***
Дни не отличались особым разнообразием. Йорвет просыпался рано и разминал мышцы «прогулками» из одного угла комнаты в другой. Они давались очень тяжело, изматывали до тошноты и темноты в глазах. Более отвратительно себя Йорвет никогда не чувствовал. Не столько из-за слабости, сколько из-за ее осознания. Он даже дойти до двери без помощи не может. Эта мысль била по самолюбию очень больно и подстегивала каждое утро изматывать себя тренировками до обмороков, лишь бы вернуть прежнюю ловкость. Но приходил лекарь, возвращал его в постель, менял повязки, осматривал раны и давал что-нибудь съестное, после чего уходил к столу у окна варить зелья. Пока он готовил, Йорвет пытался обучиться языку: тыкал пальцем во все, что видел — лекарь с радостью называл предметы, а Йорвет повторял за ним. Голова после беспрерывной лисьей болтовни болела, как после хорошей попойки, но зато уже через пару дней Йорвет мог угадывать на слух простейшие фразы на местном наречии. Ближе к полудню он снова оставался один и либо опять пытался разминаться, либо осматривал комнату в поисках каких-нибудь деталей, подсказавших бы в какую глушь на Севере его занесло. Он все же решил остановиться на этой догадке. Ведь его познания в географии могли быть ошибочными: Континент большой — тут каких только народов, языков и королевств нет. Да и звучало это куда как правдоподобнее, чем идея о другой Сфере. Однако теория Йорвета не давала ответов на вопросы, как он сюда попал, где отряд, почему он в таком потрепанном состоянии и где пробыл с осени до весны. Ведь в Вергене была осень, здесь же — лето. На раздумья уходило оставшееся время до вечера. Потом возвращался лекарь с едой и травами, осматривал Йорвета, давал поесть и уходил. Так текли дни. Но одно утро началось иначе. Он проснулся еще затемно от того, что скрипнула дверь. В комнате еще было прохладно, а значит пока было слишком рано для прихода лекаря. Йорвет, не открывая глаз, прислушался. Кто-то очень тихо крался к постели. Кто-то либо достаточно ловкий, либо очень легкий, раз его выдавали лишь едва слышные звуки шагов. Нежданный гость приблизился к кровати и замер. Йорвет замер тоже. Как назло, у него не было рядом ничего, чем можно было бы защититься. Помедлив минуту, гость оперся на постель и потянулся к нему, а Йорвет резко открыл глаза и приподнялся на локте. Из-под длинной темно-рыжей челки, над которой возвышались два несоразмерно больших для головы ребенка лисьих уха, на него смотрела мордочка напуганного собственной же дерзостью зверька, по ошибке заключенного в тело получеловека-полулисы. Желто-зеленые, похожие на ведьмачьи, зенки глядели на Йорвета цепко, капельку напуганно и с нескрываемым любопытством, но словно убегали от правой половины его лица. Йорвет неспеша наклонил голову вправо — волосы немного прикрыли шрам — и недоверчиво приподнял бровь. Таких гостей он точно не ждал. И чей это ребенок? Зверек же тихо шмыгнул носом, немного нервно потеребил косу, прикусив губу, словно о чем-то раздумывая, и спустя миг потянулся к ушам Йорвета. Тот тут же сел на кровати, не дав до них дотянуться. Он хмуро глянул на не в меру наглую девчонку — та отвела глаза, ее уши пристыженно опустились. Помявшись немного, она под пристальным и недовольным взглядом Йорвета молча выскользнула из комнаты. Йорвет, размышляя о том, что это было, поднялся с кровати на разминку. Но тем же днем, стоило лекарю выйти за дверь, Зверек вернулся с букетом каких-то сильно пахнущих разноцветных ромашек. Робко подкравшись к постели, она положила его на прикроватный сундук и почти полностью скрылась за ним, наблюдая. Два огромных лисьих уха подрагивали от нетерпения. Йорвета пробрало на короткую улыбку, которую он тут же спрятал и молча принял подарок. Довольный Зверек улыбнулся в ответ, показав верхний ряд белых лисьих зубок, и ушел восвояси. Так между самым младшим обитателем приютившего Йорвета дома и им самим было заключено перемирие. Однако попыток потрогать эльфские уши лисенок не оставил, попытавшись устроить с Йорветом бартер: эльф девчонке — уши, девчонка эльфу — что-то с улицы. «Что-то» варьировалось от жука до симпатичного, в представлении маленькой лисы, камня. Но, к ее несчастью, Йорвета такие «драгоценности» оставляли равнодушными, поэтому она терпела неудачу за неудачей. Прекрасно понимая, что ребенку рано или поздно надоест эта игра и он сам перестанет к нему ходить, Йорвет не стал ее прогонять. Маленькая лиса была недостаточно назойливой, чтобы раздражать, зато достаточно наивной и открытой, чтобы разбавлять его каждодневную скуку. Однако игра приняла неожиданный оборот, когда Зверек принес ему сухую еловую ветку. Елей на территории деревни не было — они были только глубоко в лесу, если судить по картам лисов. А это значило, что Зверек ходила туда и могла случайно найти что-то, что принадлежало скоятаэлям, если они здесь есть. Йорвет упускать такой шанс не был намерен. Так в его расписание добавился пункт «дать потрогать уши Зверьку» перед сном.***
