you will dream me

      Усевшись на капот, Кавински тут же вскочил с него, ощупывая задницу: джинсы сзади были насквозь мокрые. По поверхности машины плотной пленкой растеклась откуда-то взявшаяся жидкость. Он провел рукой по ней, зачерпнув немного — обычная, прозрачная вода. Внутри машины пока было все сухо, за исключением Роуэн — она по-прежнему лежала без сознания и снова покрылась влагой, как тогда в лесу, когда он нашел ее. С волос, растрепанных по сиденью, вода натекла на пол и продолжала это делать. Откуда она бралась?!       Вокруг Роуэн уже образовался целый пузырь, похожий на тот, что окружал машину в лесу. Вода полностью закрывала ее лицо, и Кавински никак не мог убрать ее, как бы ни старался. Паника уже жарко дышала ему в затылок. В сновидении же нельзя умереть, да?..       Хлопнуло по ушам. В одно мгновение они снова переместились обратно в лес, на свое привычное место.       Роуэн задыхалась. Она резко открыла глаза, в которых, впрочем, Кавински не обнаружил и намека на испуг. Они так и смотрели друг на друга, он — с ужасом, она — вздрагивая от спазмов, сквозь пленку воды, пока ее глаза не закатились и она не перестала дышать. Пузырь, окружавший ее, тут же лопнул, вода потоками стекала с волос и тела, постепенно затопляя машину.       — Да твою ж мать!       Кавински перебрался на заднее сиденье и открыл дверь, выгоняя мини-озеро прочь. Затем он потряс Роуэн, похлопал по щекам. Перевернул на спину. Что ж. «Рот в нос»? Не, ему всегда нравился второй вариант.       — Я бы предпочел делать это при других обстоятельствах. — Он зажал Роуэн нос и хотел уже было вдохнуть воздух ей в рот…       — Очень рада, что ты признался, Джозеф. А теперь слезь с меня, — устало проговорила Роуэн, тем не менее крепко обхватив его за щеки.       — Что за пиздец тут только что произошел?       — Я все расскажу, как только выйду и выкашляю остатки воды из легких. Пусти!       — Это ты меня держишь!       — Ага.       На мгновение сходство с засранцем Линчем было стопроцентным, но потом опустилось до приемлемого уровня.       Выпав из машины, Роуэн действительно склонилась и начала кашлять. Вода потоками текла из ее рта, Кавински удивился, как она вообще могла говорить с этим всем внутри.       Твари, по которым он совершенно не успел соскучиться за время их недолгой прогулки в соседний сон, бесшумно окружили Роуэн белым облаком. Помогали? Спасали? Жрали?... Кавински заебался задаваться вопросами каждые пять минут. Он прислонился к машине и закрыл глаза.       — Видимо, от вопросов мне не отвертеться, — через некоторое время произнесла Роуэн, встав рядом с ним.       — Никаких шансов.       — Ну?       — Как ты себя чувствуешь? — Кавински развернулся к ней.       — С каких пор ты стал таким сочувствующим?       — Ну, спросить у только что задохнувшегося и ожившего человека, как он же, блин, чувствует себя — это элементарная вежливость. Ну и плюс мне до жопы интересно.       — Больно. Каждый гребаный раз. Ты перестаешь дышать, легкие схлопываются, вода повсюду. Ты видишь сквозь нее, а убрать не можешь. Извини, что напугала, думала, в этот раз будет не так долго.       Роуэн легонько коснулась его предплечья и погладила. С виду это было неосознанно, но она не прекращала. Кавински залюбовался ее любопытной мордашкой и решил не реагировать на прикосновения, чтобы не спугнуть.       — И как часто?       — Каждый раз, как здесь появляется Ронан.       Кавински рыкнул. Ну п-ф-ф, естественно, тут не обошлось без пиздюка.       — Почему ты выглядишь как его двойник?       — Потому что я его двойник. И он не знает обо мне. — Роуэн сняла мотылька с головы Кавински. — Поэтому, если ты думаешь, что он бессердечная сука, не думай. Тут ничего не исправить.       — Да хер там.       — Послушай. Мне тут несладко приходится, когда ему снятся кошмары. Лучше его не провоцировать, иначе он потеряет контроль над сном. Ты просто не представляешь, на что становится похоже это место в такие моменты. Как-то давно он тонул, долго и изматывающе боролся за свою жизнь, пока что-то хватало его за ноги и тянуло вниз. Он терял сознание снова и снова, но не мог проснуться. Создать двойника и оставить его вместо себя — не такая уж плохая идея, когда ты умираешь, да? Его подсознание решило именно так и вуаля — приятно познакомиться, я Роуэн. Вот и вся история. Мне передались его воспоминания, его иссушающий страх, некоторые его тайные желания и возможность ненадолго умирать каждый раз при его появлении — вот такое офигительное наследство.       — Он должен узнать о тебе.       — А дальше?       — А дальше я хотел спросить, где ты отсиживаешься, пока не придет время снова топиться из-за Линча.       — Тут недалеко есть очаровательное, уютное болотце. Пойдем. — Роуэн потянула Кавински за руку. И когда он застыл истуканом, добавила: — Господи, да шучу я. У меня есть кровать.       — Это предложение? — Кавински поиграл бровями.       Роуэн вдруг растеряла все свое нахальство. «Линч» отступил. Вернее, его лицо, наверное, выглядело бы точно так же, если бы он физически мог испытывать смущение или неловкость. Но куда уж ему, засранцу.       Она снова потянула Кавински за собой. Ладно. Было странно идти за ручку, но он не хотел прерывать прикосновение, чтобы не обидеть Роуэн. И… невероятно, но ему нравилось.       Шли они недолго. Мрачный лес только успел кронами сомкнуться над их головами, как Кавински и правда увидел кровать. Двуспальную, с белым балдахином. В лесу. Она смотрелась довольно забавно среди зелени и высокой травы. Но не казалась стремной, как машина в водяном пузыре, к примеру.       Разогнавшись, Кавински плюхнулся в середину кровати, блаженно вытягиваясь на животе. Спать захотелось почти нестерпимо. Он попытался было сказать Роуэн, что не думал, что эта функция живого тела теперь будет ему доступна, но веки оказались тяжелее слов. Сонный морок давил на него, не давая пошевелиться. Он был в сознании, но в странно-летучем состоянии. Было хорошо.       Роуэн вдруг оказалась совсем рядом с ним, наклонилась, щекоча растекающимися волосами спину. Ее тело ощущалось теплом. Замлевший Кавински, конечно, ждал от нее приятных сюрпризов, он даже успел привыкнуть к ее постоянным прикосновениям. Да и не могла же она упустить возможность полапать его, валяющегося тут так покорно. Может это ее рук дело? Поматросит и бросит… на съедение мохнатикам. Ладно, об этом можно было подумать позже, сейчас он согласен на все.       Жаркое дыхание опалило его ухо. А затем и прикосновение к серьге. Он улыбнулся. Его забавляла неловкость, с которой она его касалась. Привыкший к исключительно жестким взаимодействиям со всеми своими девочками, теперь он наслаждался невинной стеснительностью.       Роуэн глубоко вдохнула, зарывшись носом в его макушку. Коснулась плеч и раскинутых рук, пересчитывая позвонки, перескочила на спину. Прошлась пальцами между лопаток и остановилась на татуировке. Огромный нож с кривым зазубренным лезвием начинался на спине и через левый бок переходил на живот — рисунок такой же, как на всех его «Мицубиси». Фирменный знак, как и солнечные очки в белой оправе, клеймо, «о, а вот и Кавински». Он не успел доделать татуировку: на почти полностью забитом «лезвии» осталась пустота, где должна была красоваться дерзкая надпись «сегодня я приснюсь тебе, Линч». Кавински все бы отдал, чтобы видеть лицо засранца и его охуение при прочтении этого шедевра. Он хохотнул. А теперь копия Ронана водила пальцем по его спине, прослеживая многочисленные линии рисунка, предназначавшегося вовсе не ей. Медленно и осторожно.       В голове у Кавински невольно появилась картинка их двоих с Линчем, пьяно развалившихся на капоте ярко-оранжевого «Камаро». Пьяно, сонно и многообещающе для их пизданутых отношений. Кавински вспомнил свои собственные ощущения в тот момент, и как его притягивала сложная черная татуировка у Ронана на спине. Он терялся в запутанных узорах когтей, клювов и цветов, вычерчивая пальцем линию за линией. Единственный раз, когда он дотрагивался до него, не рискуя остаться без зубов, но так ничего не получив в ответ. Линч не был бы собой, позволив себе хоть что-то даже в такой откровенный момент. Хотя Кавински не был уверен, что он и хотел.       