***
В последующие недели Гарри почти не видел Люпина. Вообще-то он почти никого не видел — родители постоянно работали, а крёстный метался от одной миссии к другой. Читать письма от ребят было здорово, но это занятие никак нельзя было растянуть даже на полдня. Гарри уже сделал большую часть летнего домашнего задания, а летать в одиночку было неинтересно. Именно из-за скуки, возможно, Гарри и не притворился спящим, когда к нему в комнату в один прекрасный день ворвался Гилди. — Гарри! — воскликнул мужчина, входя в комнату и бросаясь на кровать Гарри, чуть не раздавив самого мальчика. — Ты не поверишь, что случилось! Это надо отпраздновать! — И что же? — ответил Гарри, глядя на растрёпанные волосы мужчины и его слегка помятую одежду. — Что с тобой такое? — Хогвартс лишился своего профессора защиты от тёмных искусств! — возвестил Гилди, сияя от счастья. — Если говорить точнее, то он умер. — Ты хочешь отпраздновать чью-то смерть? Слушай, отойди от меня на несколько шагов, или, клянусь, я закричу. — О, дорогой Гарри, иногда ты ведёшь себя так глупо. Разумеется, я скорблю, потому что профессор Квирелл — кажется, такая у него фамилия — умер относительно молодым… — Да уж. У тебя такой печальный вид, — пробормотал Гарри. — Но, как ты знаешь, я всегда во всём ищу положительные моменты, — радостно воскликнул Гилди, сверкая голубыми глазами. — Я получил приглашение на место бывшего преподавателя, хотя сам не подавал заявление! Да, я, Гилдерой Маршалл Ипполит Локхарт, стану официальным профессором защиты от тёмных искусств! — Защиты от тёмных искусств? И, как ты сказал… Ипполит? — Этот предмет немного похож на тёмные искусства, преподаваемые в некоторых других школах, только здесь больше о защите, чем о нападении, — объяснил Гилдерой, игнорируя второй вопрос Гарри. — И тебе прислали приглашение?.. — недоверчиво переспросил Поттер. — Но почему? — Ну, а кого бы лучше меня они нашли? Когда директор Яксли рассказал мне о моей новой должности… О, я был так рад. — Ну что ж, — неуверенно произнёс Гарри, — тогда поздравляю. — Спасибо, — выдохнул мужчина с блаженной улыбкой. — Теперь я могу как-нибудь спросить профессионального совета у Бартемиуса. — Но он же дуэльный инструктор. Учитель тёмных искусств в Дурмстранге — Ульрих Дитмар и… — Не хочу показаться нацистом, но я лучше спрошу совета у англичанина. — Если бы Крауч не был англичанином, я думаю, ты бы с удовольствием побеседовал с зарубежным коллегой. — Однажды, — мягко сказал Гилди, — ты влюбишься. И когда это произойдёт… — Я тебе ни за что не расскажу, — невозмутимо ответил Гарри. — Кроме того, ты действительно думаешь, что профессор Крауч поможет тебе вот так вот просто? Ау, реальность вызывает мистера Локхарта… — Разве ты сам не говорил, что политика — это умелое игнорирование неудобных фактов? — спросил Гилди, пренебрежительно махнув рукой. — А любовь, мой дорогой Гарри, — это всё та же политика. Только круги общения немного отличаются. И правила. Я прижму его к стенке, вот увидишь. — На самом деле довольно тревожно слышать такое от тебя. Лучше прекрати. И не преследуй его. — А я и не преследую. Это называется наблюдением. — Как ты вообще получил эту работу? — спросил Гарри. — Ну, раз ты не подавал заявление… — Директор Яксли сказал, что получил рекомендацию от кого-то весьма влиятельного, — ответил Гилди. — Интересно, это был тот мужчина, которого я видел в его кабинете? Очень красивый, хотя и немного жутковатый со своими странными красными глазами. Нет, — внезапно подумал Гарри, когда подозрение охватило его. — Он не стал бы… это не мог быть он. — А у этого человека были, скажем, каштановые волосы? И был ли он выше тебя, очень бледный, отлично одетый и как будто постоянно насмешливо ухмыляющийся? — Да, — сказал Гилди, быстро моргая от удивления, — ты его знаешь? — Нет, — солгал Гарри, — просто догадался. Значит, будешь работать в Хогвартсе, да? Ты уже знаком с кем-нибудь из учителей? — Ну, с Сивиллой — она моя старая подруга. Обаятельная, хотя и немного эксцентричная женщина. Постоянно пророчит кому-нибудь скорую смерть. Я помню, как она помогала мне писать «Провидцы и Сирены»… Гарри зевнул, уткнувшись лицом в подушку, успешно игнорируя хвастливого болтуна. И в конце концов он задремал.***