— Нож? Тебе нужен нож? Зачем? — одно ухо лекаря нервно дернулось. Значит, все еще не отошел с того раза. Но кто ж знал, что попытка Йорвета вырезать многохвостого волка из крупного сука, который Зверек откуда-то притащила, ввергнет в ужас и девчонку, и лекаря? В конце концов многохвостые лисы у них изображались повсюду: и на посуде, и на украшениях, и даже на ленте-обереге, висевшей над входом в комнату. Йорвет решил, что это оберег, потому что лекарь каждый день клал за эту ленту какие-то травы, при этом что-то бурча себе под нос, и очень нервничал, когда ветер сдувал ее с гвоздей. — Нет. Не нож. Длинные и опасные ножи. Мои ножи, — ответил Йорвет, пытаясь описать свои клинки. Прежняя ловкость и выносливость вернулись к нему в той же мере, что и раньше, тело практически не болело, лишь изредка давали о себе знать плохо затягивающиеся раны. Но это мелочи: главное, что ходить может — остальное долечат время и лес. Йорвет ощущал себя почти здоровым. Поэтому всеми силами стремился покинуть приютивший его дом. Лекарь понял, что хотел Йорвет, и вышел в соседнюю комнату, ворча: — Зачем? Вот скажи мне, зачем они тебе? Зверек, уже давно закончив перебирать травы на полу, теперь тихонько наблюдала за взрослыми, активно изображая игру с тряпичной лисой. Поймав взгляд Йорвета, девчонка стала «играть» еще активнее. Тот только фыркнул себе под нос. Хитрая маленькая лиса. Чуть не сломала себе шею, чтоб позволили рядом отираться, и рада. Тем временем лекарь вернулся со свертком, в котором Йорвет не без радости узнал свою кольчугу вместе с кирасой и мечи с луком и стрелами. Лис отдал ему оружие, и Йорвет его осмотрел. Клинки затупились, тетиву с лука лисы то ли побоялись, то ли не додумались снять… — Так зачем тебе это? — переспросил Йорвета лекарь. Смысл вопроса он угадал по знакомым словам «тебе» и «зачем», но отвечать не стал. Лекарь, по мнению Йорвета, был немного наивным, очень неуклюжим, чересчур говорливым, но точно не глупым. А потому должен прекрасно понимать, что Йорвет ни ему, ни второму, седому, лису не доверял и в их чистосердечность не верил. Ведь им незачем помогать ему. Агуары союзниками эльфов никогда не были, в помощь из сострадания верилось слабо, а значит, оставались лишь скрытые и, наверняка, малоприятные для Йорвета мотивы. Пусть всадники пока не наведывались в деревню еще раз, но то, как вздрагивал лекарь от любого шума вдали, было красноречивее любых слов. Их ждали. И кто знает, выдадут ли его лисы в следующий раз. Лекарь, так и не дождавшись ответа, поднял крышку прикроватного сундука и сложил туда остальные вещи. После чего, посмотрев на Йорвета, сказал: — Запомнил, куда я положил? Возьмешь, если будет нужно. Йорвет кивнул. Он понимал лишь отдельные слова, но их было достаточно, чтобы не терять нить разговора. На рабочем столе лекаря зашипел котелок. Лис опять забыл снять свое варево с огня. Он подорвался с места, запнулся о каретку кровати, чуть не упав, затормозил, ухватившись за нее же, и, подбежав к столу, снял котел. Медвежья грация и никакой памяти. Как он еще только дом не сжег? Хотя может, и жег пару раз, судя по затертой саже на стене у окна. Зверек, подняв разобранные пучки трав с пола, подошла к лекарю и протянула их ему. Он сказал ей: — Спасибо, ари. Йорвет так и не понял, что значит «ари». То ли это было имя, то ли слово, означающее родственную связь ребенка и лекаря, то ли просто какое-то ласковое обращение, то ли еще что. Йорвет опасался его использовать, поэтому звал маленькую лису Зверьком на Всеобщем. Лекарь сильно не возражал, девочка понимала, когда ее зовут, а Йорвету тем более было все равно, как ее называть. Скучающий взгляд в очередной раз заскользил по комнате и остановился на захламленных полках. В первые дни Йорвету казалось, что там стоит простая бытовая мелочь, но, со временем приглядевшись, он заметил, что это, на самом деле, не более чем хлам. Пучки засохших трав, то ли недошитая, то ли порванная кукла, — обычная кукла, что странно для здешних мест, без хвоста и ушей, — глиняная тарелка, треснувшая почти до самой середины, огромный глиняный же горшок без одной ручки… Тут, кажется, вообще всю посуду делали из глины. И украшали ее узорами с цветами и многохвостыми лисами. Необычно, но по-своему красиво. Пока Йорвет думал об этом, лекарь подошел к нему вплотную и протянул глиняную кружку с еще дымящимся отваром. К нему прилагалась тарелка с чем-то темно-фиолетовым, похожим на кашу и пахнущим лесом и ягодами. — Пей и ешь, — сказал лис, улыбаясь. — Обязательно пей травы. Надо выпить. Йорвет взял, что дали, а лекарь вернулся к рабочему столу, чтобы убрать мусор и взять свежие бинты. Сухие ветки в металлической чаше, на которой грелся поддерживаемый стальными ножками котел, тихонько потрескивали. Рядом с ним в окружении сухоцветов лежала раскрытая книга. В отсутствие лекаря Йорвет частенько пытался разобрать непривычные, далекие от его понимания буквы, надеясь нежданно увидеть на пожелтевших от старости страницах знакомый язык. Но тщетно. Странное это все-таки место. И странно, что по Континенту не ходили об этом месте слухи. Или оно настолько далеко?.. Скрипнула дверь. Зверек бросилась к вошедшему седовласому лису, обняв того за колени. Тот приобнял ее в ответ. Лекарь, поймав его недовольный взгляд, подбежал к нему, на ходу задев стол и едва не уронив котел. Уже на пороге он обернулся к Йорвету, бросив на ходу: — Я скоро вернусь. Не забудь поесть. Дверь захлопнулась. Йорвет, дождавшись пока шаги за ней стихнут, а макушки лисов мелькнут напоследок в окне, оставил кружку с тарелкой на постели и открыл прикроватный сундук, чтобы достать свои вещи. Полечился и хватит — пора уходить.***
