XXVII
***
По пробуждении Виктору начало всерьёз казаться, что всё пережитое вчера было лишь сном, удивительно приятным сном. Вокруг него до сих пор витала дымка неясной эйфории, которую парень не стремился прогнать, напротив же — он желал, чтобы чувство это осталось с ним настолько, насколько вообще возможно, ведь он давно уже ничего подобного не испытывал. Да что там — парень не был даже полностью уверен в том, что он вообще теперь, после всего пережитого, на какую-либо светлую радость способен. Впрочем, сомневаться в реальности случившегося не приходилось, ведь о том, что всё это действительно с ним накануне произошло, свидетельствовала болящая при любом нажатии грудь, которой он ночью сумел неаккуратно приложиться о землю. Не сказать, что парня это беспокоило; больше его всё же волновало то, что утром он по случайности обнаружил, что лоб его был испачкан чем-то блёкло-рыжим. При дальнейшем осмотре обнаружилось, что непонятного происхождения пятна присутствовали у него ещё и на руках — а именно на ладонях — и ногах. Виктор был озадачен, потому как не знал, где и когда он успел так перепачкаться, однако долго думать над этим не стал — смыв все старательно водой из ручья, к которому он ходил умываться, парень тут же перестал думать об этой странной грязи. В конце концов, вчерашней ночью он во что угодно мог вляпаться и в чем угодно изгваздаться! В темноте он вряд ли бы обратил внимание на такие мелочи. Намного больше этого его волновало то, по какой причине Кин решил вытащить его ночью из пещеры и, что самое главное, почему решил покатать его и показать все свои лесные владения с высоты птичьего полёта. «Решил меня развлечь? Вряд ли. Просто показал, чем занимается? А зачем ему было делать это? Всё как-то странно», — думал Виктор, потягиваясь довольно и жмурясь из-за холодных солнечных лучей. За каменными стенами расцветал день: проспал парень прилично, потому как добрая половина ночи была потрачена на их неожиданную «прогулку», после которой он не чувствовал в себе энергии ни на что, кроме сладкого сна возле тёплого огня на кажущейся такой уютной хвойной постели. Надо сказать, что последние события совсем сбивали его с толку. Ранее он был уверен в своих принципах и идеалах, за которые он отчаянно боролся и ради которых мог рискнуть всем, что имел. Теперь же ему казалось, что он впрямь во многом был не прав и действовал с какими-то более эгоистичными мотивами, которые он прежде если и замечал, то быстро отмахивался: какая разница, что именно у него на уме, если все делается ради благой цели? Остальное ведь было мелочью, которая и значения не имела! Парень изначально и не собирался прислушиваться к речам существа, которое без капли сострадания уничтожило всё, что Виктор любил, что знал и в чём был уверен, однако в итоге он волей-неволей начал подвергать сомнению собственные взгляды на жизнь. Ведь Бог не просто говорил правду; он был, откровенно говоря, похож на самого Виктора, если уж не на людей в целом. Он тоже боролся за чужие жизни. «Или я это сам себе выдумал», вздохнул он, — «или мне всё это кажется». Почему-то теперь он и не сомневался ни капли в ясности своего рассудка, несмотря на то, что события, происходящие с ним, вряд ли можно было описать скучной обыденностью.***
Парень еле дождался вечера. Теперь он уже не пытался убедить самого же себя в том, что не ждёт прихода таинственного создания; нет, он ощущал каждой клеточкой своего тела, что ему необходимо присутствие здесь Кина, потому что человек в одиночку просто не мог справиться с тем количеством вопросов, которые одолевали его многострадальную голову. Их не становилось меньше, наоборот, с каждым днём их было всё больше и больше, а Бог, словно прекрасно зная об этом, терпеливо отвечал на каждый, и, кажется, даже ни разу его не обманул ради своих целей. По правде говоря, сильнее всего парня интересовало то, что он вчера по чистой случайности обнаружил, а именно… Виктор вздрогнул. Солнце ещё не успело закатиться за горизонт, а позади него уже раздался тяжёлый глухой звук, свидетельствующий о возвращении Бога. — Рано Вы сегодня, — произнёс Виктор, разворачиваясь к Кину лицом и еле заметно улыбаясь. Существо в ответ лишь кивнуло медленно большой головой, после чего ударило хвостом по каменному полу и повернулось в сторону выхода из пещеры. — А Вы вчера