Боль, смятение, страх. Так холодно, он совсем замёрз. Земля мокрая, грязная. И он сам такой же грязный. Он голоден. Он так голоден, что думает, что его желудок скоро начнёт переваривать сам себя. Он думает, не купить ли ему носки. Тёплые носки. Толстые носки, которые хоть как-то уберегут его стопы от окоченения. Сидя в подвале, Ремус Люпин пытался не обращать внимания на боль в костях. Он так устал. Тело было неподъёмно тяжёлым и замёрзшим, и сейчас он просто хотел лечь где-нибудь и забыть обо всём. Включая то, зачем он вообще здесь находился. Поттеры обращались с ним неплохо, Ремус понимал это и был благодарен им. Он не был настолько наивен, чтобы думать, что другим оборотням, которых «переселили» к магам, повезло так же, как и ему. Подвал, в котором он находился, был вычищен и оборудован кроватью, шкафом, столом со стулом и клеткой, в которую он забирался каждое полнолуние. У него даже была своя ванная комната. Вход в подвал отделяли две двери — сначала шла деревянная дверь, а после неё решётка, за которой находилась комната Ремуса. Домашние эльфы появлялись четыре раза в день, чтобы накормить его. Поттеры даже купили ему новую одежду. Он охотился. Он ненавидит охоту. Ненавидит послевкусие крови и сырой плоти. Ненавидит трепыхание кролика под своей рукой. Ненавидит звук ломающейся шеи зверька. Ненавидит быть хищником. Да, теперь его условия проживания были сравнительно лучше предыдущих. Но в то же время… он не видел смысла в том, чтобы находиться здесь, словно под домашним арестом, под предлогом обучения тому, как себя вести в волшебном сообществе. Поттеры — и Сириус Блэк — почти всё время игнорировали его. Иногда Лили Поттер присылала ему книги о магических традициях. Такие книги, как «Внутренний Зверь» Дуга Амбриджа, «Как Быть Человеком» Бетти Браун, «Всё о Людях» Маркуса Мелифлуа. Он так и не притронулся к этим книгам. Не смог. Но что он смог сделать, так это догадаться, какого рода советы содержали эти книги в безвкусных обложках. Мысль о том, что такие оскорбительные речи печатаются и прочитываются тысячами людей, была очень болезненной. Неверные предубеждения будут проникать в сердца людей, разрушая тяжёлые труды Дамблдора, который выступал за принятие и равенство. С нынешними же предрассудками перемирия не будет — в этом он был уверен. Этот мир, это странное и несправедливое общество было чем-то, что Ремус не мог заставить себя принять. Когда-то он старался приспособиться, очень старался. Но как можно адаптироваться, если окружающие не хотят дать тебе даже шанса? Или если они разрешают тебе войти в свой мир только в качестве раба? Существа, которому было позволено жить только из-за их лицемерного милосердия? Иногда он жалеет, что родился. Иногда он ненавидит всех за то, что они заставляют его так думать. И он постоянно чувствует боль. Тёмный Лорд создал этот мир, и иногда Ремус задавался вопросом, доволен ли этот человек своим царством. Ремус никогда лично не встречался с волшебником. Чёрт возьми, он даже не видел его. Удивительно, но большинство магов даже не знали, как выглядит их правитель. Тёмный Лорд запретил газетам публиковать его фотографии — если таковые вообще были — и на публичных мероприятиях он носил плащ с глубоким капюшоном. Это было странно, и Ремус не мог понять почему. Но опять же, он много чего не понимал в этих жаждущих власти чистокровных. И всё же, — подумал он, — больше всего меня сбивает с толку Гарри Поттер, полукровный мальчик. Когда Ремусу сказали, что он будет жить с Поттерами, он услышал довольно много информации об этой необычной, противоречивой в некотором смысле семье. Род Поттеров был чистокровным, пока Джеймс Поттер не женился на магглорождённой ведьме, которая, казалось, знала больше о традициях чистокровных и этикете, чем её муж. Семья близко общалась сразу и с Малфоями, и с Уизли. И их сын, выросший в достатке, воспитанный в чистокровных традициях и взглядах и поступивший не куда иначе, как в Дурмстранг… этот самый мальчик, казалось, не питал ни капли враждебности или отвращения к нему, оборотню. Глаза, полные ярости. Глаза, в которых плещется жалость. Глаза, в которых читается отвращение. Глаза, в которых виден страх. И глаза, которые вообще ничего не выражают, потому что не смотрят на него. Никогда не посмотрят. Насмешки, издёвки, ругань и проклятия. Горькие слова, каждое из которых весило с тонну. Когда-то у него был дом. А теперь нет. Однако Ремус почти не видел мальчика с тех пор, как тот прибыл. Он был идеальной смесью своих родителей — волосы отца, глаза матери, средний рост для его возраста и лёгкая худоба. Иногда Ремус чувствовал рядом с мальчиком запах чего-то… чего-то, что напоминало ему о холодных, влажных пещерах, в которых ему иногда приходилось жить. Это был запах пыли, дождя и… и ещё чего-то, что Ремус не мог распознать. Но этот мальчик, Гарри, был прав. Во время войны многие люди были целенаправленно обращены в оборотней, просто потому, что они были лучшим оружием для борьбы. Они сильнее, выносливее, быстрее, и ими легче управлять тёмными проклятиями. К тому же они — гораздо более доступный расходный материал. Но почему одиннадцатилетнего ребёнка уже учат такому? Зачем Дурмстранг так стремился поскорее впихнуть побольше информации в головы учеников? Чему ещё обучают детей в наши дни? Если бы только Дамблдор победил, — с горечью подумал Ремус, сидя на кровати, прислонившись спиной к каменной стене. — Держу пари, всё было бы совсем по-другому.***