Первое, что понял Йорвет, чуть углубившись в лес, — то, что ему еще не приходилось бывать в таких местах раньше. Лес был… словно живым и мертвым одновременно. Он был хвойным, густым, но притом полностью желтым, стволы деревьев иссохли и искривились, будто их выворачивало от боли. И таким он стал не день и не месяц назад после какого-нибудь пожара — тут не пахло золой и пеплом. Пахло солью и прелой листвой. За плотным слоем опавших коричневато-желтых иголок не было видно земли — их было так много, что они пружинили под ногами. Но при этом лес был живым: тут пели птицы, едва слышно стрекотали насекомые, прятались по округе животные. И это было странно. Ведь если лес гибнет, то он пустеет, лишается звуков, словно у него замирает дыхание и останавливается биение сердца. И чем дольше длится его агония, тем пустыннее он становится. Но здесь все было иначе. Йорвет не находил этому объяснений, как не находил ответа на вопрос, где он может быть. Надежда на то, что он застрял где-то на Севере в лесной глуши, становилась все более зыбкой. Йорвету за всю его жизнь пришлось побывать во многих уголках Континента, но нигде ему не доводилось видеть такое или хотя бы слышать о подобном месте. Он остановился, чтобы свериться с взятой у лисов картой. Он направился далеко на запад: туда, где редел лес и вдоль тракта, как делянки грибов, появлялись крохотные, из нескольких домов, деревеньки. Это было рискованно, но Йорвет рассудил, что если в этой глуши более тщательно ищут какую-то женщину, чем белок, а его имя словно впервые слышат и даже выговорить не могут, то есть шанс узнать у местных, где он и… куда ему идти дальше. Йорвет, убрав карту, еще раз огляделся. Желтый хвойный лес, камни, покрытые мхом, и незнакомые цветы, выглядывающие из-под еловой подстилки. Ничего из того, что он привык видеть: и растения, и голоса птиц, и запахи были чуждыми. Может быть, этот лес — часть чьей-то хитроумной магии или ее последствия? Или галлюцинации, вызванные травяным настоем, который он выпил. Йорвет зацепился за эту мысль. И чем дольше он ее обдумывал, тем яснее становилась ситуация и легче становилось ее воспринимать. Лекарь поил его этими травами все время, следил за тем, чтобы он их принимал утром и вечером. А ведь Йорвет так и не выяснил, что это за дрянь. Конечно, это просто видения от трав. Здравый план для деревенских, которым нет резона вникать в объяснения. Легче просто помутить чужаку рассудок, сделав его удобным и внушив то, что нужно. Ведь управлять тем, кто сомневается в том, что видит, намного легче. Слабенькое, конечно, но все-таки объяснение. Эта мысль придала Йорвету уверенности. Ему нужно просто уйти, как можно дальше, невзирая на состояние. Как только настой перестанет действовать, все встанет на свои места, а дальше он будет действовать по обстоятельствам. Йорвет двинулся вперед. Следующие полдня он видел много странностей, начиная с пауков размером с ладонь, кончая четырехлапыми птицами на деревьях. Но Йорвет не придавал им значения и просто обходил стороной. Ближе к ночи он добрался до широкого глубокого оврага, дно которого было усеяно огромными белыми валунами. Какие-то были свалены грудой, какие-то одиноко стояли поодаль. Это место было отмечено на карте западнее лисьей деревни — значит, Йорвет двигался в правильном направлении. Дальше, по его прикидкам, через два-три дня пути можно будет выйти на тракт. Можно было бы продолжить идти и ночью, но так и не зажившие раны неожиданно дали о себе знать. Йорвет еще днем, резко обернувшись на отдаленный шум позади него, почувствовал, что одна из ран снова открылась. Однако он понадеялся, что кровь скоро остановится, как это бывало, пока он восстанавливался у лисов, и продолжил путь. Но просчитался. Чем дальше он пробирался через редкий лес и чем больше он шел, тем сильнее разливалось алое пятно по одежде и тем труднее становилось идти: ноги заплетались, в ушах звенело, перед глазами плясали черные мушки. Сейчас он уже ощущал, как кровь просочилась через повязку, и от нее к боку липла надетая под кольчугу рубаха. Игнорировать такое больше было нельзя, поэтому Йорвет остановился на ночлег. Он скинул сайдак под ближайшей сосной и, опираясь руками о ствол, аккуратно сполз вниз. Убрав руку от места, где под слоями одежды кровоточила рана, Йорвет посмотрел на ладонь — на перчатке осталась кровь. Он снял с себя верхнюю одежду и увидел, как на рубахе сбоку во всю расползалось темное пятно. Приподняв ее, он заметил, что ослабшая повязка свободно свисала чуть ли не до самого бедра. Йорвет до боли стянул края кожи. Надо перевязать. Он, быстро поменяв руку, которой зажимал рану, попытался размотать ослабшие бинты. На ощупь возиться одной рукой с узлами в сумерках — то еще удовольствие, но не прошло и четверти часа, как Йорвет стянул с себя старую повязку. Длинное полотно шириною в половину ладони, сплошь усеянное алыми подтеками, — не лучший вариант для перевязки, но выбирать было не из чего. Он начал обматывать его вокруг себя. Кровь лить не прекращала, истрепавшийся бинт, после сегодняшнего дня больше похожий на тряпку, то и дело выскальзывал из подрагивающих не то от усталости, не то от кровопотери рук. К концу этой «перевязки» Йорвет был зол, как битая собака, и заляпался так, словно только что устроил особо жестокую резню. Устало вздохнув, он откинулся на ствол дерева и приподнял голову к уже совсем потемневшему небу. Оно, возвышаясь над макушками сосен и елей-великанов, казалось безмерно высоким и бескрайним, глубоким, как море, чья пена — это скопления звезд. Изредка оно озарялось неровными зелеными всполохами. Очередное видение? Странно. За столько часов эффект лисьих снадобий должен был давно иссякнуть. Кое-как перетянутая рана побаливала. Хотелось просто замереть и не шевелиться. Морозило непривычно сильно для летней ночи. Наверное, его занесло очень далеко на Север. Внутри оврага собрался мутно-белый туман. Йорвет потянулся за скинутой одеждой, но настигшее