гордом одиночестве. Официальная версия была, что его пуританское воспитание не выносит смешанной компании — в Страйке давно никто не обращал внимания на «свои» сиськи, но Роджерс ведь столетний девственник. Теперь, зная о нем некоторые пикантные подробности, Брок видел ситуацию в ином свете. Роллинз любил развесить яйца, Таузиг вообще полотенца не признавал — Кэпа смущали не сиськи дам, а обилие голых мужиков. Зная его привычки, ребята не навязывали своего общества, но когда Брок сунулся к Кэпу в парилку, им всем, разумеется, срочно что-то понадобилось. А после, когда Брок выполз из сауны, в грудь ему уперся палец возмущенного Роллинза. — Почему я не знал, что ты... Я вообще-то был уверен, что ты по девочкам! «Не говори и не спрашивай», кажется, уже пару лет как отменили! Команда окружила их, настороженно внемля: Роллинз по старой доброй традиции говорил то, что на уме у всех. — А тебе надо было это знать? — спросил Брок, лелея сомнительную надежду, что у него изо рта не пахнет так, будто он только что глотнул супергеройский объем. Роллинз захлебнулся праведным возмущением. — Я с тобой сколько лет знаком? Да я твои кишки штопал, когда тебе тогда осколком прилетело, ты как-то не считаешь нас друзьями после этого? А когда мы с тобой в Стамбуле дрочили на тот немецкий порняк, ты что же... У Роллинза сделалось такое обиженное лицо, будто ему в Таиланде попалась девочка «с сюрпризом», и Брок против воли развеселился. — Охуел? — спросил он мирно. — На вас, долбоебов, я в жизни так не смотрел, а что до суперов, то меня, по-моему, можно понять! Давай по чесноку: что, ты бы отказался отсосать Капитану Америке? Роллинз завис. Кто-то из молодняка окликнул его возмущенно, требуя немедленного опровержения этих грязных инсинуаций, но Роллинз отмахнулся: — Вам, желторотые, не понять, мы выросли с этими плакатами на стенах. Это сейчас всевозможных суперов хоть жопой ешь, а тогда мы на него молились. — Тут Роллинз слегка изменился в лице. — А это... — Что — «это»? — переспросил Брок, не дождавшись продолжения. Роллинз понизил голос: — Ну «детка». С ним ты тоже?.. — Ко мне по существу есть вопросы? — спросил Брок таким тоном, что все, кто знал его не первый день, сразу поняли, куда им эти вопросы засунут. — У тебя стальные яйца, приятель, — пробормотал Роллинз, и на этом вопрос ориентации командира был закрыт раз и навсегда. Если у его команды вопросы отпали, то у других появлялось все больше с каждым днем, потому как слухи расползались по базе. Роджерс уже даже ухом не вел, когда из другого конца спортзала раздавался рев Брока: «Да, блядь, до желудка» — и только выговаривал, как обычно, за неподобающую лексику. Подначки и комментарии не обижали, но заебывали однообразием: стандартный набор включал в себя «Рамлоу, ты же вроде по бабам», «А у Кэпа большой?» и «Кто кого?» Часть сослуживцев трогательно разбегалась из душевой, стоило Броку там появиться, отдельные поборники консервативных ценностей смотрели волками, но в остальном мало что изменилось. Сам Роджерс переносил каминг-аут на удивление спокойно — в новом веке он не нарушал никаких законов, и это знание лишило необходимости стыдиться себя. Впрочем, до него и доебываться особо некому. Когда Капитан Америка впервые пригласил его на ужин, Брок начал осознавать масштаб пиздеца, который сам себе устроил. Впрочем, нет; масштаб проявил себя, когда Роджерс ляпнул: «После такого конфуза я чувствую себя обязанным на тебе жениться», а потом очень заметно вспомнил, что в этом столетии гей-браки не остроумная шуточка, а легальная реальность. Брок поперхнулся водой, которую как на беду пил, долго кашлял, потом очень деликатно, выбирая выражения, объяснил Кэпу, что а не пойти бы ему на хуй с такими заявлениями, потому что моногамия — для слабаков, единственный способ окольцевать Брока Рамлоу — это залет, а влагалище у Кэпа от сыворотки вроде бы не прорезалось. Но на ужин согласился — у Роджерса дома, чтобы совместить приятное с полезным. То есть сливание ему документов Гидры и секс. Ебливость Роджерса он сильно недооценивал. Брок был уверен, что первым делом самолеты, то есть Кэп закопается по брови в коробку с бумагами, которые он сумел скопировать, вынести и заныкать, Броку же останется только комментировать, попивая пиво, но коробка примостилась на краю дивана, как сиротка, а Роджерс уже на пятой минуте запустил руку ему в трусы. Справедливости ради, Брок к тому моменту вовсю лапал его спереди и сзади, нетерпеливо покусывая за губу, так что в ответ на это он стянул с Роджерса футболку и аккуратно завалил роскошное тело на диван. Нежно-розовые соски торчали абсолютно непристойно, будто обнаженные как-то даже слишком, аж страшно тронуть, но Брок не признавал робости в постели. Роджерс не разочаровал: лицо его приобрело невероятно беспомощное выражение, и стало ясно, что если Брок продолжит в том же духе, то станет первым человеком в этом веке, которому даст сам Капитан Америка. Причем прямо на диване. Роджерс оплел ногами. В этом мерещилось некоторое дежавю, и Брок вспомнил: точно так же сжимал его бедрами Зимний. Оружие Гидры отдыхало в крио, и Брок уже успел соскучиться по этому придурку. Мысли о нем должны были, наверное, остудить пыл, но вместо этого Брок только сильнее завелся. — Роджерс, — сказал он севшим от желания голосом и прикусил Кэпу мочку уха, — как насчет переместить эту конструкцию на кровать и желательно без одежды? Роджерс кивнул. Слезать с него не хотелось, но от одной мысли, что его прекрасную жопу можно будет облапать не через штаны, поджимались яйца. Брок сполз на пол, встряхнулся и последовал за хозяином дома, на ходу избавляясь от одежды. В спальне Роджерс сел на кровать и торопливо, жадно взял член Брока в рот. Видеть, как его губы сжимаются вокруг ствола, не было никаких сил. Картина, достойная того, чтобы вытатуировать ее на внутренней стороне век и всю оставшуюся жизнь дрочить с закрытыми глазами. Брок вспомнил, как эти губы произносят: «Рамлоу, не выражайтесь!» — и хмыкнул. Каждый раз, слыша это, он теперь будет вспоминать рот Кэпа у себя на члене, и провалиться ему на месте, если жизнь не заиграет новыми красками. По ощущениям, Роджерс не был новичком в искусстве минета, так можно и кончить, едва начав. Брок подтолкнул его, укладывая на спину, и навалился сверху. Он знал свои пределы: обычный, не модифицированный организм мог надеяться раза на два с