Несколько дней спустя Ремус, вдруг услышав приближающиеся шаги, проснулся. Эти шаги, однако, не принадлежали взрослому, и поэтому Ремус был лишь слегка удивлён, когда увидел, как Гарри Поттер открыл деревянную дверь и посмотрел на него из-за массивных серебряных прутьев. — Ты не должен быть здесь, — сказал Ремус, и мальчик кивнул. — Я знаю, — ответил он и пожал плечами. — Я знаю, что мне нельзя. — Тогда почему ты пришёл? — мягко спросил Люпин, сидя на кровати и сопротивляясь искушению пошевелиться. — Не знаю, — сказал Гарри. — Мне, наверное, любопытно. И скучно. Тебе здесь не скучно? — Обо мне хорошо заботятся, — осторожно протянул Ремус. — Я вам очень благодарен. — Знаешь, благодарность на самом деле не отвечает на мой вопрос, — сказал Гарри, прислонившись лбом к решётке. — Я видел книги, которые мама тебе присылала. — Да, конечно, довольно образовательные пособия. — Предвзятые суждения никогда не могут быть хорошим источником образования. Лучший способ получить знания — это обращаться к нейтральным источникам и формировать свое собственное мнение. — Умно сказано, — тихо произнёс Ремус. — Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Да нет, — ответил Гарри. — Я просто хотел увидеть тебя. Я никогда раньше не встречал оборотня. Я хочу понять. — Понять что? — Ремусу было искренне любопытно. — Ты читал «Красавицу и Чудовище»? — внезапно спросил темноволосый мальчик, и Ремус покачал головой, гадая, сменил ли мальчик тему разговора или это как-то имело отношение к вопросу. — Не читал. — Это история о человеке, который выглядел как монстр, — объяснил Гарри, — и он действительно был ужасен. Все видели в нём чудовище. Но на самом деле это было не так. Он просто был проклят, обречён находиться в своей страшной форме. Я знаю, что быть оборотнем — это нечто неподвластное тебе, что-то вроде проклятия. Я просто хочу знать, есть ли в тебе что-то ещё. Я хочу понять, можно ли быть оборотнем, не будучи монстром. Возможно, Гарри никогда не узнает, как много значили его слова для Ремуса. Стеснение в груди, болезненная судорога, рождающая надежду. Слёзы уже готовы выкатиться из глаз, неверие вот-вот сменится осознанием сказанного. — Спасибо, — выдохнул Ремус, прижимая потные ладони к хлопчатобумажной ткани своего серого одеяния. Слова казались лишними, как никогда раньше. Даже когда родители мальчика взяли его к себе, одели и накормили, чувства не были такими острыми. И когда через несколько минут Гарри пришлось уйти, чтобы родители не застали его за разговором с оборотнем, Ремус позволил своим слезам пролиться. Он не знал, о чём именно плачет.***
— Как дела в Хогвартсе? — спросил Гарри. Это было на следующий день после того, как он тайно поговорил с Ремусом Люпином, и сейчас младший Поттер гостил у Уизли, разговаривая с Роном. Лили порядком надоела его хандра, поэтому она отправила его «воссоединиться» с другом. Так что теперь они сидели и болтали. С Роном было гораздо легче ладить, чем, например, с Драко. Сейчас ребята сидели в комнате Рона, ели домашние кексы и пили чай. — Всё просто отлично! — воскликнул Рон. — Я, конечно, на Гриффиндоре, хвала Мерлину. Я бы не знал, как жить дальше, если бы меня распределили в Слизерин. — Драко учится в Слизерине. — Ну да, конечно. Малфой. Одна из многих причин, почему этот факультет просто не подходит мне. — Я знаю, — кивнул Гарри. — Он, наверное, сводит тебя с ума. — Да уж, и к тому же некоторые профессора ему потакают, — сказал Рон, умудрившись запихнуть в рот кекс почти целиком. — И ещё Снейп. Малфою всё сходит с рук во время уроков этого скользкого мерзавца. Снейп — декан Слизерина, так что я думаю, дело именно в этом. — Северус Снейп? — спросил Гарри и, когда Рон кивнул, продолжил: — Снейп — мамин друг. Папа и Сириус терпеть его не могут, и он ненавидит их так же сильно. Но я даже не знаю почему. — Я могу их понять, — пробормотал Рон. — Любой нормальный человек возненавидел бы этого слизня. — Но он нравится моей маме. — Мамы всегда такие. Моя вот тоже считает его хорошим человеком. Не знаю, почему все мамы так думают. — Может быть, им кажется, что ему просто не хватает любви и обнимашек, — внезапно хихикнул Гарри, и Рон усмехнулся, сверкая глазами от удовольствия. — Я бы получил пожизненные отработки, если бы сказал такое при нём. Но, может быть, нам стоит поделиться с Фредом и Джорджем? Они такие штуки выкидывали! Чёрт возьми, ты бы видел тот случай, когда они заколдовали тыквенный сок, чтобы он превращался в пузырьки и улетал всякий раз, когда кто-нибудь пытался попить из кубка! Это было потрясающе! — И их не исключили? — Нет. Директор Яксли только скривил губы, как будто наступил в дерьмо, и сказал, что лучше бы этим молодым людям направить свой талант и энергию на отработку более полезных заклинаний. Затем он назначил им отработку и снял баллы. Но оно того стоило. — Жаль, что я этого не видел. — А в Дурмстранге у вас такого не бывает? — спросил Рон, откидывая в сторону свою рыжую чёлку. — Совсем? — Нет, — ответил Гарри, — там нас, наверное, за это проклянут. В Дурмстранге всё достаточно строго, а учебная программа просто убивает меня. У нас ведь даже выходных нет, кроме воскресенья! — Вот чёрт! — воскликнул Рон, разрываясь между отвращением и жалостью. — Я тебе соболезную, дружище. Чему вас там учат, раз на это уходит столько времени? Эй, погоди, я слышал, что у вас есть тёмные искусства! Что это за предмет? — А я слышал, что у тебя есть защита от тёмных искусств, — сказал Гарри с таким же любопытством, — расскажешь мне о ней? — Сначала ты расскажи о тёмных искусствах, а потом я расскажу тебе о ЗОТИ, — ответил Рон, вставая и хватая пустой поднос с кексами, — но сначала я пойду возьму что-нибудь поесть — не хочу, чтобы во время разговора закончились закуски. Гарри утвердился в том, что он действительно предпочитал компанию Рона компании Драко, но, конечно, он никогда не скажет об этом ни одному, ни другому.***