осознание какой-то неправильности остановило руку на полпути. Что он упустил? Одеваясь, он еще раз покосился на овраг. Туман… Почему только там? Йорвет резко поднялся с земли, чуть поморщившись от вспышки рези в боку, и, подобрав сайдак, подошел к самому краю обрыва, впялив вниз напряженный ищущий взгляд. Закололо виски. Скорее всего, от потери крови, но внутри все напряглось как перед боем. «Туман» больше походил на густую белую дымку. Причем живую дымку. Она росла и росла, поднимаясь по ложбинам оврага и не была равномерной: из основной массы то и дело вырывались отдельные полупрозрачные потоки, которые закручивались в маленькие водовороты и тут же таяли. Это было, что угодно, но не обычный туман. Йорвет отступил от края на несколько шагов, ладони сами легли на рукояти мечей. Опять видения? Тогда откуда это ощущение опасности? Нет, эта дымка и мертвецкий холод от нее так же реальны, как и усиливающийся ветер. Вдруг Йорвету показалось, что он уже видел нечто похожее раньше. Была эта черная в темноте трава, этот странный туман, призраки… От головной боли резко потемнело в глазах: он кое-что вспомнил. Вспышка. Он падает откуда-то сверху, будто с большой высоты. На огромной скорости прокатывается кувырком вниз по каменистому склону, сильно приложившись затылком. Все тело болит так, что, кажется, не шевельнуть и пальцем без выдоха сквозь зубы. Но он упрямо, пошатываясь, встает на одно колено, оперевшись на меч. Туман по пояс, только начинает светать, а вокруг него чистый полукруг земли. Миг, и он смыкается — туман проглатывает его с головой, принося с собой боль. Йорвет раскрыл глаза. Дымка зависла прямо перед ним. Он выхватил из ножен меч, проткнул им принявшего истинное обличье призрака, на секунду того развоплотив, быстро шагнул влево и бросился прочь, наискосок вдоль оврага. Он не станет повторять своих же ошибок: надо быть ведьмаком, чтобы бороться с призраками. Иначе рискуешь пополнить их ряды. Туман отставал всего на пару шагов, стелясь по земле за ним, а бежать из-за раны становилось все труднее и труднее. Закололо в боку. Вдруг слева мелькнул какой-то зеленый огонек, совсем рядом хрустнула ветка. — Ёрвет, вик’ги! — предупредил его кто-то впереди. Тут же рядом с ним пролетело нечто, горящее зеленым пламенем, а позади раздался нечеловеческий вой. Йорвет на секунду обернулся. Соприкоснувшийся с головешкой туман стал фиолетовым и отступил назад. А подожженные шары все продолжали и продолжали лететь из-за деревьев. Замешкавшегося Йорвета дернули в сторону. Это были лисы. Лекарь и седой сделали шаг вперед, держа перед собой факелы, горевшие тем же зеленым огнем, и стали ими махать так, что пламя на ветру едва не гасло. Туман отпрянул. Они гнали ставшую уже почти полностью фиолетовой дымку до самого оврага, после чего бросили в нее факелы, и та, оглушительно и надрывно крича, растаяла. Йорвет, окаменев, не сводил с них ошарашенного взгляда. Оно не укладывалось в голове, было на грани абсурда, но… он только что чудом избежал большой беды, если верить вернувшимся воспоминаниям. Мозаика сложилась до конца. Вспышка, и он откуда-то падает. Вспышка, как от портала. Все замеченные несостыковки и странности обрели смысл. Мысль, осенившая его при первом пробуждении, совсем не была бредом. Это в самом деле другой мир. — Ёрвет, ты!.. — что сказал ему дальше подошедший лекарь он не понял. Но если судить по интонации, то ничего хорошего в его адрес там не было. Чуть поодаль стоял, ничего не говоря, но очень красноречиво глядя на него, седой лис. В самом деле другой мир?.. Йорвет никак не мог принять эту мысль, прокручивая вновь и вновь все те скудные познания о месте, в котором находился. Лекарь помахал ему перед лицом перемотанной бинтами когтистой рукой. Судя по прижатым к голове ушам и приподнятой в оскале верхней губе, он был не на шутку взбешен. — Ты меня слышишь?! В отсветах зеленого пламени черты его лица казались еще более чуждыми. …В самом деле другой мир. — Огонь, — спокойно сказал Йорвет и качнул головой в сторону быстро разрастающихся островков пожара, которые остались на месте головешек. Лес густой, пламя стоило бы потушить, чтобы оно не дошло до деревни. — Что «огонь»?! Что «огонь»?! Ты меня слушал, риха бидран’ги?! — Рарш, успокойся, — прервал его крики седой. — И перевяжи его, он пахнет кровью. Лекарь осекся. Принюхавшись, он прошелся по Йорвету цепким взглядом, недовольно цыкнул, после чего с едва уловимым беспокойством грубовато спросил: — Что-то болит? Болел бок, тело, прошедшее за день пару-тройку миль, и мозги, вставшие набекрень от осознания безысходности положения, в которое попал. Но не настолько, чтобы жаловаться на подобные мелочи и задерживаться в месте, где лихо разгорался пожар. — Огонь, — напомнил Йорвет. Рарш недовольно дернул ухом и, махнув рукой на небо, небрежно и очень раздраженно ответил: — С гор идет дождь. Идем домой, раз не болит. «Дом»… Слово отозвалось в душе глухой тоской. Можно ли назвать домом место, в котором его непонятно зачем приютили нелюди из другой Сферы?.. Нет. Вот только и в родном мире ни у него самого, ни у его народа дома тоже не было. Лекарь уже направился назад, а седой лис затаптывал огонь. Поймав взгляд Йорвета, он недовольно прищурился и тихо сказал: — Мы потратили весь день, чтобы найти тебя. Если б не Рарш, я бы тебе никогда не помог. Будь благодарен ему, — затушив последнюю головешку, седой пошел за лекарем. Йорвет, глядя им в спины, подумал, что, наверное, лисы в чем-то правы. Он почувствовал укол вины. Но вынужденное положение узника в чужом доме его тяготило, как и зависимость от кого-то. К тому же, Йорвет все еще не понимал, зачем лисы с ним возятся, и это наталкивало на далекие от благодарности мысли. — Ёрвет! — раздраженно окликнул его лекарь. — Хватит стоять, идем уже! Йорвет невесело усмехнулся. Можно было бы остаться в лесу, но… в этой ситуации это был бы самый глупый из возможных путей. Изо рта вырвалось облачко пара. Холодно здесь все-таки. Он не спеша зашагал вперед. Над верхушками елей расползалась темно-синяя туча, укрывая собой созвездия, среди которых Йорвет, если бы поднял голову, не узнал бы ни одного.***