это… зачем? Ну, — уточнил Виктор, решив начать с самого важного для него вопроса, — мне-то понравилось, просто... для чего? Показать, чем Вы занимаетесь? Существо почти сразу подало голос, пристально смотря куда-то в небо: — Тебе же нужны были ответы. — Это да. Неужели только ради этого? Да и на ответы не похоже. И, значит, никакой… корыстной цели? При этом Виктор рассмеялся, пододвигаясь ближе к Богу и пытливо вглядываясь в белеющий череп. Из-за одного лишь неяркого света от огня разглядеть всё в деталях было не так легко. Кин отрицательно мотнул головой, так же неспешно, словно бы пребывая в каком-то странном задумчивом состоянии, похожем на транс. — Было весело, — добавил Виктор, — я ещё и перемазался весь в каком-то… в чём-то, короче. Не понимаю, как у Вас ваши перья остаются чистыми после таких вылазок. Кин внезапно повернул голову к парню. Посмотрел на него недолго, пока тот сидел и глядел на него в ответ, не зная, что и добавить. В конце концов, существо произнесло: — Не думаю, что это была грязь. — А что тогда? — мгновенно спросил Виктор, но на этот вопрос ему отчего-то не ответили. Существо вновь начало смотреть вдаль, будто игнорируя присутствие человеческого существа рядом с собой. Парень помалкивал, ожидая, что Кин вновь заговорит, но, не дождавшись этого, пробурчал: — То говорят, что на вопросы ответят, то вот это. Фыркнул нарочито громко, после чего покосился на Бога, однако тот в ответ на это недовольство в шутливой форме и бровью не повёл, продолжил сидеть и смотреть вверх. Тогда Виктор коротко вздохнул и добавил разочаровано: — Мда, что-то Вы сегодня неразговорчивы. Перевёл скучающий взгляд на хвост Кина, который лежал на расстоянии вытянутой руки от Виктора. Сел поудобнее, чтобы в случае чего можно было отползти, после чего дотронулся пальцами до большого чёрного жгута и тут же убрал руку прочь. Он был еле тёплый, на ощупь довольно странный. Существо же не соизволило отреагировать на действия человека, что тот воспринял как зелёный свет, потому тут же положил ладонь на хвост и начал гладить его неуклюже так, как гладил бы, верно, какую-нибудь кошку домашнюю. Кину это, очевидно, никак не вредило и не приносило ни малейшего раздражения, потому Виктор, осмелев, пересел поближе к концу хвоста с кожаной пластиной и начал её рассматривать, трогая пальцами почти незаметные естественные «трещинки» на матовой поверхности. Ухватился за неё обеими руками и приподнял — ох и тяжёлая штука! Если б такая человека по голове хлопнула, то мало бы точно не показалось. Парень восхищённо цокнул языком, а затем поднял голову и столкнулся внезапно с взглядом Кина. Тот ничего не говорил, просто спокойно смотрел. Виктор медленно положил хвост на место и отсел на почтительное расстояние, поджав к себе ноги и обхватив руками колени. — И какой же ты охотник, если по-прежнему меня боишься… — произнёс задумчиво Бог, вновь отворачиваясь от человека. В его голосе не было ничего, кроме лёгкой задумчивости. Виктор в этот момент чуть не поперхнулся собственным возмущением; он тут же демонстративно вернулся на место возле хвоста и выпалил едкое: — Эй, это я из уважения, вообще-то! Мне чего Вас бояться? Вы ж мне ничего не сделаете. — Уверен? — Кин звучал заинтересованно. — Конечно. Я не боюсь, не умею, — заявил не без доли лукавства парень, — так что вполне себе… охотник. — Пусть так, — кивнул компромиссно головой Бог, после чего как бы невзначай махнул хвостом, чуть не сбив этим маленьким жестом парня с места, где он восседал. Тот резко вовремя схватил чужой хвост и прижал к своей груди, исподлобья уставившись на Кина. Тот, взглянув на него мельком, издал еле заметный звук, напоминающий смешок. — Правильно. Бояться не нужно. Виктор выпустил хвост из рук. Кин повернулся к нему и наклонил голову, всматриваясь, видимо, в черты лица человеческого существа, которые были освещены удобно бликами от тёплого костра. Поглядев так пристально на него несколько секунд, Кин внезапно зашевелился, после чего из-под перьевой копны показались две гладкие руки. Он взял Виктора за запястье, после чего вложил что-то осторожно в его открытую ладонь. — Не теряй больше. И, закрыв человеческие пальцы в кулак в ласковом жесте, отпустил их, вновь убрав свои лапы куда-то в перья. Виктор похлопал непонимающе глазами, нахмурился отчего-то, а затем, наконец, разжал