перерывом, так что силы стоило рассчитывать. С Зимним Брок был примерно на том же уровне возможностей, но Зимний на супрессантах, а вот Роджерс... Брок понятия не имел, во что ввязался. Он потерся членом, вдавился Роджерсу в промежность — не всерьез, а так — проверить, будут ли возражения. Возражений не было. Роджерс голодно стонал под ним и старался прижаться, поднимал колени все выше, пока не сложился так, что это невозможно было считать ничем иным, кроме приглашения. Потом он отдалился, и Брок едва не взвыл от разочарования. Роджерс тянулся рукой под подушку и был преступно далек от его члена. Поиски, видимо, увенчались успехом, он поерзал, возвращаясь на место — под Брока, — и не без труда протиснул руку между их телами. На член потекло, запахло чем-то цитрусовым. Роджерс не глядя отбросил выжатый досуха пакетик от смазки. — Обожаю этот век, — пробормотал он, — в «Макдональдс» кетчуп в таких же упаковках. — Главное — не перепутать, — продолжил мысль Брок. Он на пробу нажал, и капитанская задница с неожиданной легкостью поглотила скользкую головку. Лицо его, по-видимому, отразило всю гамму эмоций, потому что Роджерс хмыкнул и с тенью смущения сказал: — Готовился к твоему приходу. — Если я тебе вдую, ты не будешь расстраиваться, что Гидра в моем лице нагнула Америку в твоем? — простонал Брок, чтобы не кончить сразу. — Рамлоу. Пожалуйста, ради всего святого, закрой рот. — Закрой мне его, — ухмыльнулся Брок, и в следующую секунду в рот скользнули сразу два пальца, проехавшись по зубам, по языку, подались чуть назад и снова вонзились. Глухо зарычав, Брок зажмурился и дернул бедрами. Роджерс трахал его пальцами в рот. Абсолютно беззастенчиво, будто это не он краснел от слова «трахать». Брок пытался вылизывать их, но губы, язык сминало этим грубым вторжением. От него в голове не осталось места мыслям о том, что член Брока толкается в самую охуенную задницу страны, на которую он дрочил с юности. Брок вцепился сознанием в эти пальцы, отпуская тело на волю. Роджерс мог выдержать любой напор. Он стонал. Тихо — привык сдерживаться — но звук этот пробирал до костей, плавил их. Брок сладко вздрогнул всем телом, вспомнив, с кем Роджерс тихарился в казармах и палатках. Что бы сказал Зимний, его Баки, если бы увидел сейчас? Раскрасневшегося, колени прижаты к груди, член Брока Рамлоу по самые яйца внутри? Брок представил, что Зимний наблюдает за ними через оптический прицел, далеко, на какой-нибудь крыше среди голубиного говна не может сдержаться, дрочит себе железной рукой. Картинка дико завела, Брок почувствовал, что счет пошел на секунды, вынул почти до конца и засадил, потом снова, и Роджерс завыл, зажимая себе рот предплечьем. Брызнул на живот, на грудь, и Брока накрыло за ним следом: вдавливаясь в чужое тело, он спустил глубоко в эту совершенную задницу. — Охуенно, Роджерс, — пробормотал он, падая сверху. Тот блуждал взглядом по потолку и улыбался. В одной из его очаровательных ямочек блестела белесая капля; Брок слизнул ее, и Роджерс тут же с готовностью подставил рот под его губы. — Знаешь, что еще мне нравится в этом столетии? — спросил он между ленивыми поцелуями. — Доставка еды. Я собирался что-нибудь готовить, но... — «Папа Джонс»? — спросил Брок. — Мне пепперони, пожалуйста. Две. Заказывать жрачку, еще не снявшись с хуя, — о, Роджерс определенно говорил на его языке. Они расцепились, и Роджерс отправился в душ, а Брок — на поиски своих штанов, в которых был телефон с доброй дюжиной номеров служб доставки. Заказав пиццу, он постучался в ванную, и они с Роджерсом лениво ласкались, намыливали друг друга, как лесбиянки в софт-порно, до самого звонка курьера. Открывать дверь пошел Брок, потому что скрыть стояк Роджерса не под силу было ни одному полотенцу. Если Брок когда и представлял, как Роджерс читает документы Гидры, то точно иначе. Не в постели, укрывшись до пояса одеялом и обложившись коробками с пиццей. Не с таким лицом, будто его день идет чертовски хорошо. Что ж, в этом был смысл: каждое чудовищное деяние, каждое преступление, задокументированное печатями и подписями, — легальный гвоздь в гроб Гидры. — Как такой горячий мужик до сих пор ни с кем не трахнулся? — спросил Брок, запуская руку под одеяло. Роджерс возмущенно наморщил лоб. — Я что, похож на человека, не имеющего опыта в постели, Рамлоу? — Ты ни с кем не путался после того, как оттаял. Я думал... — В этом веке много непонятного. Грайндр. Порноместь. Небинарная идентичность. Просто невероятно, насколько изменился мир. Мне хотелось, но... В такое не бросаются без разведки. Это как миссия, в новом месте сначала осматриваешься, собираешь данные, пытаешься понять правила... — А потом Брок Рамлоу отсасывает тебе на рабочем месте. Роджерс мягко рассмеялся. — Я влип в тебя, да? Не думал, что еще когда-нибудь встречу парня, которого не захочется выставить за дверь сразу после близости. — Вкусы у тебя, Роджерс, — хмыкнул Брок, поймав это неосторожное «еще». Роджерс переложил с места на место пару листов, не отрываясь от текста, и так же обыденно спросил: — А что такое «Проект Зимний Солдат»? Брок заледенел. — Зимний Солдат, Роджерс, это то, за что ты оторвешь яйца персонально мне с особым цинизмом. Но об этом чуть позже, тут сложно на словах. Он хотел было отстраниться, но Роджерс поймал его за руку и вернул ее на свой член. Глянул искоса, улыбнулся, поманил пальцем, и Брок придвинулся поближе, вплотную, давая волю загребущим лапам. Сжал в ладони твердую грудь, облизал соски, потом ключицы. Где еще, когда еще пощупаешь такое тело? Что и говорить, внешность Капитана Америки сама по себе оружие деморализации противника. — Как в тебе это уживается? — спросил Брок, покусывая его в шею. — Вроде такой приличный, вот прямо мальчик-ромашка, слова покрепче при тебе не скажи, но при этом огонь в койке. Я раньше думал, что ты даже за свой хуй в туалете стесняешься взяться. Потом, правда, мне про тебя слили компромат... — Ты так и не сказал, откуда почерпнул обо мне такую информацию. Мало кто знал, а из тех, кто мог, уже давно и не осталось никого. Чьи-нибудь дневники? — Так я тебе и сказал. Имей терпение, Роджерс. — Тебе очень сложно доверять, знаешь ли, и ты совсем не облегчаешь задачу, — Роджерс недовольно поморщился, но рука Брока все еще лежала у него на яйцах, мягко перебирая их. Иногда с идейным врагом лучше не разговаривать, а просто целоваться — по крайней