Рарш что-то стряпал у окна и, видимо, по старой привычке полушепотом проговаривал все, что делает. Зверек, перебиравшая на полу травы, без интереса слушала его одним ухом. Причем буквально: она просто повернула левое к столу и продолжила сортировать по кучкам корешки и листики. Йорвета забавляло ее скучающее лицо. В полуприкрытых глазах тоска размером с Континент, губа прикушена, а руки, словно отдельно от мрачной хозяйки, поднимали с пола очередное растение и клали его к таким же. Все в ней от кисточек полуопущенных ушей до кончика едва шевелящегося хвоста кричало, что она хочет быть где угодно, но не здесь. И Йорвет ее прекрасно понимал. Он тоже вместо того, чтобы искать других скоятаэлей, которые могли угодить в портал вместе с ним, или магов, способных если не вернуть его обратно на Континент, то хотя бы восполнить утраченные воспоминания, был вынужден бездействовать. И это раздражало. Но здравый смысл был сильнее: перед тем, как лезть в болото, надо узнать об этом болоте все, что можешь. Поэтому сейчас он без особого интереса наблюдал за тем, как Зверек сортировала собранные лекарем травы, и изредка пытался «помогать», подкладывая нужные в ту или иную кучку. Позже он спросит у Рарша что из этого для чего применяется: лишними эти знания точно не будут. Взяв в руки очередной корешок странного розоватого цвета, Йорвет без сомнений решил положить его к таким же, но Зверек перехватила его руку и, молча забрав его, бросила к каким-то листьям. — Почему? — спросил ее Йорвет. Та посмотрела на него, чуть приподняв брови. — Почему ты положила его сюда? — медленно повторил он, пытаясь выстроить фразу на местном языке. Девчонка лишь пошевелила ушами. — Она плохо понимает ло-зивар, Ёрвет, — влез в их разговор Рарш, повернувшись к ним. — Она знает только язык арио, наш язык, а в ло-зивар — лишь пару фраз. Йорвет нахмурился. Двуязычие? Это может стать проблемой. — Ло-зивар? Что это? И ты и… другой ара говорили с ней, и я понимал вас. «Арин, ари», «ин рори», «унда», — перечислил он услышанные когда-то фразы, адресованные маленькой лисе, которые перевел для себя как «спасибо», «не торопись» и «подожди». Рарш, добродушно улыбаясь, скрестил руки на груди и спросил: — И что же они по-твоему могут значить? — «Ин рори» — не делать быстро, «унда» — просить не делать быстро, а «арин»… — он остановился, подбирая слова. Почему всегда труднее всего объяснять самое простое? — Так говорят, когда… делают что-то, и это что-то было нужно другому. Лекарь закашлялся и отвернулся к столу. Йорвету послышался в этом кашле смех. — Арин, ари. Ли фарка, — через минуту выдавил он из себя, и Зверек, радостно встрепенувшись, начала превращаться лису. Ее тело быстро уменьшалось, пальцы укорачивались, превращаясь в лапы, через кожу пробивалась шерсть, волосы становились загривком, а лицо вытягивалось в лисью морду. Оборот занимал считанные секунды — спустя мановение ока на полу остались только недоразобранные травы да одежда Зверька. Быстро из нее выпутавшись, маленькая лиса лихо выбежала за дверь. Сколько бы раз Йорвет ни видел такое превращение, не переставал удивляться. Рарш недовольно покачал головой и, подняв одежду Зверька с пола, проворчал: — Ну сколько раз, ну сколько раз ей говорить, чтоб не обращалась при посторонних? Неприлично это. Ари-ари… И ты прав, Ёрвет, ты сказал правильно. Но «ин ро́ри» и «у́нда» — слова на ло-зива́р, а «ари́н» — на нашем языке, языке ар, а «Ари» — это имя. Я пытаюсь научить ло-зивар Ари, как и тебя. Понимаешь? — Что значит «ло-зивар»? — То, что принадлежит зи́вар. Зивар — это… большое-большое королевство. Королевство из многих королевств. Ты помнишь слово «королевство»? — Империя, — тихо произнес Йорвет слово на Всеобщем. Значит, его учили имперскому. — Как называется империя, где мы находимся? — Крагонкрин. Слово, похожее на птичий клекот, неприятно резануло слух. — Раганрин? — Крагон. Крагонкрин. Крин — это… — Рарш постучал ногой по земляному полу и указал подбородком на оставленные Зверьком кучки листьев и корней. Трава? Скорее земля. Йорвет кивнул. — А крагон… — лис развел руки в стороны и сделал несколько медленных махов, после чего, взяв со стола зажженную свечу, подул на нее так, что пламя наклонилось вперед, но не погасло. Дракон? Земля драконов? Варево, которое неосмотрительный лекарь не снял с огня, решило, что сейчас самое время убежать. Рарш, услышав шипение позади себя, вздрогнул и, причитая, принялся снимать котел. Йорвету же вспомнилась Саския. Она была не простым драконом, а золотым драконом-метаморфом. Ее вид считался почти вымершим. Другие крылатые ящерицы не были разумны и могли стать причиной больших бед. А местные драконы?.. Это не главоглаз, которого можно прикормить. Если ганза столкнулась с разъяренным драконом, то вряд ли уцелел хоть кто-то. Если все же найдутся «счастливчики», попавшиеся сюда как Йорвет. Проклятье. Что стало с его памятью? Откуда взялся этот портал? Почему он открылся