you will dream me

      Кавински смотрел во все глаза. Линч вел себя, будто находился здесь впервые, хотя это было и не так. Этот лес был его сновидением, его тайным местом, которое он неосознанно переместил в реальность. Он посещал его и во снах тоже, хранил и оберегал. Портил все веселье, в общем. Сто белых «Мицубиси» и тонна фейерверка на 4 июля были куда круче древних деревьев, покрытых лишайным мхом. Но теперь Кавински видел, что Линч действительно любил всю эту скучную зелень. Наблюдая, как тот нежно дотрагивался до веток, любовно изучал листья и опускал руки, позволяя длинным травам течь между пальцев, он готов был согласиться, что Линч никогда бы не уступил ему, пока Кавински сам бы не прекратил губительные для леса сновидения. А он не хотел ссаный лес, он хотел Линча.       — Ты посмотри на этого лесника недоделанного! — шепотом прокашлял он, повернув голову к Роуэн. Но рядом с ним ее не оказалось.       Решив, что никуда девчонка не денется, он продолжил наблюдать за Линчем. Тот успел опуститься на колени и запустить пальцы в землю. По его рукам вились стебли, поднимаясь все выше, царапая кожу колючками. Выступила кровь. Ронан как будто не ощущал боли, губы его шептали только ему ведомые молитвы. Все это напоминало какой-то странный ритуал, где сам создатель оказался жертвой.       Кавински обдало волной возбуждения. От неожиданности он сдавленно охнул. Во-первых, он подглядывал. Во-вторых, зрелище коленопреклоненного Линча, обездвиженного и жарко шепчущего — это был серьезный удар по его свежесдохшей психике. Он не мог оторваться. В его фантазиях Линч был исключительно таким же диким, как и он сам. И все, что они делали, было наполнено жестокой животной страстью. Сейчас же перед ним предстал Линч, которого он никогда не знал, — неистовый в своих действиях, он самозабвенно отдавался — Кавински очень надеялся, что только морально, иначе… пиздец, ну — этому своему волшебному лесу, он любил свое творение, как бог. Он и был им.       Чем бы это ни было, но оно закончилось. Руки Линча снова были свободны. Он медленно поднялся с земли, осматривая их, не стараясь даже вытереть кровь — все равно проснется с кровоподтеками и новыми шрамами. Деревья шумели над головой, возмущаясь. Не хотели отпускать? Линч оглянулся напоследок и исчез. Вакуум хлопнул по ушам, и стало все как было.       Кавински постоял еще немного, переваривая увиденное. Обдумать всю эту дичь он успеет позже, а сейчас ему было интересно, куда подевалась Роуэн. Мелькнувший Линч напомнил ему, что он так и не спросил у девчонки, отчего они так похожи.       Он обошел поляну кругом, предположив, что Роуэн просто пошла искать лучшее место для подглядываний. Кавински хихикнул. Они трое были просто неподражаемы: сновидец, уверенный, что он один, его близнец, почему-то не желающий показываться «братишке» на глаза, и недостаточно мертвый мертвец, который уже устал удивляться.       Повернув было назад, он поддался порыву и подошел к месту, где корчился Линч, просто любопытства ради. Трава была испачкана кровью. Стебли, что обвивали руки Ронана, теперь беспомощно терлись друг об друга, размазывая красные пятна. Кавински завис, глядя. Казалось, они скучали без своего сновидца, которого сами же и вспарывали, а теперь наслаждались последними каплями, что остались от него. Б-р-р-р-р. Еще тут были те странные синие цветы, оттенка, который никак нельзя было описать, он уже видел такие — мохнатики хотели засолить его вместе с ними. Вспомнив о них и Роуэн, Кавински снова переключил свое внимание на ее поиски. Он увеличил круг обхода и вскоре заметил ее, лежащую на траве, в окружении гребаных мотыльков.       — Блин, не жрите ее, не жрите, пидорасы мохнатые! У-у-у-у, пошли вон! — Кавински ногой осторожно отталкивал белые тельца, которые совершенно не торопились улетать.       Они были просто везде, и он с ужасом ожидал увидеть кровавое — или как там они питаются, твари эти — месиво вместо девчонки. Добравшись до нее, он обнаружил, что она насквозь мокрая. Пощупал пульс — есть. Хорошо. Перевернул на спину и откинул мокрые волосы — они по-прежнему двигались, как на волнах, как будто она только откуда-то выплыла. Роуэн не подавала признаков жизни, кроме дыхания, и он совершенно не знал, что делать. Бурная школьная жизнь научила его, конечно, справляться с отключками всех степеней тяжести, но что-то подсказывало ему, что Роуэн не просто закинулась запрещенкой. Он вскинул ее на руки и понес к единственному месту, которое тут знал — обратно к «Мицубиси», там хоть было куда ее положить.       Белые мотыльки бесшумно снялись со своих мест и последовали за ним.       — Да ну какие же вы... суки.       У машины в этот раз было куда светлее. Небо по-прежнему было белесым, казалось, оно вообще не меняло своего цвета. Зато плотный воздух, пятнами плавающий в тот раз, приобрел розоватый окрас.       «Сахарная вата», — подумал Кавински.       Он осторожно положил Роуэн на заднее сиденье «Мицубиси» и закрыл все двери. Открыл двери, выгнал мохнатиков, снова закрыл. Полакомятся в другой раз. Перебравшись за руль, он наконец-то выдохнул, наверное, впервые за все время, что находился здесь. Как-то некогда было нормально дышать. Отчаянно хотелось курить, чтобы занять руки и голову, но приснить сигареты он больше не мог. «Отказ от курения — скучный побочный эффект смерти». Ха-ха.       