мере, Брок именно так интерпретировал выражение на лице Кэпа, прежде чем тот лишил его возможности ответить. С чужим языком во рту особо не поболтаешь. Хорошо лежать рядом, лизаться и подрачивать друг другу. Жадность не доводит до добра, но мозги выключило. Брок был готов на второй заход, лапал все более нетерпеливо, кусался, с намеком кружил пальцами вокруг приятно мягкого отверстия, чью хватку он уже отлично знал. Как блядское хищное растение: на вид вроде нежная красота, а сунешься — хап, и ты пропал, мечешься и стонешь, пока тебя не разложит на элементы. Роджерс не заставил себя просить: сунул руку под подушку и извлек очередной пакетик-как-из-Макдональдс. — И много у тебя там в запасе? — хмыкнул Брок, наблюдая, как прозрачный гель растекается по члену. — На сегодня хватит, надеюсь, — отозвался Роджерс, и что-то в его голосе заставило Брока сыграть очком. Он приподнял подушку и сглотнул: пакетиков под ней было еще штук пять. Обдумать свою судьбу у него не хватило времени: Роджерс перекинул через него ногу и со стоном опустился на член. — В старые времена, — сказал он, с нажимом водя ладонями по груди и животу Брока, потом снова по груди, по плечам и вниз по предплечьям, захватывая их в стальные капканы супергеройских пальцев, — это называлось «прокатить дракона на Святом Георгии». Брок попробовал дернуться, но руки оказались крепко прижаты к постели, а бедра — придавлены весом Кэпа. Тот плавно двинулся, приноравливаясь, потом сделал пару резких, уверенных толчков, и Брок залюбовался игрой мышц под кожей. — Роджерс, ты и в койке трудоголик, — хмыкнул он. — Эта ночь будет слишком короткой, если тебя не беречь. Он сказал это совершенно невинно, но Брок задохнулся от возмущения. — Я тебе принцесса, что ли — беречь меня?! — сказал и сладко вздрогнул. Детка, принцесса, Зимний. В паху аж свело. Вспомнил, как отсасывал ему на базе, торопливо, чувствуя, что вот-вот кончит сам. Как трахал детку в горло, почти ложась ему на лицо. У Солдата так себе с инстинктом самосохранения, зато очень хорошо — с выживанием в экстремальных условиях. И Солдат тогда все же кончил первым. — Роджерс, — сказал Брок слабым голосом, — напомни, что я там порол в прошлый раз, когда ты решил выебать меня пальцами в рот? Роджерс, вращавший бедрами в упоительно неторопливом ритме, наклонился к нему, поцеловал. — Ты хочешь, чтобы я... — Блядь. Да. Хайль Гидра, если тебе это поможет. Роджерс дернул его за запястья, которые все еще крепко держал, и скрестил их у Брока над головой. Прижал одной левой — блядский боже, вот это силища, не пошевельнуть — и нежно погладил по щеке. Большой палец скользнул по губам, лаская, раскрывая, и Брок с готовностью впустил его до самого основания, где толщина уже переставала напоминать палец и начинала — член. Брока, верно, подменили инопланетяне, и возможно, что еще в колыбели, потому что его еще никогда так не клинило. Трахать охуенного мужика и фантазировать о другом? Какого хера? Он решил бы, что повернулся конкретно на Зимнем, если б не одна мелочь: он совершенно точно помнил, что кончая тому на язык, думал о Роджерсе. Что сказал бы Роджерс, если б увидел его по яйца в своем бывшем. Которому из них набил бы морду. И все это уже ни в какие ворота. То ли у Капитана Америки был свой криптонит, на который он так неосмотрительно насадился, то ли Брок отвлек его своими блядскими вылизываниями, но руки удалось освободить. Брок коварно воспользовался свободой и сжал его соски, выкрутил — Роджерс ахнул так беспомощно, что его немедленно захотелось помучить. Провести ногтями по ребрам, по животу, оставляя злые розовые полосы, звучно, звонко шлепнуть по заднице и наконец-то увидеть, как Роджерс оправдывает репутацию стыдливой ромашки. Звуки. Его смущали звуки. Стоны, шлепки плоти о плоть, разговоры. Разумеется: в те годы, когда они с Баки набирались опыта, приходилось вести себя очень тихо. Хуй в жопе Роджерса привычно не смущал, а вот от вырвавшихся стонов заливалось краской лицо. Шлепать Роджерса было примерно как лупить по резиновому мячу. Прекрасный сам по себе звук становился еще прекраснее от вздохов и возгласов, сопровождавших его. — П-перестань, — прошептал Роджерс. Брок растер его ягодицы, сел, став вдруг очень близко к нему, и Роджерс обнял его за шею. Наклонился к самому уху, прикусил и сказал тихо: — Ну ладно, еще парочку. Брок, ухмыляясь, выдал ему еще по шлепку на каждую ягодицу, потом скользнул кончиками пальцев между ними, туда, где чужое тело растянулось вокруг его ствола. Пальцы обвели влажную кожу, осторожно надавили, будто пытаясь ввинтиться в это тесное, и без того заполненное до предела, и Роджерс так голодно застонал, будто хотел их все. Броку стало охуенно, и он совершил роковую ошибку: он кончил второй раз за вечер. Еще пару минут они целовались, полапывая друг друга, прежде чем член Брока устало выскользнул и завалился баиньки. — Ты говорил, что куришь в постели, — сказал Роджерс ни с того ни с сего. — Не решаюсь при тебе. Боюсь нарваться на получасовую лекцию о вреде курения. Роджерс фыркнул, встал, перешагивая бумаги на полу, и принес ему стеклянную пепельницу. — В мое время курили даже дети. Тяжело избавиться от дурной привычки, когда мне самому ничего не грозит, кроме осуждения Твиттера. А тут как раз такая подходящая плохая компания. — Ути-пути, Кэпа заставляет курить и ругаться матом злобная Гидра? — Ты так часто говоришь это слово, что меня уже почти не шокирует, с кем я связался. Брок порадовался, что штаны с сигаретами в кармане донес до спальни еще когда ходил за телефоном. Прикурил одну для себя, другую для Роджерса, тут же, не отходя от кассы, вспомнил Зимнего, ту сигарету на двоих. С минуту они молчали, и тишина была спокойная, не требующая нарушить ее хоть чем-то; уютная, если такое слово вообще могло существовать в системе ценностей Брока Рамлоу. Он покосился на член Роджерса, все так же готовый к новым свершениям, погладил кончиками пальцев, потом встал с кровати. — Прогуляюсь до ванной, — бросил он, раздавив докуренную сигарету о стеклянное дно, и кивнул на член, — дождешься? Роджерс улыбнулся ему. В ванной Брок плеснул воды на лицо, смывая слюну и пот, сполоснулся под душем, отлил. Мельком глянул на себя в зеркало. Рожа отразилась непривычно довольная. — В моем ли возрасте, — пробормотал он, но даже себя, разумеется, не убедил. Хотелось обратно, и он торопливо двинул в спальню, не