XVIII
***
Раннее утро, холодный рассвет брызгал росой и дышал ледяной свежестью. Кто же готов был принести в жертву несколько часов сладчайшего сна и подняться только лишь для того, чтобы успеть завершить нечто безмерно важное до прихода темноты? Ответ прост: Виктор. Именно он сидел, сведя вместе в напряжении густые брови, в этот час перед разложенными на холодном каменном полу пещеры листками и травами и, согнувшись в три погибели, что-то увлечённо читал. Губы его едва заметно шевелились в проговаривании прочитанных слов, взгляд жадный скользил со строчки на строчку; книга про растения была ещё одним подарком судьбы, который ему посчастливилось найти в коробке. Сначала парень и внимания на неё не обратил, но потом, начав рассматривать внимательнее все свои «сокровища», он обнаружил внезапно наличие десятков пометок на страницах справочника по ботанике. — Белена, значит… И как выглядит эта белена? А, вот это, значит… «двулетнее травянистое растения рода Hyoscyamu, семейство Паслёновых»… Рассмотрев каждый миллиметр изображения этого растения в книге, Виктор покивал задумчиво головой: «Да, точно оно. Ага, понял». Затем он отчего-то тяжело вздохнул и вновь заглянул в листок. — …«или мухоморы». «А вот это уже лишнее, мухоморы я хавать точно не стану», — подумал с возмущением парень, вновь и вновь возвращаясь к невесёлым мыслям о том, что затея его, кажущаяся такой гениальной поначалу, стала приобретать совсем сомнительные оттенки. Но проверить всё-таки нужно было любой ценой, не зря же Ева хранила все эти записи. «Так, что там дальше, «корень мандрагоры»… мандрагора? Не знал, что она вообще существует. Так, ладно, и как она выглядит?» Страницы справочника вновь зашелестели под мозолистыми пальцами Виктора. Он вчитывался в каждое название, пока не нашёл то, что ему было нужно. Исследовал всю страницу, прочитал каждое слово, что относилось к искомому растению, после чего нахмурился и почесал подбородок. «Как я эту штуку найду в лесу? Она вообще растёт здесь? Ладно, понадеюсь на то, что она обнаружится в этих запасах с травами», — и, ощущая чёткой каждой частицей своего тела, что ему очень уж не нравится полагаться на одну лишь хрупкую надежду, хмыкнул звучно. Копаться практически наугад в земле — а ему был нужен именно корень этого растения, который можно было добыть не иначе как из почвы — желания не было никакого, ведь листьев, хоть как-то похожих на те, что были изображены на страницах книги, в лесу было полным-полно. Перекапывать всю округу парню сейчас явно не хотелось. — Полынь… Хорошо было то, что в книге этой, как и во всех подобных, все названия растений были упорядочены по алфавиту, потому найти нужное не составляло такого большого труда и не занимало много времени. Посему вскоре Виктор, склонившись над справочником, изучал уже со всем возможным вниманием страницу про «полынь горькую». Довольно скоро парень понял, что это растение он определенно видел где-то, причём недавно совсем. Странное чувство заставило его оторваться от справочника и поднять голову, а затем поглядеть на веник, оставленный им возле стены пещеры. Вскинулись вверх густые брови, чуть приоткрылись сухие губы, взгляд прояснился в одно мгновение: это же та самая полынь! Он вновь поглядел в справочник, посмотрел на срезанные им же бурые стебли, сравнивая изображение на странице с тем, что лежало сейчас мирно на полу, дожидаясь своего часа. Почти полное совпадение, перепутать было нельзя, однако Виктор для верности прочитал ещё и словесное описание растения и его запаха, чтобы убедиться в том, что это точно та самая «полынь горькая». Впрочем, то было лишним. Парень и впрямь, не зная даже, зачем она понадобится, собрал ранее полынь, а потому теперь благодарил мысленно себя из прошлого, чувствуя, как на лице расцветает воодушевлённая маленькой удачей улыбка. «Так, полынь у меня есть. Белену найду, если нет — так и быть, придётся мухоморы искать. С мандрагорой сложнее, но тоже справлюсь. Так, а это что?» — он