— Дурмстранг стал именно таким, каким вы и хотели его видеть, милорд, — сказал Игорь Каркаров. Тёмный Лорд сидел на своем троне, стараясь не выглядеть таким же скучающим, каким он себя чувствовал. — Конечно, — пробормотал Лорд Волдеморт, — иначе и быть не могло, Игорь. Есть ли какие-то особо одарённые личности, о которых я должен знать? У меня было несколько дуэлей с вашими семикурсниками, которые недавно закончили школу. И я должен сказать, что, пусть они действительно талантливы, ни один из них не является выдающимся. Я надеюсь, что следующий выпуск будет лучше. — Да, да, милорд, — быстро проговорил Каркаров, кланяясь, — хотя число учеников седьмого курса сократилось, они всё равно учились по старой программе. Я возлагаю большие надежды на младших учеников, которые в этом году пойдут на второй курс. Они — наш настоящий продукт, милорд. Первое поколение истинных студентов Дурмстранга, которые получают правильное образование с самого начала. Каждый из них станет выдающимся волшебником или ведьмой, которые будут поддерживать наши взгляды. Дурмстранг, в отличие от других школ… — Если это еще одна попытка бросить камень в сторону Хогвартса, — резко прервал его Яксли, — тогда я попрошу нашего Лорда дать мне разрешение официально вызвать вас на дуэль. Интересно было бы посмотреть, — подумал Тёмный Лорд, но пренебрежительно махнул рукой. — У нас нет времени тешить твою уязвлённую гордость, Яксли. Каркаров, я должен напомнить тебе, что я сам окончил Хогвартс? — М-милорд… — Вместо того чтобы наказывать вас, — сказал Лорд Волдеморт, и искорки в его красных глазах не сулили ничего хорошего, — я решил, что вы двое добровольно отправитесь в Италию и расскажете мне, как там обстоят дела с повстанцами. Двух недель ведь достаточно? Вы всё равно вернётесь до начала учебного года и успеете подготовить школы. Добровольно? Мне кажется, ты не совсем понимаешь, что значит «добровольно», — сказало его подсознание, которое, к удивлению, говорило голосом одного конкретного Поттера. Но чёрт с ним, если даже правила не созданы для Волдеморта, то слова и их значения он может трактовать, как ему хочется. Кроме того, он не видел мальчика — Гарри — уже несколько месяцев и отказывался слушать и его голос. Может быть, ему следует сделать что-нибудь, чтобы напомнить мальчику о себе? Да, он передаст какой-нибудь сигнал или знак через одного из своих последователей — в конце концов, кто-то должен знать Поттеров. — Как пожелаете, милорд, — поклонился Яксли, и Каркаров быстро последовал его примеру. — Надеюсь, Мальсибер, вам удалось заставить говорить хотя бы некоторых пленных? — произнёс Тёмный Лорд. — Я буду очень недоволен, если это не так. — Милорд, — осторожно начал Мальсибер, — есть кое-что, что мешает им говорить, даже если бы они захотели. Они повязаны клятвами, на некоторых наложены проклятия, а кто-то вообще не говорит по-английски… — Круцио, — сказал Лорд Волдеморт и вздохнул, наблюдая, как один из его старейших Пожирателей Смерти содрогается и кричит от заклятия. К тому времени, как Тёмный Лорд снял его, Мальсибер всё ещё дёргался на полу, не в силах подняться даже в течение следующих нескольких минут. — Видите ли, — начал Лорд Волдеморт обманчиво приятным голосом, — я ненавижу некомпетентность. Когда некомпетентные люди пополняют наши ряды, препятствуя нашему прогрессу, сложно добиться каких бы то ни было результатов. И они не должны полагать, что их промахи останутся безнаказанными. Мы не можем этого допустить, не так ли? — Конечно, нет, милорд, — заявила Беллатриса Лестрейндж, чуть ли не задыхаясь от восторга. — Он должен быть наказан. Пожалуйста, милорд, позвольте мне это сделать! Я смогу, я могу это сделать для вас, и я сделаю всё безукоризненно, милорд! Он никогда больше не посмеет подвести вас, я… — Ты, Беллатриса, будешь вести допрос, — тихо согласился Тёмный Лорд, и женщина издала сдавленный вздох, полный удовольствия. Затем Лорд Волдеморт позволил своему взгляду задержаться на одном из самых преданных ему людей, и усмешка искривила его губы. Бартемиус Крауч-младший — хотя после смерти его отца более десяти лет назад никто больше не произносил окончание «младший» — стоял молча, с отвращением глядя на Мальсибера. — Мальсибер, ты возьмёшь на себя обязанности дуэльного инструктора Дурмстранга вместо Крауча в этом году, — внезапно решил Тёмный Лорд