утруждая себя полотенцем. Пепельница перебралась на подоконник. Роджерс сдвинул подальше бумаги и коробки, освобождая плацдарм, и опрокинул Брока на одеяло. Сполз на пол, устраиваясь между его колен. Засосало под ложечкой: тело с непривычки сигналило об опасности, раздвигая ноги перед большим и сильным мужиком. Если не засчитывать Роджерсу те семьдесят лет, когда он был сосулькой и как бы в сущности не жил, то Брок в жопу не давал куда дольше, чем он. Так только, по молодости пару раз приключался. Роджерс предупредителен в койке, деликатен даже, и Брок пятой точкой предчувствовал, что сегодня сдаст бастионы. Что ж, он готов морально, а учитывая, где успели побывать мыльные пальцы Роджерса, пока они там нежились под душем, то и физически тоже. У Зимнего не было причин сливать дезу, и все же язык Роджерса там, куда не светит солнце, некоторым образом шокировал. К этой мысли нужно привыкать, растягивать себе воображение синхронно с очком. Роджерс трахал его языком, уткнувшись носом в яйца, готовил под себя. Стало мокро и скользко. Язык раскрывал, и от этого чувства уязвимости хотелось отползти, сбежать и одновременно получить побольше. Пальцы Роджерса не помогали нихуя. Роджерс растягивал его на совесть, не торопился, потом выдавил один пакетик смазки прямо внутрь, а второй — на себя. От такой заботливости стало немного не по себе. Не то чтобы у него такой прям мега агрегат, да и у Брока очко не хрустальное. Наконец его нежно натянули, и Брок поехал крышей, потому что ощущался кэпский хуй там на отлично, как родной. — Когда надоест, скажи, — шепнул Роджерс, и от этого заявления повставали дыбом волоски на предплечьях. — Сам не отвалишься? — Чтобы утомить меня, надо очень постараться, — в его словах не было хвастовства или вызова, то, как он это сказал, заставляло принять раз и навсегда: это факт жизни. Роджерс не рисовался, не крутил его будто куклу, просто пахал как проклятый, меняя позы скорее ради удобства партнера, чем для себя. Брок, может, и не обладал модификантскими способностями к выживанию в любых условиях, но он компенсировал упрямством. Сначала подмахивал, потом дрочил, довел себя до финала третий раз за ночь, потом просто лежал бревном и чувствовал блаженное охуение. Капитан Америка оказался неутомим в ебле, как вибратор на батарейках «Энерджайзер». Когда он слез с Брока, за окном светало. Кончил он раз пять не вынимая, внутри разве что не хлюпало. Брок не рискнул вставать, не дай боже все это хлынет по ногам. Ноги, впрочем, даже не сдвигались. Роджерс, этот ебарь-террорист, принес водички, трогательная забота, если не вспоминать о том, что он же сам и заездил до цветных пятен перед глазами. — Я подпишу тебе выходной, — шепнул он, обтирая Брока влажным полотенцем с головы до ног, святой человек. Роджерс, злоупотребляющий служебным положением. Уже ради одного этого стоило запрыгнуть к нему на хуй, такого не видел еще никто — или же Роджерс не оставлял свидетелей. Брок хмыкнул. — Да ну нахуй, меня и так считают официальной фавориткой. Поспать пару часов — и буду как новый. Ты же не выставишь меня за дверь прямо сейчас? Вместо ответа Роджерс выключил свет и лег рядом. Прижался к Броку, обнял и довольно, сыто вздохнул. Назавтра о ночных кувырканиях напоминали мышцы, о существовании которых Брок раньше не подозревал. Абсолютно удивительно, учитывая, что он практически жил в спортзале. Он вспомнил, как лежал на боку, одной ногой у Роджерса на ушах, как ебаная балерина. Растяжке стоило уделять больше времени, но кто ж знал, что в жизни вдруг станет так много экстремального секса. Двадцать минут в сауне и кофе несколько примирили его с действительностью, потом пришел приказ с «другой» работы. Брок жадно вчитался во вводные: рядовая миссия с задействованием Актива. Брок довольно оскалился. Разморозка планировалась на ближайший четверг. Он опять остался ночевать у Роджерса. Смелое решение, учитывая, как тот его заездил, но уж чего-чего, а совести Кэпу не занимать: сам осознал, что дорвался, и обещал дозировать. Брок презрительно отмахнулся от такой трогательной заботы, хотя в глубине души был рад. С этой секс-бомбой можно и инвалидом остаться. Подгузник под тактической униформой — так себе аксессуар для командира боевого подразделения. Они славно провели вечер: поебались, пожрали, почитали компромат, снова поебались и заснули в обнимку, как влюбленные, хотя Брок не без оснований полагал, что так Роджерсу проще контролировать дислокацию постороннего (и работающего на враждебную организацию, не без того) человека в доме. С утра нужно было ехать размораживать Зимнего, и с этой мыслью Брок напоследок трахнулся об Роджерса в кухне, за кофе, уже в ботинках, потому что честно собирался валить. Он вышел от Роджерса, неловко плюхнулся на сиденье и поехал на базу; задница сладко саднила, и надо было, пожалуй, дойти до ближайшего туалета и слить из себя суперсолдатский генетический материал, которым Роджерс так щедро и беспечно разбрасывался, но время поджимало. Не хотелось, чтоб Зимний прочухался без командира. Мог психануть. Перестраиваться непросто. Только что кофе, омлет с тостами, солнечный Роджерс с расцарапанными щетиной губами — и сразу мрачные застенки, не до конца отмытые следы чьих-то вышибленных мозгов на стене и дрожащий, блюющий Зимний. — Пошли, помою тебя, — сказал ему Брок, подставляя плечо, и Зимний вцепился в него, как в последний оплот нормальности. Конвой смотрел новый сезон «Холостяка», при себе Брок оставил только двоих — не строить Зимнего, само собой, а охранять себя от ненужного внимания. Расставил возле двух входов в душевую и велел не впускать ни одной живой души, хоть бы и самого Пирса, и не соваться, пока они с Зимним не выйдут сами. — Яйца откусит, — сказал один, и от этой понятливости стало совершенно очевидно, что Брок не первый куратор, желавший уединиться с «проектом». — Разговорчивые встанут с ним в спарринг. Закрыв двери, он разделся и прижался к детке, согревая телом. Кто бы сказал Броку тогда, в первый день знакомства с лучшим оружием Гидры, что он будет ловить кайф, намыливая этого отморозка под теплыми струями. Целоваться с ним, уже отогревшимся, хотеть его. Вспоминать, как вот так же целовался с Роджерсом, одетый только в мыльную пену. — Я трахнулся с твоим бывшим, — шепнул Брок в ухо Зимнему, — сегодня утром. Еще и получаса не прошло, я приехал сразу от него. Запоздало пришла