Half Light - Fossil Collective
На следующий день всё изменилось. Тэхёна разбудил поцелуй в нос и комментарий о том, что вся семья не может его найти и что все беспокоятся. Под смех Чонгука он быстро оделся, брызнул принесённой в ковше колодезной водой в лицо, причесался чужой расчёской и, хихикая под нос, убежал, говоря напоследок, что придёт чуть позже. Чуть позже оказалось этим же днём в полдень. Он с Чонгуком целовались в сарае, где конюх загружал сено в повозку, и Тэхён с запозданием обнаружил себя сидевшим верхом на чужих бёдрах. Распалённым, часто дышащим, с большими шершавыми от мозолей ладонями, трогавшими его тело под выправленной из штанов рубашкой. — Чонгук, — сказал тогда сипло Тэхён, ошалело промаргиваясь и облизывая пересохшие губы. — М-м-м? — промычали ему в ответ губами, взявшими в плен мочку уха. — Давай остановимся. Губы Чонгука разомкнулись. Руки выползли из-под рубашки. Он зажмурился, потёр переносицу большим и указательным пальцами и кивнул, говоря хрипло: — Да, конечно. Тэхён смущённо поправил задранную рубашку и перелез с колен на колючее сено. Он аккуратно поправил волосы и задумчиво уставился на стену, думая о чём-то прескверном, чтобы жар его утих. Он знал, что поцелуи будут не последним, чем они займутся с Чонгуком. Но пока он страшился большего, хоть оно и до жути влекло. — Не кори себя, — посоветовал Чонгук. Он лежал, закинув руки за голову, во рту у него была соломинка. — Нам необязательно спешить. Тэхён лишь кивнул. На щеках его цвел яркий румянец. — Ляг спать сегодня пораньше, — это Чонгук сказал, когда встал на ноги и подал Тэхёну руку, чтобы помочь подняться. — Зачем это? — Юноша свёл брови и взглянул на мужчину с очевидным вопросом. Уголок рта Чонгука приподнялся. Он хитро сощурился, вновь принявшись за работу, легко воткнув вилы в стог сена. — Потом узнаешь. — Ох уж эти загадки, — юноша театрально тяжко вздохнул, делая несчастный вид, хотя при этом ему было до жути интересно. — Без них было бы скучно жить, — Чонгук пожал плечами и улыбнулся.°°°
В комнате стоял полумрак, когда Тэхён открыл глаза. Его разбудил странный звук. Едва видевшими после пробуждения глазами он взглянул на настенные часы и поморщился, когда увидел стрелку, расположенную близ цифры четыре. «Кому не спалось в такую несусветную рань?» — задался он вопросом, и тогда звук повторился вновь: он исходил со стороны окна. Граф повернулся к источнику, сонно смотря, как о стекло со звоном ударился камень. Он заморгал, совсем не уверенный в том, что происходило. Тэхён был готов вновь заснуть, столь тяжелы были его веки, как вдруг сонный разум поразила внезапная мысль: кто ещё мог бросать камни в окна, если не Чонгук? Быстро отбросив тяжёлое одеяло с тела, Тэхён спрыгнул с кровати, всё равно умудрившись спросонья запутаться в ногах и упасть. Приземлившись на четвереньки, он поморщился и, ойкая, встал. Открыв окно вверх на полную, он высунулся из него наружу и глянул вниз, всматриваясь в темень, тускло освещённую солнцем, которое едва-едва выглядывало из-за линии горизонта. — Доброе утро, спящая красавица! — шепотом крикнул Чонгук с земли. Тэхён потёр глаза двумя ладонями, широко зевая. — Что ты делаешь здесь в такую рань? Все спят! — Тэхён тоже говорил вполголоса, ко всему прочему ещё и хрипя ото сна. — Хочу похитить тебя. — Тон был не то саркастично серьёзен, не то просто серьёзен, потому за одно мгновение лёгкий страх забрался в грудную клетку Тэхёна. — Ч-что? — Только сейчас Тэхён заметил повозку, запряжённую лошадьми, что стояла поодаль от Чонгука. Его ладони в момент стали влажными, а на лице выступил холодный пот. Быстрая необдуманная мысль промелькнула в его голове: Чонгук хочет забрать его ранним утром, пока все спят. Выкрасть, как принца из замка, и увести за семь морей, где их никто не найдёт. Мысль эта была столь пугающая, что от того, как быстро из-за неё забилось сердце, заболела голова. — Одевайся и спускайся, — велел Чонгук. — Только не разбуди никого. Пребывая в состоянии некой паники, Тэхён впопыхах стал натягивать на себя одежду. Неумытый и непричесанный, он выбежал на улицу, морщась от холодного порыва ветра, что тут же ударил в его лицо. — Чонгук, что происходит? Почему так рано? — Ты не выспался? — Тон был неодобрителен. Чонгук положил руку на щёку Тэхёна, на которой были отпечатки от