заметил в конце списка трав, столь необходимых ему, небольшую приписку, сделанную намеренно мелким почерком. Приписка гласила: «Миррис, фенхель: для сбора». Виктор задумался: «Для какого ещё сбора? И где найти этот «фенхель»?». Он тут же пробежался вновь глазами по содержимому листка, однако про загадочный «фенхель» более ни единого слова не было сказано. Хмыкнул звучно, качнул головой и решил, что раз далее ничего про этот фенхель не сказано, то он, быть может, и не пригодится вовсе. Голову Виктора осторожно — так, чтобы не помешать — гладили холодные лучи ныне неяркого полуденного солнца. Парень, разложив на участке, на который попадал свет, все добытые им из жилища Евы растения, сидел и рассматривал каждый мешочек и всё его содержимое. Сознание Виктора занимала одна лишь мысль о корне мандрагоры, который он надеялся отыскать здесь. Впрочем, с каждым просмотренным мешочком с травами надежда его неумолимо гасла. В оных было действительно много всего: куча листков, стебельков, семечек, тех же пресловутых корней, которые были представлены аж в трех разновидностях, что, несомненно, запутывало и без того несведущего в делах ботаники Виктора. А потому он сидел и глядел на свои богатства, переводя сосредоточенный взгляд с одних кореньев на другие и тщетно пытаясь понять, может ли хоть что-то из этого помочь ему и является ли хоть что-то тем самым загадочным «корнем мандрагоры». «Нужно передохнуть». С этой мыслью Виктор поднялся наконец на ноги, и спрыгнул с выступа каменного в пестрящую сочной травой и мелкими цветками полянку. Поглядел ещё раз в сторону пещеры с сомнением, понимая, что шальной порыв ветра может попросту разметать все части растений по пещере, однако убирать ничего не стал, не стал даже возвращаться — напротив, рванул внезапно в сторону от пещеры. Нужно было добежать до ручья и попить воды из источника, потому как жажда его мучила с самого утра, несмотря на то, что день не обещал быть жарким. Даже в полдень тепла особого не было, так что Виктору пришлось накинуть вновь куртку, что была обыкновенно обвязана вокруг его пояса, и сверху приспособить плед, который уже давно служил ему то ли мантией, то ли плащом и защищал и от непогоды, и от приставучих насекомых. Дошёл до источника и тут же рухнул перед ним на колени, судорожно вздыхая и опуская ладони в ледяную воду. Зачерпнув немного водицы, Виктор поднёс лодочку из рук к губам своим и начал быстро пить. Прикрыл глаза. «Если не миррис, то… фенхель», — в голове тут же вспыхнул образ небольших пряных семечек, которые он клал себе под язык, — «для сбора. Миррис используется для повышения внимательности и помогает в поисках, а фенхель… может ли фенхель служить для той же цели?» Странная мысль, вспыхнув голове парня, вызвала внезапно новый табун мурашек, пробежавшихся по широкой спине. Странное озарение, пришедшее к нему, заставило Виктора медленно опустить руки, утереть рот от лишней влаги рукавом и обернуться в сторону скрывающейся где-то внизу, под небольшим холмом, пещеры. «Я должен попробовать».***
Солнце постепенно ползло к горизонту. Виктор сидел, рассматривая мешочек с выведенным на нем охрой символом, подозрительно похожим на букву «Ф». На сухих зонтиках висели душистые семечки. «Должно быть», — грубые пальцы оторвали от одного стебелька-зонтика пару семечек и покатали их меж подушечек, — «это оно». Парень положил под язык пару семечек. В нос ударило ярким ароматом: кожа на пальцах надолго сохранит в себе этот запах. Глубокий вдох, следом выдох; Виктор прикрыл глаза, опустив голову. Хоть бы это сработало! Открыл глаза. Перед ним лежали три вида кореньев. Взял в руки один, начал рассматривать, повертел даже, оглядев со всех сторон — ничего. На выдохе коротком упрятал корешок обратно в мешочек; вдруг ещё пригодится? Подобрал второй. Поднёс близко к лицу и вперился в него взглядом пытливым. Глядел так долго, полминуты, наверное, рассматривая каждую неровность и каждое малое повреждение. И вновь ничего. «Не