мысль, что если Зимний ревнивый, то сейчас самое время получить пизды, но у Зимнего загорелись глаза. Он прижал Брока к стене, жадно и совершенно по-животному обнюхивая. Брок, предвосхищая вопрос, повернулся к нему спиной. Зимний бахнулся на колени. Тронул живой рукой между ягодиц и, постанывая, замер, щупая мягкий, разъебанный анус. Сунулся одним пальцем и ахнул: там до сих пор аж хлюпало от смазки и спермы. Тогда он вжался лицом, и Брок почувствовал его язык в себе. Странноватый способ встретиться с другом детства, но Брок спорить не собирался, потому как отлизывал Зимний не хуже, чем стрелял, а стрелял он охуенно. Жаркая волна разливалась по телу, и от нее слабели ноги и ломило в паху. Юркий язык вонзался внутрь и вылизывал все вокруг, развез болото от копчика до тяжело поджавшихся яиц. Вдобавок Зимний стонал, выл не переставая, и от него, по документам безэмоционального киборга, слышать это было особенно горячо. Наконец он вскочил и, вдавливая Брока в стену, навалился всем своим немаленьким весом, заломил руку, будто ожидая сопротивления. — Командир... Пожалуйста, Командир... Я тебя умоляю... Обнулишь потом, я пойму, так надо, только сейчас разреши... — Мало моей жопе было одного супера с бездонными яйцами, — пробормотал Брок, — да еби уже, придурок, пока нас не спалили! Зимний не стал деликатничать: видать, сильно накрыло. Еще бы... Роджерс-то семьдесят лет проспал во льдах, а этому бедолаге небось за все время ни разу не перепало. Он толкнулся, неловко переступая с ноги на ногу, будто пытаясь вспомнить, как это делается, но тело не забыло даже столько десятилетий спустя. Так невозможно разучиться плавать или ездить на велосипеде. Зимний быстро освоился и взялся за командира всерьез, легко скользя по слюне, сперме и смазке. Каким-то участком мозга Брок помнил, что нельзя стонать. В голове мало что оставалось, но картинка, где свежеразмороженное оружие Гидры ебет своего командира, там была, как и четкое понимание масштабов пиздеца, которым это грозит. Но в растревоженной заднице сновал охуенный суперсолдатский член, и не орать ничуть не легче, чем не кончить сразу, как только Зимний натянул его на это модифицированное чудо. Зимний, впрочем, разделял его помешательство. Заведенный до предела тем, что разделил мужика со своим довоенным возлюбленным, он вбивался торопливо и яростно, едва не поднимая Брока над полом на одном хуе, и потом впился зубами в плечо, сука, ебаный в рот, больно, но, по крайней мере, он сумел не завыть, кончая. Едва проморгавшись, он сполз на пол, снова прижимаясь лицом к ягодицам Брока. Запустил внутрь пальцы, блядский боже, железной руки, твердые и холодные, идеальные для натруженного очка. — Я и Стиви вместе там, — сказал Зимний тихо, потрахивая скользкое болото пальцами. Согнул их, нащупывая простату, и Брок дернулся с непривычки. Странное ощущение. Странное, но кайфовое. Он поерзал, пытаясь насадиться тем же местом снова. Внутри разгорался чувственный пожар, Брок раздвинул руками ягодицы, как только мог. Мир превратился в размытое пятно, существовали только прохладные железные костяшки, раз за разом проезжавшие по истерзанной коже, и кнопка удовольствия внутри, на которую он готов давить бесконечно, как крыса с электродами в черепе, поджаривающая саму себя. Под веками полыхнуло, и Брок спустил на кафельную стену, содрогаясь долго, мучительно и сладко. Вот уж чего-чего, а кончать задницей ему не доводилось еще ни с кем. Весь оставшийся день Брок мог думать только о том, что у него в жопе смешалась сперма двух охуенных мужиков, как будто они натянули его вдвоем. От мыслей этих голова шла кругом, и слава яйцам, что Зимний после такого аванса вел себя идеально, потому что один заеб — и они просрали бы всю миссию. Дельце то еще: отследить одного толстосума, вскрыть его систему безопасности и по-тихому увести инопланетный артефакт, который этот идиот по глупости прикупил на аукционе, как красивую безделушку, — с упором на «по-тихому», поэтому не спалиться было указано как задача первостепенная. Сроки не особенно жали, предстояло много бессмысленного ожидания в засаде. На второй день он надумал пообщаться с Роджерсом, пора бы уж расставить наконец все звездочки над i. Они сидели в крохотном фургончике, заставленном аппаратурой и уже провонявшем «Читос», — следили за домом: Брок, Роллинз — и Зимний, не потому, что прям особо нужен, но до начала собственно операции его стоило держать в поле зрения. Все трое — в комбинезонах электриков, да еще Ли висел на столбе — дистанционно отрубал сигнализацию. Остальные скучали по машинам на параллельной улице, на случай аврала. Телефон завибрировал в руке, и Зимний сделал стойку, как гончая, увидев фотографию Роджерса на экране. Словно почувствовав, что о нем думают, тот позвонил сам, как только Брок включил телефон. О, Брок с удовольствием поставил бы на контакт что-нибудь максимально похабное, но Роджерс, увы, прекрасно это понимал и не давался. От идеи сфоткать его с хуем во рту пришлось отказаться. Раньше, до того, как они начали обмениваться жидкостями, Брок при звонках от начальства имел счастье лицезреть лучшую задницу страны в Капитанском костюме, благо тот мало что оставлял на откуп воображению. Теперь с экрана взирал лик Роджерса, чрезвычайно приличный, почти формальный, если не знать, что в момент съемки в жопе у него был член Брока, а чуть ниже края кадра начиналось жемчужное ожерелье капель супергеройской спермы. — Ты по мне уже соскучился? — спросил Брок вместо приветствия, и Зимний бесшумно перетек из положения сидя на пол у его ног. — Я разговаривал с Ником, — сказал Роджерс, — он встревожен нашим... излишне тесным общением. Зимний смотрел широко распахнутыми глазами, но как будто сквозь. Вслушивался: с его модифицированным слухом можно обходиться без громкой связи. Мял бедра Брока, как кот, и явно упал в невменяемое состояние от звука голоса, которого не слышал семьдесят лет. — Прочитал тебе лекцию о харассменте? — хмыкнул Брок. — Нам придется присесть с отделом кадров и подписать... Как это называется? Что у нас добровольные отношения и никто не будет в претензии в случае разрыва. — Разрыва чего? — осклабился Брок. — Роджерс, если ты порвешь мою задницу, я буду в претензии! Роллинз сурово покосился на него, на поплывшего Зимнего у Брока между ног, нацепил наушники и отвернулся, осуждая всей спиной. Зимний облизнул губы. Ебанутая