XII
***
Виктор стоял робко меж жмущихся друг к другу деревьев и смотрел исполненным отрешённости и тихого отчаяния взглядом на опустевшую поляну. Такой знакомый и уже почти родной сердцу пейзаж, но чего-то здесь теперь явно не хватало. И он с первого взгляда понял, чего именно. День отдыха в пещере на еловых ветвях, затем же парень вновь отправился в путь с холодными рассветными лучами. После вечернего короткого разговора с существом он понял, что догадка его оказалась верна: он пошёл не в том направлении в последний раз. Дойти до единственного в этом лесу места, где обитали люди, было вполне осуществимым планом, однако идти пришлось бы долго. Он понимал это. Понимал, но готов был отправиться в путь за ответами, в которых он так нуждался, зная прекрасно, что он может заблудиться или вовсе умереть, если наткнётся, к примеру, на диких зверей. Подготовился, отдохнул и вновь отправился в путь не без невероятного и почти глупого упорства. Так просто сдаваться парень не собирался. И вот, он дошёл. Потратил целый день, заночевал на дереве, а под утро начал угадывать знакомые места и наконец добрался до пункта назначения. Виктор стоял меж могучих стволов деревьев и смотрел на пустую поляну, на которой не было людей. Лишь пасмурная прохлада держалась над незыблемой сереющей травой. Ничего, кроме пугающей одиночеством тишины и еле слышного шёпота ветра. Парень осторожно ступил на траву. Сделал еще несколько шагов, огляделся. Никого, ровно никаких звуков, ничего, что могло бы собой сообщить о человеческом присутствии. Отправился в центр поляны, к чёрному кругу, оставшемуся от в прошлом взвивавшегося к самому небу пламени. Присел на одно колено рядом с ним и, сведя брови сосредоточенно, коснулся огрубевшими пальцами останков угольных. Выдохнул коротко, растирая черноту меж пальцев: если костёр и разводили, то явно не прошлым вечером. Угольную пыль да пепел ветер успел разметать по траве вблизи этой тихой могилы огня, стреляющего искрами совсем недавно на глазах самого же Виктора. И сейчас он готов был отдать всё, лишь бы эта досаждающая прежде картинка вернулась… — Эй! Есть кто? — приложив ладонь к губам, крикнул парень. Тут же замер, прислушавшись. Ответа не было. Развернулся и, увидев машину свою, тут же поспешил к ней. Дверь нараспашку открыта, стекло пронизано паутинкой повреждения, в центре его находилась вмятина. В машине все вверх дном, в вещах его явно кто-то усердно копался. Виктор в панике почти схватился за плед и прижал его к лицу своему, но… ничего не почувствовал. Медленно отпустил ткани кусок, глядя на него пустым и отрешённым взглядом. Он так стремился сохранить в этой вещице частицу своего дома, так стремился сохранить запах своего спокойного и счастливого прошлого, а теперь… маленькую радость его нагло отобрали. Растоптали, не зная даже, какое же значение для него имела эта, казалось бы, не такая уж и важная и нужная вещица. Он посмотрел недолго с рассеянностью на свою машину, поджав губы и еле сдерживая вставшие в глазах слёзы, затем же, вытащив плед из салона, накинул его себе на плечи и захлопнул дверь. Погладил по крыше свою железную ласточку, осмотрел капот в слабой надежде увидеть свежие грязные следы от девичьих ножек, но ничего не заметил. Он так злился, когда Ева прежде ползала по его капоту, а теперь… он не хотел ничего, кроме как увидеть вновь её силуэт, сидящий здесь, на его машине. Поглядел вниз. Брови свёл, хмыкнул, присел. Трава возле машины его была в чем-то испачкана. Что-то красно-коричневое, густое. Догадаться было нетрудно: Виктор с едва видимым отвращением отошёл на несколько шагов, огляделся в страхе вновь, но ничего опасного в туманной полосе леса так же не обнаружил. Кровавые следы возле его машины ни на что хорошее на намекали. Вряд ли люди ушли отсюда просто так. Поглядел на груду камней, оставшихся от двух полуразрушенных домиков, и поспешил к ней, глядя себе под ноги. Чем ближе он подходил, тем больше кровавых следов встречал и тем отчётливее понимал, что спастись от неведомой напасти удалось не всем. Ближе к камням подходить не стал, остановился в нескольких метрах. Он понял, чья это была работа, потому как меж покрывшихся за ничтожно короткий срок мхом камней начали уже прорастать тонкие