XIII
***
Он брёл, хмуро и злобно молчащий, сдерживающийся от резких слов и всяческих грязных ругательств, которыми ранее он уже успел осыпать своего невольного спутника. Виктор и не знал толком, куда именно он идёт, но идти было необходимо — всё лучше, чем садиться на землю и лежать, наблюдая за тем, как тварь рядом с ним внимательно глядит на него. Один вид этого существа вызывал с той кошмарной минуты его жизни одно лишь отвращение и бессильную ненависть. Целый день они шли, не проронив ни слова, буквально в гробовом молчании. Виктор хотел всей душой своей избавиться от надоедливого спутника, пару раз даже думал о том, что было бы неплохо и вовсе напасть на него, дабы — да, вот так абсурдно — продемонстрировать человеческую силу и показать, что он способен на нечто большее, чем слёзы и сопли, однако каждый раз передумывал: Бог был раза в два больше его, так что пытаться навредить ему было просто бессмысленно. Он бы с легкостью отбросил от себя в ближайшие кусты и без того ослабшего парня. Убить он его, конечно, не мог из-за каких-то своих принципов, однако сильно ранить — вполне. Он уже был любезен продемонстрировать однажды, что на подобную мерзость он ещё как способен, да так, что рана на животе до сих пор периодически беспокоила Виктора.***
На следующий день парень вдруг приметил в густой траве можжевельник. Он обернулся в сторону Бога и взглянул на него злобно, а затем резко наклонился и начал собирать ягоды, нахмурив густые брови и недовольно пыхтя. Существо же пристально следило за всеми его действиями. Оба ничего не говорили, даже никаких знаков не подавали. Виктор набрал полный карман ягод и… просто потопал дальше. Некоторое время они всё ещё шли молча, но вскоре парень остановился и, судорожно вздохнув, закинул в рот несколько ягод. Поморщился от кисловатого вкуса, губы поджал, но молчания отчего-то так и не нарушил. Он долго собирался с мыслями и чувствами, но в итоге смог пересилить себя и заговорил голосом, переливающимся дрожью: — Почему Вы… сделали это?.. — Потому что вы нарушили порядок. — Какой ещё порядок? — в этом сдавленном голосе не было ни толики прежнего характера Виктора. Он звучал даже для себя самого так, словно бы это был не он, а кто-то совсем чужой и ему незнакомый. — Порядок, в котором вы никому не вредили. И никто не вредил вам. — То есть… если бы я тогда не пошёл, Вы бы не… — Вероятно. Виктор замер на месте лишь на пару секунд, дабы не дать кому в горле задушить его слезами, потом же зубы стиснул и уверенным шагом прошествовал дальше. Парень предполагал, что был виноват во всём сам, он думал прежде об этом уже много-много раз до этого. Думал, смутно понимал, но всё-таки почувствовал, что внутри него в очередной раз что-то надломилось после этого короткого и безжалостного «вероятно». Утёр поспешно выступившую слезу. Долго молчал, очень долго, потому как боялся, что если заговорит, то вновь взвоет в голос. Однако спустя некоторое время всё же тихо уточнил: — Меня Вы съесть хотите тоже из-за… порядка? — Не только. — А что ещё? — Это вкусно. Виктор посмотрел с болезненным омерзением на лице в сторону шагающего рядом с ним чинно Бога, даже отдалился от него на пару шагов, увеличив дистанцию между ними. — Вы… чёрт, да вы, Боги, просто ужасны. — Почему же? Вы же, помнится, тоже плотоядные. Недавно тебе хотелось мяса. — Мы специально выращиваем животных и едим их, а не… вот так. — А в чем разница? Вас тоже на планете было не в меру много. — И поэтому вы решили пожрать нас всех? Из-за того, что нас много и… это вкусно?! — Не совсем. Но мне нравится вкус человеческого мяса. — Так вот, куда трупы деваются… — Не все. Виктор едва не задохнулся. — Это как? А остальные куда?! — Что-то разлагается. — На это требуется слишком много времени. Не может быть! Бог в ответ издал странный звук, похожий на усмешку, после чего Виктор ещё воинственнее взглянул на него да топать при каждом шаге стал посильнее. Этот диалог уже не приводил парня в состояние подавленности; теперь это все вызывало в нём раздражение и горящую не стихающим огнём ненависть. — А почему бы это всё просто взять и не съесть? Вас же много, — произнёс не без яда в голосе парень. — Не все же едят мясо. — Как… не все? — Так. Мне вкусно, я привык. Другие почти его не трогают. — А чем они тогда питаются? Ягодками? — Что-то, может, ест и ягоды. — Дурдом. То есть Вы, вот конкретно Вы, — Виктор даже повернулся и указал пальцем на белеющий равнодушием ко всему череп, — можете не есть людей, но делаете это потому, что вам… вкусно?! — Да, почти так. А ты бы так не делал? — Нет, — возмущённо огрызнулся Виктор, — я не чудовище. — Мясо ты, значит, не ешь? — Почему же… ем, но не человеческое, разумеется! — А мог бы не есть. Ты же можешь