руку — и ахнул. В ладони лежал оберег, тот самый, что сделала ему когда-то Ева, наказав беречь. Он бы ни с каким другим его перепутать не смог, потому ни на секунду не засомневался, не подделка ли это — он поднял взгляд и посмотрел ошарашенно почти на Кина, который сидел вновь и смотрел как ни в чём не бывало куда-то вдаль. — Вы это… как? Откуда достали? — парень тут же прижал бережно безделушку к груди, чувствуя, как ему становится тепло и хорошо только лишь от осознания того, что эта вещица, которая стала ему так дорога, снова при нём. Бог лишь произнес на выдохе короткое: «Нашёл». Подробностей раскрывать он не стал. — Спасибо… — пробормотал Виктор негромко, улыбаясь с растерянностью, — только я Вас правда не боюсь. Поэтому мне не нужно его носить, но… — Нужно, — твёрдо произнес Кин. Виктор осёкся. И понял вдруг, что происходит что-то действительно странное. Кин не просто смотрел задумчиво вдаль, он был напряжён и о чём-то думал, но сути мыслей его парень уловить никак не мог. Но несмотря на атмосферу, которая воцарилась здесь, он не чувствовал никакой угрозы, только лишь небольшую тревогу и непонимание того, что же именно происходило. — Что-то случилось? — произнёс парень, вопросительно вскинув бровь. Кин снова не ответил. Лишь выдохнул шумно. Виктор же, поняв, что разговаривать с существом сейчас бесполезно, просто подсел к нему поближе и начал тоже смотреть куда-то вверх, боком прислонившись к перьям и чувствуя, как мерно дышит существо рядом с ним.***
Ветер с энтузиазмом большим разносил повсюду запах опускавшихся на лес сумерек, трогал траву и листву деревьев смело, заставляя всё вокруг шуметь. Песнь вечернего леса, впрочем, была не главной темой того дня, а скорее аккомпанементом: что-то намечалось, и природа к этому прислушивалась с любопытством, подавая изредка голос свой. На поляне тихо — не стрекочут даже насекомые. То ли попрятались от холода, то ли не смели мешать чему-то, а потому сидели молча в траве и тоже, предвкушая происходящее, прислушивались по-своему. По небосводу разлилось тёмное пятно ночи, поглотившее все яркие краски заката и закутавшее засыпающий лес в очаровательное мрачное одеяние. И только лишь точка костра, сияющая маленькой звездой на поляне, служила источником света. Маленькая, но удивительно яркая точка, созданная человеком. В огонь были подкинуты сухие ветки — костёр радостно трещал, взвившись гордо к небосводу и выпуская к облакам золотые искорки. К трескучим звукам трапезничающего костра прибавились осторожные звуки шагов, еле слышные. Тёмный силуэт человека скользил возле костра. Руки были вскинуты вверх, мужской голос прорезал пелену привычных вечерних звуков лесных; всё замерло, удивляясь тому, что в крае этом остались живые люди, что могли с такой силой в несломленном голосе произнести слова непонятной песни ритуальной. Запел варган. Секунда — и резкий звук удара в бубен на миг захватил пространство, заглушив все звуки вокруг. Человек прикрыл глаза. Облизнул пересохшие губы. С бубном в руках он начал кружиться самозабвенно мимо костра — как умел, безо всякого изящества даже несколько неуклюже; но смущению или неловкости здесь не было места, ведь Виктор сочинял какой-то свой особенный танец, смутно ориентируясь на то, что уже видел когда-то, и при этом создавая что-то абсолютно новое и уникальное. То было представлением или для себя самого, или для всего мира вокруг. Ему не нужна была похвала — ею служили пряные запахи тимьяна, кориандра — и ещё чего-то, кажется, по-травяному тяжёлого — которые слегка кружили ему голову. Звуки музыки, человеческого голоса, треска костра и шелеста травы смешались в единую причудливую мелодию. Виктор закрыл глаза. Ударил в барабан. Протянул руки к лесу. Лес смотрел на него в ответ покровительственно. Ничто не смело мешать ему, ничто не сбивало его: некто невидимый остановил в этот час и ветер, и ворчание диких зверей, и шелест травы, и треск сучьев. Все в этот час наблюдали за рождающимся ритуалом. Человек открыл глаза. Медленно опустил руки вниз. Хоть он дышал тяжело, пляска его отнюдь не утомила: он чувствовал удивительное спокойствие и умиротворение, никаких сомнений или переживаний. Обернулся через плечо и поглядел в чащу. Он знал, что у него получилось. И знал, что пошёл на шаг, после которого у него, может статься, не было пути обратно.