2015...1942

Все сразу рассредоточились настолько быстро, насколько могли. Хромов сначала замешкался, но потом, последовав примеру Брагина, спрятался за ближайшим деревом. Он увидел, как Костя прицелился и выстрелил. Немец рухнул на землю, выпуская из рук автомат. Иван растерялся. Вообще, Хромов стрелял хорошо; хорошо, но не в людей. В людей он никогда не стрелял. Но сейчас мужчина отчётливо понимал: либо они убьют немцев, либо немцы их. Хромов снял пистолет с предохранителя, прицелился и выстрелил. Другой немец упал. Краем глаза он видел, как немцы пустили очередь из автоматов и двое их солдат упали. — Твою ж… — со стороны Брагина последовали ответные выстрелы. Хромов снова прицелился, снова выстрелил. Но он не заметил противника с другой стороны и тут же поплатился за это — Хромов почувствовал резкую и сильную боль в ноге. Мужчина тихо застонал от боли и сполз вниз по стволу дерева. Лазарев подбежал к нему, прикрывая, и дал очередь из своего автомата. Громов кинул в их сторону гранату, раздался взрыв. Хромов снова поднял пистолет и быстро выстрелил. Лазарев резко обернулся и увидел свалившегося за его спиной немца. Потом со стороны Гриши последовала ещё одна очередь и всё стихло. — Проверьте, — скомандовал Брагин части солдат. Другие быстро кинулись к своим, проверяя, живы ли те вообще. Хромов убрал пистолет в кобуру и попытался встать, опираясь на дерево. Когда Брагин дал отмашку, из поезда выбежали другие бойцы с носилками, за ними выбежали врачи и медсестры. Куликов осмотрел одного из раненых солдат. — Этого на стол, — махнул он рукой в сторону вагона. — Здесь всё. — Сказал хирург, проверив другого солдата. — Так… здесь тоже всё, — покачала головой Нарочинская. — А этого в поезд. Лазарева побежала в другую сторону, где были Костя и нач.поезда. Хромов зажал рану рукой и осмотрелся: Куликов и Нарочинская забрали раненых. Другие осматривали окрестности. — Костя! — выкрикнула женщина. — Мам, смотри, — он кивнул головой на Хромова. Она посмотрела на ногу начальника. Лазарев тем временем убежал проверять остальных солдат. Хромов, покрутил головой, и увидел ещё и Салама. Видимо, не заметил его во всей этой суете. — Товарищ начальник, руку уберите, — сказала женщина. Он согласно кивнул и убрал руку. Рана кровила. — Повязку нужно наложить и к хирургу, — она приступила к работе. Мужчина поморщился. — Пусть солдатами сначала займутся. — Так, давайте. Аккуратно… Нарочинская с Лазаревой стояли в вагоне, тихо переговариваясь между собой: — Ну что, Мария Валерьевна, для Кравченко прогноз оптимистичный, а вот с Сахаровым сложнее, тут как бы сепсис не начался. У начальника ранение в ногу. Повезло, что кость не задета и артерия бедренная. Но, всё равно ранение. Мария Валерьевна увидела Костю, комиссара и других солдат, которые вместе с ними шли в сторону вагона. Марина заметила, как Лазарева внимательно смотрела в окно. Что такого интересно она там увидела? Нарочинская выглянула: солдаты шли с лопатами в руках. Хоронили убитых. Ужасно, конечно, но ничего с этим не поделаешь. — Мария Валерьевна, что Вы там увидели такого? — Сын мой, — с трепетом проговорила женщина. — Понятно, — Марина по-доброму усмехнулась и вышла в тамбур. Лазарева услышала, как она что-то сказала вошедшим в поезд. — Костенька! — Лазарева бросилась обнимать сына. У неё на глазах выступили слёзы. Господи, как же она боялась, что с ним что-то случилось. О том, что сына могли убить она и думать боялась. Вчера, когда она получила такое долгожданное письмо, Мария Валерьевна очень сильно хотела плясать от радости. Она перечитала письмо от Кости раз пять за день. Правда, письмо было написано полгода назад. А сейчас сын стоит рядом. — Мам, ну какой я здесь Костенька? — Лазарев попытался возмутиться, но не получилось. Он и сам вздохнул с облегчением, когда