***
Дорогой Гарри, Прошло много времени с моего последнего письма, прости, что давно не писала тебе. Я была очень занята на работе — у нас было так много раненых. Теперь большинство из нас, целителей, проходят переподготовку для лечения травм, на которых мы не специализируемся. Я работаю сверхурочно. Это ужасно утомительно, и иногда мне кажется, что, сколько бы я ни исцеляла, раненых лишь больше. Я слышала, как лекарь Меррик из моего отдела говорил, что скоро некоторых из нас пошлют на фронт. Даже если меня выберут, сынок, не волнуйся. Мама знает, как о себе позаботиться. Как твои дела? Надеюсь, ты хорошо питаешься, спишь и учишься? Не предвидится ли родительских собраний в ближайшее время? Тебе что-нибудь нужно из дома? У нас тут все здоровы. Я несколько раз разговаривала с мистером Люпином, и он кажется мне порядочным человеком, несмотря на своё состояние. Джеймс говорит, что он уже хорошо приспособился к жизни среди волшебников, и я устроила ему проверку по некоторым книгам, которые давала ему — о магических традициях и прочем. Джеймс признался, что если мистер Люпин будет и дальше делать успехи, то к началу летних каникул он сможет жить один и устроиться на работу. Разве это не прекрасно? Хотя я даже не могу себе представить, какая у него может быть работа. Я недавно общалась и с миссис Малфой. Она поделилась, что Беллатриса Лестрейндж спрашивала о тебе. Откуда она вообще тебя знает? Вы виделись раньше? Гарри, миссис Лестрейндж опасная, очень опасная женщина. Если она когда-нибудь приблизится к тебе, просто беги без оглядки, сынок. Я признаю, что очень обеспокоена. Что миссис Лестрейндж от тебя хочет? Миссис Малфой сказала, что её сестра просто спросила, как у тебя дела и остался ли ты так же… мил с вашей первой встречи. Когда вы с ней познакомились? Мне нужно знать, Гарри, пусть даже миссис Малфой заверила меня, что в этом интересе нет ничего тревожного. До Рождества ещё несколько месяцев, но я уже так скучаю по тебе. Люблю тебя. Мама ПС. Я послала несколько книг. Те, которые ты просил. «Восход тьмы» от Сьюзан Купер. Надеюсь, я взяла те части. Приятного тебе чтения, но не забывай про домашние задания! Гарри отложил письмо и несколько долгих минут просто смотрел на него. Было утро пятницы, и ему следовало поскорее одеться и поспешить в кабинет трансфигурации, но письмо, которое он только что получил, заставило его забыть о занятиях и вместо этого подняло тревогу. Беллатриса. Она всё ещё помнила его. Почему? Может быть, Том упоминал его имя при ней? Почему-то мысль о том, что Том и Беллатриса были хорошими друзьями, беспокоила Гарри и заставляла чувствовать себя неуютно. И опять, словно расковыряв подсохшую болячку, Гарри вспомнил про Хейнса Поттера и Исчезнувшее Племя. Если Беллатриса снова приблизится к нему… Должен ли он… И вообще, что ему сказать маме? Может, стоит спросить Тома? Ах, нет, он и так уже решил больше не встречаться с мужчиной, пока не разузнает о нём побольше. Может быть, он мог бы пойти после занятий в библиотеку, чтобы посмотреть, есть ли там сборник действующих Пожирателей… Стоп… Занятия? — Чёрт! — воскликнул Гарри, поспешно натягивая форму и решая пропустить завтрак. У него было всего две минуты, чтобы добраться до класса, и Гарри мог только гадать, что сделает с ним профессор Кей за опоздание. Трулс ведь не заходил за ним? Нет, Гарри был уверен, что его лучший друг не заглянул к нему. И это было странно. Вообще, Трулс в последнее время вёл себя немного необычно, иногда даже избегал Гарри и хмурился всякий раз, когда кто-то слал ему ехидные усмешки. «Может быть, мне стоит спросить Рона, нормально ли это», — подумал Гарри, сломя голову несясь к кабинету. Войдя в класс, он с удивлением обнаружил, что его однокурсники