IX
***
«Это, значит, рай? Или ад? Наверное, это все-таки ад, в рай меня бы не пустили», — решил Виктор, — «подозрительно тихо для ада. Вот так выглядит жизнь после смерти? Темно, прохладно и... что-то колется. Эй, какого черта что-то вообще колется? Мне определённо не кажется. Что за…?» Примерно после этих мыслей сознание начало просветляться, парень понял внезапно, что он вряд ли умер, раз до сих пор может чувствовать, и раз в запястье ему упирается что-то колючее. Сомнений в этом ощущении не было, потому как колкость эта была слишком навязчивой и никак не желала исчезать. Более этого, именно из-за неё парень начал понимать, что смутно ощущает своё тело, одну руку в частности. Разлепил глаза. Первым делом он увидел наверху что-то тёмно-серое и неровное. Понял, что это что-то вроде камней. Голову поворачивать отчего-то было страшно. Боязно было вообще двигать хоть чем-то, кроме глаз, а потому он ещё какое-то время лежал, просто глядя наверх и изучая породу нависшего над ним каменного потолка. Затем же он, вспомнив о том, что его беспокоило, скосил глаза и поглядел на свою правую руку. Иголки. Зелёные иголки. Шумно вдохнул воздух — свежо пахло хвоей. Он лежал на настиле из еловых лап. Воздух был словно чуть более тяжёлый и немного влажный, это парень тоже сразу отметил. И вся эта картинка никак не вязалась с тем мёртвым иссохшим пейзажем, который он видел в последний раз перед тем, как окончательно провалиться в тяжёлое небытие. «Ева?» Виктор тут же неуклюже поднялся на локтях, упорно игнорируя вновь занывшую рану на животе, и с болезненной надеждой во взгляде поблёскивающих прозрачными слезами глаз огляделся. «Неужели она жива? Она ведь жива?..» Парень понял сразу две вещи. Первая: он в пещере. Вторая: явно не Ева вытащила его с поля. Потому что на выходе из пещеры сидело уже знакомое ему мерно дышащее громадное нечто в перьях, которое никаким образом не было похоже на силуэт хрупкой девушки, что так отчаянно желал увидеть не теряющий веры в лучшее парень. Виктор замер. Внушающая отдающий чем-то металлическим ужас фигура находилась на расстоянии ничтожного метра от него. Воистину огромное существо, широкая спина которого была полностью покрыта разными пёстрыми перьями в скромных маскировочных цветах: от светло-серых и коричневых до иссиня-черных, а из-под естественной мантии из оных торчал такой же чёрный длинный кожаный хвост. Оно сидело спиной к Виктору в абсолютном спокойствии, прекрасно зная о том, что парень из-за физической слабости своей ничего не мог ему сделать. «Так, значит, кукуха всё-таки не отъехала. Я ж нормальный? Вроде нормальный. Соображаю», — Виктор осторожно сел на шуршащем ветками и слегка влажном настиле, вжавшись невольно из страха перед этой тварью в холодную каменную стену и чувствуя спиной своей каждый неровный выступ, — «значит, если у меня все нормально с мозгами… это не сон. Точно не сон? Нет, здесь слишком холодно, я это хорошо чувствую, точно не сон. И то, что было на пустоши, значит, тоже не было сном. Так оно умеет говорить?» Проверять не хотелось, совсем, потому как единственной эмоцией, которую вызывал этот грузный силуэт на выходе, был неописуемый животный страх и гложущая его изнутри не унимающаяся тревога оттого, что он все еще туго соображал и никак не мог понять, почему он все еще оставался в живых. А потому Виктор только лишь сидел молча, боясь совершить лишнее малое движение и привлечь этим внимание восседавшего чинно грузного существа. Впрочем, он не столько не хотел лишний раз шевелиться, сколько и не мог, потому как каждое малое движение — и даже каждый неосторожный вздох! — отзывались болью в разодранном животе, в сжимающейся в невидимых тисках голове. Он был слишком слаб, чтобы хоть что-то предпринять. Парень понимал, что просидеть вот так вечность они оба не смогут, но всё равно он вздрогнул от неожиданности и даже дыхание невольно задержал, когда хвост твари слегка пошевелился. Она потопталась, кажется, на месте — понять было трудно, поскольку она по-прежнему сидела спиной и из-за перьев не было ничего видно, — а затем вновь уселась на каменный пол, при этом шумно выдохнув. Виктор нервно провёл языком по пересохшим губам. «Раз