и увидел, как глаза Крауча распахнулись от удивления. — М-милорд? — мужчина вздрогнул, сбитый с толку. — Что же мне тогда делать? — Я назначил нового преподавателя ЗОТИ в Хогвартсе, — легко сказал Тёмный Лорд. — Твоя задача будет состоять в том, чтобы… помочь ему. Возможно, с твоей подачи качество образования в Хогвартсе повысится. И даже если бы этого не случилось, было бы просто уморительно наблюдать, как тот модный шарлатан пытается соблазнить Крауча. — Это не наказание для Крауча, милорд? — осторожно спросил Каркаров. — О, едва ли, — ответил Лорд Волдеморт. — Всего год, после чего Крауч вернётся преподавать в Дурмстранг. После выполнения задания он будет щедро вознаграждён. — Я живу, чтобы служить вам, милорд, — сказал Крауч. — Да, — ответил его господин. — Иначе ты вообще бы не жил. Что ж, продолжим…***
— Уже через три дня твой день рождения, — сказала Лили, наблюдая, как её сын завтракает. — Ты хочешь чего-нибудь особенного? — Никаких вечеринок, — ответил ей Гарри. — Я знаю, что мои школьные друзья вряд ли смогут прийти, и я не хочу, чтобы Рон переживал из-за подарка. А ещё я не хочу, чтобы Гилди водил меня на очередной показ мод. — Так чего же ты хочешь? — Есть одна серия книг, — начал Гарри, — «Восход Тьмы». Я хочу их. Я позаимствовал у Петронеллы вторую часть и хочу прочесть эту серию до конца. Я уверен, что она мне понравится. — Кто их написал? — спросила Лили, не узнавая название. — Сьюзен Купер, — сказал Гарри с привычной небрежностью. — Она маггл. — А почему у твоей подруги есть маггловская книга? В Дурмстранге же нет магглорождённых. — Её двоюродный брат подарил ей её в шутку. Она так её и не прочитала, но, мама, мне неважно, что её написал маггл. Вторая книга была такая интересная. Пожалуйста. — Неужели ты думаешь, Гарри, что я пойду в маггловский книжный магазин только ради книжки? — спросила Лили, недовольная и встревоженная. — Или даже целой книжной серии? — Я не понимаю, в чём проблема, — нахмурился Гарри. — Твои родители были магглами. Что в них плохого? — Гарри, — строго сказала мать, — я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему. — Но почему? — упирался Гарри. — Я не понимаю, мама. Ты… — Гарри, — голос Лили был резким, а взгляд пронзительным, — я же сказала, что отказываюсь говорить с тобой на эту тему. Когда ты станешь старше, ты поймёшь. — Графиня Блессингтон однажды сказала, — начал Гарри, — что предрассудки — это цепи, выкованные невежеством, держащие людей порознь. Почему бы нам не общаться с магглами, если мы не будем рассказывать им о магии? Они же не могут определить волшебника по внешнему виду, если мы будем носить приличную маггловскую одежду. — Цитирование чьей-то мудрости не делает тебя мудрецом, — заметила Лили. — А теперь заканчивай завтракать и скажи мне, что ты хочешь на свой день рождения. — Мам… — Гарри, я понимаю, что ты проходишь через эту… не знаю, как это назвать… фазу социальной справедливости?.. Я понимаю, что ты открыл глаза и увидел мир вокруг, и подумал, какой же он узкий и предвзятый. И ты считаешь, что все должны измениться и стать более… терпимыми и дружелюбными. Но, сынок, мир так устроен, — объясняла Лили. — Если мы покажем магглам нашу магию, они либо сразу же возненавидят нас, либо начнут зависеть от нас во всём. В конце концов, кто-то начнёт проводить исследования о том, как передать нашу магию магглам, и кто знает, чем это всё может кончиться для нас? Вдруг они решат использовать против нас своё оружие массового поражения? — Отлично, — отрезал Гарри. — Я не говорил, что мы должны делить наш мир с магглами. Я просто не понимаю, почему мы должны плохо относиться к другим только потому, что они родились без магии. Это так же нелепо, как ненавидеть кого-то только потому, что он родился в другой стране. Это бессмысленно. Это всё равно что если бы в книге было очень слабое обоснование происходящего. — Милый… — Послушай, я знаю, ты считаешь, что книжки, которые я читаю, бесполезные, но это неправда. Книги, которые мне нравятся, учат другим вещам, нежели школьные учебники. Но это не значит, что они менее нужные. — И давно ты хотел сказать мне это? — спросила Лили. — Довольно давно, — признался Гарри. — И я прав. — Милый, тебе только одиннадцать… — Можно сказать двенадцать, мама. — Отлично, двенадцать. Тебе двенадцать. Ты ещё многого не знаешь. Когда ты вырастешь… — Иногда, — вмешался Гарри, ощущая странное разочарование и злость, — мне кажется, что ты так сосредоточена на том, кем я стану в будущем, что забываешь, кто я сейчас. — Гарри, — печально вздохнула Лили, чувствуя себя беспомощной. Она не знала, что сказать, как заставить его понять, что, пусть ей и нравится идея равенства и справедливости, она понимает, что так не может быть. Наивные мечты были частью сказок, которые любил её сын, но не имели места в реальности. Любые признаки дружелюбия к магглам могли привести к катастрофе, а Лили этого не хотела. Но она не могла это объяснить. Она не знала, как.***
