Случайная встреча

«Понятие “хорошо себя вести” можно было толковать по-всякому. Наведаться и проверить новую знакомую – это ведь признак хорошего тона?» Примерно в таком направлении двигались мысли Рихтера, когда тот, спустя пару дней, аккуратно открывал дверь в палату Элизы. Про себя он называл ее уже именно так, а не “госпожа Беннет”, как это делали остальные, и считал, что имеет на это полное право. Час был поздний, но Рихтер надеялся, что внутренние часы девушки были сбиты так же, как и его собственные. Лежать без всякого дела было очень скучно, а сон был единственным способом скоротать время, так что спал Рихтер когда угодно, но почему-то только не ночью. Чувствуя себя более уверенно, чем в прошлый раз, Рихтер медленно подошел в кровати Элизы. Она лежала точно так же, как и несколько дней назад, аппараты издавали тот же звук, и все вокруг казалось тем же самым, как тогда. Казалось, Рихтер отходил всего на пару минут. Впрочем, нет – кое-что все-таки изменилось. Глаза девушки были открыты, и она с интересом разглядывала Рихтера. Тот остановился перед ней, не зная, что сказать. – Знаете, а в моем положении есть и плюсы, – проговорила она по-немецки с таким же акцентом, как у Питера, но довольно сиплым голосом, – можно лежать вот так и без всякого стеснения разглядывать людей. В обычной жизни такое вряд ли получится. Это достаточно длинное предложение далось ей с трудом, и под конец голос ее совсем ослабел. Рихтер всплеснул и руками и приложил палец к губам. – Не говорите! Вам, должно быть, еще нельзя. В ответ на это девушка еле заметно кивнула. Рихтер продолжил. – Мне очень неловко и даже совестно за то, что с вами произошло. Вы просто оказались не в то время и не в том месте, а я... В этот момент, сделав усилие, палец к губам приложила уже Элиза. Рихтер осекся на полуслове и замолчал. После минутной паузы девушка отрывисто произнесла: – Вы ни в чем не виноваты... я вас не виню. Это все произошло не случайно. И, взглянув на Рихтера, в смущении теребившего край больничной рубашки, со слабой улыбкой добавила: – И перестаньте извиняться. Рассчитаемся после. Сказав это, Элиза глубоко вздохнула и закрыла глаза. Рихтер с пару минут постоял около кровати и, не решившись уходить назад к себе, сел уже на знакомый стул. Тоже закрыл глаза и практически сразу провалился в сон – неглубокий и очень чуткий. -- Снилось ему почему-то его детство. Радебойль, выглядящий совсем другим, нежели сейчас, родители, молодой Гельмут, которого Рихтер звал тогда “дядюшкой” (хотя каким он был дядюшкой в 27 лет). Жизнь тогда казалась такой простой и беззаботной, а из опасностей было лишь попасться на глаза местным хулиганам, когда те были в плохом настроении. В хорошем они делились с малышней американской жвачкой и содовой водой, купленными на личные средства той же малышни. Вспомнил школу и проснувшийся интерес к странам Азии. В то время это казалось чем-то необычным – в Восточной Германии, родом из которой был Рихтер, куда больше ощущалось давление советской культуры, из-за чего молодые люди в большинстве своем предметом изучения выбирали русский язык. Успехов добивались немногие. Рихтера же русский язык окружал, можно сказать, с рождения, наравне с немецким – родители его хоть и были немцами, но познакомились в России во время службы в этой стране. Любили подшучивать над тем, что двум немцам пришлось отправиться в эту холодную и, прямо сказать, малоуютную страну, чтобы найти друг друга. Впрочем, так они ее называли так лишь для красного словца, отдавая дань своеобразной моде. На самом деле Россию они любили наверное так же крепко, как и Германию, так что гадать, где именно Рихтер решил проходить университетское обучение, не стоит. Закончил он один из известнейших советских университетов, готовивший востоковедов. Для него не составило особого труда учиться, причем учиться