II
***
Захлопнутая с силой крышка багажника издала жалобный звук, после чего на металлическую поверхность положили, словно в утешение, тёплую широкую ладонь; откуда-то сверху раздался исполненный подлинного разочарования вздох. Впрочем, здесь было о чем печалиться: на кой чёрт нужна целая машина оружия, если ни один жалкий пистолет, ни одно кажущееся таким грозным ружьё ни на толику не поможет? Осознание того, что несколько месяцев столь усердной работы благополучно пошли коту под хвост, вызывало саднящее чувство смеси тоски и раздражения, лёгшее где-то в глубине души Виктора. Он стоял и смотрел с исказившимся от досады лицом на своё средство передвижения, при этом покачивая головой. «И на кой хрен я это все собирал?» — вопрос, что в очередной раз повторился в его голове, уже был задан вслух несколько часов назад, однако ответа на него не последовало ни тогда, ни сейчас. Пришлось лишь смириться со сложившимся положением и признать, что он всего какой-то месяц назад ни малейшего понятия не имел о том, чем он должен был одолеть столь опасного противника. Впрочем, знаний за это время так и не прибавилось, зато прибавилось уверенности в себе и храбрости, ведь существование во время самого настоящего апокалипсиса для человечества явно закалило его характер.***
Солнце медленно, но верно клонилось к горизонту, что не могло не радовать Виктора, так как днём было просто невыносимо скучно. Люди из коммуны прятались в свои убежища, в которых они и обитали, не выходя оттуда до самого вечера, Еву же, которая представляла, очевидно, больший интерес для парня и обитала как раз отдельно от всего поселения, днём было попросту не найти, так как она уходила в лес, строго-настрого запрещая кому-либо следовать за ней. Виктор не перечил и не предпринимал ни единой попытки проследить за тем, куда она направлялась, потому как со столь значимой для племени фигурой лучше было не шутить; это могло обернуться для него крупными неприятностями. Вечером же всегда становилось веселее: люди потихоньку выходили из домиков ради вечерних ритуалов, возвращалась из лесной чащи Ева, с которой можно было хотя бы поговорить по-человечески и не поймать пару косых взглядов. К сожалению, далеко не все готовы были принять факт существования Виктора в поселении, так как он, отказываясь от выполнения ритуалов и держась всегда в стороне, явно не вписывался в их образ жизни, но ни один представитель племени не имел права возмутиться, так как парень был под негласным покровительством Евы. Почему именно он? Никто не понимал, даже сам Виктор.***
«Пустовато!» — подумал парень. И действительно, на поляне не было ни единой души, дремали полуразрушенные дома, содержащие в себе множество человеческих душ, дремали, казалось, даже деревья, не было ни единого порыва ветра, что мог бы пошевелить раскидистые кроны. Тишина и спокойствие, столь странное для такого тяжёлого для человека времени. Виктор же, подставив неяркому солнцу лицо и жмурясь, наслаждался всем этим великолепием, выбросив все ненужные мысли из собственной головы. Красота, красота… Мимолётное движение со стороны жилища Евы было замечено острым взором парня, который тут же повернулся в сторону домика и, прищурившись, присмотрелся повнимательнее: ему показалось было, что кто-то с невероятной скоростью взлетел вверх по лестнице, блеснули на мгновение огнём рыжие волосы. Парень тут же затрусил в сторону убежища девушки, не сводя с него взгляда и надеясь отловить, наконец, подругу свою и занять себя хотя бы коротким разговором с ней, дабы не проводить в скуке и лени остаток этого дня. Впрочем, прежде чем он успел подойти к жилищу, тонкий силуэт скользнул вниз по лестнице и через какое-то жалкое мгновение скрылся в пышных кустах. Парень подбежал к домику, посмотрел вверх, задирая голову и убирая волосы с лица, цокнул языком с досадой и вздохнул, покачав головой: «И на что я надеялся?». Взглянул рассеянно на темнеющие мохнатые шапки раскидистых кустов, в которых в последний раз застал он вспыхнувшим рыжим отблеск, после чего… Движение. Он точно увидел, как слабо покачиваются ветви. Замер. — Ева? — позвал он негромко. Всматривался напряжённо, не сводя взгляда с точки, где в последний раз видел её черты, даже дышать перестал. Сделал пару шагов к кустам. Тёмные блестящие листья замерли в ожидании, ни