2015...1942

Через пять дней, как и было положено, поезд отправился в рейс. Только вот рейс этот значительно отличался от всех предыдущих: все были при оружии, все были крайне насторожены и ещё по поезду ходил товарищ военюрист второго ранга. Последнее тоже никому не нравилось. Особенно это не нравилось комиссару и начальнику поезда. За то время, пока они стояли на станции, из вагона-аптеки ничего не пропало, новых убийств не было. Пользы от этого военюриста тоже толком и не было, как казалось Брагину и Хромову, а вот неприятности он мог им обеспечить. Поэтому, они были крайне осторожны, когда общались с ним. Вечером они должны принимать раненых и Хромов снова проверял поезд на предмет готовности к работе. Это было уже привычно: проверять поезд каждый раз перед тем, как они будут принимать раненых. К этому Хромов привык. Но он все равно был осторожным, стараясь не выдать себя какими-либо словами или действиями. Он и так уже случайно сказал Маше про пенициллин. Но тяжелее всего было приноровиться к здешним «операционным». Он ведь работал в операционных, где есть все оборудование, где команда состоит из четырех человек минимум, где освещение и аппаратура будут работать в любом случае. Здесь же, грубо говоря, нет ничего. Даже нормального освещения толком нет, об аппаратуре он вообще молчит. Поток раненых, которым требуется хирургическое вмешательство нескончаемый, и на всех приходится три хирурга, один военфельдшер и две сестры. Вернее, теперь два хирурга. Но выхода нет — приходится оперировать. Пока у них было свободное время, Хромов решил отдохнуть, прекрасно зная, что ближайшие сутки он точно не присядет. Оказавшись в своем купе, он прилег на полку и прикрыл глаза. Он понимал, что его куда-то везут. Немного приоткрыв глаза, мужчина увидел белые мелькающие квадраты. Потому увидел Нарочинскую. Перед глазами всё расплывалось, поэтому Марину он узнал с трудом. Но узнал. — В противошоковый, — словно сквозь вату он услышал голос то ли Брагина, то ли Куликова. Разобрать не получалось. — Иван Николаевич! Слышите меня? — теперь это был голос Марины. Она немного помолчала, потом снова заговорила. — Руку мою сожмите, если слышите. Он почувствовал, как Марина вложила свою руку в его ладонь. Он попытался сжать её руку. — Хорошо… «Хорошо», — зеркально подумал Хромов и потом в глазах снова потемнело. — Товарищ начальник, товарищ начальник, — его разбудила вошедшая в купе Третьякова. Девушка стояла в чистом белом халате. — Подъезжаем. — Спасибо, Тань, — он сразу встал с полки, надел фуражку и вышел из купе, закрывая за собой двери. Из соседнего купе вышла Маша. Мужчина посмотрел на неё и улыбнулся. Заметив это, женщина тоже коротко улыбнулась, но потом снова стала сосредоточенной и надела пилотку на голову. — Готовы, Мария Валерьевна? — Так точно. Поезд замедлял ход. Звуки от взрыва снарядов то стихали, то завывали снова. Когда поезд остановился, первым из него вышел комиссар. За ним бойцы, санитары и медики. Солдаты выстроились в шеренгу, во главе которой стояла медсестра с медицинской сумкой, перекинутой через плечо. — Направо! — громко скомандовал Брагин, пытаясь перекричать звуки взрывов. — Шагом марш. Бегом! Комиссар с начальником побежали за ними. Под одной из стен разрушенного здания сидела девочка лет двенадцати, зажимая рану руками. Она перепугано смотрела на подбежавших к ней людей в военной форме. Хромов присел рядом с ней. — Не бойся нас, — успокаивающим тоном заговорил с ней хирург. — Мы тебя заберем и поможем. Хорошо? Девочка сначала замотала головой, но потом вдруг поморщилась от боли и кивнула. — Хорошо. — Забирайте, — приказал начальник санитарам. Они побежали дальше. Так они забирали раненого за раненым и относили к