стволы будущих деревьев… «Они никогда не оставляют после себя беспорядок», — вспомнил Виктор, разворачиваясь и стараясь не думать о тех, кому принадлежала вся эта разбрызганная по всей поляне кровь, — «они всегда покрывают свои злодеяния слоем растений». Словно одеялом зеленым укрывали место жестоких своих расправ, не оставляя почти никаких следов. Ни кусков мяса, ни трупов, только лишь редкие следы крови да множество растений. Неужели жалкая парочка деревьев — это индульгенция от всех грехов? Поспешил к домику Евы, буквально взлетел по лестнице наверх, с щемящей сердце тоской заглянул внутрь и… ничего. Ни намёка на присутствие его рыжей подруги. Усмехнулся горько, прекрасно понимая, что он особо ничего и не ждал. Огляделся, подобрал оставленный прямо на полу лёгкий ножичек, подумав при этом, что при встрече обязательно вернёт его ей. Затем бездумно как-то снял со стены несколько мешочков с травами, что так усердно прежде собирала Ева, прицепил их к своему поясу и, не осмелившись ничего более трогать здесь, спустился в конце-концов вниз. Сел под деревом, на котором и был установлен домик его подруги, поглядел рассеянно в сторону и… увидел вдруг знакомую ему вещь. Потянулся за ней. Лук?.. Он вновь нашёл его. Тот самый треклятый лук, ставший причиной череды всех этих катастрофических событий. Поглядел на него со страхом и жалостью, борясь с желанием сломать его пополам ко всем чертям, однако лишь задумчиво провёл пальцами по вырезанным чьей-то умелой рукой узорам, а затем крепко сжал его в руке и поднялся с места. Нет, портить его было бы несправедливо. Не лук виноват в той роковой ошибке, а сам Виктор. Рассудок свой он, к счастью, после всего произошедшего с ним, не растерял, а потому мог адекватно рассуждать о поступках своих. И планах на будущее. «Если они, конечно, вообще будут», — вздохнул парень тяжело. Сделал в задумчивости пару шагов вперед и заметил, как что-то золотом блеснуло под ногами. Вновь наклонился и подобрал… …перо. Золотое перо, красивое и большое, вроде тех, что ему однажды Ева показывала. Покрутил его в руках, осмотрел внимательно со всех сторон. Ни одной известной птице оно не принадлежало. Сунул в карман куртки, нахмурившись. Зачем? Он и понятия не имел. Но помнил, что их собирала Ева, а потому… Он остановился и поглядел с невероятной тоской на ледяной бездушный пейзаж. «И куда теперь мне идти?», — подумал он, — «одни вопросы, никаких ответов. Остальную часть сожрали, но где все прочие, неужели никому и правда не удалось уйти? И где, чёрт возьми, держат Еву?»***
Вечерело. Проводить ночь здесь, среди этих пятен крови и пугающей атмосферы безжизненности, Виктору явно не хотелось, так что он развернулся и отправился в ту сторону, откуда пришёл, прочь от места, которое ему казалось когда-то таким тёплым и безопасным. Он брёл, понуро голову опустив и думая о том, что он вновь, в который уже раз, потерял что-то очень и очень важное. Он даже не знал, куда конкретно держит путь, целью Виктора было на этот час отойти как можно дальше от сего места и где-нибудь передохнуть. «Я и так достаточно далеко ушёл», — решил он, — «потому что этот меня даже найти не может. Или… просто не хочет». Оба варианта его изначально-то устраивали, он даже обрадовался, когда утром этим, разлепив глаза, не обнаружил рядом с собой огромной и тёмной, пугающей одним своим видом туши. А сейчас… Шёл еще около получаса, пока не остановился внезапно и, выдохнув, не решил присесть наконец, дабы дать гудящим усталостью ногам немного отдыха. Сел возле ближайшего дерева, подкрепился орехами, накрыл себя пледом, так как в лесу уже начинало по вечернему холодать и… внезапно для себя же самого провалился в одно мгновение в тягучую болезненную дремоту. Проснулся в тот же момент, как сквозь плотную вату сна понял вдруг, что задремал он не где-то, а в лесу, в котором можно было и диких зверей повстречать ненароком. Глаза распахнул опухшие, поглядел мутно вперёд и… заметил грузную фигуру в нескольких метрах от себя. Поглядел на неё сонно и вновь глаза закрыл, то ли доверяя этому существу, которое опять оказалось рядом с ним, то ли просто не беспокоясь за самого себя и за то, что с ним вообще будет.***