Постойте-ка.       Слова Роуэн про то, что от Ронана ей достались «некоторые тайные желания» показались ему сначала незначительными. Но в свете ее осторожных прикосновений к татуировке, как будто она зеркалила действия самого Кавински, упоминание про тайные желания музыкальным фонтаном заиграли в голове. Роуэн были доступны все воспоминания Линча, и сейчас, несомненно, она повторяла сцену на капоте. То, что могло бы быть, то, чего так сильно желал Ронан. Засунутые вглубь долгожданные признания теперь воплощались через его двойника. Линч через Роуэн задумчиво и нежно отвечал, пусть было и слишком поздно, и Кавински тонул в бессловесной истерике.       Он прогнал сонный морок. Оказалось, это вовсе несложно, если тебе действительно необходимо получить ответы на свои вопросы. Развернувшись к Роуэн, спросил:       — Ты ведь одно сплошное желание. Только его или все же свое собственное? Как ты живешь с этим?       Она долго молчала.       — Все слишком запутано. Поначалу навязанные чувства взрывали мне голову. И так было нелегко, ты тонешь сначала в воде, потом тонешь в тоске, будто потеряла что-то, потом в сожалении и бессилии. Но у меня было время разобраться со всем этим. Ронан виноват только в том, что ничерта не помнит. Выбора у него тогда было еще меньше, чем у меня сейчас. Он не такой крепкий, как ты, видимо, думаешь.       — Бл… ага, ну да! Засранец отдал тебе всю душевность, себе оставил только наглую рожу, уж поверь!       — Он сожалеет. — Роуэн положила прохладную ладонь ему на грудь. — Мне все еще передаются его воспоминания и эмоции.       Кавински не отводил от нее взгляда.       — О чем он сожалеет?       — О том, что его последние слова к тебе были ругательством. О том, что он много чего не сделал и еще больше упустил. И он просит прощения. Каждую ночь, когда засыпает, и особенно, если не спит вовсе. Твои белые очки лежат теперь у него в комнате, он иногда задумчиво крутит их в руках и, кажется, разговаривает.       — Какой же идиот.       «Линч, какой же ты идиот». Кавински прикрыл глаза. В груди бесновалось «я так и думал»-чувство, с которым мало что теперь можно поделать. Хотелось высказать Ронану все лично, тот явно задолжал ему как минимум один скандал. Как-нибудь потом. Времени — целая вечность, помноженная на тысячу сновидений.       — Оставим Линча в покое. Расскажи, что происходит, когда он возвращается? Блин, видимо, все же не оставим.       — Я не помню. Сначала стреляет по ушам, и я стараюсь быстро прийти на место, где он появится, чтобы понять, в каком состоянии он вернулся сюда. А потом я обнаруживаю себя захлебнувшейся. С порцией новых переживаний в голове. Иногда Ронан оставляет после себя выжженные поля, иногда забирает свои кошмары в реальность, так и не сумев убежать от них. А иногда он тут с… — Роуэн замялась и отвела взгляд. — И тогда после их ухода оживают все цветы леса. Но это новое чувство не передается мне, как будто я настроена только на одно возможное. Только на тебя.       — О, прошу, продолжай. Это самое интересное. — Кавински поймал ее руку и в шутливом жесте прижался губами к ладони.       — Ты совершенно невыносим, — вспыхнула Роуэн, но руку не отняла. — Так же как и невыносимо было получить от Ронана чувства и никаких инструкций, как ими распоряжаться и какие из них верные. Наверное все. Ненависть в первую очередь. Что ты ему сделал?.. Нет, не отвечай, я не хочу знать. Предвкушение встреч, азарт погони, жгучее иссушающее желание, которое он гнал и гнал от себя, осторожный интерес и надежда. Много мыслей. Целый взрывной коктейль, наподобие тех, которыми ты поджигал на вечеринке машины.       