Утро в день рождения Гарри выдалось дождливым. Его отношения с матерью всё ещё были напряжёнными после того разговора, отец был на встрече с другими людьми, которые содержали оборотней, а Сириус отправился на очередную миссию. Гарри не получил ни одного подарка, и хотя он знал, что позже ему компенсируют это ожидание, он всё равно чувствовал себя несчастным. Чуть позже половины первого Лили срочно позвонили из больницы, и, сказав несколько слов на прощание Гарри и домашним эльфам, она тоже ушла. Так что, в целом, это был полный отстой. Гарри сказал, что не хочет никаких гостей, но… возможно, ему не следовало так говорить. Он даже не мог рассчитывать на то, что Гилди заглянет к нему — Локхарт приходил вчера и с восторгом рассказывал Гарри, как «милый Барти» помогает ему составлять учебную программу. Гарри просто поверить не мог, что Том решил поиграть в сваху. Насколько же крут был этот человек, чтобы суметь провернуть такое? Потому что это определённо было его рук дело. Может быть, мне и удалось бы это выяснить, но я даже не знаю его настоящего имени, — подумал Гарри. — Интересно, каковы его взгляды на магглов? Вероятно, он их ненавидит, учитывая, что он, скорее всего, очень важный Пожиратель Смерти. Но ненавидит ли он оборотней? — Да уж, отличный день рождения, — пробормотал Гарри вслух, вставая. Может, ему стоит поговорить с Люпином? Прошло уже довольно много времени с тех пор, как он видел оборотня. А разве можно составить о ком-то хоть какое-то мнение, не проводя с этим человеком даже чуточку времени? Должен ли Гарри взять что-нибудь поесть для мужчины? А книг? Гарри понимал, что сидеть взаперти в подвале круглые сутки очень утомительно, особенно если под рукой только те книги, которые выбрала мама. Может быть, мне стоит взять с собой книгу? — подумал Гарри. — Но нет, если мама увидит её, она поймет, что она от меня. Ничем хорошим это не кончится, это уж точно, — Лили могла решить наказать Гарри или попросить, чтобы Люпина забрали обратно. И почему-то мысль о том, что Люпина отправят к кому-то не столь благосклонному, как Поттеры, очень беспокоила Гарри. Поэтому он вообще ничего не взял с собой, когда отправился к оборотню. Люпин представлял собой жалкое зрелище. Он был болезненно бледен и, казалось, испытывал физическую боль. Почти всё его тело было покрыто синяками — во всяком случае, те участки, которые Гарри мог видеть, — а возле левого уха была свежая рана. Его янтарные глаза выглядели усталыми и налитыми кровью, и всё же, когда он увидел Гарри, ему удалось выдавить улыбку. — Прошлой ночью было полнолуние, — прохрипел он, и Гарри всё понял, сдерживая дрожь. — Тебе что-нибудь нужно? — осторожно спросил он. — Может, еды? — Нет, спасибо, — ответил Люпин. — Меня недавно кормили. Что привело тебя сюда? — Мне было одиноко, — ответил Гарри, а затем продолжил, сказав то, что ему, возможно, не следовало: — мои родители уехали, и я поссорился с мамой. — Ты хочешь поговорить об этом? — как может голос оборотня звучать так нежно? Гарри совершенно не понимал. Оборотни могли выть и рычать, но… но никак не говорить так мягко. Внезапно Гарри осознал, что плачет, хотя даже не понимал почему. Слёзы появились из ниоткуда. Или, может быть, они пришли оттуда же, откуда появились слова, которые внезапно слетели с языка: — Сегодня мой день рождения, а здесь никого нет. Мне ничего не подарили, и папа с дядей Сириусом только всё чаще ездят на задания. И ещё сейчас так много слухов о предстоящей войне, а моя мама работает сверхурочно в больнице, и… — голос Гарри дрогнул, и он сжал губы в тонкую линию, пытаясь сдержать рыдания. Это не помогло. Он даже не осознавал, что был так расстроен из-за того, что не получил подарков. Ради всего святого, он ведь уже не ребёнок. Но почему-то это было для него важно. Гарри хотел рассказать Люпину о Томе и Альбусе, о своей матери и магглах, о тех сказках, которые он так обожал. Но Гарри не мог. Он хотел выговориться, чтобы давление в груди растаяло, хотел рассказать все свои секреты и позволить взрослому разбираться со всеми проблемами. Он хотел спросить, нормально ли это — чувствовать, что его родители стали чужими и делали неприемлемые для него вещи. Это было больно, очень больно. Гарри понял, что его мама и папа придерживались убеждений, которые были ему чужды. Он не знал: ошибается он сам или его родители, и не мог понять, почему мама не может согласиться с ним. — Я ненавижу войну, — сказал Гарри шёпотом и всхлипнул, — ненавижу. Я не хочу ни с кем сражаться. Я не хочу, чтобы мои родители участвовали в этом. А ещё я ненавижу стереотипы, и я… я просто хочу жить в мире, где людей судят по их поступкам, а не по тому, кем они рождены. — Мятежники верят в такой мир, — тихо сказал Люпин, и Гарри покачал головой. — Нельзя одновременно пытаться предотвратить войну и готовиться к ней, — резко ответил Гарри, вытирая слёзы. — Для войны нужны как минимум две стороны, и мятежники виноваты в той же степени, что и Пожиратели Смерти. И… я лишь хочу, чтобы мы дожили до того