то? Или же это просто не работает?» — тревожные мысли тут же клещами впились в спутанное сознание. Виктор крепко зажмурился: «Соберись». Нужно было не позволить раздражению взять верх над собой: так было недолго и до мыслей о том, что всё это, как выражался сам Виктор, «просто бред». Стоило хотя бы попытаться, ведь если оставалась хоть малая надежда, то надо было ею пользоваться. Взял в руки третий корешок. Внезапно похолодало. Цвета будто поблёкли, очертания предметов стали резче. Голову тут же взяло тяжестью чугунной, однако это было последним, на что Виктор обратил внимание. Дыхание участилось. Сглотнул нервно. Поднес корешок к лицу поближе и вдохнул его запах. «Оно». Раскусил семечко фенхеля во рту. «Либо я сошел с ума, либо это действительно оно». Он крепко сжал корень в руке. Мешочек, из которого парень извлек корешок, он отложил в сторону, подальше от всех, дабы сохранить остатки кореньев и не перепутать с другими. Острый запах заставил его повернуть голову. Виктор уже слышал его раньше, а потому понял быстро: полынью запахло. Он с безразличием посмотрел на бурые стебли, однако уже в следующее мгновение взгляд его переменился, потому как парень понял, что ветра по-прежнему не было. Этот запах сильный не могло принести его порывом. Полынь словно бы сама по себе начала пахнуть сильнее, чем всё остальное, здесь разложенное. Виктор судорожно вздохнул. «Это как-то неправильно. Те семечки делали мир ярче и насыщеннее, а эти… это не то. Странные дела творятся». Теперь сомневаться в действенности фенхеля не приходилось, вряд ли парень мог хотя бы на миг подставить под сомнение тот факт, что в семечках этих был заключено какое-то почти магическое свойство. Аромат полыни был не чистым, к этому примешивалось что-то ещё, однако это Виктор заметил не сразу. Пришлось минуту или полторы посидеть на одном месте в попытке привыкнуть к этому состоянию: в конце-концов, хотя бы сердце перестало мучить парня тахикардией, а ощущение тревоги и невыносимого холода, что пробирался чуть ли не под кожу, пропало. Парень шумно втянул носом воздух. Новый запах. Он шёл откуда-то слева, причём был не таким приятным, как полынь. Виктор почти машинально, не задумываясь над тем, что он вообще делает, начал выяснять, откуда же этот аромат исходил. Поиски окончились на острых засушенных листах, желтовато-белых цветков в пять лепестков с черной сердцевиной и лежащих тут же на дне темных круглых семечках. Только после этого чувство странное, кажется, начало отпускать Виктора, ведь взгляд его, прежде лихорадочный, безумный почти, внезапно прояснился. Он взял в руки один листок, так и сидел, тупо и бессмысленно глядя на него и чувствуя, как в висках стучит одна лишь мысль: «Белена. Это белена». Нужна была пауза. Парень надеялся успеть подготовить все до заката, дабы прямо перед заходом солнца рискнуть и совершить опасное действо, однако он ничего так и не успел, потому как весь день провозился с травами, в порыве странного чувства перекладывая их, перепрятывая, лихорадочно блуждая туда-сюда и пытаясь привести себя в спокойное состояние. Воодушевление и страх не давали ему покоя. В итоге Виктор вновь спрятал коробку со всем ценным под пещерой, положил в одну сторону необходимые ему ингредиенты, в другую же сложил всё остальное и оставил наконец припасы дожидаться своего часа. Развел костёр — благо, теперь у парня были спички! — и начал ждать прихода Бога, надеясь на то, что он всё ещё не станет задавать лишних вопросов. Впрочем, ему, верно, повезло, ведь создание мрачное решило вновь не беспокоить Виктора своим присутствием; полночь светила тощим полумесяцем и точками звёзд, освещая скудно как лес, так и поляну перед пещерой, тварь же так и не думала возвращаться назад. Не сказать, что парень был разочарован: он уже смирился с мыслью о том, что создание это частенько пропадает где-то, неизвестно где. Любопытство Виктора было не слишком-то сильным для того, чтобы выведывать столь подробно все детали, однако