уже сидели на своих местах, а учитель отсутствовал. — Что случилось? — спросил Гарри, усаживаясь рядом с Трулсом. — Якоб упал в обморок, — ответил швед, и только теперь Гарри заметил, что Якоба в классе нет. — Никто не знает почему. Но не думаю, что его прокляли или отравили. — Может, у него просто стресс? — предположила Хайди. — Парочка бессонных ночей, пропущенные приёмы пищи и целая куча классных и спортивных занятий. Тут у кого угодно голова закружится. — Профессор Кей успел отметить присутствующих? — тихо спросил Гарри, и Трулс покачал головой. — Нет. Он как раз собирался, но тут Якоб взял и свалился со стула. Чего ты так поздно пришёл? — Ты не зашёл за мной сегодня утром. — А ты хотел, чтобы я зашёл? — спросил Трулс и опустил взгляд на свои руки. Гарри нахмурился, не понимая вопроса. — Конечно. Почему нет? — Я просто… подумал, может быть, я тебя напрягаю. — Что за глупость, — ответил Гарри, доставая домашнее задание. — Ты закончил все эссе, что нам задали? — У меня ещё осталась домашка по чарам, но она на завтра, так что я сделаю её сегодня после занятий. Ты уже с ней закончил? — Гарри кивнул. Дверь класса открылась, и профессор Кей неторопливо прошагал внутрь и начал урок. «Интересно, что случилось с Якобом? — подумал Гарри. — Хотя я его толком не знаю. Может, мне навестить его в больничном крыле? Он обычно тусуется с Лоренцо и Филиппой». Пока учитель говорил, мысли Гарри вернулись к письму матери. Она отважилась зайти в маггловский книжный магазин, чтобы купить его книги. Что заставило её передумать? Неужели она до сих пор беспокоится о казни? Гарри больше не чувствовал себя настолько пришибленным. Он, конечно, не принял всё, как есть, но позволить такому случаю сломить его он не собирался. Была ли Беллатриса похожа на него в юности? Почему-то Гарри сомневался в этом, полагая, что она, скорее всего, больше напоминала Николая. Что подумала Беллатриса о первой казни, свидетельницей которой стала? А Том? «С другой стороны, я её тоже толком не знаю. Я встречался с ней только один раз, и моё представление о ней основано на слухах, — подумал Гарри. — Мне нужно забыть о Пожирателях смерти и войне и сосредоточиться на учёбе. Может, полетать сегодня после окончания занятий? У меня нет с собой метлы, но, кажется, Клеменс как-то говорил, что школа предоставляет мётлы ученикам». Да, может быть, ему действительно стоит полетать и выбросить лишнее из головы. Тем более если Трулс будет занят эссе. Гарри взлетит, закроет глаза, и только свист будет стоять в ушах, пока он будет рассекать небо. Скорее бы.***
— Ты просто великолепен! — воскликнул Марлен Редослав, широко ухмыляясь. Виктор Крам неловко улыбнулся и пожал плечами, держа в одной руке снитч, а в другой метлу. — Ничего особенного, — ответил Виктор с чуть более заметным акцентом, чем у его друга. — Для тебя, вероятно, так оно и есть, — кивнул Редослав, прежде чем помахать нескольким девушкам поодаль. — Ты так скоро попадёшь в сборную, дружище. В следующем году, как только тебе исполнится пятнадцать. Я в этом уверен. Ни одна команда не отказалась бы от такого ловца! Виктор выдавил из себя ещё одну улыбку, стараясь не съёжиться от направленного на него внимания. Крам был высоким, худым, болезненно-бледным молодым человеком с тёмными волосами и глазами. У него был орлиный нос, унаследованный от отца, и острые черты лица. Он совершенно не был изящным. Вообще-то Редослав как-то даже заметил, что его ловкость и искусность движений в небе сопровождались вечной сутулостью и скованностью на земле. Виктор знал, что он не особенно хорош собой. Ему нравилось летать, даже очень. Но он честно не мог понять, почему кому-то было дело до того, как быстро он ловит снитч, и почему это делает его таким популярным