увидел мать. Впервые за два года. Увидел, что она жива, здорова. — Костя, — она ещё крепче обняла сына. Когда началась стрельба, Лазарева, сама не понимая зачем, выглянула в окно. Интуитивно, видимо. Когда она увидела Костю и немца, который в него целился, у Лазаревой на мгновение замерло сердце. Она чуть ли не кинулась к ним, но её остановило то, что она увидела, как их начальник застрелил немца. — Как там бойцы мои? — Нормально. Прооперировали, жить будут. — А ваш командир? — Тоже, — ответила женщина. — Костя… — Ти диви, яка гарна дiвчина! — молодой солдат широко улыбнулся, посмотрев на проходящую мимо Третьякову. Таня посмеялась: — Товарищ рядовой, занимайтесь своими делами. — Да-да, товарищ рядовой, занимайтесь своими делами, — строго сказал подошедший Громов. Солдат тут же выпрямился и отдал честь. — Хотели что-то, товарищ младший лейтенант? — Третьякова повернулась к офицеру. — Зуб болит — не могу. Дайте что-нибудь, пожалуйста. — Сейчас, — она кивнула, доставая лекарство из полки. — Держите. — Спасибо большое. — Гриш, — в вагон вошел Лазарев. Он посмотрел на Третьякову, потом на Громова. — Пойдём, глянем, что там Гафуровские сапёры сделали. — Пойдём, — он ещё раз поблагодарил медсестру и вышел вслед за Лазаревым из вагона. Таня проводила их взглядом. Оба лейтенанта были угрюмыми. Но тут и удивляться нечему: не далее, чем несколько часов назад они похоронили своих товарищей. Тут невозможно не быть угрюмыми. Они выскочили из поезда. Лазарев достал из кармана пачку папирос. Выудив одну, он протянул пачку Громову. — Я же не курю. — А, ну да, — хмыкнул тот. Они подошли к мосту, где работали сапёры. Гафуров что-то говорил солдатам, те кивали и продолжали молча работать. — Салам, что тут? — Заканчиваем. Скоро уже, — поправив пилотку на голове, ответил Гафуров. Ночь. Поезд следовал дальше по маршруту. Практически все, кроме бойцов охраны, и дежурных медиков спали. Лазаревой почему-то же не спалось. Она посмотрела на часы: было три часа ночи. Женщина накинула на себя халат и вышла из купе, тихо закрыв дверь. Она прошла вдоль вагонов. Мария Валерьевна посмотрела в окно: вдали что-то горело. Такое яркое пламя. Видимо, деревня горела. Лазарева вошла в вагон, где лежали прооперированные солдаты. В этом вагоне, как и во многих других сейчас было тихо. Из света — только ночник с тусклой лампочкой. Она подошла к мирно спящим солдатам, проверяя их состояние. Повернувшись в сторону начальника, она заметила, что тот тихо лежал на своей полке и наблюдал за ней. — Разбудила Вас? — Нет. Лазарева взяла стул, аккуратно поставила его на пол и присела. — Как Вы себя чувствуете? — тихо спросила женщина. — Отлично. — Прямо-таки отлично? — переспросила она. Хромов еле заметно усмехнулся. — Хорошо. — В госпитале полежите, отдохнёте — будет ещё лучше. Мужчина посмотрел на Лазареву. Нет, в госпиталь ему не надо. Совсем не надо. — Нет, Мария Валерьевна, — он приподнялся и помотал головой. — Я в госпиталь не лягу. У меня ранение не серьёзное ведь. Лазарева вскинула брови. Да, а их начальник более упрямый, чем она думала. — Товарищ начальник, не бывает не серьёзных огнестрельных ранений. Вы, как хирург, это прекрасно знаете. — Я в госпиталь не поеду, Мария Валерьевна, — мягко, но уверенно сказал Хромов. — Но ногу ведь нельзя нагружать сейчас, — снова попыталась настоять Лазарева. Мужчина только пожал плечами: — Я и не нагружаю. Осознав, что спорить с ним нет смысла, она просто кивнула, вздохнув. — Как хотите, товарищ начальник, — женщина тоже пожала плечами и встала со стула, убирая его обратно под стену. — Отдыхайте. — Спасибо. Спокойной ночи, — он улыбнулся. — Спокойной ночи, — Лазарева пошла в сторону двери. Она оглянулась, снова взглянув на коллегу. — Товарищ начальник, Вы хорошо стреляете. — Напоследок сказала Мария Валерьевна.