дня, когда однажды объявят войну, и никто просто не выйдет на поле боя. — Это было бы идеально, — вздохнул Люпин. — Но ты, как и мама, не веришь, что это возможно, — сказал Гарри. — Я не могу сказать наверняка. Я не знаю, какое будущее нас ждёт. — Моя мама тоже, но она всё равно не верит в такую возможность. Говорит, что это нереально. — Тебе не следует ввязываться в эту неизбежную войну, — сказал Люпин, и Гарри усмехнулся. — Я Гарри Поттер, — ответил черноволосый мальчик. — Мой крёстный входит в ближний круг Тёмного Лорда. Моя мама поддерживает идею превосходства чистокровных, хотя сама она магглорождённая, а мой отец — Пожиратель Смерти. Беллатриса Лестрейндж ждёт, что я пойду по её стопам. Я учусь в Дурмстранге, военной школе с единственной целью — произвести на свет идеальных Пожирателей Смерти. Я буду участвовать в войне, когда она начнётся — а это лишь вопрос времени — хочу я этого или нет. — Ты уверен? — спросил Люпин, и его тон больше не был мягким и добрым. Он был резким, и Гарри почувствовал, что его действительно спрашивают. Как будто Люпин хотел, чтобы он подумал, прежде чем ответить, и именно поэтому Гарри сделал паузу на несколько долгих мгновений. — Думаю, да. — Значит, ты не собираешься стремиться к своей мечте? — Это не та мечта, которую я мог бы осуществить в одиночку, — сказал Гарри. — Но ты можешь начать, — сказал Люпин. — Если ты считаешь, что и мятежники, и Пожиратели Смерти ошибаются, то поговори с теми, кто не относится ни к одним, ни к другим. Если ты не считаешь, что война — это единственный выход, тогда заставь людей разделить твоё мнение. Отдай своё будущее в хорошие руки, Гарри. В свои собственные. — Я ведь просто Гарри, — прошептал он в ответ, внезапно задыхаясь. — Несмотря на все эти громкие речи, я на самом деле никто. Я… да, я просто Гарри. — Или Гарри Справедливый, — добавил Люпин с улыбкой, от которой его янтарные глаза озорно заблестели. — Иногда бывает в жизни такое, что мы выполняем задачу, которая поначалу казалась за пределами человеческих возможностей. Главное — начать. — Но это нечто гораздо большее, чем простой экзамен, — ответил Гарри. И хотя он знал, что воплощение в жизнь его идеи было невозможно, его пульс ускорялся от восторга, и что-то внутри него, в его сердце, в его голове пошатнулось. — И я не хочу править миром. — Тебе не нужно править миром, чтобы изменить его, — сказал ему Люпин. — Измени людей, и вместе с ними изменится мир. — Но если я не могу даже своих родителей заставить понять, что их стереотипы — чушь, то как я могу изменить мир? — спросил Гарри, и радость осознания того, что он может изменить мир, надежда и вера в собственные силы прошли, как будто их и не было. Он снова был обычным ребёнком в подвале родительского дома, разговаривающим с жалким оборотнем. — Я пойду. Мне, наверное, стоит повторить трансфигурацию — учёба начинается уже через месяц. — Все великие вещи начинались с абсурдной мечты, — крикнул ему вслед Люпин, всё ещё стараясь не стоять слишком близко к серебряным прутьям. — Взять даже этого твоего Тёмного Лорда. Он ведь не был им рождён. Гарри закрыл за собой дверь подвала и задумался, сможет ли он отсидеться следующим летом в своей квартире в Дурмстранге. Скорее всего, нет.***
За два дня до начала второго курса Гарри проснулся оттого, что мать трясла его за плечо. — Быстро одевайся и спускайся к камину, — прошептала она, и в выражении ее лица было что-то почти страдальческое. — Сколько сейчас времени? — спросил Гарри и зевнул, кутаясь в тёплое одеяло. — Мне обязательно вставать? — Уже половина пятого. Я приготовила для тебя одежду, — ответила Лили, отодвигаясь. — Если тебе тяжело проснуться, то быстро прими душ и одевайся, Гарри. У нас нет времени, — её голос был очень тихим, и Гарри снова зевнул, удивляясь, почему мама так странно себя ведет. Однако он сделал, как было велено, и меньше чем через полчаса уже стоял перед камином, полусонный, одетый в чёрную мантию. Он слышал шаги матери — её туфли на высоких каблуках стучали по деревянному полу. Довольно скоро она появилась перед ним в чёрном платье и того же цвета шляпке с вуалью, которая, хотя и не скрывала её лица, но придавала ему некой загадочности. — А где папа? — спросил Гарри. — Он уже ушёл раньше нас, — ответила Лили, стряхивая воображаемую пыль с плеча сына. — Веди себя прилично, ладно? Молчи, пока с тобой не заговорят. — Куда мы идём? Неужели на похороны? — Нет. Я объясню, когда мы будем на месте. Гарри зашёл в камин вместе с матерью, во время перемещения её рука сжимала его плечо так крепко, что на нём вполне мог налиться синяк. Только когда Гарри, спотыкаясь, выбрался из другого камина, он понял, что, возможно, его мама беспокоилась не просто так. Он находился в огромном зале, который было сложно описать — его стены, казалось, были сделаны из чёрного камня, и факелы, парящие над головами, очень скудно освещали пространство. Все были одеты в чёрные мантии, и Гарри смог уловить атмосферу — смесь возбуждения, страха, отвращения