оно меня еще не убило», — он осторожно подался вперед, — «можно попробовать». — Извини.. те? Вы, это… разговариваете? — задал негромко вопрос парень, после чего вновь судорожно вздохнул; отчего-то это простое действие заставило его вновь почувствовать себя до невозможности утомленным. Голос его словно и не принадлежал ему: тонкий, переливающийся негромкой усталостью, ничего почти не осталась от того низкого самоуверенного и слегка нагловатого временами тона. Бог резко обернулся. Теперь Виктору выпала возможность разглядеть во всех подробностях череп, служивший твари, очевидно, головой. Бараний череп не был идеально белым, от обычного же его отличало то, что на привычных человеческому глазу бараньих рогах виднелись того же беловатого цвета костные наросты, словно бы кто-то скрестил завитые рога барана и ветвистые — какого-нибудь лесного оленя. В черных провалах глаз что-то едва заметно поблёскивало — у этой твари были нереалистично впалые глаза. Разглядеть их всё ещё было трудно, потому как света в этом месте было не так уж и много. Виктор вжался в неровную стену, забыв и про докучающую ему боль, и про элементарное дыхание заодно. Инстинкт самосохранения всё же брал свое: он впился руками в еловые ветви и даже не чувствовал, как иглы вонзаются ему в огрубевшую кожу на ладонях. От одного лишь взгляда чужого сердце затрепыхалось в груди. Впрочем, он был слишком измучен, чтобы попытаться сбежать или сделать хоть что-то большее ради своего спасения, потому он просто сидел и мысленно надеялся на то, что его не собираются трогать. Бог же секунд десять просто молча смотрел на него не то с осуждением, не то с презрением — это всё парень не столько видел и распознавал, сколько чувствовал на своей шкуре: у этой твари была просто поразительная способность понятно демонстрировать свое отношение к людям. Бог вновь повернулся своей перьевой спиной, подобрался весь и, оттолкнувшись длинными черными лапами худыми, показавшимися из-под перьев, от камня, с удивительной легкостью выпрыгнул из пещеры прочь, оставив вусмерть напуганного Виктора сидеть на настиле в одиночестве в полном недоумении. «Всё же не разговаривает», — вздохнул парень, сползая с настила и на четвереньках подбираясь к краю пещеры, дабы с любопытством выглянуть из неё и понять, где он вообще находится.***
Занимался вечер. В пахнущей приятной свежестью траве довольно застрекотали сверчки, которым никто не мешал исполнять их шумные песни. Перед входом в пещеру была небольшая поляна, звуки насекомых с которой и доносились до слуха парня, однако спуститься на неё не представлялось возможным, потому как пещера была выдолблена в каменной породе на высоте около метра от земли. Не то, что это расстояние это было так уж трудно преодолеть, однако раненый Виктор понимал, что рисковать так будет глупо и опасно для жизни, только-только заживающая рана на животе могла открыться, так что далеко он бы не ушёл. Что ж, мысль о побеге в попытке спасти свою жизнь пришлось отложить: по крайней мере, на время. «А нужна ли мне эта жизнь вообще?», — Виктор вновь вздохнул тяжело и пополз в сторону настила, держа руку на животе, — «Зачем? Почему он просто не съел меня? Меня принесли в жертву, имеет право». Но несмотря на то, что жизнь эта парню, по его же прежним выводам, была не так уж и необходима, он улегся поудобнее на настиле, чтобы не тревожить рану, да глаза закрыл: отдохнуть и восстановить силы. «Будь что будет», — подумал он, — «надо сначала успокоиться, а потом решу, что делать. Если, конечно, этот чёрт не решит, что со мной делать, раньше меня, тогда ещё проще будет». Поспал, однако недолго по какой-то причине — проснулся ночью. Тепло и уютно, он сначала даже и не понял, в чём дело, решил, что ему всё происходящее приснилось в кошмарном сне, и он очнулся в собственной машине. Сонно лицо ладонью потёр да глаза открыл. Костёр. Тепло от костра. Выпускающий вверх рваные желтые ленты огонь — первое, что увидел парень, распахнув тут же заслезившиеся глаза. Второй увиденной вещью был Бог, сидящий напротив и глядящий пристально на человеческое создание. Их отделяло друг от друга лишь небольшое пятно пламени. Виктор сначала было вновь испуганно