Хмыкнув, Кавински на пробу провернул ключ в замке. Мотор кашлянул, но потом послушно заработал, как обычно. Он никуда не собирался ехать - куда тут поедешь?.. Да и стремно было. Вдруг это место выбрано неслучайно, раз именно сюда Роуэн перетащила Кавински и машину, значит, пусть так и остается. Рокот мотора его успокаивал. Интересно, а как тут обстоят дела со временем, едой и сном? Прислушавшись к себе, он понял, что ничего не хочет. Видимо, все дело в привычках и скуке. Ему больше не было смертельно тоскливо каждую минуту своего существования, он больше не хотел веселья, жестокого порой. Типа успокоился.       Но он все еще чувствовал. Злость, например. На Ронана. За то, что бросил тут Роуэн. Или заставил прятаться. За то, что своим появлением снова взбаламутил ему голову. За то, что любил свой лес так, как не полюбил его. Кавински видел, Линч был способен на очень сильные чувства, от которых башню сносило, всего лишь наблюдая, и тем горше было, что ему доставались только презрение и оттопыренный средний палец.       Откинув голову на спинку, Кавински прикрыл глаза. Что ему делать со всем этим?..       И тут внезапно он вспомнил про зеленые таблетки. В прошлый заход натащил их с запасом, предвкушая их с Линчем посиделки, но не задалось. Пошарив в бардачке, он нашел пакетик. Вытащил одну, покатал между пальцев. Что будет, если сновидение, кем он сейчас и являлся, сожрет снотворное? Не дав себе времени на раздумья, он проглотил таблетку, дернув головой, чтобы побыстрее упала в горло.       Ожидая эффекта, Кавински снова откинулся головой назад. Но ничего не последовало. Ни через пять минут, ни через десять. Он не был уверен, что правильно рассчитал время, но у него успели затечь шея и одно ухо от неудобного положения. Он открыл глаза и тут же понял, как сильно ошибался: за лобовым стеклом было совершенно не то, что должно было быть. Обычный на первый взгляд пейзаж, в плане, никаких летающих воздушных сахарных ват, бездонного бесцветного неба, ебучих мотыльков с котенка размером и всего такого.       Кавински распахнул дверцу, спешно вышел, оглядываясь. Поле, широкое, с золотистой спелой пшеницей, с редкими прогалинами кустарника. Он помнил эти просторы слишком хорошо, это ощущение пространства, давящего своей мощью, тревожного — именно в это сновидение он переносился, когда засыпал с мыслями о Линче. Именно тут ветер в форме дракона разрывал его на множество частей и отправлял назад в реальность опустошенным и разбитым. Кавински согнулся, ладонями опершись о колени, он не был готов снова переживать это. Но пока стояла тишина.       Во сне у него не было возможности осмотреться и оценить окружающую красоту, теперь же он подметил детали: например, почти незаметную проселочную дорогу, пересекающую поле недалеко от места, где стояла «Мицубиси». Колея терялась в пшенице, но явно вела к ферме, видневшейся на горизонте. Ферма. Кавински видел красную крышу дома, окруженного еще несколькими постройками. И два высоких дерева с зелеными пышными кронами.       В детстве, таком далеком от пиздеца, случившегося с ним после переезда в Джерси, его всегда отправляли летом на подобную ферму. Какие-то дальние родственники, дом, полный ровесников. Игры, животные, смех и беззаботность. Он еще не знал, что опасен для окружающих, что из снов можно вытащить не только игрушки и лакомства, что не надо таиться. Что на качелях, приделанных к ветке одного из тех двух деревьев, можно практически улететь к солнцу, которое светило целыми днями, огромное и горячее. Ему было так хорошо там.       Он вырос, но сознательно задавленные воспоминания иногда прорывались на поверхность. Особенно когда он узнал историю Линча, у которого по-прежнему были Амбары, пусть он и предпочитал жить со своим Ганси на пыльной фабрике. Как же он ненавидел его за эту трусость.       «Мне необходимо посмотреть на дом», — решил Кавински и запрыгнул в машину. Роуэн все еще лежала в отключке, но ее рука переместилась — значит, скоро придет в себя. Интересно, на сколько они тут застряли? Он должен успеть.       «Мицубиси» выехала на затерянную в пшенице дорогу. Спортивная тачка с заниженной посадкой ни за что бы не проехала тут в реальном мире, но во сне — или во сне сна?.. — летела как миленькая. Кавински жал на газ, постепенно переключая передачи, колосья послушно отбивали ритм, сталкиваясь с корпусом машины, а пейзаж за окном не менялся: два дерева и домик с красной крышей и не думали приближаться. Нахмурившись, Кавински остановился, вышел, обошел «Мицубиси» кругом. За несколько метров от машины все еще были видны следы шин, где она выехала на дорогу. Отлично. То есть, херня. Ты можешь ехать, но не можешь покинуть это место. Кавински резонно предположил, что идти пешком тоже идея так себе — хождение по огромной беговой дорожке не грела его вовсе. И в любом случае он не мог покинуть Роуэн. Блин, когда он успел к ней привязаться? Чертовы Линчи.       Ладно, он будет ждать. Чего угодно.