единого шороха. В нерешительности Виктор постоял ещё немного, огладывая местность, но не рискнул идти сквозь листву и ветви, дабы догнать подругу свою, если же там была действительно она, а не какое-нибудь небольшое животное. Упустил всё же, упустил. В последний раз окинул равнодушным взглядом темнеющие неизвестностью кусты, а потом собрался уже было уходить восвояси, но странное чувство неясного беспокойство, возникшее где-то у него глубоко в душе, заставило его задержаться еще на несколько секунд. Поднял взгляд. Тонкий силуэт, сверкающий белизной молодого тела, на невысоком дереве. Хорошо замаскированные в густой листве рыжие волосы. Пронзительный отчужденный взгляд зелёных глаз. Натянутая до предела струна тетивы и стрела. Стрела, направленная прямо в лицо Виктора. Секунда. Парализующим страхом пробирает все существо парня. Вторая. Пот выступает на бледном лбу, глаза широко распахнуты, смотрит, не отрываясь, на стрелу с растерянностью и непониманием. Руки немеют. Третья. Приходит осознание того, с какой легкостью его сейчас могут убить, ведь он беззащитен совершено. Четвёртая. Каждая мышца в теле напрягается. Пятая. Виктор отскакивает в сторону, бросая куда-то вверх нагловатое, но переливающееся предательски звенящими нотками страха: — Ты что творишь?! Убрав стрелу, девушка с легкостью и грацией самой настоящей дикой кошки спрыгнула с невысокого дерева, где она сидела. Подошла вплотную к Виктору, заставив его вновь замереть. — Ты не охотник. Ты жертва, — констатировав данный факт, Ева повела с равнодушием плечами, после чего направилась легкой походкой в сторону своего уютного домика. Виктор же, явно возмущённый и желающий получить хоть какие-то пояснения насчет сего несправедливого высказывания и не менее несправедливого поступка, поспешил за ней, предчувствуя, как внутри него все разгорается раздражением. — Ты в меня стреляешь, а потом говоришь, что я жертва. Дай мне лук, и я тоже буду охотником, знаешь ли. Ты чего это вообще удумала? Ева остановилась. Развернулась и поглядела на парня. Брови светлые дрогнули в удивлении. — Ты… правда не понимаешь? Она спросила это с таким искренним сожалением, что Виктор явственно ощутил, как ему становится неудобно, даже почти что стыдно за свою недогадливость, и не сказать, что ощущение это ему понравилось, так как он ещё пуще прежнего помрачнел и скривил губы с явным недовольством. Неудивительно, что следом он буркнул в ответ сухое: — Нет. Ева призадумалась, хмыкнула даже, затем махнула рукой, призывая Виктора следовать за собой, после чего направилась куда-то вдоль кустов с явным намерением вернуться в свое скромное убежище. Парень же с тяжелым вздохом отправился вслед за ней, жалея уже о том, что он не остался возле своей машины. Взобравшись без труда вверх по небольшой лестнице, по которой оба лазили уже множество раз, они устроились на полу хижины. Пока Виктор вглядывался пытливо в чужое лицо, освещённое лишь тем неярким светом, что падал со стороны выхода, Ева вытащила откуда-то колчан, уложила туда стрелу, которая чуть было не оказалась у невнимательного приятеля в глазу, при этом что-то невнятно напевая себе под нос низким голосом. Затем же она взяла со сделанной своими же руками неровной полочки какую-то траву и уселась вновь напротив парня, начала перебирать её в задумчивости, склонив голову, волосы с которой спадали рыжим водопадом, закрывая худое лицо. Тонкий аромат от сих движений начал быстро расходиться по небольшому жилищу. Девушка молчала. Молчал и парень, пребывая в нетерпеливом ожидании и сверля её пронзительным взглядом, жаждущим ответов и пояснений на все вопросы в его буйной голове. — Пять секунд это много? Вопрос был задан тихим и спокойным тоном. — Не особо, — повёл плечами Виктор, явно сбитый с толку такой неконкретной фразой, — хотя… смотря для чего. — Много. Ты отреагировал через пять секунд после того, как обнаружил опасность. В любую из этих секунд я могла бы убить тебя. — Растерялся. Естественно, я от тебя такого не ожидал, знаешь ли, тут проблемы посерьёзнее есть, — усмехнулся парень. — В этом твоя проблема. Ты ожидаешь, что опасность исходит с одной конкретной стороны. А она… везде. Ты должен быть готов каждую секунду своей жизни к тому, что ты находишься под чьим-то прицелом. Ты должен успевать реагировать. — Всю жизнь жить в