подушки, и погладил большим пальцем под глазом. — Я же попросил тебя лечь пораньше. — Для чего? — в вопросе сквозила настороженность. Чонгук приподнял бровь. — А о чём ты подумал? Тэхён потупил взгляд на свои ноги, сводя вместе носки туфель. — Подумал, что ты устраиваешь нам побег. Рука Чонгука сползла с щеки. Она будто потяжелела в разы, и он больше не смог удерживать её. Мужчина издал странный звук. Как если бы его тошнило и он сдерживал желчь, поступающую к горлу. — Что? — забеспокоился Тэхён, поднимая взгляд на чужое лицо. Чонгук явно был безрадостен. В уголках его губ прослеживалась напряжённость, а во взгляде — грусть. — Я бы никогда не поступил с тобой так ужасно. От тона его голоса, от честности и заботы, сквозивших в нём, дыхание Тэхёна остановилось. — Я лишь хотел отвезти тебя в одно красивое место. Вот и всё. Тэхён кивнул. Сил на большее у него не осталось. Чонгук помог ему залезть в повозку. Они тронулись, сохраняя молчание. Пока они ехали, Тэхён не мог перестать думать о чужих словах. Побег был настолько ужасной идеей? Чонгук явно был крайне недоволен тем, что он, Тэхён, подумал об этом. Тэхён не знал, почему Чонгук был такого мнения, и его злило, что, сколько бы он ни пытался, чужие мысли всё равно оставались ему непонятны.Okinawa - 92914
Красивым местом оказался пляж, безлюдный в раннее холодное утро. Ни птиц, ни людей, только спокойный звук волн. Тэхён никогда не видел океан на рассвете, но тот был великолепен, отливающий золотом от солнца и спокойный, как никогда: видимо, тоже ещё не проснулся. Чонгук достал из повозки пледы и корзину. Он постелил самый толстый на песок и тут же позвал Тэхёна присесть, выкладывая из корзинки фрукты и ванильные булочки. — Здесь очень хорошо, — тихо поделился Тэхён, обнимая колени и укладывая на них подбородок. — Свежо и тихо. — Только холодно. Вот, укутайся, не хотелось бы, чтобы ты простудился. — И Чонгук накинул на плечи Тэхёна плед. — Лучше бы ты обнял меня, — проворчал Тэхён. Еле слышно и застенчиво, неразборчиво из-за губ, прижатых к коленям. Чонгук издал понятливый смешок. Он засунул булочку себе в рот, прежде чем сел позади Тэхёна с двумя керамическими кружками. Тэхёна прорвало на смех, когда он с благодарным кивком принял одну из них в руки, а та была наполнена шипучим вином. — Никогда ещё не пил шампанское из кружек, — пробормотал он, делая глоток. Чонгук сел позади него, уютно зажав ногами. Он протянул Тэхёну надкусанную булочку, и последний, ни секунды не брезгуя, впился зубами в мякоть теста. — Прошу прощения, господин, мы, работяги, не располагаем хрустальными сервизами, — ответил Чонгук саркастично-серьёзным тоном. — Тебе повезло, что мне нет дела до хрусталя, — парировал Тэхён, ближе прижимаясь спиной к сидевшему позади мужчине. Звук волн проникал в его уши и сердце, а объятия — в самую суть души. Никогда ещё Тэхён не ел ничего вкуснее простых деревенских булочек и не пил ничего слаще обыкновенного домашнего шампанского, чем в этот миг, когда его обнимали любимые руки, а весь пляж, разукрашенный хаотичными лучами солнца, принадлежал только ему и Чонгуку. Они сидели в молчании. Умы бороздили всяческие мысли, но каждый держал их при себе. Тэхён ел из рук Чонгука и нежился в его тёплых объятиях, как цветочек под солнцем. Но, несмотря на спокойствие и умиротворенность, у него всё ещё оставалось то, что заставляло беспокоиться и волноваться. — Почему ты считаешь побег ужасной затеей? — спросил он осторожно, возвращая пустую кружку в корзину. Чонгук ощутимо напрягся. Тэхён мог почувствовать его затвердевшее тело своим, и ему совсем это не нравилось. Он смотрел на бескрайний океан и на солнце, медленно плывущие вверх по небу облака, сжимал кулаки, готовясь услышать ответ, который, по возникшему предчувствию, ему не понравится. — Представь, что сыт и счастлив, — начал Чонгук, откидываясь назад и опираясь на локти. — У тебя есть чудный плодоносный сад и тёплый дом. Всё прекрасно, если бы не высокий колючий забор. Он не даёт тебе свободы, о которой ты так мечтаешь. И вот в один миг ты решаешь преодолеть его. Однако оказывается, что за стеной лишь мили пустырей. Больше нет дивного сада, крова и тепла, и мир за оградой не рад тебе, как ты думал. — От слов Чонгука Тэхён сжался, и мужчина поспешил крепко обнять его, тяжело вздыхая: ему самому не нравилось