в Лок Муинне? Или между засадой и перемещением в эту Сферу было что-то еще? Йорвет поморщился: он ненавидел ощущать себя беспомощным, хотя, как ни иронично, это чувство в последнее время стало его постоянным спутником. Если уж на то пошло, то откуда вообще в Лок Муинне могли взяться реданские охотники? Их там вовсе не должно было быть — о тропе, по которой вел отряд Йорвет, знали лишь единицы. Случайность? Вот только Йорвет никому не говорил до последнего, по какой дороге поведет отряд, потому что сам до последнего сомневался — путь был сложным, особенно осенью. Значит, реданцам помог кто-то, кто очень хорошо знал Йорвета, настолько хорошо, что мог предугадывать его действия. «Это же ведь лучше для ганзы, не так ли?» — вспомнились ему последние произнесенные Саскией слова. Саския?.. Неожиданно Рарш робко предложил: — Мне нужно сходить к гончару. Если хочешь, то идем со мной. Только, пожалуйста, не убегай в лес и скажи сразу, если станет хуже, — резко добавил он. Йорвет, усмехнувшись, кивнул. Хоть лекарь быстро отошел после того случая с белыми духами, как здесь этот туман с призраками называли, но припоминать его он, судя по всему, будет еще долго. Немного подумав, Йорвет спросил: — Как будет на имперском «арин»? Лис тихонько хмыкнул и, чуть погодя, повернулся к нему и, глядя глаза в глаза, медленно ответил: — Я сейчас думал, почему не заметил раньше, что ты смешиваешь имперский с арио. И я понял. Просто ты раньше никогда не звал Ари, как «Ари», и никогда не говорил «спасибо». На имперском «спасибо» это «за́ро», — он замолчал, не сводя с Йорвета прямого взгляда. Тот так же спокойно и прямо смотрел в ответ. Он по-прежнему не доверял местным, а потому благодарности не испытывал. Йорвет был уверен: помогая ему, они преследуют свои мотивы. И он брал от них все, не тревожась муками совести. О «спасибо» речи идти не могло, так рассудил Йорвет, наблюдая за откровенно напрашивающимся на признательность лисом. Лекарь первым отвел взгляд. Взяв со стола собранную корзинку, он, как ни в чем не бывало, уточнил: — Ну что? Идем? — Идем, — коротко ответил Йорвет, взяв с сундука повязку и один из мечей на всякий случай. Пока еще раз сбегать он не собирался, а в тихой деревушке, оторванной от мира, вряд ли понадобиться драться. По той же причине он не стал надевать всю верхнюю одежду и кольчугу, выйдя на улицу как был — в штанах и рубахе. Да и лето же. Пусть и более холодное, чем в его мире, но лето. Последний раз, когда Йорвет выходил из дома, это был побег. Состояние было далеким от нормального, Йорвета толкала вперед только навязчивая идея покинуть эту деревню без долгих прощаний. Зато сейчас, неторопливо следуя, за семенящим впереди Раршем, он мог спокойно осмотреться. Деревня и впрямь была маленькая, если не сказать крошечная. Йорвет насчитал не больше десятка домов, скрытых от взглядов посторонних массивными стволами сосен. От них друг к другу шли едва заметные тропинки, протоптанные местными. Вряд ли это звериные тропы. Их было так много, что они опутывали покрытую редкой растительностью землю, как паутина. Судя по тому, что срубы от чащи никак не огораживались, никаких ее обитателей ары не боялись. Хотя, может быть, дело в их второй сущности, для которой пуща — дом родной. Рарш прилежно здоровался со всеми, кого встречал, но те, завидев Йорвета позади, как-то сразу зажимались и обходили их стороной. — А я говорил, чтоб ты свою повязку не надевал. Она же красная — ее за тысячу шагов видно! — фыркнул лекарь на третьем сошедшим с тропинки лисе. — По-твоему шрам на половину лица и пустую глазницу, они не увидели бы? — Да вы, сидхи, почти все поголовно в шрамах: кто сильно, кто не очень. Поглазели бы, да и привыкли, а так ты только страху навел. Непонятное слово показалось смутно знакомым. Кажется, он его уже слышал. — Как ты меня назвал? — переспросил Йорвет. — Сидх, — повторил Рарш. — «Ан аре ара, Рарш», «Ан аре сидх, Ёрвет». Помнишь? Точно, первый день в этом мире. Сидх значит «эльф». Здесь все эльфы в шрамах?.. — А здесь много сидхов? — Да их везде много. В любом королевстве много. Много эльфов? Эта мысль не могла уложиться в голове, одновременно вызывая и недоверие, и радость, и непонимание. Если здесь так много представителей их расы, то скоятаэли из его отряда, которые, возможно, перенеслись сюда вместе с ним, не останутся без помощи, как и он сам. Йорвет верил, что два эльфа (пусть даже если один из них и будет магом) быстрее договорятся, чем эльф с человеком. Но в голове стояла сцена, увиденная в первый же день: отряд людей угрозами и силой выбивал из лисов ответы. Расовая травля здесь точно есть. Тогда как эльфов может быть настолько много? — Ёрвет, чего молчишь? Все в порядке? — Что значит слово «сидх»? — все-таки решил уточнить он. Рарш по-доброму усмехнулся: — Сидх это ты, — после чего начал объяснять. — Гляди, есть птичка, а есть лиса. Это разные животные, так? А среди тех, кто ходит на двух ногах и говорит, есть разные лир-хи. — «Расы», как понял Йорвет. — Говорят, разных лир-хи в разных королевствах очень-очень много. Но в Крагонкрине их только три: сидхи, ары и драгу́лы. Ары обращаются в животных, драгулы пьют кровь, сидхи… Они ни ары, ни драгулы. Их просто много. Поэтому мы живем по их законам… Йорвет не понимал. Ары, вампиры и… Многочисленные эльфы? Где же тогда люди? Или… Он замер. — Ты чего там встал? Сидх значит «человек». Удивление и гнев смешались так крепко, что Йорвет не мог подобрать слов. Все, что он смог из себя выдавить, это презрительное: — Я не сидх, я Aen Seidhe. Рарш