прилежно, вникая во всю специфику советского образования – все-таки, в ГДР даже в школе было практически то же самое. Куда больше проблем доставил в изучении китайский язык, но это тема для другого сна, желательно ночного и в мягкой постели. Пять лет учебы пролетели незаметно и, выпустившись с красным дипломом, русский немец Рихтер, к тому времени получивший паспорт советского гражданина, вернулся назад в свой Радебойль, откуда впоследствии отправился в чудный город Шанхай, в котором провел пять лет. Рихтер мог с уверенностью заявить, что эти пять лет были наиболее приятными в его жизни. Работа доставляла удовольствие, а то, как развивался Китай, не могло не изумлять. Рихтер даже временами задумывался о написании какой-нибудь серьезной научной работы по экономике страны, но все как-то не доходили руки. Однако редкий сон бывает исключительно добрым и приятным – как и жизнь. Даже сквозь закрытые веки Рихтер почувствовал, как вспыхнул свет – яркий, пронзающий. Свет ламп в операционной. Он шел, бежал рядом с креслом, держа за руку человека, которого любил больше жизни. По лицу его струились слезы – он с радостью бы поменялся местами, лег туда, и дальше будь что будет... “Не у каждой истории бывает счастливый конец, детские сказки не имеют ничего общего с реальностью, – Рихтер механически твердил это себе, сидя на полу возле дверей операционной. – Но пожалуйста, только в этот раз! Только сейчас – и никогда больше..!” Но чуда не произошло. -- Рихтер с трудом открыл глаза. Вокруг было светло – пожалуй, слишком светло. В палате горели все лампочки, и даже маленький светильник, прикрепленный к кровати Элизы, был включен и направлен прямо на него. Сама Элиза смотрела на него с чуть приподнятыми бровями и немым вопросом на лице. – Ты так кричал, я... – смущенно проговорила она и залилась краской. – Не знала, как тебя разбудить. Решила не звать врача, применила... подручные средства. Она отвернулась, видимо, пытаясь скрыть красные от смущения щеки. Рихтер подумал, что это из-за обращения на “ты” и сам, как ему показалось, немного покраснел. – Спасибо, я немного... – запнулся он. – Вздремнул. Видимо, решил последовать твоему примеру. Элиза улыбнулась. – А я не спала. Лежала и думала. – О жизни? – спросил Рихтер? – В том числе, – ответила она. – О всякого рода странностях, происходящих все чаще и чаще. Она прикрыла глаза и, словно выуживая слова из памяти, с паузами проговорила: – «Приглашаю Вас сегодня... на прогулку в городской парк. Приходите... Нам есть о чем поговорить» – вроде бы так, да? Рихтер сначала не понял, о чем она, но спустя пару мгновений вздрогнул. – Записка... Откуда ты знаешь, что в ней было? – спросил он, с беспокойством глядя на Элизу. Но у той на лице не было ни тени волнения, словно разговор шел о чем-то совершенно обыденном. – Ну а как же... А. У тебя, судя по всему, такая же? – она кивнула сама себе и продолжила, не дожидаясь ответа Рихтера. – Повезло, что мы оказались вдвоем. А представь, он половину города бы позвал... – Половину города он бы точно не перестрелял, – хмуро ответил Рихтер. Шутить сейчас ему совершенно не хотелось. Элиза хотела было что-то на это ответить, но внезапно открылась дверь, и на пороге возник доктор. На лице его можно было прочитать волнение, которое, впрочем, быстро сменилось на недовольство, стоило ему только заметить Рихтера. Он нахмурил брови и твердыми шагами направился к ним. – Что же вам в своей палате не сидится, уважаемый детектив? – чеканя слова, произнес он. – И не стыдно вам? Вламываться так посреди ночи, включать свет? Посмотрите на девушку! Она измучена! Элиза измученной не выглядела – наоборот, она принялась объяснять доктору, что тот все не так понял, но тщетно. Тот взял Рихтера за руку и увел его прочь из палаты. -- Через несколько дней Рихтера выписали. Гельмут, приехавший на своем старом