говорить об этом. — Вот поэтому побег ужасен. За забором всё не так прекрасно, как ты думаешь. — Почему ты говоришь так, словно… — Тэхён не смог закончить предложение, с яростью закусывая губы. Мысли его казались абсурдными, и он не смел озвучить их. — Словно я был за забором? — участливо продолжил Чонгук. Тэхён быстро повернулся, впившись взглядом в его лицо. Расслабленное и гладкое, спокойное, как водная гладь в штиль, — лишь в глазах был ясно виден ураган. Тэхён пытался понять его, определить, выявить, как оценщик рассматривает бриллиант через лупу. Но сколько бы он ни старался, а заглянуть в чужую голову было невозможно. Поэтому он попросил: — Расскажи мне. — Что же. — Чонгук протянул руку и убрал со лба Тэхёна прядь, запутавшуюся в ресницах. — Я и моя матушка сошли с корабля, бороздившего из Атлантического океана в Тихий. Мы скитались по чужим землям, ища кров и пропитание, и были для всех неопознанными, как дикие звери, рычавшие на неясном языке и смотревшие на мир совсем другими глазами. Тогда, ещё в детстве, я узнал, что люди бывают действительно гнилыми или пустыми, как ядра фундука. — Он нахмурился, переводя взгляд вдаль, пока Тэхён внимал так, как не внимал даже проповеднику: с замершим в горле дыханием и сердцем в груди. — Я не знал, откуда у нас берутся деньги, пока не увидел мою маму через щель в двери. — На этом моменте Чонгук сморщился от явного отвращения и злости. — Мужчины таскали её, загримированную в белый и одетую в кимоно, за волосы и называли «грязная японочка» и «сладкая гейша», и им было всё равно, что она кореянка. Они видели лишь то, что хотели. Она не считалась у них за человека. Была иностранной куртизанкой, не более. Тэхён издал задыхающийся хриплый звук, и Чонгук остановился. Ненадолго, однако, ведь, выдержав паузу, он вновь продолжил: — В один день всё изменилось. Появился мужчина, который назвал её «восточной красавицей». Забрал нас к себе в дом, такой же большой, как у тебя. Он обожал культуру Востока и так же сильно обожал мою мать. Жизнь в одночасье изменилась, будто в сказке. Я не мыслил о том, что за забором, потому что знал, как за ним плохо. Я желал оставаться в роскошном саду, прекрасно понимая, что не принадлежу ему. Я растение не того поля, из класса сорных, которым нет места среди дивных цветов. И, как и любого паразита, меня потребовалось вырвать. — Что произошло? — Лицо Тэхёна было белоснежным как полотно. Губы тусклыми и сухими от мороза, который вдруг сковал всё его тело, заставив дрожать. — Моя матушка скончалась, — ответил Чонгук тяжёлым, скрипучим голосом. На лицо его упала тень, а в уголках губ залегли глубокие морщины. Шум моря вдруг показался Тэхёну устрашающим. Будто там, вдалеке, назревал шторм. — Она тяжело болела, и я знал: было лишь вопросом времени, когда меня выставят. Без неё я был не нужен тем людям и тому дому. И вскоре я оказался на улице. Вновь. — Мне так жаль... — Не в силах смотреть на Чонгука, Тэхён крепко обнял его и спрятал лицо в сгибе шеи, желая отгородить его ото всех пережитых ужасов, хотя и знал: это было невозможно. — Миссис Равель была очень добра, — продолжил меж тем лёгким тоном Чонгук. — Она увидела меня на площади, где я ухаживал за городскими лошадьми, и предложила работу. Сказала, — тут он издал тихий смешок, — что я напоминаю ей родину. Тэхён слушал и кивал. В глазах его застыли жгучие слёзы, но он не смел пролить их. Ветер крепчал, как и буря в его груди. Шампанское и ванильные булочки просились наружу. Тэхён сглотнул желчь, и это действие отозвалось резью в горле. Он поднял своё лицо так, чтобы глаза его смотрели вровень другим, схватил Чонгука за щёки и твёрдо сказал: — Ты вовсе не сорняк. Скорее дикий цветок, сильный и выносливый. — Тэхён ласково улыбнулся, погладив мужчину большим пальцем по щеке. — Я восхищаюсь тобой. Чонгук закрыл глаза, будто желал спрятаться от чужих слов. Но речи Тэхёна шли не только от его голоса, они передавались его телом: пальцами, что трепетно гладили лицо Чонгука по щекам и бровям, и губами, оставлявшими жгучие отпечатки на веках, скулах и кончике носа. Все действия Тэхёна так и кричали о том, какой Чонгук невероятный. — Ты самый светлый человек, который когда-либо мне встречался. — А это Тэхён прошептал Чонгуку в губы, прежде чем запечатлеть на них поцелуй. — И не смей думать иначе.