детка, ни стыда ни совести... — Они могут запретить нам совместные миссии, — сказал голос Роджерса из динамика, и Зимний, ерзая и дрожа, потерся лицом о ширинку Брока. — Роджерс, ну что ты как маленький? Ты — Капитан Америка, ты работаешь с теми, кого выбираешь, и если отделу кадров что-то не нравится, то проще заменить отдел кадров, чем тебя. Так легко представить себе, что Роджерс скрестил руки на груди, и вся его поза, все тело выражает Осуждение. — У меня есть принципы, а ты — этот... горизонтальный тостер, — припечатал он. — Ну охуеть теперь. Давай перевоспитай меня. — Я попробую. — От бархатных ноток в его голосе стало горячо, и Брок подался бедрами навстречу щеке Зимнего, прижал теснее, ухватив за волосы. Что бы сказал Роджерс, если бы увидел их сейчас? Своего драгоценного Баки на коленях в засраном фургончике, лицом у Брока в паху, невменяемого, как кошка в течке, и готового отсасывать при свидетелях... Впрочем, Роллинз скорее вымыл бы себе глаза кислотой, чем смотрел на это гейство. — Что на тебе сейчас? — спросил Брок севшим от возбуждения голосом. Роджерс замешкался, и Брок подумал, что ничего более стыдного, чем секс по телефону, для этого тихони не существовало в принципе. Но Зимний терся лицом, подаваясь навстречу всем телом, и тащился так очевидно, что лишить его этого голоса сейчас более жестоко, чем обломать оргазм. — Да еб вашу мать, — пробормотал Роллинз, сдирая с себя бесполезные наушники и одним слитным движением вываливаясь из фургончика. Хлопнула дверь. Брок мгновенно расстегнул ширинку, уткнул Зимнего носом в член и включил громкую связь. — Что там у тебя? — спросил Роджерс с беспокойством и легкой панической ноткой. — Джек Роллинз не выдержал накала страстей и съебался. Хорошо, что мы не в самолете, могло получиться неудобно. Поговори со мной, Роджерс. У меня есть пара свободных минут, чтобы кончить без лишних глаз. «Пара минут» — чересчур оптимистично, Зимний сосал с таким рвением, что можно уже начинать обратный отсчет. — Я... не знаю, что ты хочешь услышать. Зимний — Баки — наверное, тоже очень хорошо представлял себе, как краска заливает лицо и шею Капитана Америки. — Придумай. — Старую собаку не выучишь новым трюкам, — пробормотал Роджерс мягко, будто извиняясь. Брок оттянул голову Зимнего за волосы, заставляя выпустить изо рта член почти полностью, и он завис на кончике языка. Зимний смотрел мутно, пьяно, тяжело дышал. — Тогда сделай мне одолжение, Роджерс. Пожалуйста, выкрути себе соски, сладкий, прямо сейчас. Он насадил Зимнего ртом на член, заглушая стон. — Ну? Ты сделал это? — спросил он у тишины. — Д-да, — выдохнул Роджерс, и Зимний дернулся всем телом. Брок мог не спрашивать — Зимний кончил в трусы как девственник, кончил от того, что его Стиви где-то там, далеко, сжал свои непристойно розовые соски. — Ты такой горячий, детка... Поговори со мной. Не молчи. Я хочу слышать твой голос. Расскажи мне, что ты хотел бы со мной сделать прямо сейчас. Детку попустило, и теперь он облизывал нежно, катал на языке, дразнил. Брок взялся за ствол и передернул пару раз быстрыми, сильными движениями, подводя себя к разрядке. — Я хотел бы... быть там, с тобой, — сказал Роджерс тихо, и Брок понял, что вырулил на финишную, — обнимать тебя, прижиматься крепко... Ласкать тебя. Брок в последний раз толкнулся в кулак и кончил Зимнему в рот. Податливый, благодарный за странную выходку Зимний вылизал его дочиста, улыбаясь, как под наркотой, как будто видел сейчас не Брока в темном фургончике, а розового единорога с хуем во лбу. — Можешь, когда хочешь, — рассмеялся Брок, не сводя взгляда с потемневших, припухших губ, и без того порнографичных, но теперь просто сносящих башню. Дверца фургона приоткрылась, и Роллинз, предусмотрительно не заглядывая внутрь, бросил: — Готовность — пять минут, либо еще четыре часа пердим в потолок до следующего окна. — Чао, крошка, перезвоню потом, — бросил Брок в телефон и отключился. Торопливо застегнул ширинку, швырнул Зимнему какую-то ветошь — привести себя в порядок: он, конечно, суперсолдат, но в мокрых трусах вскрывать сейфы — тот еще квест. Не дай боже оставит генетический материал посреди места преступления. Почему под Зимнего до сих пор не догадались подкладывать куратора посговорчивее — загадка: эффективность у него от этого дела поднималась так, что пробивала потолок, заебы прекращались начисто. Брок не без самодовольства вписал результаты на счет своей личной харизмы — под другого детка не лег бы сам, это точно. Да он бы яйца достал через ноздри за попытку. Наблюдать, как он танцует в лазерной сетке, легко, будто не весит больше центнера, было эстетическим наслаждением. Ничего не задел, разумеется: детка профи. У сейфа не было ни единого шанса. Кейс с артефактом оказался в фургончике задолго до того срока, который во вводной был обозначен как крайний. Брок свалил на безотказного Роллинза доставку и бумажную волокиту и набрал Кэпа. — Ты еще на работе? Через час у себя дома найдешь от меня подарочек. — Собираешься обойти мою систему безопасности? Я чего-то не знаю о твоих талантах? — Тебе понравится. Он... большой. Спорим, ты кончишь в трусы, как только его увидишь? Роджерс скептически хмыкнул. — Я предупрежу Наташу, чтоб не дергалась, если ты что-то там триггернешь. Господи, в жопу все эти игры, что, интересно, он себе представил? Ящик компромата? Или в самом деле какой-нибудь большой и силиконовый? Самого Брока в костюме чирлидерши?.. Брок много бы отдал, чтоб увидеть его лицо в тот момент, когда он поймет, но для него самого лучше бы находиться подальше от эпицентра, когда выяснится его роль в жизни «подарка». — Роджерс. Он немного барахлит. Его может... закоротить. Аккуратно там, хорошо? Без резких движений. — Беспокоишься за меня? — Я еще не решил, за кого я больше беспокоюсь. Не спрашивай. Сам все поймешь. Телефоны он сгрузил Роллинзу, велев мониторить и звонить на одноразовый, если начальство будет обрывать провода. Любое из них. Оставил ребят на перевалочной базе — фургончик с логотипами электрической конторы и пару неприметных легковушек с затонированными стеклами. Одну такую и увел, велев парням выметаться в фургончик. Без следилок и жучков — он просканировал, конечно. Что-то наверняка было у Зимнего в протезе, а то и где-нибудь в черепушке — на случай внештатной ситуации: Гидра не могла себе позволить просто потерять в лесах дорогостоящее