замер, нахмурив густые брови и глядя настороженно на своего страшного соседа по пещере в попытке понять, не станут ли ему вредить на этот раз. Что ж, кажется, у этого создания нынче уничтожения Виктора в планах не было, потому как оно просто продолжало смотреть на него, застыв камнем в той же позе, в которой его застал по пробуждении парень. Виктор постепенно успокаивался, потому как вечно сидеть, замерев, и бояться он не мог: выдохнул осторожно, хмыкнул, молча сел на настиле и уставился в ответ на существо внимательным, но усталым взглядом. Впрочем, в игре в гляделки выиграл бы точно не он, а потому парень, поняв, что ничего в картинке перед ним меняться не собирается, со вздохом перевел взгляд на дразнящийся теплом огонь. Подвинулся к нему поближе, вопросительно поглядев при этом на Бога. Тот не шелохнулся, продолжил сидеть неподвижно и смотреть на парня. — Да смотрите, сколько влезет… — пробурчал Виктор, со вздохом подпирая грязную щёку рукой и с явственным безразличием уставившись в огонь, делая вид, что зрелище это будет всяко интереснее твари, сидящей напротив. Признаться честно, во время всего этого действа сердце у него билось много чаще, чем могло показаться, всё его равнодушие и безразличие было напускным. И всё же он, даже находясь в столь невыгодном положении, умудрялся демонстрировать свой характер. Мысли были свежими, а тело — отдохнувшим, потому парень решил, что он всё-таки окончательно пришёл в себя, помутнения рассудка теперь можно было не бояться. Так как состояние у него перестало оцениваться, как критическое, он понял внезапно, что ему помимо отдыха нужно было хотя бы что-то попить. «И поесть», — завершил он мысленно свои рассуждения, опуская взгляд и глядя на закрытую его же импровизированной перевязкой в виде куртки рану, — «иначе я просто умру от бессилия». — Вы меня хоть понимаете? — сделал ещё одну попытку Виктор, подняв взгляд и с последними искрами надежды поглядев в чёрные провалы глаз. Ответа, как повелось, не последовало. Ничего, ни слова, ни движения, ни кивка. Пришлось выдохнуть с раздражением и головой покачать, опустив вновь взгляд вниз. «Как истукан», — подумал парень, — «замер и всё тут, ничего ему не надо. Зачем ему вообще я?» Так и просидели полночи. Виктор то сидел у костра, то возвращался на настил, то рассматривал нагло без зазрения совести существо, то ли потому, что преграда из костра давала ему ложное ощущение безопасности, то ли просто из желания обозначить своё место здесь. Пока он понял одно: перья у существа были только лишь на спине — предназначение их было неизвестно, — а остальное тело существа было чёрным и гладким. И конечности вроде человеческих; ладонь почти такая же, только вот пальцы много длиннее да с когтями. И такие все четыре лапы — или руки? И хвост, длинный и массивный, с большой кожаной пластиной на конце наподобие ромба, на углах которого было что-то вроде шипов. «С этим удобно плавать», — решил про себя Виктор, рассматривая лежащий себе спокойно возле огня хвост, — «как ласта».***
Он и сам не заметил, как под утро умудрился во время наблюдений за Богом уснуть на кажущейся теперь столь уютной постели из еловых ветвей. Спалось действительно здорово, так, словно бы ветви эти были самым мягким ложем из всех, что он себе мог представить, а потому проснулся он вновь к вечеру, проспав благополучно весь световой день, и почувствовав себя при том невероятно бодрым. Однако во рту было совсем сухо. Сполз со своего тёплого местечка и…. остолбенел. Твари рядом не было, однако возле настила на паре сочных широких листьев лопуха лежала приличного размера горсть ягод. Рядом — такая же горсть, кажется, орехов. И ещё на этих же листьях лежало что-то вроде мха; на первый взгляд это был именно мох. «Это оно меня так кормит?» Виктор посмотрел озадаченно на еду, почувствовав тут же, как в животе всё свело болью от голода. «А это точно мне? Хотя кому ещё-то». Сомневаться и ожидать прибытия этой твари не хотелось, а потому парень тут же безо всякого стеснения набросился на принесённое ему лакомство, спешно запихивая в рот лопающиеся кисло-сладким соком ягоды и глаза невольно закатывая от того, насколько же вкусными они ему