поезду… — Этих солдат в пятый вагон, — дала указание Лазарева и быстро пошла к другим раненым. — Этих — тоже. Тех к легко раненым. — Товарищ военврач, сюда, пожалуйста, — крикнула Лазаревой медсестра. Мария Валерьевна поспешила к другим носилкам и присела возле солдата. Недалеко от них упал снаряд, прогремел взрыв. Лазарева инстинктивно пригнулась, вздрагивая. Её присыпало землёй от взрыва. Отряхнувшись, она продолжила осматривать пациента. — Товарищ начальник, в шестом ждут, — подоспевший Хромов услышал голос Лазаревой. Он кивнул и, хромая, побежал в вагон, где санитарки готовили к операции раненых. Вымыв руки и надев халат, он подошел к столу. Первой пациенткой на его операционном столе сегодня была там самая девочка, которую они нашла под стеной одного из разрушенных зданий. Она испуганно водила глазами, наблюдая за людьми, которые тихо переговаривались между собой. Потом тот мужчина, который тогда к ней подходил, наклонился. — Ты не бойся. Ты сейчас поспишь, а мы будем работать. Тань, давай наркоз, — сказал он Третьяковой. Она согласно кивнула и приступила к работе. За перегородкой стоял крик. — Да не дергайся ты, — послышался голос Куликова. Хромов с Третьяковой повернули головы в их сторону. — А кто у Куликова? — спросил начальник, беря инструмент в руку. — Сержант. У него контузия. — Ясно, — только и ответил хирург. Он сосредоточился на работе, стараясь изолироваться от криков и звуков разрывающихся снарядов. — Держи вот здесь… Запыхавшийся Брагин вернулся обратно к поезду. На улице уже светало, уже шесть часов как не взрывались бомбы, дым рассеялся, и теперь они могли видеть нависшие серые тучи. С неба начинало капать. — Этих к легкораненым, — Лазарева вышла из вагона и дала очередную команду. — Этих — в шестой. — Она потерла тыльной стороной ладони глаза и осмотрелась. Раненых было ещё много. — Все осмотрели: чисто, никого нигде нет, — на выдохе сказал подошедший к ней комиссар. — Хирурги оперируют, — послышалось в ответ. Брагин посмотрел на небо и прищурился. Слишком тихо. Это настораживает. — Нам бы поторопиться… А то немцы опять налетят… Лазарева, которая осматривала очередного раненого, подняла глаза на комиссара. — Товарищ комиссар, а как поторопиться? Хирурги с медсестрами и так без отдыха оперируют. Мы раненых осматриваем, помощь оказываем, — она подозвала к себе санитаров. — К легко раненым. — Сомойлов, Ратник, Валиев! — крикнул Брагин. — Еще раз проверьте все. Ближе к ночи они, наконец, закончили с последними ранеными. Хромов скинул с себя окровавленный халат, умылся холодной водой и вышел из вагона-операционной на улицу. Иван поспешил скорее вдохнуть свежий воздух. Недалеко от вагона он увидел Машу. Она сидела на камне, подперев голову руками. Подойдя ближе, он заметил, что Маша спит. Мужчина снова невольно улыбнулся и легко дотронулся до её руки. — Маша… — тихо сказал он, но потом резко одумался. — Мария Валерьевна. — Уже громче проговорил Хромов. Услышав его, Лазарева разлепила глаза и посмотрела на начальника. — А? — Отправляемся скоро. Пойдемте в вагон? — он подал ей руку, помогая встать. — Товарищ начальник, а который час? — Восемь вечера, — мягко ответил ей мужчина и снова подал руку, теперь уже помогая подняться в вагон по ступенькам. Дойдя до купе, он открыл перед женщиной дверь. — Отдыхайте, Мария Валерьевна, Вы устали. Спокойной ночи. — Вы тоже устали, — со слабой усмешкой ответила ему Лазарева. — Спокойной, товарищ начальник… Таня достала истории болезней, часть из которых она протянула Дубровской. — Ты с кем? — С Лазаревой, — ответила всё ещё заспанная Дубровская и взяла истории. — А я к Хромову, тогда, — задорно улыбнулась девушка, завязывая косынку на голове. В отличие от Нины, у неё было