среди своих сверстников. — О боже, — вздохнул Редослав, всё ещё глядя на группу девушек неподалёку. — Если бы Мита Эрлинг улыбалась мне так же, как тебе, я был бы счастлив. — Кто? — переспросил Виктор и, проследив за взглядом друга, увидел высокую девушку с голубыми глазами и длинными золотистыми локонами. Вид у неё был скучающий, и хотя она действительно была очень хорошенькой, Виктор чувствовал, что её улыбка не согреет ему сердце. — Может быть, я мог бы проводить её до школы, — сказал Редослав, и Виктор пожал плечами. — Иди. Я ещё немного полетаю. — Ладно, дружище! Увидимся позже! Крам сунул снитч в карман, развернулся и полетел в противоположном направлении. Ему не хотелось сейчас ни с кем разговаривать — в общении с людьми было что-то странно утомительное. Он лучше попрактикуется в Перехвате Пламптона — этот трюк гораздо сложнее, чем кажется. Виктор чувствовал, что если он не отточит этот приём до совершенства, то не будет достоин стать профессиональным игроком. Он отпустил снитч, подождал несколько мгновений, пока тот не унесётся прочь, а потом полетел за ним. В полёте он мог забыть о политическом накале, который, казалось, ворвался в жизнь каждого — даже тех, кто искренне не хотел иметь дело с англичанами и их глупой вознёй. Хотя Виктор и не собирался никому говорить это вслух — это было бы самым настоящим самоубийством. Это будет стоить ему места в команде и друзей, и он в один миг наживёт себе столько врагов, что и сосчитать не сможет. Его собственный одноклассник Энтони Лестрейндж явно попытается ему насолить, а известный своим нравом Кассий Мелифлуа с шестого курса, скорее всего, захочет убить его либо на дуэли, либо каким-нибудь ещё хитрым, коварным способом. К тому же, Виктор подозревал, что за критику Тёмного Лорда могут и исключить из школы. Он бы этому не удивился. Увидев, что снитч исчез за складом мётел, Виктор поспешил за ним, даже не думая о том, что там кто-то может быть. Едва он завернул за угол, как почувствовал, что налетел на кого-то. Мётлы столкнулись, и только крепкая хватка удержала Крама от падения. Однако тому, с кем он столкнулся, повезло меньше. Видя перед собой падающее тело, Виктор успел ухватиться лишь за две мысли: «о нет» и «слава Богу, мы были невысоко». Он тут же опустился на землю, вслед за пострадавшим. Это был мальчик, может быть, второгодка. Очень худой и довольно мелкий, с такой бледной кожей, что Виктору оставалось только гадать, человек ли он вообще. Растрёпанные, чёрные как смоль волосы. Глаза были крепко зажмурены. — Эй… тебе больно? — спросил Виктор, чувствуя себя глупым и виноватым, стоя на коленях рядом с мальчиком. Конечно, ему больно, ради всего святого. — Я отведу тебя в больничное крыло. Прости, пожалуйста. Он не знал, был ли мальчик вообще в сознании — что, если его неестественная бледность была вызвана какой-то травмой после падения? Что, если он сломал себе что-то или повредил органы? Дёргаясь от беспокойства, Виктор поднял мальчика в воздух и поспешил отлевитировать его в больничное крыло.***
Гарри услышал шум поездов прежде, чем почувствовал холод и характерный запах этого места. — Ты подрос, — сказал Альбус, как только Гарри открыл глаза и сел, увидев старика, стоящего в нескольких футах от него. — Наверное, прошло больше времени, чем я думал. — Альбус, — выдохнул Гарри, почувствовав странное облегчение при виде старика, — я упал с метлы. И, видимо, потерял сознание. Альбус… так много всего произошло. — Надеюсь, никаких призывов неизвестных существ? — Нет-нет. Я, э-э, решил пока ничего такого не делать. Но случилось так много всего, я даже не знаю, что думать. Я чувствую, что все мои знакомые вдруг изменились, и ещё моя семья приняла в наш дом оборотня, и он оказался хорошим, но вот