прожить без него, не так ли? — Так ведь… да неужели Вы и впрямь не видите разницы между выращенной на убой свиньёй и, чёрт возьми, разумными людьми?! — А кто сказал, что вы разумны? Виктор молчал. Сначала обиженно и злобно, но потом то превратилось из гневного пыхтения в задумчивую и крайне мрачную тишину. В конце концов, когда он перестал испытывать после сего диалога немедленное желание вспороть этой твари глотку, он понял, что в словах её были какие-то крупицы истины, которые он как человек принимать не хотел, а потому яростно отказывался от всего, что ему предлагалось. Помолчал, подумал. Нет, согласиться с этим злом во плоти он просто не мог. Слишком жестоки были его речи, слишком бездушны, бесчеловечны. Какое, впрочем, Богу дело до человечности! — Вы злитесь на меня? — Нет. — Вы не можете испытывать таких… эмоций? — Могу. — Почему тогда не злитесь? — Разве ты сам будешь злиться на разгневанно жужжащую на тебя муху? — Если она долго будет виться вокруг меня — возможно. — Ты недостаточно назойлив. — А, и на том спасибо. То есть, мои слова вас никаких не задевают? — Никак. — То есть я могу говорить всё, что мне захочется? — Может быть. Только я могу и перестать с тобой разговаривать. — Да и пожалуйста, — бросил нахально Виктор практически в ту же секунду. Затем немного подумал и, решив проверить, не остался ли он без единственного, кажется, возможного собеседника, который мог ответить на все его сложные вопросы, хмуро произнёс: — Вы ждёте момента, чтобы съесть меня? — Почти так, — он задумался перед ответом, будто бы произнеся эту фразу с осторожностью, однако парень на это должного внимания не обратил. — А не скучно? За это время Вы бы уже кучу людей сумели поймать. — Нет. Ты — дар. — Какой ещё дар?! — Тебя же принесли в жертву на пустоши. Ты это подарок мне. — То есть Вы воспринимаете меня как… свою собственность? — В каком-то смысле. — Ага, ща. Но в итоге-то мы идём по дороге, которую выбираю я, а не Вы. — Мне всё равно, куда идти. Если захочется — уйду, а потом отыщу тебя вновь. — …понял. Затем они вновь шли молча. Виктор устал и не хотел разговаривать, так как теперь к этому существу он не испытывал прежнего интереса и любопытства, а только вновь тихое отвращение, играющее заевшей пластинкой на фоне безрадостных мыслей в его голове, да ненависть. Он ненавидел эту тварь всей душой за то, что она сделала. Ненавидел так, что даже не боялся. Потому отчаянно пытался узнать ответы, прежде чем… «Прежде чем ч т о? Снова попробую убить его?» Лук за спиной всё ещё был приятной вещицей, греющей душу, однако использовать его Виктору больше не хотелось. «У меня даже чёртовой стрелы нет!» Ненависть его в итоге не обретала никакой конкретной формы, просто углём раскалённым выжигала его израненную душу, заставляя его то вспыхивать сильнейшей злобой, то приходить в болезненный упадок моральный да оберег в руке сжимать, успокаивая себя одной мыслью: «Ева бы этого не хотела». — Ты устал. Пойдём обратно. Зазвучавший внезапно вновь голос Бога заставил Виктора, привыкшего к одиночеству и тишине, вздрогнуть и бросить в сторону твари очередной взгляд, в который он, несомненно, вновь вложил всю ненависть к этому созданию. Парень, естественно, решил ещё и возмутиться: — Ага, а дальше что? Думаете, что я вернусь в эту Вашу дыру в камнях? — Почему нет? — Потому что отдохнуть я могу в любой части леса. — Твоё тело пока недостаточно окрепло для такого. Ты можешь заболеть, на тебя могут напасть дикие звери, и… — Да пусть едят. Лучше уж они, чем Вы. — Я не стану тебя есть, пока на тебе… — …да знаю я, — перебил его вновь Виктор, махнув рукой, — знаю. Почему Вам вообще так хочется затащить меня обратно? Надоело таскаться за мной по всему лесу? — Нет. Жаль будет, если ты просто так погибнешь. — Так Вы ж тогда просто съедите меня! Парень горько усмехнулся. Странное дело: теперь разговоры о том, что его могут употребить в пищу, не вызывали внутри него отвратительно холодного животного ужаса, он словно бы смирился с тем фактом, что не суждено ему героически погибнуть за правое дело. Съедят и съедят. — Я не стану забирать твоё тело у животных. И не стану есть тебя, если ты заболеешь и умрёшь. — А Вы придирчивы. — Ты тоже не стал бы есть мясо заболевшего животного. — Перестаньте уже это в пример приводить, аж блевать охота, — поморщился Виктор, — к Вашему сведению: я помирать вообще не собираюсь. Запомните: не-со-би-ра-юсь. Понятно? Очень уж не нравилось ему, что его, ещё живого человека, сравнивают так равнодушно с какой-нибудь говядиной. А потому буйная натура его требовала протеста, требовала отказа от мыслей этих и даже агрессивной борьбы с устоями этого создания —не имело значения даже, насколько они были правильными! И были ли