Фольксвагене забирать его, выразил версию, что доктор таким образом избавлялся от пациента, уже изрядно надоевшего ему своими выходками. Возможно, так было на самом деле – Гельмут отвез Рихтера прямиком в квартиру, строго наказал никуда не выходить и куда-то уехал. Оказалось, что в магазин – привез два здоровенных пакета с едой и сказал, что Рихтера отныне и на пару дней находится на “домашней обсервации”. Рихтер, уже почти не устававший от пеших прогулок, таким развитием событий был недоволен. – Кто меня будет здесь “обозревать”, а? Выходить мне совсем нельзя, что ли? Гельмут ответил, что выходить ему было можно, но только во двор и только ненадолго. Он призвал детектива “думать о своем здоровье и благополучии”, собрался и уехал. “Наверняка в кафе, травить всякие байки и есть треугольные бутерброды”, – уныло подумал Рихтер. Квартира у Рихтера была небольшой, но располагалась в старинном здании практически в центре города. Его дед будто знал, что это будет выгодным вложением и приобрел в прошлом веке практически половину этажа здания в свою собственность. Половину от этой половины пришлось чуть позже продать городу – кому-то пришло в голову сделать из этого здания частные квартиры и приспособить их под нужды чиновников, приехавших из городов покрупнее пытать счастья (ну и карьеры) в Радебойле. Вот и осталась от половины этажа лишь большая комната, использовавшаяся Рихтером в качестве рабочего кабинета, комната поменьше была спальней, да были еще кухня с ванной, приспособленные из других небольших помещений – для этого пришлось отделять широкие проемы стенами и ставить двери. Оглядывая квартиру сейчас, он вспомнил, что в детстве вчетвером здесь было тесновато, но для одного такой квартиры хватает за глаза. Первым делом он, разумеется, включил компьютер и проверил электронную почту. Кроме рекламы магазина музыкальных инструментов, приходившей раз в два дня строго в полдень, и приглашений посетить онлайн-мероприятия, устраиваемые его альма-матер, больше ничего не было. Рихтер даже огорчился. Огорчение, впрочем, не помешало выбрать ему навороченный телефон с большим экраном на замену своему старому разбитому аппарату. Забирать его нужно было с магазина, находившегося в десяти минутах ходьбы от дома. Доставка до двери почему-то не работала. Выйдя на улицу, Рихтер постарался полной грудью вдохнуть холодный осенний воздух и с радостью ощутил, что боли уже практически не было. “Вот ведь как бывает, – думал он. – Вот живет себе человек на свете тридцать с чем-то лет и не ощущает, что есть у него какие-то легкие... А стоит появиться какой-то проблеме, как вот они, заявляют о себе, да так, что и не забудешь потом об их существовании...” Его немного качало – приток свежего воздуха и даже такая минимальная физическая активность, как ходьба, запустили в его мозгу какие-то сложные процессы. Мысли еще какое-то время путались, но в конце концов, уже у самого магазина, Рихтер ощутил себя, свое существование и место во вселенной с какой-то поразительной четкостью. Он был готов бежать сворачивать горы, ловить всех преступников не только Радебойля, но и Германии, переплывать Босфор и участвовать в триатлоне. Впрочем, продлилось это ощущение недолго. Ручка магазина электроники была очень уж тугой. Не открывалась. Рихтер чертыхнулся и вслух по-русски обругал тех, кто не додумался поставить сюда автоматические двери. В ответ на его тираду в магазине открылось окно, из которого охранник на таком же чистом русском языке посоветовал не ломать дверь, а зайти с черного входа. Рихтер поднял глаза – почему-то в метрах двух от земли висел приколотый листок бумаги, сообщавший, что с учетом осложнения криминогенной обстановки вход в магазин осуществляется с противоположной стороны здания. Рихтер выругался еще раз и, оценив то, как чисто это у него выходит, понял, что уже совсем здоров.