казались. Плакать хотелось от того, как же ярко ощущался вкус еды и от того, что эта порция была гарантией того, что он не умрёт здесь голодной смертью. Всё лицо перепачкал, а потому пришлось оторвать кусок от лопуха и попытаться исправить ситуацию, начав этим вытирать часть своего рта и руки от остатков липучего сока. Что ж, тщетно. Съев все ягоды, Виктор с тем же энтузиазмом приступил к орехам. Обнаружил, что они почищены, потому с ними расправиться также труда не составило. Пока ел, не думал ни о чём, кроме самого факта наличия еды: ему было даже не так уж и интересно, когда и каким образом это добро оказалось здесь, возле него. С понятной едой было покончено, а потому оставалось решить, что делать с этим неясным растением, которое и на второй взгляд оказалось самым обыкновенным мхом. Виктор поднял осторожно мягкий губчатый кусочек с листика, начал рассматривать, пытаясь понять, для чего же это было ему принесено. «Может, он не знает вообще, что люди едят?» — подумал он, но вопреки своей мысли поднес кусок ко рту и откусил немаленький кусок. Невкусно. Землисто и неприятно, однако прежде, чем Виктор выплюнул это, на него вдруг нашло озарение. Мох-то был мокрый весь! Настолько, что при попытке поднять его, с него ручьем начинала стекать вода. Поняв, наконец, зачем ему это принесли, он решил всё же проверить теорию, вновь поднеся мох к губам и сжав его в своей руке. Верно, в рот тут же полилась вода. Привкус от мха был, конечно, странноватый и не слишком приятный, однако это не имело значения, так как жаждущему воды парню было нетрудно не обращать на него никакого внимания. Виктор, «выпив» таким необычным образом все три «кусочка», весь сразу просиял. Губы утёр рукой и вздохнул, поглядев на сияющее голубое небо за пределами его «жилища». Воды, конечно, было мало, чтобы полностью утолить всю его жажду, однако этого было уже достаточно для того, чтобы он перестал чувствовать себя таким разбитым. Он даже приполз вновь в центр пещеры и попытался вновь развести костёр при помощи трения друг о друга палок, однако быстро бросил это дело, поняв, что ничего у него не получится. А потому он просто уселся вновь на настил из еловых ветвей и вновь задремал.***
Спал чутко, потому проснулся тогда, когда услышал негромкие звуки прямо возле себя и ощутил чужое присутствие: приоткрыл глаза, сонно поглядел на появившегося вновь из ниоткуда Бога, что уселся у костра и начал что-то делать над ним. Через какое-то время среди нечётких тёмных объектов зажёгся внезапно под чёрными руками существа маленький рыженький огонёк. Виктор глядел, глядел на всё ярче разгорающийся огонь, затем перевел взгляд на Бога. Тот вновь пристально смотрел на него, но теперь это парня почти не пугало и совсем не раздражало отчего-то. Он переполз с настила на каменный пол, уселся поближе к костру и, сложив вместе руки, вдруг произнёс: — Я не знаю, понимаешь…. Понимаете ли Вы меня вообще, но… спасибо. И за огонь, и за еду с водой. Бог всё ещё пристально смотрел на него. — С-п-а-с-и-б-о, — произнес Виктор по буквам, затем приложил ладонь к сердцу, чтоб уж наверняка, — я… ну это, благодарен. Понимаете? Благодарен. Он отчего-то надеялся, что слово «благодарность», которое он слышал из уст самой же твари, заставило бы её воспроизвести хоть какую-то реакцию, однако это было тщетным, потому как Бог продолжал камнем неподвижным сидеть на одном месте и глядеть на человека внимательным взглядом. Впрочем, Виктор не то, что сильно расстроился, потому как он, убедившись в том, что ответа не последует, просто бросил задумчивый взгляд на своего неразговорчивого собеседника и плечами пожал. Посидел немного у костра, погрелся, а затем вновь вернулся на свое выстланное еловыми ветками место. «Вот бы ему взбрело в голову и завтра дать мне еды и воды»,— подумал Виктор, — «так я, может, и не умру». Он пока не определился, стоило ли ему жить дальше, и если стоило, то для чего, однако острого желания покончить со всем этим у него пока не возникало, потому он решил, что самым разумным будет окрепнуть немного да уже потом думать, что делать. И попытаться, конечно, выяснить у этого существа хоть каким-нибудь образом причину его содержания в этой пещере.