теперь, когда он лежал на иссохшем настиле и глядел сонно то на слабенькое пламя костра, то на полосу темного леса, в голову начали закрадываться мысли о том, что было бы неплохо как-нибудь да узнать, чем занимается в такое время Бог. В конце концов, для того, чтобы победить, Виктору нужно было знать все о своем враге. Уснул быстро, спал удивительно спокойно, даже снов никаких не снилось. Один только раз пришлось пробудиться, когда сквозь сон парень почувствовал чьё-то присутствие: веки разомкнул и поглядел мутно на черный силуэт, что дугой изогнулся возле костра, опустив череп к разложенным на полу травам и то ли разглядывая их, то ли просто нюхая. Виктор, кажется, не был особо против: он нахмурился, в плед завернулся и на другой бок повернулся, дабы вновь провалиться в обволакивающее тьмой небытие и не видеть более ничего.***
Проснулся Виктор рано утром, однако Бога в пещере уже не было. Парень и не заметил, когда мрачное существо поднялось с места своего и скрылось в чаще леса, однако ему это было и не нужно: важен был сам факт ухода и то, что никто Виктора не собирался останавливать. Теперь у него был в запасе весь световой день до самого заката, чтобы провернуть задуманное и не попасть под пристальный взор этой твари. «Если Бог, конечно, не решит вернуться и последить за мной просто из любопытства». От мысли этой легче не становилось. Пришлось взять себя в руки и поторопиться; быстро позавтракал, быстро сбегал к ручью, чтобы умыться ледяной водой, так же быстро вернулся. «Приступим», — с этой мыслью Виктор вновь вытащил коробку на свет божий, — «я проведу этот ритуал сегодня, и ничто мне не помешает, ничто». Стало куда прохладнее, чем было днём, когда солнце ещё старалось принести земле тепло на лучах своих. Теперь же оно укрылось плащом облачным и отвернулось равнодушно, позволяя холоду накрыть ладонями шумящий деревьями лес. В центре поляны горел среднего размера костёр. Сколько времени потребовалось на то, чтобы собрать его и заставить всю эту кучу сухих тонких веток разгореться? Вероятно, много. Достаточно для того, чтобы человек, который его собирал, весь покрылся потом и дышал тяжело, стоя в нескольких метрах поодаль и глядя исподлобья на это великолепие. Столб пламени поднялся к самому небу, но сгорал быстро: всё оттого, что ветки, отданные на съедение огню, были мелкие. На блестящем от пота лице Виктора плясали рыжеватые отблески костра. На высоком лбу была намалевана охрой жирная точка, под глазами ею парень провёл две неровные полосы, губы пересёк нарисованными линиями. Вокруг же на траве были разложены по окружности на одинаковом расстоянии друг от друга стебли полыни. «Пора». С сомнением посмотрел на бурые ветки, зажатые в руке, затем подошёл чуть ближе к костру. Зажмурился: жаром пыхнуло в лицо, да так, что волей-неволей пришлось отступить. Выдохнул, чувствуя, что чем дольше он медлит, тем больше крепнет ощущение того, что он делает какую-то невероятную глупость; нужно было быстрее покончить с этим, пока он вовсе не передумал. Два неуклюжих шага вокруг костра, после чего парень оглянулся: по-прежнему никого, даже ветер стих, а деревья больше не шумели угрожающе. Никого и ничего, только он, огонь и предстоящее дело. Ещё два шага неуверенных, раздраженный вздох. «Да не так там было. Шаг, ногу подтаскиваешь, снова один шаг, затем другой, сначала же получалось!» Выругавшись сквозь зубы после мысли этой, он вновь начал пытаться. Широкий шаг правой, полшага левой, снова шаг правой. Шаг левой, полшага правой, шаг левой. Когда голова гудящая занята решением какой-то задачи, все сомнения и переживания на время просто пропадают: Виктор с осторожностью двигался, кружась вокруг костра да следя напряженно за собственными ногами, и не думал уже о том, что затея может успехом и не увенчаться. Ветер взвыл, пламя повело вбок, ближе к пещере, однако парень даже на это внимания не обратил, настолько он был занят поглотившим его действом. И, когда ноги его запомнили алгоритм, когда