более-менее хорошее настроение. Таня взяла истории со стола и поспешила в вагон. Посмотрев на часы, Третьякова ускорилась, потому что начальник уже, скорее всего, был уже там. Да, ты и было: когда она вошла в вагон, Хромов уже был там и осматривал первого пациента. — Доброе утро, — поздоровалась со всем Третьякова. — Доброе утро, товарищ начальник. — Тихо сказала она Хромову. Он кивнул в знак приветствия. Таня достала историю болезни солдата, возле которого сидел доктор. — Живот давно болит? — Раньше не сильно болел, а вот ночью заболел сильно. — Почему медсестре дежурной не сказали? — Из-за живота жаловаться? — презрительно хмыкнул парень. Хромов промолчал, продолжая пальпировать ему живот. Потому он быстро снял пальпирующую руку. Солдат застонал от боли. — Угу… — Хромов обернулся к Третьяковой, которая молча стояла позади него. — Аппендицит. Таня, когда стоянка? — Через два часа. Поезд будем пропускать. — Хорошо. Через два часа мы Вас прооперируем. Солдат помотал головой. — Я не хочу. — Не дури, — пригрозила Третьякова. — Как это? — Хромов удивился. — Вы понимаете, что если мы не сделаем операцию, разовьется перитонит? Теперь удивился уже солдат. — Перитонит? Что это? — Воспаление, — серьезно сказал Таня. — Если не прооперировать, аппендикс может разорваться. Вы можете умереть. Ну, неужели Вы выжили в бою, чтобы потом умереть от перитонита? Наблюдая за солдатом, Хромов понял, что суть сказанных слов до него дошла. Он задумался и с напряжением посмотрел на медсестру, которая ему кивнула, словно подтверждая слова доктора. — Хорошо. — Вот и отлично. Тань? — Записала. Они пошли дальше. Лазарева подошла к очередному раненому. Нина постаралась как можно быстрее отыскать его историю. Найдя историю, она стала читать вслух: — Номер седьмой. Шанцев, Илья Петрович. Двадцать восемь лет, старший сержант. Ампутация левого предплечья в нижней трети после огнестрельного ранения. Состояние удовлетворительное. Пульс — 74, температура — 36, 8. — Жалобы есть? — Рука болит, — устало ответил ей сержант. Мария Валерьевна понимающе кивнула. — Пройдет. Это пройдет… Когда они закончили с ранеными, Лазарева, пожелав всем скорейшего выздоровления, вышла из вагона. Женщина вздохнула, но потом улыбнулась: на этот раз у них в поезде не было летальных пациентов. И она искренне надеялась, что их и не будет. Через три дня они прибыли на станцию. Надежды Лазаревой осуществились: у них не было ни одного летального. Они снова приняли лекарства, снова передали раненых в руки своих коллег. Вечером все отдыхали. Брагин с Куликовым сидели в стороне, разговаривали и курили папиросы. Машинист вынес на улицу патефон и включил его. Заиграла музыка. Все сразу как-то оживились. Девушки звонко смеялись. Один из бойцов охраны подошел к Третьяковой, приглашая её на танец. Мария Валерьевна осмотрелась по сторонам и решила прогуляться. Она пошла вдоль вагонов. Лазаревой нравилась эта станция: здесь было тихо, относительно спокойно. Особенно ей нравилось озеро. — Мария Валерьевна, — её окликнул начальник. — Я Вам не помешаю? — Нет, товарищ начальник. Мужчина неловко улыбнулся и протянул ей небольшой букет полевых цветов. Лазарева усмехнулась и покачала головой, но цветы всё же приняла. — Товарищ начальник, позвольте снова спросить у Вас: зачем Вы это делаете? Хромов тихо посмеялся и пожал плечами. — Дарите женщинам цветы. Не только в праздники, — Как водится, А средь забот и суеты Дарите женщинам цветы… Лазарева слегка наклонила голову набок и с интересом смотрела на мужчину. Интересно… С чего вдруг он стал проявлять к ней столько внимания? Но, в то же время, самой Лазаревой Хромов казался очень приятным человеком. Он спокойный, порядочный, интеллигентный. И они друг друга