you will dream me

      Ухмылка наползла на лицо Кавински против его воли. Он сделал попытку приподняться и отнять пальцы Линча от глаз, но был снова пригвожден к капоту теперь и второй рукой, с силой надавившей ему на голую грудь.       Вкрадчивый голос разорвал стоявшую вокруг тишину:       — Джозеф, блин, полежи еще немного, тебе пока нельзя вставать.       Голос оказался женским. Так.       Ситуаций, при которых Линч назвал бы его по имени, да еще и женским голосом, не существовало в природе. Ни в реальности, ни во снах.       Перехватив чужую руку, Кавински дернул ее прочь от лица, одновременно перекатываясь на бок. Он чуть не свалился с капота, вовремя нашел равновесие и сел на колени лицом к говорившему.       Действительно, это был Линч. Если бы тому вдруг удалось родиться не мальчиком. Сидящая перед ним девушка была очень красива, обладала теми же чертами лица, но не такими резкими: темные густые брови не были нахмурены, губы не выдавали злой усмешки, а глаза не пылали яростью. Их невероятный синий цвет был скорее загадочен, а не обещал смерть от обморожения, как у Линча. На ней была черная майка-платье, пять черных кожаных браслетов на запястье, длинные темные волосы, и, видимо, точно такая же татуировка, как и у ее мужской версии: Кавински видел вороньи когти и перья, загибающиеся вокруг ее плеч и шеи.       — Я просила не вставать, Джозеф. — Девушка уверенно вытянула руку и, прикоснувшись к Кавински, медленно провела пальцами от плеча до локтя, останавливаясь на всех татуировках, что встречались ей на пути.       Кавински удивленно хмыкнул, но не пошевелился. Наблюдать за ней было весьма занятно: она водила пальцами по его руке, глазами обшаривая его тело, рассматривая рисунки, а выражение лица при этом было точно такое же, как и у Ронана, когда он смотрел на машину Ганси — смесь обожания и четкой уверенности, что он когда-нибудь продвинется дальше пассажирского сиденья.       Девушка тряхнула головой, выходя из собственного морока. Ее волосы от этого движения колыхнулись, но странно — будто они были под водой и их качало в водной толще. Кавински вдруг вспомнил это движение: он видел его несколько раз во время своих кратковременных набегов на лес. Он всегда очень торопился и осматриваться не было времени, но этот неожиданный эффект пару раз привлек его внимание — мелькая за деревьями, хозяин «подводной» прически будто хотел спрятаться, но не настолько, чтобы не позволить себе капельку любопытства и не понаблюдать. Кавински еще подумал, как странно, что в своем сне он не один.       Потом Кавински вспомнил и девушку. Вернее, он понял, что тот пристальный взгляд, которым она одаривала его всякий раз, не был ронановским, как он предполагал изначально. Он-то был уверен — его глючит, и проклятый Линч не отпускает его даже тут.       Значит, он в пространстве сонного леса, где создал своего дракона и которое так стремился сохранить Линч? И почему девушка так похожа на него? И откуда она тут взялась? И самое главное — как здесь в итоге появился он сам?..       Белое пушистое насекомое село на его волосы. Эти тварюги передвигались совершенно незаметно для слуха, и были, видимо, невесомы, но совершенно точно реальны. Кавински даже не ощутил никакого давления, лишь, скосив глаза, сумел увидеть часть белого крыла. Он поднял было руку, чтобы прогнать мотылька, но тут девушка довольно ощутимо стукнула его, намекая, что делать этого не надо.       — Так, ладно. Детка, давай кое-что проясним, — переведя взгляд с белого крыла на собеседницу, сказал Кавински. — Ты, блин, кто?       Девушка беспокойно смотрела на него, но отвечать не спешила. Руку с его плеча она тоже убирать не спешила. Вообще никуда не спешила, будто эти посиделки на капоте, ночь, свечение фар и мотыльки — все, что она когда-либо хотела и наконец-то получила. Ну и Кавински. Он уже начал привыкать к пожирающему его взгляду. Это льстило.       — Кто такой Ронан Линч? — спросил он на пробу снова.       На это девушка отреагировала довольно быстро.       — Тот, от кого ты хотел сбежать так необдуманно и поспешно. Так глупо. — Ее тон содержал в себе изрядное количество грусти.       Кавински продолжал разглядывать ее, пытаясь соображать. Это было трудно, поскольку чертов мотылек переполз ему на шею. Девушка наблюдала за насекомым очень внимательно, Кавински не смел дышать. Вдруг эти пушистые засранцы способны мгновенно убить его, если их потревожить? Во снах чего только ни происходило, и даже самое безобидное на вид оказывалось смертельно опасным.       Он сдавленно пискнул:       — Детка, не могла бы ты… кхм… убрать этого мохнатика, раз уж мне нельзя?       — Неа. И Роуэн.       — Блять. Ронан Линч стал бабой и теперь мучает меня и тут. Ты еще спрашиваешь, почему я сбежал? Потому что он невыносимый козел, который ни черта не понимает. А может, понимает слишком много. И от этого он еще невыносимей. А теперь еще и ты, Роуэн.       Роуэн придвинулась ближе — волосы снова плавно колыхнулись, сносимые невидимым течением — и поднесла руку к мотыльку на его шее, но, задумавшись на мгновение, прикоснулась сначала к чернильному рисунку, шедшему через все горло. Кавински сглотнул от неожиданности. Она проследила движение пальцами и опустилась ниже в ямочку между ключицами. Потом уверенно положила всю ладонь на часть его шеи, свободную от мотыльковых притязаний, и прикрыла глаза. От нее фонило удовольствием. Ее прикосновения были невероятно нежны и приятны. Как сбывшаяся мечта. Как утренний сон, когда тебе никуда не надо спешить.       Кавински не знал, как реагировать. Что это? Это «смотри, а лучше трогай» заложено в ее природу? Или он первый относительно живой человек, оказавшийся в непосредственной близости, и она просто очень рада его видеть? Было совершенно ясно, что Линч приложил к этому свои исполосованные шрамами ручонки. Как он мог оставить ее тут?..       Белое мохнатое чудовище переползло ей на руку, распушило крылышки и бесшумно улетело.       — Слава богу! Вот же тварюга. Б-р-р-р. Сколько их здесь? Дохуллион? Они похожи на летающие куски ваты. Их тоже выдумал Линч? Всегда знал, что у него с кукухой плохо, гребаный маньяк. Зачем ты спасла меня?       Кавински позволил себе дотронуться до ее прохладной руки, по-прежнему лежащей на его шее. Он задел знакомые браслеты, рассмотрев их поближе — точно такие же. Остановившись взглядом на татуировке, крюками уходящей за спину, он подавил в себе порыв нагнуться и выяснить, идентична ли она той, которую он не так давно видел во всех подробностях, по которой водил пальцем, повторяя рисунок, одновременно боясь, что хозяин тату перевернется и обломает ему экскурсию по своей спине, и невыносимо желая этого — чтобы перевернулся. И чтобы не обломал.       Мысли о Линче, грубом и теперь совершенно недосягаемом, отрезвили его. Он пытался умереть, как раз чтобы не переживать их снова. Чтобы обреченность, которая день за днем пожирала его, наконец-то отпустила. Чтобы горький привкус отказа — «об этом никогда речи не шло» — наконец-то пропал.       — Зачем? — повторил он свой вопрос.       Роуэн погладила его скулу и дотронулась до губ. Она была непозволительно близко для человека, который сейчас будет все отрицать. Ее заинтересованность разве что нельзя было пощупать. И Кавински молился, чтобы не прозвучал ответ в духе «не парься, чувак, я всех спасаю, а потом превращаю их в мохнатеньких белых уродцев с крылышками».       — Чтобы ты, блин, не умер окончательно, как кретин последний?.. — Роуэн нажала пальцами на его нижнюю губу.       — Да тефе-то фто ф тофо?       — Мне нравится за тобой наблюдать.       Ладно, это прозвучало довольно стремно. Роуэн поднялась. Кавински толком не заметил как, но вот мгновение, и она грозно возвышалась над ним. Переход от нежных поглаживаний до взгляда в стиле Ронана Линча — это, конечно, интересно, но немного пугает.       — Поднимайся и пойдем. Если ты не хочешь, чтобы мотыльки тебя сожрали.       — Блин, ты серьезно? — Кавински мигом вскочил. Он с ужасом оглядел то, что скатилось с его джинсов: травинки, веточки, мелкие камушки, какие-то зерна и странные синие цветы.       — Не ссы, это подарки.       Как только Роуэн спрыгнула с капота, водяной пузырь вокруг машины ухнул вниз и тут же впитался в землю. Мутное подводное свечение фар сменилось на обыкновенное: свет от них теперь привычно рассеивался, разрывая густой воздух, темными пятнами плывущий мимо.       Ночь таяла, как мороженое на солнце — влажно, потоками.       Внезапно у Кавински заложило уши. Раньше и так было очень тихо, но теперь отсутствие звуков стало похоже на вакуум и не на шутку тревожило. Прижав руки к ушам и зевнув, Кавински последовал вслед за Роуэн, куда-то стремительно направлявшейся. У него не было ни малейшего желания оставаться наедине с милыми белыми пушистиками, уже явно готовыми им трапезничать — вон, даже приправ натащили.       Чем дальше они углублялись в небольшой лесок, тем сильнее давила тишина. Роуэн пробиралась сквозь кустарник, прижатые ветки бесшумно били Кавински по голому животу, он возмущенно вопил и не слышал сам себя.       Остановившись в укрытии веток у небольшой полянки, Роуэн поднесла палец к губам — «молчи». Кавински послушно заткнулся, все еще потирая отхлестанные ребра.       Внезапно звуки вернулись, ударной волной разбившись о стволы деревьев и ветки. А эпицентром была поляна, на которой возник Ронан Линч.