и ликования. Что происходит? — подумал он и заметил, что присутствующие старательно избегали того, что выглядело как высокий, толстый ствол дерева без ветвей. Гарри также заметил, что здесь не было других детей, даже примерно его возраста. Чувствуя всё большую тревогу, Гарри схватил мать за руку и прижался к ней. — Лили, — позвал знакомый голос, и Гарри увидел, что к ним идут отец и дядя Сириус. — Джеймс, — пришибленно прошептала Лили, — неужели Гарри действительно должен быть здесь? — Тёмный Лорд специально пригласил вас троих, — прошептал Сириус. — Я не знаю почему. Никто не знает, я даже спросил Снейпа, Беллу и Малфоя. Простите меня. Это случилось так внезапно. — Это потому, что у нас живет оборотень? — Я так не думаю. Это вообще не имеет отношения к делу. — Что происходит? — спросил Гарри, и отец бросил на него такой же взгляд, какой был у Лили, когда она его разбудила. Джеймс опустился на колени перед сыном и схватил его за руки, пытаясь ободряюще улыбнуться. — Всё будет хорошо, — сказал он. — Обещаю тебе, Гарри. Постарайся сосредоточиться на чём-нибудь другом, хорошо? Перечисляй ингредиенты Веритасерума в голове или что-нибудь такое. Мне совсем не легче от этих слов, — подумал Гарри, но промолчал. Джеймс встал, расправил плечи и, схватив Лили за руку, повернулся, глядя на балкон, которого Гарри раньше не замечал. Довольно скоро мальчик понял, что на балкон смотрят не только его родители и крёстный, но и все остальные в зале. Как ни странно, Гарри почувствовал напряжение в воздухе задолго до того, как стеклянные двери балкона открылись и на нём появился человек в плаще с капюшоном. И вдруг все опустились на колени. Гарри тоже, поскольку его дернула вниз Лили. — Встаньте, — прошипел мужчина через мгновение. Гарри почувствовал, как его внутренности скрутило и кровь застыла в жилах, когда его осенило. Этот человек, этот человек, который мог заставить всех этих могущественных ведьм и волшебников опуститься на колени… это был не кто иной, как сам Тёмный Лорд Волдеморт. — Мои верные последователи, — начал Тёмный Лорд, и Гарри внезапно ощутил щемящее чувство чего-то знакомого, — благодарю вас за то, что вы прибыли в столь ранний час, чтобы стать свидетелями казни Мариуса Моусетта, обвиненного в измене за то, что он покрывал мятежников и защищал их от нас. Казнь. Казнь. Гарри вздрогнул и снова уставился на лишённое ветвей дерево, только теперь сообразив, что это вовсе не дерево, а столб, закреплённый на куче дров. Неужели кого-то и правда… нет, невозможно. Только не перед ним. Такой… ужас просто не должен был произойти у него на глазах. Гарри знал, что если бы родители могли, они бы отправили его домой. Но они были не в том положении… даже Сириус. А как же Том? Если бы Том был здесь, возможно, он мог бы позволить Гарри пойти домой и не видеть этого… Старика, невысокого, худого, морщинистого и явно измождённого пытками, двое мужчин потащили к столбу. Его подняли заклинанием и привязали достаточно высоко, чтобы все в зале могли видеть его, и Гарри пришлось опустить глаза, когда один из мужчин отлевитировал семь факелов, окружив ими старика, в то время как другой установил барьер от огня. Гарри всё сильнее подташнивало, и ему хотелось упасть в обморок, или просто исчезнуть, или проснуться как от кошмара. Крики человека, которого медленно сжигали заживо, звенели в ушах. Запах горящей плоти наполнил комнату, и Гарри задался вопросом, за что ему это. Неужели его родители сделали что-то такое, что рассердило Тёмного Лорда, и он таким образом решил наказать всю семью? Гарри не хотел видеть, не хотел слышать, не хотел вдыхать это. Он не хотел даже думать. Гарри до сих пор полагал, что взятых в плен повстанцев казнили простым убивающим проклятием, а не таким ужасным, бесчеловечным способом. Сжигание на костре… было неправильным во всех отношениях. Гарри снова сжал руку матери, пытаясь отгородиться от всего происходящего. Он не знал, как долго они так простояли — старик умирал медленно, и большинство мыслей Гарри метались между «меня сейчас стошнит» и «умри уже скорее». Ему хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Он хотел, так сильно желал исчезнуть. А потом, на мгновение, всё и правда исчезло. Запах горящего мяса сменился запахом дождя и дыма. Температура вокруг упала. В цепких пальцах больше не было руки матери, и Гарри не слышал криков осуждённого. Но не успел он открыть глаза, как всё вернулось обратно, и Гарри стоял, потерянный, пытаясь понять, что с ним происходит. К тому времени, когда он пришёл в себя, мать уже тащила его к камину, и Гарри мельком увидел, как Тёмный Лорд смотрит прямо на него, как бы высокомерно это ни звучало. На Гарри, среди всех этих людей. Даже если он будет жить вечно, Гарри сомневался, что когда-нибудь забудет казнь, свидетелем которой он только что стал. Это было неправильно, несправедливо, бесчеловечно. Если закон потворствует такого рода действиям, то это неправильный закон. Но Гарри ничего не мог с этим поделать.