от тона прижал уши к голове и втянул ее в плечи. — Ты… не человек? — неуверенно переспросил он. — Конечно, я не dhoine, — Йорвет сам не понял на каком языке сказал эту фразу. — Тебя… — он указал на свои уши. — …не смутили? Рарш выставил перед собой ладони: — Прости, прости. Я не хотел обидеть, извини. Уже взявший себя в руки Йорвет, мысленно отметил новое слово, которое никогда до этого не слышал. «Обидеть». Да, по формулировке это точно «обидеть»… — Но согласись, что в остальном ты выглядишь как человек. — Йорвет снова недовольно глянул на решившего идти по опасной дорожке Рарша. — А уши… острее, круглее — мало ли. Да и какая разница? — примирительно произнес он, выдавив из себя улыбку. — Ты был просто тем, кому нужна помощь, и не важно человек ты или нет. Йорвет внимательно смотрел на говорившего лекаря — он не лгал. Побаивался Йорвета, тщательно подбирал слова, но говорил искренне: в его глазах не было цепкой внимательности, присущей лжецам. Не отводя взгляда, Йорвет спросил прямо: — Зачем ты мне помогаешь? Рарш был ошеломлен таким вопросом. Глаза расширились, уши удивленно разъехались в разные стороны. — Как зачем? Если можешь помочь — помоги. Добро возвращается добром. Иначе в Драконьих горах не выжить. Уголок губ Йорвета дернулся вверх. Вот так вот просто и без затей, никакого обмана и подковерных игр. Тетива недоверия, натянутая Йорветом между лекарем и им самим, лопнула. Немного помедлив, Йорвет негромко, но от всей души сказал: — Спасибо, Рарш.***
Пока лекарь возился с заболевшим гончаром внутри его дома, Йорвет ждал его снаружи, опершись на стену избы и от скуки рассматривая вырезанные над порогом узоры. Удивительно, но это были не цветы и даже не многохвостые лисы. Какой-то геометрический рисунок: волнистые линии, треугольники и кружки. А еще дерево дома пахло какой-то травой. Запах был сильным настолько, что перебивал аромат древесины, а еще он точно был знакомым: так пахло у лекаря. За стеной шел разговор на непонятном Йорвету языке. Что-то Рарш долго. Вдруг на тропинку степенно вышла крупная лиса и, замерев прямо перед Йорветом, посмотрела на него. Взгляд желтых глаз был очень осмысленным, полным подозрения и недовольства. Решив, что это кто-то из смелых местных, Йорвет медленно кивнул. Лиса ушла. Вскоре вышел и Рарш. Не глядя на Йорвета, он негромко сказал: — Ну вот и все, идем домой. Пока они шли, лекарь молчал, задумчиво глядя вперед. Это не было на него похоже, но Йорвет не стал лезть с расспросами. Захочет — сам скажет. И верно: — Шеррар не приходил? — Это кто? — Это мой… — Рарш произнес какое-то непонятное слово. Увидев вопрос в глазах собеседника, он вздохнул и принялся объяснять: — Ари — кат-ра. У каждого кат-ра есть мужчина и не-мужчина, женщина. Они дали ему жизнь. Если кат-ра двое, и они оба мужчины, то они друг другу… — Я понял. Братья. Рарш улыбнулся. — Да, братья. Шеррар мой брат, мы живем все вместе: он, Ари и я. Ну и ты теперь. Ари его кат-ра… Дальше Йорвет не вслушивался. Значит, седого зовут Шеррар, Зверек — его дочь, а лекарь — брат. Матери Зверька нет. — Приходила какая-то лиса и ушла, — перебил он Рарша. — Шерстка была немного седой? — Не разглядел, — даже особо не напрягая память, ответил Йорвет. — Жаль. Если она была седой, то это Шеррар. Он у нас один седой на всю деревню. Весь поседел после… — Рарш умолк на полуслове и снова переменился в лице. Йорвет все-таки решил спросить: — «После»?.. — Неважно, — махнул лис рукой и попытался отшутиться: — Седой, потому что с нашей деревней и вправду поседеешь. Он староста нашей деревни… К этому моменту они как раз дошли до дома братьев. Дверь была открыта нараспашку, а изнутри тянуло теплом: седой что-то стряпал у очага. Рарш, переступив порог, тут же с ним заговорил о больном гончаре, как всегда, выдавая много ненужных сведений. Из его болтовни Йорвет мало уловил: понял только то, что хворь не заразна и связана больше с какими-то старыми травмами. Пока лисы болтали, Йорвет наблюдал, стоя у порога в углу, как вдруг его несильно, но очень настойчиво подергали за штанину. Вернувшийся из леса и уже одетый Зверек требовала его внимания. Она до сих пор исправно таскала ему из чащи всякую мелочь, но уже за просто так. Йорвет присел на корточки перед лисой и чуть приподнял бровь. Зверьку слова были и не нужны. Шевеля от нетерпения ушами и усердно подметая хвостом полы, она с выражением огромной гордости на лице раскрыла зажатую ладонь. На ней лежали два обломка стрелы: металлический наконечник и серо-золотистое в белую полоску оперение. Йорвет потерял дар речи. Это была скоятаэльская стрела. Тут есть кто-то еще из белок. Он поднял взгляд на улыбающуюся во весь рот девчонку. Та тут же схватила его за руку и потянула на выход. Он вскочил на ноги, шагнул вслед за Зверьком на порог и, не заметив там оставленного маленького блюдца, задел его, да так, что оно ударилось об косяк и молоко, что было в нем, расплескалось. Зверек остановилась и с ужасом уставилась на треснувшее по краю блюдце. Седой, в одну минуту оказавшийся рядом, оттолкнул Йорвета в сторону, заорав: — Вместе с глазом и половину ума потерял, что ли?! Под ноги смотреть надо! Люди… Ничего святого нет! — и, бережно подняв с пола блюдце, принялся внимательно его осматривать. Йорвет опешил от такой реакции, но нашел в себе силы промолчать. То, как лис держал кончиками дрожащих пальцев треснувшую посуду, подсказало, что он сделал что-то по местным меркам сравнимое для скоятаэля с осквернением могилы Аэллирэн. Слева зашмыгал носом Зверек. Повернув к нему голову, Йорвет