V
***
Секунда. Секунда на осознание, после чего Виктор прищурился и отпрыгнул в сторону на ватных ногах, внезапно затрясшихся в приступе безудержного страха. Сердце вновь забилось в груди, холодный пот выступил на лбу. «Что она говорила?» — то время, что он смотрел на создание на дереве, казалось вечностью, — «атаковать или убежать?» В ту же секунду, как парень вспомнил сей совет, он развернулся и помчался что есть мочи в сторону поселения, не разбирая дороги. Ветви хлестали его по лицу, и даже то, что он закрывался рукою, ему не помогало нисколько, но ему и дела до сего не было, ведь длинные ноги несли его так быстро как могли, дабы спасти такую хрупкую человеческую жизнь. Остановился Виктор только тогда, когда буквально вывалился на поляну, споткнулся и упал в траву, тяжело дыша и отползая назад, с ужасом глядя в сторону чащи, из которой он только что выбежал. В затуманенных серых глазах застыл стеклом страх, дыхание уравнять было попросту невозможно, парень взмок весь от выступившего ввиду такого сильного всплеска адреналина пота. Такой спасительный запах земли и сочной травы…***
Шумно вдохнув запах сухих трав, Виктор с тяжелым вздохом опустился на неровный пол маленькой хижины, подперев тут же голову рукой и устало поглядев в сторону склонившейся в три погибели над луком Евы, чьего худого лица вновь не было видно из-за ниспадающего водопада рыжих волос. — Так ты, значит, спасся? — протянула девушка через какое-то время, прервав наконец затянувшуюся паузу. — Ага. Кто меня догонит? — произнёс, усмехнувшись, Виктор, в голосе которого вновь зазвенели некоторые самодовольные нотки. Но всё же было в этой усмешке что-то чужое, нервическое. — Если бы он захотел, он догнал бы, — констатировала его собеседница, не отрываясь от работы и только лишь еле заметно поведя острыми плечами. — Наверняка… — буркнул парень с готовностью, прекрасно понимая, что Ева права: он собственными глазами видел, какие скорости могли развивать эти твари и как ловко и бесшумно они двигались. Странно было осознавать, что он мог умереть в любую секунду нахождения в лесу, ведь тогда все грандиозные планы и замыслы его бы развалились так же легко, как разваливается карточный домик от несильного потока воздуха. «Раз — и нет», — подумал он рассеянно, сведя при этом густые брови и опустив взгляд вниз. — Страшно? Вопрос вывел Виктора из дымки задумчивости. — Не-а, — ответил он тоном нарочито уверенным, — герои не ведают страха. — Зря, — улыбнулась Ева. — Зря герой? Или зря не ведают? — Всё зря. Страх всё-таки нужен людям. Да и ты всё равно боишься хоть немного… но это хорошо, что тебя паника не берёт. Это тебе поможет. Виктор даже гордость небольшую почувствовал от того, что присущее ему хладнокровие по мнению его сведущей в подобных делах собеседницы сможет повлиять на исход событий. Он приосанился даже машинально, ощущая, что уверенности в нём от чужих слов стало явно больше. — Оберег с тобой? Виктор тут же полез в сумку, после чего вынул безделушку оттуда и протянул девушке. Тонкие пальцы её бережно перехватили вещицу, после чего Ева поднесла оберег к своему лицу и начала пристально его рассматривать, касаясь осторожно пёрышек. Затем же слегка потрясла вещь в воздухе, посмотрев за тем, как от сего действа перья колыхнулись, и спросила: — Ты пойдёшь снова в лес? — Тренироваться, чтобы уметь его находить? Да я не знаю… — Боишься? — Нет. То есть… разве не проще просто прийти в один день и завалить его? Встретив огонёк усмешки в чужих глазах, Виктор лишь выдохнул со снисхождением. — …попытаться завалить, ладно. — А если рука дрогнет? Второй попытки не будет. — Почему? У меня ж этот твой… — хмыкнул Виктор, кивком указав на оберег в руках девушки. — Он защищает, пока ты не решишь напасть. Вероятно, как только ты нападёшь, его свойства исчезнут. — «Вероятно»?! — Никто из нас не пробовал убивать с оберегом в руке. Я только предполагаю, не могу знать, что будет. Просто знай, что у тебя нет права на ошибку. — А, ну да, обнадёживает, — ответил с кривой улыбкой Виктор, смотря куда-то в сторону выхода из хижины и перебирая пальцами по колену. Он знал прекрасно, что он не мог совершить оплошности, однако это парня вовсе не пугало, поскольку в голове своей он уже все мысли передумал и решил всё для себя. Он знал и чувствовал, что в этом заключается его судьба, а потому и не боялся и готов был столкнуться с любыми сложностями.***