Виктор проспал до следующего утра. Проснулся и понял вдруг, что все затекло смертельно, да и промёрз он порядочно, несмотря на то что пледом укрывался. «Не заболеть бы», — с этими словами он, морщась, сел возле дерева, и… — О, Вы всё ещё здесь. Бог, к удивлению парня, даже обернулся на его голос. Виктор криво усмехнулся, затем поднялся и, кутаясь озябло в плед, испытующе поглядел на существо. — Спасибо, что охраняли меня ночью. Меня бы точно съели, если бы не Вы. Бог, кажется, коротко выдохнул, продолжая пристально смотреть на Виктора. Тот немного постоял, подумал, после же, руку в карман сунув, выудил оттуда несколько не столь свежих ягод можжевельника. Парень с сомнением поглядел на синие бусины на своей широкой ладони задумчиво покатал их туда-сюда. — Это должно… Ну, я попробую. Кисловато-хвойный привкус во рту заставил Виктора на мгновение поморщиться, затем он, продолжая пережевывать ягоды, подобрался на пару шагов ближе к существу и устало уставился на него. Возможно, ожидал хоть какой-то реакции. Тварь же в привычной манере сверлила его внимательным взглядом. — Вы же знаете ответы на мои вопросы, я не сомневаюсь. Бог потоптался на месте, но ничем вразумительным не ответил, не сумевши ни подтвердить, ни опровергнуть высказывание человека. Он никогда не заговаривал сразу же после того, как парень закидывал в рот очередную горсть ягод. Видно, на то были свои причины. — Мне надо понять, что случилось там, — Виктор кивком указал в сторону оставленной за спиною поляны, — это же… Вы были, да? Парень мельком глянул туда, куда сам же и указал. Было всё так же прохладно и пасмурно, а потому перед глазами легко вырисовывалась вчерашняя печальная картинка: холод, серость и пустота. Пустота гнетущая, вызывающая неявную тревожность и тоску в прежде смелом человеческом сердце. Это было нетрудно представить; всё, что он увидел вчера, напомнило ему въевшийся ничем не выводимым ядом в покалеченное сознание момент, когда он точно так же зашёл в комнату своей семьи. Тишина, никого вокруг. Только редкие пятна крови. И эта пустота, оглушающая и ошеломляющая. — Нет. Виктор вздрогнул. Перевёл взгляд на Бога. «А не лжёт ли он?» — пронеслась молнией мысль в голове, однако озвучить ее парень не посмел: в конце концов, он не смог бы узнать истину, если бы тварь захотела ее скрыть. — Тогда… кто это сделал? — Что-то другое. Здесь много кто обитает, — с этими словами Бог задрал голову и поглядел наверх. Виктор машинально обернулся туда же. Затем, поняв, что большего он вряд ли добьется, фыркнул, поправил плед на своих плечах и произнес тоном отрешённым: — Так те люди погибли? Те, что оставались здесь. — Да. — А где тогда другая половина? Бог промолчал. Виктор вновь поглядел на него и обнаружил, что тот смотрит прямо ему в глаза и молчит. По спине побежали предательские мурашки. Не понравилось ему это молчание, холодное и словно бы угрожающее. — Так… где? — тихо переспросил парень. — Какая «другая»? Виктор вздохнул тяжело, потерев пальцами переносицу, а после и вовсе начал говорить нетерпеливо и нечётко. — Да те, что были до них. Раньше людей было много, человек сорок, я думаю. А потом… Парень осёкся, не зная, как продолжить. Ему не хотелось вспоминать о своей ошибке и событиях прошлого, и уж тем более не хотелось говорить об этом с существом, которое он и пытался убить, потому как он не знал, как оно может на это отреагировать. На его адекватность и спокойствие надеяться не приходилось. И всё жё объясниться было нужно, потому Виктор с явной неохотой и нервозностью в голосе дополнил: — …после того, как я попытался убить вас, - на этом моменте он поглядел украдкой на существо и, заметив, что оно даже после столь резких слов не проявляет никаких признаков недовольства или же вовсе агрессии, выдохнул успокоено и решил всё-таки продолжить, — я вернулся, а половины людей уже не было. Осталось… немного. И мне нужно знать, куда они делись. Куда делась Ева. Бог вновь поглядел наверх. Виктор это воспринял как знак. — Это… «что-то другое» на них напало? — с недоверием произнёс парень, явно боясь услышать положительный ответ. — Нет. — Тогда что с ними случилось? — Они тоже погибли. Внутри всё похолодело. Ледяной ужас прокатился чёрной парализующей волной по всему телу. — Как… погибли?.. — голос парня внезапно стал