у него начало получаться двигаться, не следя так пристально за тем, что он делает, следовало приступать ко второму этапу. Зажатые пальцами цепкими ветви пронеслись над костром, да так, что пара языков пламени из-за движения этого яростно взвилась вверх. Чуть не потерял ход из-за того, что ладонями ощутимо обдало жаром, однако тут же всё восстановил, продолжив кружиться вокруг костра. Ещё пара движений веток над костром; аромат полыни, витающий в воздухе, казалось, стал ещё более острым. Следующая пара кругов, и вот уже ветки отправляются в костёр, после чего пламя, прибитое толстыми стеблями, возмущённо шипит. Поломалась под весом нового хвороста пара почти сгоревших угольных палок. Фигура парня наклоняется на пару секунд к траве, после чего пара ветвей полыни оказывается подобранной ловкими руками. Бурые стебли были тут же сжаты крепко в кулаке, на лице блеснула блуждающая улыбка: не сбился, приостановился лишь, но довольно органично — для первого раза! — вписал движение это, пусть и слегка неуклюжее, в свой танец вокруг костра. Горьковатый аромат дыма и полыни кружил голову: «Не знаю, как это поможет очистить «душу», но мысли и впрямь очищает неплохо». И вправду трудно было думать хоть о чем-то, кроме происходящего. «Музыки не хватает», — пронеслось в голове Виктора, но музыку ему теперь заменял треск костра и собственный шёпот, пока он считал сделанные шаги. Так нужно было сжечь семь ветвей. При этом, судя по записям на листке, нужно было не думать ни о чём плохом, желательно вообще ни о чём не думать. Что ж, учитывая, что все мысли парня были сконцентрированы только лишь на последовательности выполнения ритуала, получалось у него весьма недурно. Разошёлся: шаг стал шире, движения резче. Дыхание сбилось, в глазах появился странный туман. «Быстрее», — ветки ловко принесены в жертву огню, новые подобраны с земли, — «быстрее». Просто внезапно стало весело, и Виктор неосознанно вошёл во вкус, или же поддался магнетическому влиянию неведомых сил, заставляющих ранее и других людей так же нелепо плясать у костра? Огонь накрыт вновь сброшенными прямо сверху стеблями. Виктор подхватил последнюю ветку, лежащую на земле. Сердце забилось чаще. «Назад пути нет». Серое небо над головой и тёмная полоса леса, которую парень видел периферическим своим зрением, слились внезапно в одно большое тусклое пятно. Всё крутилось где-то за ним, перед глазами же было только бушующее пламя. Кончик стебля полыни опущен в центр костра. Сухие серебристые листья за какие-то секунды оказались охвачены огнём. Парень же продолжил идти по кругу, держа ветвь, медленно охватываемую пламенем, в костре и постоянно перехватывая её, дабы было удобнее двигаться. Пара прядей выбилась из хвостика на голове, а потому волосы теперь липли к мокрому лицу, но Виктору было не до того. В серых глазах блестел странный огонёк: отражение от костра, в который была сброшена последняя ветвь. «Не стой на месте», — не не вывод, а желание, чувство, которое вспыхнуло где-то в груди, отдаваясь в виски сильным эхом, и заставило жертву свою забыть о том, что происходило. Виктор помнил смутно одно: нельзя было останавливаться до тех пор, пока костёр не погаснет. Ветки сожжены. Последний этап — белена. Виктор запустил в карман руку, вытащил несколько припасённых семечек — и тут же, не думая, забросил в рот. Перед самим действом он сомневался и долго рассматривал их, помня о том, что белена растение ядовитое, но теперь он, кажется, потерял остатки своего рационального мышления. «Мне нужно знать правду. Даже, если я отравлюсь». Шаг, полшага, шаг той же ногой. Затем поменять. Костёр медленно, но верно затухал, ведь изначальный его каркас сгорел уже, так что ныне огонь питался принесённой ему в жертву полынью. Прошло минут десять с момента, как он приступил к последнему этапу с семенами белены, но ничего не менялось; Виктор продолжал кружиться вокруг костра. Прекращать было нельзя, мысль эта всё ещё билась в его висках. Шаг, снова