Самый живой

- давай, Морти, держи ногу! не. сгибай. - Р-Рик.. Рик, я не могу, мне больно, - шипит парень, впиваясь короткими ногтями в собственное бедро. - тебе и должно быть больно, Морти, токсины выходят, кровь чистится, кости сростаются. ты должен.. д-должен радоваться, - отправляя надломанную пустую ампулу в мусорное ведро, почти не издевается учёный. - блин, да я её физически не могу не сгибать, она с-сама.. - сквозь слёзы сердится Морти, находясь где-то на грани истерики. - блять, - цедит мужчина, до этого сидевший у трясущегося мелкой дрожью тела парня, и ложится позади него на узкую кушетку в собственной комнате, придавливая ногу юноши своей и фиксируя её более, чем надёжно. - блять, - была очередь Морти, очевидно. Вместо ответа Рик выдохнул в тёмную макушку - немного уставше и самую малость нервно, как когда совсем ничего не контролируешь, но делаешь вид, что всё. Руки, хотя бы из приличия, стоило тоже куда-то деть - пришлось обнять Морти правой, левую просунув между застеленным пахнущими ополаскивателем простынями матрасом и пахнущим температурной, вязкой и горькой на коже, горячкой и такой же дурной, но менее отталкивающей, в отличие от жара, юностью Морти. Блять. ••• Вдох - выдох. Худощавое тело в твоих вынужденных объятиях, практически под тобой, повторяет тот же манёвр. И ещё раз. Совершенно не представляешь, что делать - всё чувствуется неправильным. Или ты пытаешься себя в этом убедить, и это пугает больше всего. Пугает до дрожи, и ты готов уже было начать, но Морти опережает: его тело снова подбрасывает, он стучит зубами и дрожит в твоих руках, липкий и горячий, температурно-ватный, такой лёгкий сейчас в районе головы и совершенно неподъёмный - у щиколоток. Но ты и не пытаешься поднять - лишь прижимаешь сильнее к условному центру планеты, будто от тех лишних двух сантиметров, что парень вдавлен в матрас, что-то изменится. Ты надеешься, по крайней мере. Или хотел бы надеяться, или хотел бы хотеть; в глубине души, где-то на минус первом этаже, тебя всё более чем устраивает. Там же, но чуть глубже, ты даже готов себе признаться, что устраивал бы такие приключения хоть каждую среду - лишь бы он снова лежал в твоих руках вот так, скулящий и вжатый в раскладушку, поближе к условному центру условной гравитации. Морти бы возразил, что каждая ваша следующая среда и так дурнее предыдущей, и в эту секунду ты бесконечно благодарен ему за отсутствие телепатии. Напарник и так читает тебя, словно белые полы халата - страницы небольшой книжонки-инструкции с одному ему понятными пятнами текста. Сейчас халат сброшен, но едва ли это помогает: даже объятый температурой от сжигаемых в нём прямо сейчас инопланетных токсинов, мозг Морти анализирует тебя на ура. - н-наслаждаешься, старый извращенец? - хрипит юноша, сверкая белками закатанных глаз из-под приопущенных век и едва заметно ёрзает. - н-не трать силы зря, а то придёшь в себя и на подрочить не останется, - нервно парирует Рик, задыхаясь в каштановые кудри. Морти снова дёргает ногой после непродолжительной судороги - подозрительно сильно. Так, что отдаётся в бёдра, таз и немного - в грудную клетку. Достаточно, чтобы вжаться до упора в напрягшееся тело за спиной. - ты это сейчас специально? - ты о.. ч-чём? - рвано выдыхает парень в два коротких захода. Похоже, судорога всё же была, и для человека, пережившего её в третий раз за последние пятнадцать минут, Морти удивительно быстро соображает. Рик даже гордился бы, если бы не совершенно отвлекающий сейчас стояк, упирающийся в ягодицы парня. Как-то не до наставнических раздумий, да и совершенно не положено наставникам то, что ты собираешься сделать через две целых, двадцать три сотых секунды: скользнуть правой рукой ниже, чтобы худыми пальцами зацепиться за выпирающие, такие же худые, тазовые кости. Другой рукой, само собой, дотянуться до горла, а потом - коснуться подбородка, чтобы повернуть его голову ровно под тем углом, когда шея максимально открыта для поцелуев, немного шершавых первое время и перманентно горячих, как и весь он сейчас. Тебе противно от самого себя так долго, что уже практически похуй. Всё такое острое, душное, вязкое - то ли воздух врезается под кожу, спёртый и почти вакуумно-беззвучный, то ли тела испаряют это едва ощутимое, взрывающееся огнями под кончиками пальцев безумие. Он слегка выгибается, полуоборачиваясь к тебе, всё больше открывая шею и хватаясь скользкими пальцами за твои запястья в попытках то ли отнять, то ли сильнее вдавить. Ты практически обвиваешь его, сжимая пострадавшую ногу по какой-то бессознательной мышечной памяти. Хорошо и плохо, душно и горько, сладко на кончике языка, хотя рецепторы хотели бы кричать об обратном. Ты посылаешь их подальше вместе со здравым смыслом - ничему здравому не место в ваших взаимоотношениях, такому просто не проползти между вами: там сейчас и одежда едва умещается, спешно задранная во всех возможных местах. Горячее - к горячему, больное - к больному.