страхе? Это не по мне. Я понимаю, обстоятельства, но… Девушка мотнула головой. — Не в страхе. В готовности. Хороший охотник либо всегда готов, либо это не охотник, а жертва. — Хорошо, хорошо. Ты хочешь сказать, что я должен быть охотником, если я хочу уб… Тут же рот Виктора заткнула Евина маленькая ладошка, в нос ударил резкий запах трав, от которого в голову даже отдало болью. Парень смолк в ту же секунду, поглядев с осуждением в зелёные глаза и нахмурившись. — Да, — произнесла она негромко, но твёрдо, — меньше слов о своих планах. — Но вчера я сказал, и… — Мне нужно было знать наверняка. Теперь не нужно, не говори лишний раз об этом. — Хорошо. Так… что я должен делать? – уточнил почти скучающим тоном Виктор, осознавая, что теперь ему придется слушать очередные наставления, суть которых он либо не поймёт, либо поймёт неправильно, как и бывало много раз до этого. Впрочем, он готов был хотя бы попробовать, если уж это было действительно важно для Евы. — Хороший охотник следит. Он прислушивается к миру вокруг себя, замечает следы, шорохи, запахи, направление ветра. Он анализирует. Тебе нужно понимать, что происходит вокруг тебя и почему это происходит. И как только ты заметишь, что что-то не так, насторожись. Хороший охотник никогда не будет игнорировать свое шестое чувство, если оно говорит об опасности — будь готов. Если заметил врага, то решай за секунды, нужно ли тебе бежать или же можно атаковать. В ответ Виктор лишь кивнул, зевнув широко и отведя взгляд куда-то в сторону; он явно ожидал услышать что-то более полезное, но пришлось ограничиться тем, что было. И Ева, конечно, уловила эту тень сомнения в чужих серых прищуренных глазах. Впрочем, она не собиралась повторяться, не собиралась уговаривать своего собеседника прислушаться к её словам, она лишь улыбнулась тонко уголками губ, после чего произнесла еще тише: — Знаешь, почему меня до сих пор не убили, несмотря на то, что я часто хожу в чащу? Я следую этим правилам. Он знает, что я не жертва, а такой же охотник. Он уважает тех, кто играет на его правилах. Виктор посмотрел внимательно, прикусив губу, но не ответил ничем; в светло-серых глазах все же сверкнул на мгновение интерес, который естественно был подмечен внимательной девушкой, что после этого смолкла, посмотрев хитро из-под спадающих на лицо волос в лицо своему приятелю. Поймав этот лисий взгляд, Виктор, откинув голову назад, усмехнулся лишь тонко в ответ, прекрасно зная о том, что он обозначает. Зачем слова, если они могли общаться без них?***
Запах сумерек витает во влажном воздухе, проснувшиеся уже вечерние насекомые готовятся к исполнению песен своих, стрекоча неуверенно временами и смолкая, прислушиваясь к другим звукам. Ветра нет, спокойно, кроны деревьев не шелестят листьями, птиц не слышно. Дневная солнечная жизнь засыпает, передавая власть полному таинственности вечеру. Все замерло в ожидании. Нечёткие силуэты скользят по темной траве соснового цвета, перешептываются, хихикают, устраиваются у костра и замирают, смотря полными блеска глазами в огонь. На поляне шумно, но шум этот глухой и состоит из невнятных человеческих звуков, смеха, шёпота, шорохов. Небо окрасилось уже в мрачные краски, весь мир вокруг медленно погружался в темноту, и лишь одна одинокая поляна в пугающем лесу освещалась неярко горящим костром, к которому тянулись белые человеческие пальцы. Еле теплящийся костёр был завален тонкими сухими ветками, чья-то сильная рука подкинула несколько брёвен. Света стало в разы меньше, люди смолкли, прижавшись друг к другу, поляна притихла на несколько мгновений. Впрочем, как только огонь начал вновь разгораться, хватая горячими руками предложенное угощение, в воздухе вновь появился нечёткий гул человеческих голосов. Ярчайший столб огня вырвался куда-то под облака, дым заклубился толстым темным серым пухом; в огонь был подкинут крупный пучок неизвестных трав. Заискрился костер, по поляне пошел острый горьковатый запах. Тишина прервалась в мгновение; люди восторженно взвыли, поднимая вверх освещённые огнем ладони. Причудливые дрожащие тени от фигур человеческих заплясали на сочной траве. Чернеющие стволы деревьев потеряли свою загадочность, ведь и до них теперь добрался свет от вспыхнувшего резко костра. Мужской низкий голос зазвучал, раскатываясь громом по поляне. Ни одного