оборудование. Однако за ним не следили в реальном времени. Брок бы знал. Ехал осторожно, по всем правилам, как всегда на «деликатных» миссиях. Останавливался на красный, не подрезал, не гнал — это вбили в подкорку еще в первые годы работы с Гидрой. Не дай боже привлекать внимание копов, когда у тебя арсенал в багажнике и заляпанный кровью отряд в салоне, включая киборга, у которого документов нет вообще, потому что по бумагам он не существует. Корочки Щита вытаскивали из любой ситуации с законом, но за такое палево в Гидре могли и пустить в расход. Он припарковался неподалеку от дома, подальше от фонаря, и покосился на Зимнего в зеркальце заднего вида. Коротко, по-деловому дал вводную. Зимний кивнул и отправился выполнять — сосредоточенный, собранный, явно затолкавший в дальний угол эмоции, хотя ему было с чего охуеть. Брок сам охуевал. Из машины он видел, как Роджерс приехал на своем позерском мотоцикле. Проследил его путь и принялся отсчитывать секунды. Раз, два, три, он поднимается из гаража. Заходит в дом. У Роджерса суперчуйка, он сразу поймет, что не один. Решит, что Брок, или пойдет тихонько по стенке, не зажигая света? Раз, два, три, темная фигура в спальне. Сидит на постели или стоит у стены? Снял дурацкую ленточку с бантом, которой Брок обвязал его широченные плечи, или оставил? Три, два, раз, свет, «Баки?!» Брок хмыкнул. Мазаль тов, хули. Было очень тихо, за шторами не метались тени, но у Роджерса грамотно стоял свет, максимально усложняя задачу как папарацци, так и снайперам. Кровать, интересно, разнесут или мордобой устроят? Где ты, к примеру, шлялся семьдесят, сука, лет... Брок просидел в машине полтора часа, прежде чем Зимний соткался из полумрака и бесшумно скользнул на заднее сиденье. Лицо его сохраняло обычное бесстрастное выражение — до того самого момента, когда зарокотал двигатель, будто этот звук сдвинул тумблер в его голове. — Подожди, — сказал Зимний, и в его голосе было незнакомое, человеческое, на грани паники. — Нам пора возвращаться, детка, — отозвался Брок мягко. Зимний молниеносно перетек на переднее сиденье, выдернул ключ из гнезда зажигания. — Детка, — начал Брок, но Зимний перебил: — Это проверка? — Нет. — Миссия? — Нет! — Тогда что? — Зимний, — Брок сунулся в один из карманов разгрузки, от греха подальше включил глушилку, потом повернулся к нему, — ты понимаешь, что если я тебе скажу, то нам обоим пиздец в случае чего? Ты сможешь забить болт на прямой приказ говорить? Сможешь врать? У тебя вообще, может, активируется какая-нибудь ебучая противоренегатская настройка, от которой ты мне прямо здесь шею свернешь! — Договаривай. — Что тебе сказал Роджерс? В сухом остатке, без размазывания ностальгических соплей? — «Не уходи» и «я тебя вытащу». — Хорошо. Я с ним. Зимний закусил губы. Отвернулся, не глядя протянул ключ, но взять не дал: ухватил за руку. — Ты знаешь, что если я и забываю, то ненадолго, и ты знаешь, как хорошо я умею находить людей. Если ты меня наебываешь, куколка, можешь даже не заказывать место на кладбище: то, что от тебя останется, поместится в сигаретную пачку. — Я понял, — сказал Брок, и металлические пальцы разжались, оставив на его запястье белые следы, моментально налившиеся краснотой. Если б он собирался наебать Солдата, сейчас бы уже обосрался от этого свистящего шепота. Ебаная гремучая змея с протезом. Зимний выдохнул и притянул его к себе. — Прости. У меня хуево с доверием. Брок прижался лбом к его лбу, погладил по спутанным волосам. — Мы потом все друг у друга попросим прощения. Потом, когда выгребем. Если не сдохнем в процессе. — Я не хочу обратно. Пожалуйста, не возвращай меня. — Мы не готовы. У нас будет только одна попытка. Потерпи, детка, еще пару раз, немножко. Да? — Да, — вздохнул Зимний. Возвращаться на базу было страшно. Брок почти удивился, когда их не встретила шеренга солдат с автоматами наперевес, но все шло как обычно. Отчеты, досуг, крио, у Зимнего взгляд побитой собаки, и Брок подумал, что не стоило. Можно было объяснить Роджерсу как-то иначе, собрать яйца в кулак и сказать словами, но черт, черт, он бы не поверил. Все это время Брок не думал, насколько тяжело Зимнему станет здесь после встречи с нормальностью. Думал — и был прав, конечно, — что Зимнему будет хорошо там, у Роджерса в квартире, но стоило ли оно того? Помахать перед его носом свободой и сложить обратно в холодильник? Брок сдал отчет о миссии, поехал домой и напился до беспамятства. К утру на телефоне было тридцать пять пропущенных от Роджерса. Ни одного текстового, что характерно: слов у Роджерса не было, а если и были, то непечатные. Хмыкнув, Брок выпил пару таблеток от похмелья, смазал очко на случай мирного исхода и поехал на работу получать пизды. Роджерс поймал его у входа: дежурил, похоже. — В зал, — процедил он, развернулся на сто восемьдесят и зашагал, не оборачиваясь. Брок попил водички из бутылки, с которой собирался целоваться весь день для регидратации пришибленного алкоголем организма, и послушно поплелся следом. Убить не убьет, чай, не Гидра. Роджерс вытер им весь пол на ринге. От и до, не пропустил ни одного угла. Любимый Страйк столпился вокруг, явно не зная, что делать в такой ситуации: с одной стороны, у каждого свои странности, мало ли, как брутальные мужики проявляют свою пещерную любовь; с другой, на командира уже неспокойно смотреть. — Ты пришел домой с помадой на воротнике? — спросил Роллинз, когда Брока в очередной раз прибило к канатам с его стороны. — Не можете решить, кому мыть посуду? — предположил кто-то, и теории посыпались со всех сторон: — Кто-то из вас залетел? Подхватил триппер? Оскорбил тещу? — Нахуй вас всех, долбоебы, — прохрипел Брок, дождался, пока его в очередной раз швырнут поближе к Роллинзу, и объяснил лаконично: — Детка. — Еба-а-а-ать-колотить... Роллинз, дурень, нет бы смолчать, язык у него с мозгом не сообщался. Кэп вскинулся — праведный гнев из очей как Зевесовы молнии — сиганул через канаты, ухватил Роллинза за грудки, встряхнул: — Вы тоже знали?! — Парни, не втягивайте меня в свои семейные разборки, — только и успел сказать Роллинз, прежде чем поехал лежа до ближайшей стены. — Роджерс, не бушуй, нихуя он не в курсе. Я заслужил, а на ребят моих будешь залупаться — хуй откушу. — Брок отхлебнул воды, пользуясь паузой в трепке, плеснул на лицо. — Спасибо сказать не хочешь, кстати? Роджерс проскользнул под канатами обратно на ринг и