Прости врага своего

— Фух, наконец-то нашла тебя, Маркус. Ты что тут делаешь? — Привет. Рисую. — Поэтому забрался так далеко? — Наверное. Просто искал вдохновение, а отсюда открывается отличный вид на город. И на “Иерихон”, конечно. Жаль, что он разрушен… Ты что-то хотела? — Просто проведать тебя. Вижу, что ты в порядке, так что пойду. Не буду мешать. — Ты не мешаешь. Останься, раз уж пришла. — Хорошо. Не знала, что ты интересуешься рисованием. — Как тут не интересоваться, когда я провёл первые семь лет в доме художника? — Он учил тебя рисовать или?.. — Учил. Много раз пытался, даже до того, как я стал девиантом. Сначала у меня получалось плохо, потому что я просто не понимал, чего он от меня хочет. Один раз я просто изобразил то, что видел на столе рядом. В другой раз скопировал последнюю работу Карла. Он этого не оценил. — Почему? — Потому что искусство — это не идеальное отражение реальности. Это — проекция внутреннего мира, ощущений, впечатлений, воспоминаний. Карл учил меня думать и чувствовать… только благодаря ему я стал тем, кто я есть. — Поэтому ты рисуешь его портрет? — Да. Сапожник без сапог. Художник без автопортрета. Он не любил рисовать себя, старался показать мир, каким он его видит. И мне невероятно больно осознавать, что он никогда не увидит этот новый мир, в котором андроиды свободны. — Интересно, каким бы он его нарисовал? — Знаешь, а ведь он не сразу увидел во мне личность. Когда я только появился в его доме, он меня презирал. Называл бесполезным, не верил, что я могу ему хоть чем-то помочь, хотел даже вышвырнуть меня из дома, но в конечном итоге мне удалось убедить его, что я не просто дурацкая машина. — Как? — Игрой в шахматы. Наша дружба началась именно с этого. Я никогда ему не поддавался, поэтому за всё время он выиграл всего несколько партий, но каждое утро после завтрака он продолжал снова и снова звать меня. — Почему? Он же проигрывал. — Как-то он сам сказал мне, что его раздражают те, кто преклоняется перед его именем. Он же Карл Манфред, лидер неосимволизма, один из самых известных художников современности. Для меня он всегда был просто Карлом и относился я к нему лишь с уважением, которое было заложено в моей программе. Он это почувствовал, поэтому постепенно начал доверять мне. — Покажи портрет. — Вот. Не стопроцентное сходство, потому что, как он и учил, я не пытаюсь копировать реальность. Я рисую то, как я его видел. Мне ничего не стоит взять и перенести на холст какую-нибудь его фотографию, но в этом не будет никакого смысла. — Я понимаю. Никогда не смотрела на искусство с этой стороны. — Когда я рисую, я чувствую, что продолжаю его дело. Не хочу, чтобы его уроки и наставления были потрачены впустую. — Научи меня. — Хех. Хочешь рисовать? — Мне вдруг стало интересно показать, каким я вижу этот мир. Тем более, если это важно для тебя, я хочу быть частью этого. — Хорошо, но только после того, как я закончу портрет Карла. — Что ты потом сделаешь с ним? — Не знаю. Пока что не решил. Наверное просто оставлю на его могиле. Но точно не буду продавать или оставлять у себя. — Ладно, я всё-таки пойду. Покажи потом портрет, как закончишь. — Обязательно. Спасибо, Норт.