совсем тихим и сиплым, жалким почти, но он ничего не мог сейчас с этим поделать, да и не хотел, — в смысле… все они? От чего? А как же Ева? Она ведь… жива?.. Парень подошёл даже на два шага ближе к существу, глядя ошарашенным взглядом прямо ему в глаза. Все внутри ныло одной резко вспоротой глубокой раной, дыхание стало тяжёлым, в глазах стеклом застыл ужас, руки внезапно затряслись. «Спокойно, спокойно», — стучало в голове, — «ничего, Ева не могла погибнуть вместе с ними. Кто угодно, только не Ева, она слишком хорошо знает порядки и правила, чтобы просто так… верно?..» — Кто из них был Евой? Натянутое струной напряжение оборвалось. Виктор, находящийся на грани истерики, тут же смачно выругался в сторону и начал быстро говорить сквозь стиснутые зубы, прерываясь на судорожные вздохи: — Да Ева! Это… девушка, она… Вы не можете не знать её, она знает все эти ваши проклятые правила. Она научила остальных жить по ним. Она одна ходит в ту сторону, куда ходить было нельзя из-за Вас. Из-за Вас и Вам подобных. Маленькая, рыженькая и худенькая девчушка, она… — Я её помню. Виктор вновь поднял опущенный было взгляд. В серых пронзительных глазах его заблестели слёзы. Неужели он знает?.. — Что с ней? Она жива?! — Нет. Он не был готов к ответу. Он так отчаянно надеялся, он смотрел в чёрные провалы глаз со страстным желанием услышать хоть что-то хорошее, увидеть какой-то светлый проблеск надежды. Слёзы тут же хлынули по щекам; он с секунду ещё стоял, совершенно оглушённый услышанным, затем замотал тупо головой и произнёс искривившимся в уродливой гримасе ртом: — Нет. Ты лжёшь! Она не может… ты лжец! Что ты сделал с нею?! Внутри всё затрепыхалось от ненависти и обжигающей всё его существо боли. Виктор глядел бесстрашно на громадное существо перед ним и не боялся нисколько, чувствуя лишь, как к груди подступает ярость. — Съел. Виктор шарахнулся в сторону, глядя с отвращением и ужасом на тварь, сидящую спокойно перед ним. — Ты… что ты несёшь вообще?! Заткни свою уродливую пасть и не смей мне больше врать, ты, чудовище! Ты… ты, блять, ты не представляешь, о чём ты… говоришь… Чёрной омерзительной змеёй подобралось к самому сердцу, раненому и беззащитному, осознание одного лишь простого факта. На самом деле твари незачем было лгать. Незачем было запугивать и без того погруженного в страх Виктора. Оно говорило правду. Но поверить в это просто нельзя было. Невозможно. В ушах стоял беспрерывный звон. Ноги подкосились; Виктор упал на колени, стискивая ладонями голову и зажмуриваясь крепко-крепко, стараясь унять непрекращающийся поток слёз и сдержать рыдания. Впрочем, всё это не помогло. Секунда, две — и парень завыл, в голос завыл, впившись крепко пальцами в собственные волосы и чудом только не выдрав себе половину каштановых прядей. Он буквально кричал от боли, отравляющей изнутри его самого, человека, который только что потерял последнюю надежду. — Ты… — он поднял взгляд красных потрескавшихся глаз, тяжело дыша и не отнимая при этом рук от головы, — ты не Бог, ты… ничтожество. Я заставлю тебя… ты пожалеешь, ты обо всём… ты… Зашёлся кашлем, но вскоре вновь поднял голову. Взгляд его впился в темные провалы костяного черепа. — Почему ты не сожрал и меня тоже? Боишься, а? Обходишь стороной того, кто не побоялся выступить против тебя?! — Нет. На тебе оберег, — ответил спокойно Бог. — Это не помешало бы тебе, сучара, если бы ты хотел сожрать меня. Но нет, тебе нравится заставлять… заставлять людей страдать. Ты… — Нет, мне всё равно на столь далёкую от меня вещь, как страдания. Тебя я тоже съем. Как только избавишься от оберега. Виктор схватился оберег рукой и застыл на месте. Звуки вновь приглушились, парень не слышал ничего, окромя звенящего шелеста в его висках. Картинка перед полными слёз глазами расплывалась, в сознании билась только одна нетрезвая мысль: «Тогда назло ему сорву эту штуку у себя с шеи!» Парень сипло дышал, сжимая до боли в пальцах спасительный оберег. Секунда перед принятием решения. И внезапно он почувствовал отчего-то столь нежное прикосновение пёрышек к своим пальцам: словно бы кто-то почти ласково касался его в призрачной попытке удержать от опрометчивого шага. Сердце вновь сжалось тоскливо, стиснулись вместе зубы. — Не дождёшься.