полшага, шаг. Перед глазами то ли дымка, то ли дым от костра. Зрачки Виктора расширились. Впрочем, его это отчего-то не пугало и уж точно не останавливало: парень был в состоянии ходить. Шаг, полшага, шаг. Левой или правой ногой? Он уже не осознавал, какой именно ногой делает шаг, однако это его не смущало; ноги сами несли его так, как раньше, словно бы запомнив все движения. В горле пересохло: кажется, жар от костра всё-таки сделал свое дело. Огонь угасал. Виктор продолжал кружиться. Шаг, полшага, шаг. Всё, что прежде он ещё хоть как-то мог увидеть, внезапно стало совсем тёмным. Виктор чуть повернул голову и понял, что он не видит перед собой ни леса, ни огня. Вообще ничего не видит. лишь тьма, приятно обволакивающая сознание. Шаг, полшага, вновь шаг. Почему-то это его совсем не тревожило, он был абсолютно спокоен, ведь… Шаг, ещё полшага, шаг… Костёр, кажется, трещит, трещит даже громче, чем раньше. И светится. Словно в полусне Виктор наблюдает перед собой пламя, столб которого вырывается чуть ли не под самые облака. Медленно парень поворачивает голову. Силуэты людей. Совсем рядом с ним люди! Неужели это его племя, вернувшееся на место и нашедшее его здесь? Силуэты смазаны и их тяжело рассмотреть, однако скоро приходит понимание, что то далеко не те, кого он ожидал увидеть. Он не знает этих людей. Но он знает, что они делают то же, что делало его племя ежедневно: вечерний ритуал. Он помнит эти звуки, эти запахи, эти движения… Внезапно из всей нечёткой массы человеческих фигур выделяется одна; человек что-то выкрикивает низким голосом, машет руками. И после крика этого — что именно он кричал, непонятно, слов было не разобрать — по толпе проносится шёпот сомнения. Люди оглядываются друг на друга, сводят брови, однако человек продолжает вещать твердо и уверенно, так, словно бы слова его и есть та самая абсолютная истина. В конце концов, толпа отвечает ему: сначала робко, негромко, затем более звучно, решительно. Человек внезапно взмахивает подобием плаща и обращается в птицу с карими перьями. Смазанный силуэт её взмывает ввысь и тут же растворяется в пространстве, пропадают люди вокруг Виктора. Впрочем, пропадают ли? Вероятно, это его самого выбивает из толпы, он сам куда-то исчезает, превращается во что-то настолько неконкретное, что его, кажется, совсем не видно и не слышно. Он даже своего тела не может ощутить; появляется ощущение, словно бы он вышел из него и путешествует теперь в виде сущности невещественной. Моргает. В следующее же мгновение он стоит посреди широкой поляны. Небо грузное, тяжёлое, дождь льет, как из ведра, однако на самого парня не попадает ни капли, все эти крапинки проходят будто сквозь небо и падают на землю, а он лишь чувствует их прохладу. Он видит, как над полем несётся небольшая птица. Могучие крылья её широки, скорость велика. Она летит, летит до тех пор, пока не опускается ниже, к земле, после чего внезапно превращается в человека. Тот делает кувырок и продолжает бежать вперед. Пронзительный взгляд его направлен на нечто, сидящее напротив. Расстояние меж ними составляет десять метров. Пять метров. Два метра. Метр. Нечто оборачивается, за копной перьев его показывается белый череп. Сверкает сталь, раздается истошный крик, после чего с неба падает луч золотой. Всё мешается в одну кучу. В спираль закручиваются чёрные, коричневые и золотые краски. Виктор снова, кажется, моргает, и картинка пропадает. Перед глазами словно чёрная стена, по которой водопадом стекает нечто алое и густое. Металлический запах бьёт в нос. «Кровь», — понимает Виктор затуманенным разумом. Он делает несколько шагов назад, но словно бы не может отдалиться от стены этой, она всё так же близко, как и было, напирает, нависает грозно над жалким человеческим существом и на голову гудящую болезненно давит немым укором. «Посмотри, что ты наделал», — проносится в голове парня, после чего он головой трясёт и, глазами гневно сверкнув, рот открывает, чтобы выкрикнуть одно уверенное: «Но это