мои родители так не думают — ну, в смысле, они думают, что он хороший, но не как человек, а как животное. И ещё я видел казнь, и я хочу знать, кто такой Том на самом деле… — Как насчёт того, чтобы начать с самого начала? — предложил Альбус с улыбкой. — Боюсь, я мало что понял из того, что ты только что сказал. — Меня больше всего беспокоит этот Пожиратель Смерти, — начал Гарри, сделав несколько глубоких вдохов. — Я даже не знаю его имени. Я зову его просто Томом. — Ты чувствуешь, что он угрожает тебе? — Нет! Нет. Я просто… Я знаю, что он высокопоставленный Пожиратель Смерти. Но он вполне ничего. Он иногда навещает меня… Ну, вернее, мы просто натыкаемся друг на друга. Но я хочу сказать, что с ним приятно разговаривать, даже если он не понимает некоторых очень простых вещей. — Например? — Он не считает, что люди с рождения должны иметь равные права. Он… ну, я недавно присутствовал на казни, и он совсем не понимает, почему она не показалась мне зрелищной. На самом деле, мне она показалась просто ужасной, но он никак не может понять этого. Как будто в его мозгу чего-то не хватает… той части, которая может обрабатывать определённые чувства. Он считает современный мир идеальным, но для кого же он идеален? Лишь некоторые люди могут быть свободными и счастливыми… — И что ты собираешься с этим делать? — прервал его Альбус со странным блеском в глазах. — Ты так много жалуешься, Гарри, но ничего не предпринимаешь. — Но не могу же я изменить целый мир! — воскликнул мальчик, сбитый с толку. — Кроме того, мне всего двенадцать! — Но ты можешь изменить людей, — мягко сказал ему Альбус. — А для этого возраст не важен. Поговори со своими друзьями, даже с этим твоим знакомым, Пожирателем Смерти. Раз он тебя не понимает, так научи его. Но для этого, Гарри, тебе тоже нужно измениться. — Как измениться? И… и я не хочу заниматься политикой. — Это не политика, Гарри. Это люди. Как я уже сказал, мой мальчик, если ты не можешь изменить мир, это не значит, что ты не можешь изменить что-то в людях. И в конце концов, когда их будет достаточно, вместе вы сможете всё изменить. Надеюсь, к лучшему. — Я не могу… вы же и сами видите, я просто Гарри, — сказал Гарри. Идея предпринять что-то вместо того, чтобы оправдывать своё бездействие, казалась совершенно ошеломляющей. — Самое большое препятствие для тебя — не окружающие, а твоя собственная нерешительность, — осторожно сказал Альбус. — Это единственное, что ты должен преодолеть. Если ты не уверен в своих собственных убеждениях, то как же ты сможешь убедить кого-то ещё? — Но я… — С миром что-то не так, Гарри. Если ты хочешь что-то исправить, ты должен сделать это сам. — Если бы я стал привлекать людей… — начал Гарри, потирая лоб. — Я… что, если… я не хочу начинать войну, Альбус! — С какой стати тебе вообще пришла в голову мысль о войне? — удивлённо спросил тот. — Нельзя готовиться одновременно и к миру, и к войне, Гарри. Война это не выход. Резня не уладит спор, может лишь заглушить на время. — Я знаю, — сказал Гарри. — Я знаю. — Знай, за что ты борешься и против чего борешься, — посоветовал Альбус. — Даже если ты не можешь обратиться ко всему народу, поговори с теми, кто важен для тебя. Для начала. Гарри молча смотрел на старика, чувствуя себя слегка пришибленным. Ему так много хотелось ещё рассказать, и всё же он не мог вспомнить ничего. Почему вообще зашёл такой разговор? Изменить мир? Гарри не строил иллюзий насчёт своих сил. Он даже не мог убедить свою мать, что магглорождённые ничем не хуже чистокровных — хотя она сама была одной из них! — Мне нужно подумать, — сказал Гарри. — Мне нужно… я не знаю. Я должен… — Сбежать? — Нет, — отрезал Гарри, нахмурившись. — Почему вы… ведёте себя так… я не знаю. Как командир? — Гарри, — устало