слова из привычной человеческой речи, но каждый из сидящих здесь знает текст наизусть, каждый подхватывает песнь, закатывает глаза и улыбается блаженно. Запах трав становится все сильнее, вся поляна пропитана им. Голову кружит, но так даже лучше. Из толпы зазвучал звук варгана. Несколько пар рук ударило в один момент в барабаны, звук этот становился все громче и громче. Треск костра тонул в музыке инструментов и звучных голосах восторженных людей, одурманенных происходящим. Представление набирает обороты, и языческая песня звучит все громче и громче. Внезапно на фоне костра возникает тонкий силуэт. Свет огня играет на бледной коже, волосы растрёпанные колышет ветер. Фигура прыгает изящно в сторону, бьёт в барабан, танцует самозабвенно, чудом не наступая на горячие угли возле костра, пестрота юбки бьёт в глаза не хуже самого пламени. Пахнет тимьяном, кориандром и прочими травами, аромат которых угадать в сей какофонии очень и очень трудно. Мелькает свет, звенит в воздухе музыка, рябят перед глазами зелёные юбки, сыплются из костра искры, взвиваются вверх языки пламени: бешеный танец новой и одновременно древней жизни захватывает податливое сознание. Всё пестрит, светится и мелькает, от происходящего даже подташнивает, однако это настолько привычное явление, что ни один человек не обращает внимания на возникающие неприятные ощущения. Последний громкий удар в барабаны, низкий утробный крик; всё кончилось. Так же быстро кончилось, как и началось. Костёр тушат. Атмосфера меняется, люди расходятся, уставшие, измученные, но отчего-то болезненно счастливые. Они все объединены чем-то большим, чем просто ежевечерними посиделками у свирепствующего костра.***
Угли недовольно шипели и алели под грубыми прикосновениями подобранной тут же палки. Виктор вновь, не изменяя небольшой своей вечерней традиции, пришел к потухшему уже костру и ворошил там дремлющие угли. Думалось возле тёплого местечка получше, да и никто бы не побеспокоил его понапрасну, ведь после ритуала люди обыкновенно уходили спать в свои «полторы лачуги», как называл эти два полуразрушенных домика парень. Спокойно и тихо, хотя в воздухе все ещё стоял запах трав, от которого Виктор морщился и отфыркивался, ведь ему все ритуалы эти были чужды и принимать участия в них он не собирался. «Зачем поклоняться тому, кого ты собираешься убить?» Он не уважал ни одну тварь из тех, что разрушили его жизнь. — Снова стоял в стороне? Голос раздался откуда-то сверху, после чего на плечи его легли маленькие девичьи ладошки. В ответ последовал короткий кивок. Ева опустилась на траву рядом с парнем, сложив по-турецки босые и грязные ноги, начав перебирать задумчиво пальцами разноцветные браслеты на худых лодыжках. — Неудивительно, — Евин голос звучал спокойно, даже мягко. Виктор знал, что приятельница его принимала активное участие в каждом ритуале и, верно, знала об их значимости, однако она никогда не осуждала его и не принуждала ни к чему. Пусть остальные представители племени и относились к нему с осторожностью из-за его категоричного отношения к ритуалам, выбор у него все-таки был. — Ты здесь уже несколько месяцев, — произнесла Ева. — Ага. — Ты готовишься? — Я готов с первого дня. — Неправда, — блаженная улыбка возникла на её губах, — ты и сейчас не готов. Виктор усмехнулся, покачав головой. Затем произнёс тоном раздосадованным и усталым: — И зачем ты тогда спрашиваешь? Ответа не последовало. Ева, подперев рукой худую щёку, щурила глаза в кошачьей манере, смотря на потухший уже костер, который вновь начал тревожить Виктор. Вновь повисло молчание, но никакой неловкости или напряжения в нем не было, ведь даже молчать можно хорошо вместе, если уж знать, как это делать правильно. Девушка вдруг вздохнула тяжело, затем поднялась легко с травы и, наклонившись, произнесла тоном вкрадчивым и серьезным: — Встань завтра с рассветом. После чего, не дав ни минуты свободной для ответа, она упорхнула так же внезапно, как и появилась, оставив Виктора в недоумении и одиночестве. Он обернулся было через плечо, посмотрев в сторону жилища Евы, куда та направлялась, и усмехнулся криво да вновь уставился задумчивым взглядом в костёр. «Что-то важное», — подумал он, ведь тон этот он уже научился угадывать среди всех её интонаций. Казалось бы, несколько месяцев, но как же хорошо он знал её…