сделал не я!». Впрочем, ни единого звука с горла его не доносится, только лишь хрип слабый — и ничего более. «Это не я, не я», — дышит тяжело, но по-прежнему нем. Виктор вновь медленно закрывает и открывает глаза. Он даже век своих не чувствует, так может ли он вообще моргать? Картинка вновь меняется: перед лицом его вырисовывается круг. Фигура эта столь реальна, что её, кажется, можно коснуться. Парень протягивает руку и трогает ею окружность. Вспышка внезапная заставляет его отскочить назад: перед глазами вновь резко загорается огонь. Вокруг костра сидят люди. Они… делают ровно то же, что и до этого. Виктор наблюдает внимательно, пока не понимает, что прямо рядом с людьми вырисовывается черный силуэт Бога. В глухом отчаянии парень хочет предупредить их об опасности, вновь открывает рот — ни звука. Пытается помахать, но он не ощущает рук, как не ощущает и остальное своё тело. Бог же начинает осторожно кружится вокруг костра и сидящих подле него людей. Те, кажется, и не видят его; довольно поют о чём-то на неизвестном Виктору языке, за руки взявшись. Парень же глядит пристально на тварь. На черепе — куча рогов, что усыпаны бесчисленным количеством безделушек, вроде той, что Виктор носит на своей груди. Бусы, куча прочих побрякушек, свисающих с шеи. Бог делает круговые движения обеими руками, затем из-под перьевой мантии внезапно показываются ещё две ладони. Он не трогает людей. И не хочет трогать. И изображение это вдруг замирает фотографией. Виктор моргает — и вот перед ним уже каменная стена пещеры, на которой запечатлена простыми рисунками наскальными картинка, которую он только что видел. Простые фигуры, однако в них легко угадывался сюжет. Легко для того, кто только что видел действо это так, словно бы оно происходило с ним самим. Парень одергивает руку; пальцы вымазаны в охре, будто бы он сам едва этот рисунок и вывел. Виктор закрывает глаза. На каменной стене новое изображение — человек с копьем бежит на рогатое нечто с крыльями. Но оно не убегает. «Это… тоже Бог?..» Сюжет вновь пропадает, стена каменная с угрожающим звуком раскалывается и осыпается куда-то вниз громадными обломками. Виктор смотрит под ноги и понимает, что пола, на котором он стоял, и в помине нет. И после осознания этого он внезапно проваливается в темноту. Страшно, безумно страшно — он пытается закричать, но всё ещё не может издать никаких звуков, потому лишь слабо хрипит, хватая ртом прохладный воздух. Перед глазами ничего нет. Ощущение, что то даже не тьма, а её отсутствие. Наконец перед глазами открытыми начинает что-то проявляться.***
Сколько времени прошло? Виктор не понимал, вряд ли он хоть что-то мог понимать. Взгляд его невидящий был направлен на синеватые пятна, которые то и дело перебивались какими яркими вспышками. Довольно скоро все пятна внезапно связались меж собой в одно большое синее полотно. Парень сделал глубокий вдох и зажмурился. Теперь он чётко почувствовал свежий запах вечернего леса и понял, что он лежит на траве, судя по тому, что та щекочет из-за ласкового движения ветра его испачканные глиняными полосами щёки. Самое главное изменение, которое позволило ему понять, что вокруг него реальность, и сам он реален заключалось в том, что Виктор начал чувствовать своё тело, каждую родную клеточку его. Попытка приподняться на локтях и осмотреться оказалась успешной, однако при этом голову пронзило такой сильной болью, что лицо парня исказилось в гримасе боли, а с губ бледных слетел невольно жалобный стон. Виктор прижал к вискам пальцы и на выдохе стиснул губы. Затем поднял наконец взгляд… В метре перед ним сидел Бог и пристально смотрел на парня. Уже притупившееся было чувство страха перед сущностью этой с новой силой вспыхнуло в Викторе и заставило его внутренне сжаться. Птицей, боязливо трепыхающейся, пронеслась мысль в его спутанном сознании: «Да что ты вообще такое?..» Моргнул. Бога перед ним уже не было. Лишь поляна пустая с закрывшимися от холодной погоды бутончиками цветов.