вздохнул Альбус. — Разве ты не заметил, что во время этой встречи я вообще не мог сдвинуться с места? — Я… э-э… — нет, он не заметил, но теперь, когда старик это сказал… — Хочешь знать, почему? — голос Альбуса был таким мягким, усталым и печальным, когда он продолжил, дождавшись кивка Гарри. — Сейчас на станции так много народу, что я даже не могу дойти до тебя. На самом деле, я почти не вижу тебя — между тобой и мной так много людей. — Что это значит? — ахнул Гарри, шагнув назад и внезапно почувствовав лёгкий испуг. Он не видел никого, кроме Альбуса, и мысль о том, что его окружают невидимые мертвецы, по меньшей мере пугала. — Число убитых в волшебном мире возросло, — сказал Альбус. — Если так будет продолжаться, кто останется в мире живых?***
Гарри очнулся в больничном крыле, слова Альбуса ещё были свежи в памяти. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить, что он смотрит в пару обеспокоенных тёмных глаз. Поттер вспомнил о том, как он собирался полетать… и врезался в кого-то… и упал. Гарри поёжился и задался вопросом, сможет ли он каким-то образом помешать своей матери узнать, что произошло. Это было, в принципе, возможно, если повреждения не были слишком серьёзными. Или, может быть, как раз стоит сказать, чтобы отвлечь её от расспросов о Беллатрисе? Ну почему жизнь так сложна? — Ты в порядке? — спросил смутно знакомый мальчик. — Мне очень жаль… — Это, наверное, моя вина, — заверил его Гарри. — Думаю, со мной всё хорошо. Где медсестра? — И как, кстати, её зовут? — Я не знаю, где мадам Зигберт, — ответил мальчик, пожав плечами, прежде чем натянуто улыбнуться Гарри. — Кстати, меня зовут Виктор. Виктор Крам. Ученик четвертого курса. — Я Гарри Поттер. Со второго. — Желаю тебе скорейшего выздоровления, Гарри Поттер, — неловко сказал Виктор, вставая. — Мне жаль, что я тебя травмировал. — Всё в порядке, — ответил Гарри, провожая уходящего парня взглядом. Не прошло и секунды со хлопка двери больничного крыла, как внимание Гарри привлёк шорох, донесшийся с соседней кровати. Якоб смотрел на него с усталой улыбкой и слегка удивлённым выражением лица. — Ты всё ещё здесь, — сказал Якоб. — Как себя чувствуешь? — У меня немного болит голова, но всё остальное в порядке, — сказал ему Гарри. — А ты? — Голова кружится, — признался Якоб, закрыв глаза и снова откинувшись на подушки. — Слабость. Я всё время засыпаю и ничего с этим не могу поделать. Медсестра говорит, что со мной что-то не так. Она свяжется с моими родителями, чтобы они прислали ей мою медицинскую карту на случай, если там есть что-то важное. — О, — протянул Гарри. Он не знал, что ещё сказать — должен ли он утешить Якоба, и если да, то как? К счастью, его спасло появление однокурсников. — Гарри, — выдохнул Трулс, бросаясь к нему, — ты в порядке? Мне жаль, что я не смог прийти раньше, но… — Успокойся, Трулс, — вмешалась Филиппа, закатывая глаза. — Привет, Якоб, привет, Гарри. Я даже не буду спрашивать, как вы себя чувствуете. Вы наверняка ещё и голодные? — Виктор Крам приходил к Гарри, — неожиданно сказал Якоб. — Местная звезда квиддича… — Чувак, ты говорил с Виктором Крамом? — воскликнул Клеменс, широко распахнув глаза. — Все говорят, что он станет профессиональным игроком, как только ему исполнится пятнадцать! Ты вытряс из него автограф? Боже, я так завидую! — А я нет, — сказал Бьёрн. — Я не буду завидовать, потому что к Гарри пришла не Мита Эрлинг. — Мита Эрлинг? — переспросил Поттер. — А кто это? — Для тебя это мисс Мита Эрлинг, мой друг. — Одна из фанаток Крама, — терпеливо объяснила Петронелла. — Бьёрн в неё втрескался. — Она само совершенство, — мечтательно вздохнул Бьёрн. — Она такая красивая, правда, Трулс? — Ты серьёзно спрашиваешь Трулса? — протянула Филиппа странным