В такой же задумчивости он покинул жилище своей подруги, перебравшись поближе к своей машине, а затем, заприметив, что на поляну потихоньку начали выбираться из домиков люди, поскорее забрался в салон автомобиля, не желая привлекать к своей скромной персоне лишнего внимания. Парень относился к этой массе людей с холодным равнодушием и даже некоторой снисходительностью, ведь с самого первого дня его нахождения здесь он видел ровно то же отношение к себе. Впрочем, его это нисколько не беспокоило, ведь он знал, был уверен буквально в том, что в один день все изменится кардинально, и эти же люди будут носить его на руках, уважать его и радоваться одному лишь его появлению, ибо он сделает то, на что ни один человек до него не был способен. «Ради всего, что отобрали у меня», — Виктор лишь сжал крепче плед в своих руках, зажмурившись крепко и замерев; он просто не мог позволить себе проявить слабость, не здесь и не сейчас. «Всё будет хорошо. А как же иначе?»***
Приятный туман сонливости окутал гудящую роем проблем и мыслей о будущем голову, смежил налитые усталостью веки, расслабил напряжённые губы. Лицо приобретало постепенно безмятежное выражение, затем же глубокий вдох — и Виктор провалился окончательно в объятия ласковые сна. Даже героям нужен отдых. Сон, дарующий энергию и силы на новые подвиги. Особенно приятно было засыпать под мягким пледом, живом напоминании о прошлой жизни, беззаботной и счастливой. Хороший отдых в столь тёплых условиях обеспечен, не так ли? И где-то в тёмном небытии висела покойно паутинка тонкая снов, на узорчатой скатерти которой поблёскивали мелкие капельки росы. Движение рядом; круг нитей белесых покачнулся, колыхнулся от ветра, но ни единой росинки вниз не слетело, а потому скоро довольно она вновь приняла прежнее своё положение. Движение вновь — и круг паутинки шевельнулся слабо, затих вновь. Напряжённо. Что-то странное творилось здесь. Нити тонкие натянулись в одночасье, пара капель прозрачных сорвалась, не удержавшись, вниз, устремляясь в чернеющую бездну. Чужое присутствие нарушило баланс. Человеческое лицо побледнело, исказилось прошедшим волной беспокойством. Вздох судорожный, напряжение, пробежавшее в пальцах — нет, Виктор не проснулся. В сознании — путаница, снов нет, но и привычной темноты, столь приятной обыкновенно, тоже. И что же есть тогда? И повернуться нельзя, и проснуться нельзя. Парень спит, но точно ли это обыкновенный сон? Навряд ли. Ощущение смутной тревоги, родившееся где-то в глубине, никак не распознать, не настолько сильное оно для того, чтобы Виктор подорвался с постели и открыл глаза. Нет осознания того, что что-то не так, есть только лишь предчувствие, мозг же занят распутыванием неясного жёсткого комка, образовавшегося из сухих веток скрюченных и пожухлой травы вместо мыслей. Пробудится ли он?.. Прыжок. Дверь машины открывается медленно, осторожно. Что-то нависает сверху над спящим юношей, лицо которого то и дело принимает беспокойное выражение. Пальцы судорожно хватаются за плед, но тут же обмякают в бессилии. Рот приоткрыт, дышит часто. Брови сводит. На вспотевшем лбу оставлена красно-рыжая точка. Затем же к точке этой прижимается что-то тёплое. Утробное мычание негромкое достигает слуха спящего Виктора. Готов ли он открыть глаза? Все ещё нет, не время. Из пальцев постепенно уходит железное напряжение, он не хватается уже так отчаянно за плед в бесполезной попытке уцепиться за что-то родное. Губы побелевшие наливаются цветом, взошедшие от беспокойства на лице морщины разглаживаются, дыхание медленно, но верно уравнивается по мере того, как мычание негромкое чужое усиливается. Проходит ещё немного времени прежде, чем Виктор делает глубокий вдох, спасительный вдох, и вновь проваливается в такую привычную дремоту. Мычание стихло. Пальцы ловкие привязали что-то наспех к обшивке крыши машины. Взгляд внимательный в последний раз обратился в сторону спящего, в следующую же секунду гость ночной незваный выпорхнул из чужого «жилища», дверцу за собой прикрыв.***
Воздух ночной встретил свежестью и холодком привычным. Вновь взор внимательных глаз обращён в сторону тёмно-синего леса. Смотрит неотрывно, но спокойно. Так, словно знает, что из чащи кто-то глядит в ответ. Бросает в последний раз взгляд на машину, прежде чем с места сорваться и броситься прочь от нее, босыми ногами прямо в траву мокрую ступая. Впрочем, важно ли это? Нисколько. Важно то, что развалившийся в машине парень спит спокойно, храпит даже беззаботно, голову запрокинув. Но это сон здоровый, потому как в любой момент он может проснуться, всё лицо его налито безмятежностью. Это действительно самое главное.***