уважают. Она хотела что-то сказать, но заметила, как Хромов вдруг переключил своё внимание. Стал напряженным и всматривался в одно из окон вагона. — Мария Валерьевна, посмотрите на окно вагона-аптеки. Там тень какая-то. Кто там может быть, как Вы думаете? Лазарева повернулась и, тоже заметив тень, забеспокоилась. — По идее — никого, — интуитивно она заговорила тише, как и Хромов. — Дубровская с Третьяковой, которые отвечают за вагон, на улице танцуют, мы тут, Куликов с Брагиным разговаривает. Другим медсестрам там тоже делать нечего. — Мария Валерьевна, Вы сейчас идите к Брагину и этому военюристу. Скажите, пожалуйста, чтобы в аптеку с оружием бежали. А я гляну, — он достал из кобуры пистолет, но женщина одернула его за руку. — Товарищ начальник, не нужно одному. Если он Вас убьет? — А если он уйдет? Сколько мы его потом еще ловить будем? Давайте. Я тихо зайду: музыка громко играет, он не услышит. — Хорошо, — вынуждена была согласиться Лазарева. Спорить она с ним не могла. В конце концов, он старше по званию. Он начальник их поезда. Хромов кивнул и, передернув затвор, постарался как можно тише проникнуть в вагон. Он понимал, что Маша права, абсолютно права. Не стоит одному лезть. Но, а если он уйдет. Этого тоже нельзя допустить. Он перевел дыхание, резко открыл дверь и сразу наставил пистолет на того, кто был в вагоне. — Руки подними, и повернись. Дернешься — застрелю, — в голосе мужчины звучали угрожающие нотки. Хромов сейчас вдруг осознал, что он на самом деле может застрелить этого человека. Может. Хотя бы потому, что он убил Марину и мог убить кого-нибудь еще. — Я понял, — мужчина повернулся. Увидев его лицо, Хромов нервно хмыкнул. Это был их санитар. Тихий, незаметный… Начальник услышал громкий топот. Через несколько секунду в аптеку забежали Брагин, военюрист и несколько бойцов охраны. Те сразу заломали ему руки и санитар уронил на пол несколько ампул. Те с треском разбились. Когда санитара увели, Хромов присел и взял обломок стекла, на котором была этикетка. — Что там? — Морфин. — Пойдемте, поговорим с ним… — убирая пистолет, сказал майор. — Ну? — товарищ военюрист второго ранга исподлобья посмотрел на санитара и взял карандаш в руку. Тот молчал. Он раздраженно вздохнул. — Ну! Ты понимаешь, что с тобой будет? Санитар сдался. — У меня приказ. — Какой? — Ликвидировать. — Кого? — Их, — немного помедлив, он указал головой на Хромова. — Хотел аккуратно все сделать, но меня врачиха увидела. — Тварь! — зло прорычал Брагин и кинулся на санитара, тот упал со стула. Брагин со всей силы ударил его. Он замахнулся, чтобы ударить ещё раз, но его оттащили Хромов с военюристом. — Комиссар, ты сдурел? Под трибунал захотел? — Виноват, — Брагин дернул санитара за шиворот, усаживая обратно на стул. Он руками вытер кровь с губы. — Продолжим, — невозмутимо сказал майор. — Рассказывай. Хромов вышел из вагона на ту же сторону, где днем они стояли с Машей и устало выдохнул. — И что он рассказал? — послышался за спиной голос Лазаревой. — Что хотел нас ликвидировать. — Превосходно… — Брагин его там чуть не убил. — Его можно понять, — с горечью заговорила Мария Валерьевна. — Это мы потеряли коллегу, а он потерял любимую женщину. — Что? — не скрывая удивления, переспросил мужчина. — Подождите… Вы же знали. — Да? — он растерялся. — Да, я… просто столько всего. Мысли путаются. Лазарева с любопытством на него покосилась, но внимание на это акцентировать не стала. Они услышали, как патефон снова заиграл. Хромов несколько несмело посмотрел на женщину. — Мария Валерьевна, согласитесь потанцевать с хромым? — со смешком спросил мужчина. Женщина застенчиво улыбнулась. — Скажете тоже, Иван Николаевич, — посмеялась весело Мария, кладя руку мужчине на плечо.