увидел, как девчонка, закусив губы, смотрела, не моргая, на отца с блюдцем в руках. Видимо, почувствовав его взгляд, она резко повернулась к нему. В ее глазах сияла чистая, ничем не замутненная ненависть. Громко шмыгнув носом, она убежала прочь. Только детских истерик еще не хватало. — Ари! — окрикнул ее Рарш. — Ари, вернись! Седой уже было шагнул вперед, чтобы догнать дочку, но его попридержал за плечо Рарш: — Я… то есть мы с Ёрветом, — сказал он, не глядя на него, — вернем ее, Шеррар. Правда вернем. Пока проведи лонуз еще раз, ладно? Не гневи предков. Седовласый смотрел на Йорвета с тем же выражением лица, что и его дочь. Ничего не ответив, он сбросил руку брата и зашагал вместе с блюдцем к очагу. Рарш же, стараясь не смотреть Йорвету в глаза, позвал его: — Идем, Ёрвет. Шли в полном молчании. Уже сильно отдалившись от дома, Йорвет спросил: — Куда мы идем? Рарш, не поворачиваясь, ответил: — Туда, куда пошла Ари. — Очень понятный ответ, — съязвил Йорвет. Лис вздохнул, нахмурившись, но ничего не ответил. Спустя пару минут, Йорвет снова попытался разговорить лиса: — Трудно понять, где ошибся, если тебе не объясняют в чем ошибка, — с трудом построил он фразу, которую хотел произнести. Рарш опять тяжело вздохнул и, все еще не глядя на него, выдавил из себя: — Тебе стоит быть более аккуратным, когда ходишь. О том, что странно это слышать от того, кто спотыкается на ровном месте, Йорвет решил промолчать. Раздражение росло, и дальше оба шли молча. Вскоре лес стал редеть. Все чаще стали попадаться обожженные пожаром стволы деревьев, и все навязчивее становился запах сажи. За ветвями сосен вдали показались крыши домов, покосившиеся и полуразрушенные, тоже местами черные от когда-то бушевавшего огня и тронувшей дерево гнили. И что Зверьку здесь надо? Как только Йорвет и Рарш вышли к пепелищу, лис замер, словно собираясь с духом, а Йорвет бегло осмотрел местность. То, что это был намеренный поджог, у него не было никаких сомнений: Йорвет с трудом представлял насколько сильным должен быть ветер, чтобы быстро разнести пламя по настолько большой деревне. Да и въевшиеся в горелое дерево подтеки крови говорили сами за себя. Кто-то приложил руку, чтобы эта местность опустела. Печальное зрелище. Рарш, тихо вздохнув, двинулся вперед, забормотав что-то на незнакомом языке, Йорвет — следом за ним. Они шли по широким, но заросшим травой улицам. Ветер, негромко завывая, гулял между несгоревших оснований домов, торчащих из земли, как гнилые зубы. Около каждого сруба были самодельные могилы: вскопанная земля и камни над ней без надписей. Рарш замолчал, остановившись не доходя самого большого дома. Там у покосившегося обожженного порога с обвалившимися ступенями перед камнем-«надгробием» сидела Ари. — Это?.. — начал Йорвет, но лис не дал договорить: — Да, могила ее матери, — отстраненно произнес он. — Сегодня прошел ровно год с ее смерти. Мы верим, что духи умерших приходят на землю каждый год после своей смерти, и оставляем им угощения. Для нас это очень важно, — Рарш впервые за время поисков посмотрел ему в глаза. И там была только горечь и боль. Йорвет глянул на сидевшую у могилы лису, которая то ли делала вид, то ли вправду не слышала их разговор. — Как она умерла? — спросил он. Рарш долго молчал, после чего наконец-то сказал: — Это был отряд воултанских карателей. Ты их видел в тот день, когда только открыл глаза. Они тогда приехали в первый раз, а мы… мы всего лишь маленькая деревня ар в Драконьих горах. Мы даже не знали, что Империя воевала с Воултаном, что Империя проиграла… — «Воевала»? — переспросил Йорвет слово, которое раньше не слышал на имперском. Рарш объяснял быстро и путанно — надо было не потерять смысл отдельных слов. — Да, «воевала». Это когда много-много людей убивают друг друга. Йорвет кивнул: определения войны по сути везде одинаковы. Рарш продолжил: — В общем, когда они приехали, мы даже не понимали, кто они. Они искали отряд Айрин Сол и требовали, чтобы мы дали обыскать свои дома. Шеррар… Он думал, что это просто разбойники с той стороны гор, или что это какой-то мелкий воултанский дворянин послал отряд, чтобы заставить нас платить дань… он отказал. А каратели сожгли деревню и вырезали половину. Он тогда и поседел, а Ари после этого полгода не говорила, — под конец голос у лиса совсем сел. Йорвет смотрел в спину маленькой лисе, сидевшей, не шевелясь, на могиле матери. — Прежнее Старолесье похоронено здесь, — грустно улыбнулся Рарш. — Мы постарались предать тела земле, но… жить в месте, где столько погибло, нельзя. Те, кто выжил, ушли… Йорвет! Ты куда? Йорвет, не обращая внимания на окрики, подошел к Зверьку. Та, услышав голос своего дяди, обернулась, но, увидев Йорвета, напряглась. В заплаканных глазах плескалась уже только остывшая глухая злоба. Подошедший Рарш принялся ей что-то объяснять. Йорвет не понимал ни слова: видимо, лекарь перешел на язык ар. Чем больше он говорил, тем меньше и меньше становилась злость и обида на лице лисенка. Под конец она просто грустно кивнула, посмотрела на Йорвета тоскливым взглядом и протянула ему наконечник и оперенье стрелы, которые все это время сжимала в кулаке. Он благодарно кивнул, а она отвернулась к надгробию. Рядом с ней аккуратно присел на колени Рарш и зашептал что-то очень похожее на то, под что они с Йорветом двигались по пепелищу. Сам он просто остался стоять рядом, размышляя, что в его мире и мире лисов, помимо странного совпадений названий гор, одинакового понимания слов «благородство», «благодарность» и «добро», схоже кое-что еще. Люди.