Утро началось с того, что, будучи совершенно невыспавшимся по какой-то неизвестной причине, Виктор, усевшись в машине — всё еще с закрытыми глазами, — ощутил прикосновение чего-то мягкого и щекочущего в районе своего носа. Он тут же распахнул глаза и поглядел с недоумением на предмет, возникший перед его глазами. Не то, что его было трудно распознать, однако взгляд парня долго отказывался фокусироваться на светлых коричневых перьях, коими щедро был увешан деревянный круг. Впрочем, когда ему удалось понять, что в его машине кто-то подвесил в ночи глубокой оберег, Виктор лишь вздохнул да глаза закатил, подперев щёку рукой. Протянул было затем пальцы для того, чтобы снять безделушку, однако что-то его остановило; парень вздохнул, головой покачал, да вывалился из машины, почёсываясь. Вторая странность обнаружилась, когда он по пути к реке встретил парня, что шёл туда же. Тот не упустил шанса бросить вслед Виктору шутку про индийскую женщину. Парень лишь бросил в ответ исполненный угрюмости взгляд и показал наглецу средний палец, после чего побрёл умываться. Что ж, представители племени ему никогда особо не нравились, а уж этот паршивец со своими издёвками особенно. Но так или иначе, вывести из себя обыкновенно спокойного к людям Виктора было той еще задачкой, а потому он почти забыл себе благополучно об этой шутке, если бы в процессе омовения не обнаружил у себя на руках красноватые следы. Методом проб и ошибок, а также всматривания в водную гладь было обнаружено, что на лбу у парня был вырисован неясного назначения круг, которого вчера перед сном у него определённо на коже не было и в помине. Полностью оттереть след не удалось, а потому Виктор потащился обратно с одним лишь риторическим вопросом: «Что еще опять за фокусы?». Ответ, честно-то говоря, он мог получить, он знал это, нужно было только найти того единственного человека в этом месте, кто мог верно истолковать все происходящее. Впрочем, «тот единственный человек» был, вероятнее всего, даже не на поляне, а потому нужно было сидеть и терпеливо дожидаться вечера, развлекая себя разве что догадками о том, зачем всё это было сделано. Злился ли он? Нисколько. За всё то время, что Виктор провёл здесь, он понял уже, что самое глупое качество человеческое — это злиться на вещи, которые не понимаешь.***
Погода испортилась. Пронзительно серое небо, жгущее студёной яркостью глаза, не обещало в скором времени ни единого луча ласкового солнца, так как через это полотно на небе свет бы не пробился. Холодно, настолько холодно, что обычно высыпавшие на поляну муравьями люди остались нынче в своем полуразрушенном убежище, слабо, но хоть как-то защищающем продрогшие души от непогоды. Виктору же только и оставалось, что сидеть в машине своей, укутавшись в куртку и поглядывая задумчиво в окно в сторону леса, из которого, как ему казалось, с минуту на минуту должен был выскочить рыжий огонёк, что осветил бы всю поляну одним своим присутствием и поселил тепло в чужих сердцах. Впрочем, на этот раз он не со скуки горел желанием увидеть Еву, а оттого, что ему нужны были объяснения.***
К вечеру люди начали выползать из своих убежищ, устраиваясь у костра. Виктор же тоже вылез по велению стадного инстинкта из машины и напряжённо всматривался в тронутые мягким светом от только-только начинавшего разгораться костра очертания человеческие, стараясь угадать знакомые ему острые черты лица, однако ни в ком их не наблюдал. Приходилось стоять поодаль, временами ладони озябшие друг о друга тереть да в куртку кутаться, не забывая при том следить пристально за всеми перемещениями на поляне. И вот, рассеянный взгляд его в конце-концов уловил знакомый силуэт тонкий, парень сделал было пару шагов навстречу, но тень изящная промчалась мимо него так быстро, что он и сделать ничего не успел, лишь развернулся да поглядел озадаченно на то, как фигурка хрупкая взлетела буквально вверх по лестнице и скрылась в своём жилище. Хмыкнул и головой покачал, понимая, что теперь Еву он сможет поймать только лишь по окончании вечерних ритуалов, в которых её, несомненно, заменить было никак нельзя по причине того, что она играла если уж не самую важную, то одну из важнейших ролей.***