тоном. Бьёрн, Якоб, Клеменс и Петронелла едва сдерживали смех, а Трулс помрачнел. Гарри смущённо нахмурился. — А почему он не должен спрашивать Трулса? — Ох, Гарри, — вздохнула Филиппа, а Петронелла похлопала его по руке. Трулс покраснел, свирепо глядя на итальянку. — Ты хочешь что-то сделать для Эрлинг, Бьёрн? — с любопытством спросил Якоб. — Не похоже, что её легко удивить. — Я признаюсь ей в своих чувствах так, чтобы это произвело на неё неизгладимое впечатление, уверяю тебя. — Напиши ей стихотворение, — вдруг предложила Филиппа. — Это было бы так мило и романтично! — Бьёрн и стихи, — недоверчиво произнёс Трулс, нащупывая под одеялом руку Гарри, — это несовместимые вещи. — Я могу быть очень поэтичным, когда захочу, — заявил Бьёрн. — Я мог бы сказать… Милая Мита, твоя улыбка заставляет солнце сиять ярче, твоя красота озаряет мой день. Твой смех уносит моё плохое настроение, как порыв ветра уносит запах дерьма. — Думаю, хорошо, — одобрительно сказал Клеменс. — Очень метафорично. Девчонкам же такое нравится? — Нет, — прорычала Филиппа. — Попробуй еще раз! — Дорогая Мита, ты поразила меня, как Непростительные. Ты заставляешь мое сердце трепетать, как Круциатус, ты подчиняешь моё сознание, как Империус, и у меня перехватывает дыхание при виде тебя, как от Авады Кедавры. — А я до этого момента и не понимал, как сильно любовь и Непростительные похожи друг на друга, — хихикнул Якоб. — Но у неё и правда очень милая улыбка, у этой твоей Миты. — Да, но девушки не улыбаются постоянно, — сказал Клеменс. — Со мной им всегда весело, — спокойно и уверенно ответил Бьёрн. — Они смеются, даже когда я молчу. И показывают на меня своими пальчиками. — Мне кажется, ты кое-чего не догоняешь, — пробормотала Филиппа, качая головой. — В любом случае, Бьёрн, я думаю, тебе лучше пока оставить поэзию, — хихикнула Петронелла. — Гарри, что тебе медсестра сказала? Когда ты сможешь выйти? — Я её ещё не видел, — признался Гарри. — Но всё нормально. Я уверен, что мне не придётся оставаться здесь на ночь. — Везунчик, — вздохнул Якоб. — Мне уж точно придётся остаться. Я в этом уверен. «Если остаться на ночь в больничном крыле — твоя самая большая проблема, — с горечью подумал Гарри, — то это ты везунчик». Вокруг столько всего происходит, и если Гарри последует совету Альбуса, то… его жизнь станет ещё сложнее. Хочет ли он этого? Готов ли он пойти против политики и правил Тёмного Лорда? Нет, определённо нет. Кроме того, Гарри даже не знал, с чего начать. Если он вообще захочет начать. А он определённо не хотел, потому что поступить так, как советовал ему Альбус, было бы чистым безумием, вне всякого сомнения. Это может принести ему столько горя. Это может навредить ему и его семье. Его друзья покинут его. Даже Трулс, наверное. У Гарри была ещё тысяча причин оставить эти мысли, не бросать никому вызов и принимать мир таким, каков он есть. Но почему-то это больше походило на отговорки. Гарри казалось, что он стоит на краю обрыва, и сердце велит ему прыгнуть, а разум — повернуть назад.***
Гарри нашёл… ну, не совсем решение своих проблем, но хотя бы способ забыть о них. Он перечитал все книги, которые привёз с собой из дома. Как же легко было уноситься вместе с Гулливером подальше от всех забот, с каким упоением он погружался в мир приключений братьев Певереллов. Это же какую смекалку надо иметь, чтобы обмануть саму Смерть? Просто суперскую! Кидаясь то на школьные задания, то на сказки, Гарри не давал себе времени думать о чём-то даже слегка бунтарском. Во всяком случае, до четвёртого ноября. Когда он проснулся в тот день, всё казалось невинным и нормальным. Было приятное воскресное утро, и Гарри собрался пойти в библиотеку, чтобы взять несколько интересных книг. Так он и поступил — пошёл в библиотеку, вернул всё, что брал оттуда ранее, а потом пошёл искать что-то новое. Но на полках не было ничего примечательного — он уже прочитал большую часть книг в этой секции, а Дурмстранг, к сожалению, не изобиловал художественной литературой. Поэтому Гарри отправился искать развлечения где-нибудь ещё. Он просто шёл и очутился в коридоре, похожем на все остальные в замке. Гарри должен был догадаться, что толстый слой пыли на полу и подоконниках был явным признаком того, что это не очень популярное место, и что, возможно, была причина, по которой люди не ходили сюда. В конце коридора находилась дверь. С чего-то вдруг у Гарри появилась мысль, что дверь, возможно, приведёт его к чему-то интересному. Ржавые петли чуть скрипнули, и дверь пугающе легко отворилась, когда Гарри с силой повернул ручку, и ему наконец удалось войти в комнату. «Ну разве не уютное местечко? — подумал Гарри. — Если бы у меня уже не было своей квартиры, я бы охотно тут обосновался». На самом деле это была крошечная каморка. Один стол, один стул и маленькая книжная полка, на которой не поместилось бы больше дюжины книг. Пыль покрывала каждый угол, но Гарри это не волновало. Он с любопытством подошёл ближе к полке, чтобы прочитать названия книг. Может быть, он найдёт какой-нибудь старый сборник сказок, который ещё не читал? Любопытная улыбка исчезла с лица Поттера, как только он просмотрел названия первых трёх книг. Страх охватил его, и внезапно Гарри почувствовал, что в дверном проёме, который секунду назад был пустым, словно кто-то стоял и смотрел прямо на него. Поэтому он не отрывал взгляда от названий книг, надеясь, что это неприятное чувство пройдёт. «Определяя человека: люди как творения Магии» Магнус Нэттл. «Волшебники и Войны: путь правительства во тьму» Дж. М. Долохов. «Защита разума — секреты окклюменции» Аня Нумус. «Возглавлять, учить, достигать» Галахад Вуд. Гарри стало очень, очень не по себе. И по мере того, как он смотрел дальше, ему становилось только хуже. Что делают такие книги в Дурмстранге? Судя по осевшей на них пыли, книги лежали тут уже очень давно, но это было невозможно — внешне они выглядели почти новыми. Выражение лица Гарри поменялось со скептического, недоверчиво хмурого на испуганное, когда он прочитал названия других книг на полках. «Время перемен» — ещё одна книга о лидерстве. «Чёрная магия убеждения» в принципе казалась чем-то подходящим студенту Дурмстранга, но что она делала в одном ряду с другими томами? И… что-то здесь было не так. Что-то было неправильно. Гарри неохотно, словно потеряв над собой контроль, перешёл к следующей книге. «За кулисами войны. Мирные возможности человека» Дуглас Фрай. Это не могло быть простым совпадением. Это не могло быть совпадением. Гарри растерялся. Почему такие книги… Почему он нашёл именно такие книги? Почему? Как будто кто-то решил над ним посмеяться. Кто-то, кто знал о его внутренних противоречиях и наслаждался тем, как он разрывается между голосом разума и моральными принципами. Гарри не мог дышать, его сердце билось о рёбра, и вдруг… Это странное чувство перемещения, которое возникло во время казни. Холод окутал тело, в воздухе ощущался запах дождя и дыма. Гарри больше не был в комнате — вместо этого он видел перед собой людей. Они были повсюду, толпились вокруг него, бегали, кричали, и снова послышался знакомый шум поездов… На этот раз перемещение длилось дольше одного мгновения. Правда, не дольше нескольких секунд, но для Гарри они показались часами. Он стоял, дрожа всем телом, в глубине комнаты, хватая ртом воздух, как будто тонул. Он бросил испуганный взгляд на книги, а затем выбежал из каморки, поклявшись никогда больше туда не заглядывать. Она была… с ней было что-то не так. В какой-то момент его жизнь свернула не туда, но где и когда конкретно, Гарри не знал. Как не знал и то, как повернуть её назад. «Я даже умереть не могу, чтобы избежать этих страданий, — подумал Гарри. — Почему-то мне кажется… что даже если я умру, это будет ещё не конец». Как же ему хотелось вернуться в то время, когда всё было просто и легко. Хуже всего было то, что он не знал, кто виноват в этой каше и кто мог бы это исправить. Но сейчас Гарри хотел забыть об этой комнате, книгах и вокзале. Если мог.***