Роуэн замолчала. Кавински продолжал задумчиво целовать ее ладонь, пальцами перебирая черные браслеты на запястье. Все услышанное шумом гремело в голове, постепенно обретая стройный ритм. Раньше он был уверен, что она говорит от лица Линча, заступается за его чувства и оправдывает, как умеет. Но чем дальше, тем яснее сама Роуэн проступала сквозь свои же слова. Она говорила отстраненно, как факты излагала, но, он был готов поклясться, что вложенное в нее навязанное чувство укрепилось в ней сильнее, чем она сознавала. Вся эта ситуация представляла собой невероятно сложный клубок эмоций, Кавински очень боялся утонуть нахрен в этом всем.       Смотря на Роуэн, он видел Линча, молчаливого и покорного. Представляя Линча — он мысленно все еще закатывал ему истерики — он видел Роуэн с дерзкой ухмылкой на лице. Эти двое сливались, вызывая головную боль и невиданное ранее чувство — угрызения совести. Кавински был, конечно, той еще сволочью и при жизни чего только ни творил, но после смерти ему хотелось упорядочить хаос в своей голове. Но хер там.       Его размышления прервала белая мохнатая туша, приземлившаяся ему на живот. В лапках она держала синий цветок, который принялась деловито укладывать, стараясь попасть в «лезвие» татуировки. Роуэн засмеялась. Видимо, лицо Кавински выражало полнейший ужас в тот момент. И тут он заметил вокруг себя очередной набор приправ, принесенный мотыльками. Веточки и листики аккуратно были разложены вокруг его тела и немного на джинсах. Из карманов торчали травинки, а из-за пояса выглядывал огромный пшеничный колосок. Незаметные приготовления к предстоящей трапезе. Как он мог не заметить, как ему запихивали что-то за пояс?..       — Детка, прошу тебя... Он такой огромный!       — Прозвучало невероятно пошло, ты в курсе?       — Да, я часто слышал эту фразу, но никогда не говорил. У-у-у-убери его!       Роуэн поиграла с его цепочкой на груди.       — А что мне за это будет?       — Предоставлю тебе возможность сказать ту самую фразу. — Кавински никак не мог увернуться от тычка в ребра. — Ой, ладно! Ладно! Блин. Давай так: ты его сгоняешь, а я не откидываю копыта. Хороший план, да? Посмотри, он уже ест меня!!       Чудовище шоркало лапками по его голому животу и крутилось, выбирая место. Непонятно для чего.       — Будешь должен. — Роуэн осторожно нагнулась над ним и принялась дуть на мотылька.       Тот сперва пригнулся, уворачиваясь от мини-урагана, но потом раскрыл крылышки и улетел. Синий цветок так и остался лежать в окружении линий татуировки. Роуэн взяла его и, отрывая лепесток за лепестком, выложила на животе и груди Кавински прямую линию. Потом по очереди сдула каждую синюю «точку», пока не остановилась, нависнув ровно над пуговицей его штанов.       — Роуэн. Что ты делаешь?       — Завершаю ритуал, начатый мохнатиком. Не мешай мне.       — Ты ж не серьезно, да? Мне кажется, я не могу шевелиться. Так надо?       — Заткнись.       Роуэн сняла все веточки с его джинсов и смахнула те, что были на кровати вокруг. Остался только колосок, заткнутый за пояс. Но вместо того, чтобы вытащить его, она снова обратила свое внимание на татуировку. С этой стороны она еще не успела ее изучить. Хаотичные зазубрины «ножа» выглядели устрашающе — резкие, рваные, они будто вспарывали кожу, и можно было порезаться, лишь прикоснувшись. Пальцем Роуэн прослеживала все неровности рисунка.       Кавински внимательно наблюдал за ней — она, так же как и ранее, действовала вроде бы бессознательно, на автомате. Как будто снова и снова внутренне убеждала себя, что это все реально. Ну, насколько это возможно во сне. Это не было навязанной ронановской эмоцией — это была именно она и ее самостоятельно взрощенные чувства. И спасла от нелепой смерти она его тоже сама, потому что не могла не.       Кавински прикоснулся к ее плечу, потянул на себя. Он убрал за ухо прядь ее непослушных, «подводных» волос, огладил скулу и лоб. Роуэн выглядела очень красиво сейчас, по-Линчевски благородное лицо было задумчивым и безмятежным. Ни капли удивления во взгляде, только ожидание. Кавински приподнялся, чтобы поцеловать ее.       Вакуум треснул по ушам, заставив его скривиться и рухнуть головой на кровать. Роуэн глянула вглубь леса, спрыгнула с кровати.       — Убью суку. Вот прям тут же и прикончу. — Кавински свалился на траву и тут же вскочил, пытаясь успеть за Роуэн. — Чертов Линч.