Виктор, к его же разочарованию, не ошибся. Часть оставшегося вечера пришлось провести подле своей холодной машины, глядя прищуренными глазами на дикие беснования охваченной светом рыжим от огня толпы людей. Дурманящий запах трав доходил даже туда, где он сидел, отчего парень лишь морщился: глаза слезились из-за дыма, и голова кружиться начинала от таких резких сочетаний ароматов. Отвернулся. Отфыркнулся в сторону, утерев нос рукой и хмурым взглядом уставившись куда-то в сторону чернеющей полосы леса. Даже там, очевидно, было бы сейчас приятнее находиться. По окончании ритуала подобрался ближе к угасающему костру и уселся рядом с ним, привычно уже уставившись в тлеющие угли скучающим взглядом. Большая часть людей уже разошлась и попряталась в полуразрушенные свои домишки, что толком-то и не защищали ни от сырости лесной, ни от ветра пронизывающего. Красивое лицо белое мелькнуло по другое сторону костра, следом же до чуткого слуха донесся мягкий звук — кто-то опустился на траву. Парень поднял взгляд. И увидел на бледном лбу плохо смытую рыжую точку. Зелёные глаза в полумраке сверкнули таинственно; серые же глаза вглядывались пытливо в заострённые черты. Они посмотрели друг на друга. Помолчали. — У тебя есть вопросы? — уточнила негромко девушка, убрав рыжую прядку за ухо изящным жестом. — Может быть, — произнёс Виктор, усмехнувшись, — не каждый день встаёшь утром и находишь оберег над собой. Так… зачем? — Ты плохо спал, — произнесла Ева, поглядев в почти чёрное небо над собой. По-кошачьи глаза сощурила и улыбнулась загадочно. — Да ну? Это от плохих снов? — он головой покачал, прекрасно понимая, что какой-то информации важной он пока что не получает. — Отвар с чабрецом бы уже не помог, да? Ева кивнула и поглядела на него со всей серьёзностью. Затем оглянулась. На поляне уже и не было почти никого. Одно лишь ощущение влажности и засыпающей природы, на которую чьи-то руки невидимые медленно набрасывали тончайшее полотно ночи. — Пойдём. Маленькая ладошка с длинными пальчиками схватилась за руку парня, после чего девушка повела его за собой. Виктор же последовал покорно, безропотно, совершенно не сомневаясь в том, что так будет правильно. Странное ощущение загадочности вокруг него только лишь сгущалось, лишь один человек мог развеять его и придать уверенности в себе. Человек, который вёл его за собой, ступая мягко в мокрую траву босыми ногами, перепачканными чем-то зелёным, изрезанными листами осоки. Вверх по лестнице — и всё существо парня окутывает теплом и резким запахом разнообразных трав, по стенам развешанных, сушащихся себе тихонько. Всё на своем месте. Виктор сел, ноги по-турецки сложив и посмотрев внимательно на устроившуюся напротив Еву. Она же, взяв пучок растений, начала на травинки отдельные разбирать его, притом голову склонив и никак не желая поднять взгляда, дабы не встречаться им с серыми глазами. Очевидно, что она думала над чем-то. Парень ждал. Не торопил, но напряжение его держалось в воздухе, ощущалось настолько хорошо, что он был просто-напросто уверен в том, что и подруга его тоже это чувствует. — Он к тебе в голову лезет. Она произнесла это так просто, будто бы это было какой-то мелочью, совершенно очевидной и понятной. Внутри Виктора же всё замерло на пару мгновений, а затем отдалось в животе холодом и ужасом животным. Ощущение неприятное от сердца поползло в конечности, погружая в онемение пальцы. Он поджал губы. — Он? Ну то есть... он? Это как вообще? — Возможно, пытается понять твои замыслы. Не могу знать наверняка. Знаю лишь то, что это нехорошо. — Да это понятное дело, — усмехнулся горько Виктор, покачав головой, — то есть ты меня от его… этой телепатии избавляла, да? Ева неопределённо покачала головой. Парень еще некоторое время смотрел на нее, ожидая пояснений, однако, убедившись в том, что никто подробностей раскрывать не планирует, вздохнул с видимым раздражением да продолжил: — И как теперь мне от этого избавиться? Вдруг он снова… — Держи оберег при себе. — Он сейчас в машине. — Нестрашно. Таскай с собой всегда, когда сможешь. Терять не смей. — Идёт, — пожал плечами Виктор. Взгляд потупил. Неприятно, что сказать, очень неприятно, когда даже в мыслях в своей голове нет никакой уверенности, ведь и до них, оказывается, кто-то может добраться, если уж очень захочет. — Боишься? Тихий вопрос потух в молчании. Секунда, две. Виктор, видимо, не решился отвечать сразу; помолчал, вдохнул коротко, а потом выпрямился и посмотрел с усмешкой на рыжую девушку. — Нет. Мне нельзя, я же говорил. Если я испугаюсь, то кто…— и смолк, брови сведя сосредоточенно, но продолжил уже увереннее, — я справлюсь. — Хочется верить, — протянула Ева, — а ты из лука стреляешь? — Из лука? Немного. Подростком был — учился. А чего? — А ничего. Тебе же проще будет, — ответила она и улыбнулась, — держи-ка. Простой деревянный лук упал в чужие сильные руки.