вообще?.. Снова молчали, однако недолго. Бог внезапно решил нарушить тишину негромким вопросом: — У всех нынешний людей такой же характер, как у тебя? — А что, не нравится? Виктор внезапно круто развернулся и с бесстрашием поглядел в чёрные провалы глаз. Бог в ответ лишь повёл плечами и произнёс: — Раньше люди так себя не вели. Интересно. — Привыкайте. Буду говорить так, пока не сдохну. После сказанного парень бодро зашагал вперёд, решив, что теперь-то существо это определенно не сможет смотреть на него, как на простую еду. Он желал, чтобы Бог глядел на него как на врага, как на потенциального противника, но никак не на кусок мяса. Даже с учетом того, что этот самый Бог и вырвал его из лап смерти тогда, на этой чёртовой Пустоши… Виктор крепко задумался. Настолько, что не заметил, как Бог внезапно остановился и задрал голову. Глядел напряжённо вверх, пока не заметил что-то в вышине чистого неба. Мягкий звук прыжка — и за спиной парня вырос грузный силуэт, который Виктор заметил в самую последнюю секунду. Парень не успел даже обернуться, не успел ничего заподозрить, в следующее же мгновение чёрная рука длинная обхватила его попёрек живота. Вжав парня буквально в тёплые перья свои, существо внезапно совершило прыжок в ближайшие кусты под хриплый вдох несчастного паренька, которому только и оставалось, что глаза распахнуть широко да глядеть непонимающе. Впрочем, в кустах существо тут же его выпустило и, прежде чем парень успел рот открыть да бросить что-то пронзительно-едкое, внезапно отчеканило: — Тише. И было в этом голосе что-то, что заставило Виктора притихнуть да залечь рядом с тварью в кустах покорно. Голос его звучал не так равнодушно и отстранённо, как обычно. Зазвеневшее металлически напряжение сбило парня с толку: неужели существо это вообще можно хоть чем-нибудь смутить? Любое оружие человеческое было им нипочём. Так почему же теперь они лежали в кустах, будто бы прятались от чего-то? Бог замер, наблюдая за чем-то наверху. Виктор же, лёжа рядом, тоже голову задрал, пытаясь через листву разглядеть хоть что-то — нужно же было понять, почему они находились здесь! Впрочем, ничего интересного он так и не заметил. Взгляд его беспорядочно метался по голубому полотну неба, но ничего конкретного выцепить в нем так и не смог. Через минут пять существо выдохнуло и выбралось наконец из кустов. Виктор же, не зная, что ему следует делать, остался лежать под листвой и острыми ветвями, которые при каждом вдохе глубоком нагло цеплялись за одежду его. Бог, обернувшись и заметив, что человек всё ещё прячется, произнёс: — Можешь выходить. Опасности нет. И Виктор, кряхтя, по-пластунски выполз из кустов. Поднялся на ноги, отряхнул одежду, плед, который все еще покрывал его плечи и чудом лишь не порвался при всех этих манипуляциях, а затем спросил осторожно, с привычным недоверием поглядывая то в небо, то в чащу леса, словно бы не зная, откуда ждать угрозы: — А… слушайте, что это было вообще? — Что-то, что точно бы тебя в покое не оставило. — Меня? А Вас? Почему Вы тоже прятались? Вы чего-то боитесь? Бог лишь вздохнул, затем повернул голову и поглядел пристально на Виктора. Затем ответил нехотя, отводя взгляд и опуская голову-череп: — Не боюсь. Но предпочёл бы не встречаться. Парень хмыкнул озадаченно и скрестил руки на груди, отойдя на шаг назад и оценивающим взглядом обвел фигуру существа. Виктор никак не мог понять, отчего же эта тварь сделала то, что сделала, ведь бояться она явно не умела. Но неужели Бог и вправду мог что-то желать? Что-то чувствовать и ощущать так же, как и самые обыкновенные люди? Уложить это в голове было трудно, да и парень попросту не хотел верить в то, что это жестокое чудовище хоть в чем-то может быть схоже с человеком, поскольку оно и ему подобные твари успели уже сделать многое, что Виктор бы им никогда не простил. Поступки, понимать и принимать которые он просто отказывался. Поступки, из-за которых существа эти стали ему безоговорочными врагами. — Пойдём обратно. Там безопаснее. И теперь Виктор кивнул. Улыбнулся даже — себе, ни в коем случае не ему! —, но всё же как-то криво и нервно, словно бы за улыбкой этой было сокрыто какое-то другое, не столь радостное, сильное чувство. — Хорошо. Если так боитесь… — бросил едко парень. — Я не боюсь. — Да я заметил. И несмотря на то, что Виктор вновь плюнул дерзость очередную в лицо Богу, как он обыкновенно и делал, чувствовал он себя странно, можно даже сказать скверно. Ведь он впервые за все то время, что провёл с этой тварью, почувствовал вдруг, что угроза может исходить не только лишь от неё. Он понял внезапно, что есть и нечто другое, что наверняка захочет расправиться с ним. И, быть может, оно было намного опаснее существа, которое шло рядом…