выпрямился во весь рост. Отобрал бутылку, по-свойски глотнул. — Хочу. Минут через десять, ладно? Я еще пар не спустил. Брок пожал плечами: — Спускай. Потом я буду спускать, да, сладкий? Против Роджерса он и в реальной драке мог бы продержаться некоторое время — по крайней мере, хотелось бы думать, что после полжизни в спецназе его не вырубило бы с одного удара. В спарринге и подавно, хоть даже и с больной головой. Наконец Роджерса отпустило, он сгреб Брока в охапку, закинул на плечо и понес в сторону душевой. — Тренироваться, дамы! — гаркнул Брок своему отряду. — Кто не сдаст нормативы, на следующем задании будет Кэпу кричалки орать с помпонами! В душевой в такое время было пусто, хотя, положа руку на сердце, Роджерса вряд ли остановило бы чье-то присутствие. Он сгрузил ношу у стены, бухнулся на колени, рванул штаны Брока и мгновением позже всосал его член. — Нихуево тебя мотает, — рассмеялся Брок, стараясь не улыбаться разбитыми в кровь губами. Кто-то из парней, пытаясь понять, что происходит, заглянул в душевую и немедленно слился с потрясенным возгласом, Брок даже не успел понять, свои или чужие. Еще бы, не каждый день видишь, как Капитан Америка отсасывает мужику, которого только что отпиздил на ринге. Капитан Америка с хуем во рту — вообще картина не для слабонервных. Брок погладил его по лицу, и Роджерс взял за щеку, поглядывая снизу. Ебарь-террорист. Страшно представить, что осталось от его спальни после воссоединения с дорогим Баки. Впрочем, Зимний не выглядел выебанным, Брок в этом сек. Пропиздели, видно, все полтора часа. Сентиментальные старперы. Роджерс взял его за руки, положил ладони Брока себе на голову, нажал, давая понять, чего хочет. Брок сгреб его за волосы. Выебать в рот? В публичной душевой? Чуть ли не на глазах всего Страйка? Да запросто. Брок от таких предложений не отказывался. Поза неподходящая, но Роджерс справился, поперхнувшись для затравки, но так и не начав давиться. Брок натянул его до самых яиц, глядя, как отчаянно распахиваются глаза, еще недавно метавшие молнии, и как наворачиваются слезы, прожигают соленые дорожки на вспыхнувших щеках. По члену пробежала вибрация — Роджерс задушенно стонал. Брок рывками дергал его голову, поддавая навстречу бедрами, это наверняка ощущалось слишком, но Роджерсу, похоже, хотелось именно так. Ему многое надо было разгрузить. Бывшие и нынешние любовники, враги, ошибки, собственный багаж. Броку он выдал на ринге, себе выдавал вот так, и Брок понимал, что от него требуется, выдернул, уже чувствуя, как подступают фейерверки, и кончил ему на лицо, на мокрый от слюны приоткрытый рот, на заплаканные щеки. Роджерс зажмурился и с минуту не двигался, только жадно дышал. Потом глянул снизу вверх, будто ждал... чего? Удара? Вердикта? — Красавчик, хули, — сказал Брок, размазывая сперму по его губам, — сфоткать — я б озолотился. Иди сюда, целоваться будем. Роджерс неловко встал, прижался всем телом, и хотелось содрать с него тряпки и почувствовать жар кожи, но не место, не время. — Очень много... всего, — сказал он наконец, — извини, но ты в самой гуще. И спасибо, что ты, ну, здесь, со мной. — Обращайся, — фыркнул Брок. Он стащил с Роджерса футболку и вытер ему лицо, пока эту порнографию не увидел кто-нибудь со слабым сердцем. — У меня запасная в шкафчике, если что. — У меня тоже должна быть... Нет, хочу твою. — С красненьким логотипом? — весело спросил Брок, как будто был бессмертным. Роджерс мстительно укусил за губу. Потом осторожно потрогал его опухший нос, покачал головой, будто ругая себя. Брок шлепнул его по руке: можно подумать, ему никогда не прилетало на тренировках, хоть бы от этого же самого звездно-полосатого, с которым мало кто имел яйца спарринговаться. Кэп со своей регенерацией мог пытаться сделать вид, что никогда не получал пизды, а у Брока шрамов не было только на глазах. Ничего нового, короче. Тащить эмоции на ринг — дилетантство, но все лучше, чем на миссию. Просрался и ладно, не о чем тут сожалеть. Потом, в раздевалке, когда Брок выдал ему свою футболку — на Кэпских шикарных сиськах она едва не лопалась, — Роджерс задумчиво сказал: — Знаешь, какое определение дал тебе... наш общий знакомый? «Мудак, но не злодей». — Ну охуеть теперь. — Я ему верю, и я верю тебе. Выбираю верить тебе. — Роджерс протянул ему руку, не то в знак примирения, не то в качестве точки в диалоге, и Брок медленно вложил пальцы в его ладонь. — Приедешь вечером? Отдам тебе футболку. Когда они вышли обратно в зал, родной отряд Брока резво брызнул от дверей и едва не насвистывал, старательно делая вид, что никто не охранял дверь в душевую от посторонних взглядов. Трогательные ублюдки, Брок почти прослезился. Роджерс пошел перекладывать бумажки, Брок — строить своих крокодилов, и день вернулся в обычное русло. Роллинз держался долго, но в конце концов не выдержал: дождался, когда Брок отправит зоопарк в душ, и спросил осторожно: — Так о чем там я не в курсе? — Зимний имел высочайший доступ к Капитану в тыл, они воевали вместе. Потом детку захапали в наше тентаклевое порно, а Кэп не знал, что он жив. Теперь знает. — Блядь, и ведь я же подозревал, что не надо спрашивать, — пробормотал Роллинз, поглядывая на дверь, за которой скрылся Роджерс, с таким выражением, будто представлял его с Зимним друг на друге, на Броке, под Броком, и от каждой из этих картинок у него усиливалась мигрень. — Ты был прав насчет Аргентины. — Старик, как минимум в Австралию, а лучше на Юпитер, потому что эта пороховая бочка ебнуть может так, что до Аргентины долетят мои ошметки. — Значит, ты остаешься? — Я от них уже никуда не денусь. Все, последняя остановка, поезд идет в депо. — А ты... — Роллинз откашлялся, — ты уверен, что, когда осядет пыль, для тебя останется место в этом... депо? Брок пожал плечами. Если смотреть правде в глаза, так далеко он не загадывал: слишком много шансов откинуть берцы в грядущей заварушке. Если и он, и Кэп, и Зимний умудрятся выжить, можно уже благодарить судьбу. — Джеки-бой, если бы ты не морозился все те годы, когда мы были кадетами, и дал мне подержаться за что-нибудь неуставное, ты бы знал, что от такого счастья, — Брок обвел себя широким жестом, — по своей воле никто не отказывается. — Ну-ну, — хмыкнул Роллинз, — и все-таки, если что, мы с парнями всегда будем ждать тебя... где-нибудь там, на Юпитере. Брок ткнул его кулаком в плечо. Он не сомневался в них ни минуты.