— Хватит уже дуться. Меня это раздражает. — Я вовсе не дуюсь. Я просто недоволен. — Ты уже несколько недель пропускаешь завтрак. Ты так делаешь, только когда дуешься. Более того, ты забыл покормить меня! — Я не мог забыть покормить тебя, Нагайна. Ты слишком много ноешь, когда голодна. — Почему ты дуешься? — А почему тебя это волнует? — Я спрашиваю, потому что это влияет на мой график приёма пищи. — Я не дуюсь, — повторил Том, подписывая документ, утверждающий план какого-то неясного забытого турнира. — Как я уже сказал, я лишь недоволен. — Это из-за того мёртвого-живого мальчика, да? — Я не знаю, о ком ты говоришь. — Неужели? — насмешливо прошипела Нагайна. — Я говорю о мальчике, который… — Так, — рявкнул Том. — То, что Поттер не появлялся в саду последние несколько недель, не означает, что он избегает меня. А даже если и избегает, мне плевать. Он всего лишь маг-недоросток, который ничего из себя не представляет, а я — Тёмный Лорд. Я правлю всем миром. Почти. У меня уже есть всё, что мне нужно. И мне не нужна компания какого-то… ребёнка. — Ну да, конечно. — Я даже не ставил на нём опытов! Почему он перестал со мной разговаривать? Я не понимаю! Он мне не враг и не боится меня, так что… почему он такой сложный? Он как… как… капризная дамочка! — Я уверена, что он был бы польщён, узнав о твоём сравнении, — прошипела Нагайна. — Как же вы, люди, таких называете? Ах, точно. Сексистская свинья. — Я даже спрашивать не хочу, где ты набралась такого. Просто тебя проигнорирую, — ледяным тоном сказал Том и вдруг резко втянул носом воздух и прищурился, глядя на свою питомицу. На несколько долгих мгновений на его лице застыло задумчивое выражение. — Если ты меня раздражаешь, я просто не обращаю на тебя внимания. Может быть, я ему надоел, и он решил меня игнорировать? Но что такого я сделал? Может, стоит проклясть его? Кажется, я впервые столкнулся с проблемой, которую нельзя решить даже Непростительным. — Я тебе ничем помочь не могу. — Наш последний разговор был о казни. Но не может же он до сих пор обижаться на это. Он сердится, что я его пригласил? Откуда мне было знать, что он воспримет это так… А может, дело в том, что я не согласился с его наивной, глупой верой в равные права для всех людей? Я стою на том, что сказал тогда. Я был прав, он ошибался — и точка. Нагайна, я не могу понять, что могло бы вызвать у него раздражение и заставить его вести себя подобным образом. — Ты ведёшь себя как детёныш во взрослой чешуе. — Мне нужно кого-то убить, иначе скоро я совсем расстроюсь. — Ты мог бы просто встретиться со своим мёртвым-живым мальчиком, — неожиданно предложила Нагайна. — Ты мог бы спросить его сам. — Разумеется нет, — пренебрежительно ответил Том. — Он подумает, что мне есть до него дело. — Тогда почему ты хочешь поговорить с ним, если тебе на него наплевать? — Я же говорил тебе. Он мне интересен. Неужели я должен опять перечислить все причины, по которым он мне интересен? — Том вздохнул и положил зелёное перо, которое всё это время крепко сжимал в руке. — Вот если бы я мог спросить его так, чтобы он не знал, что это я… или если бы я мог просто использовать легилименцию на нём… — Жаль, что он не говорит на нашем языке, — небрежно заметила Нагайна. — Иначе я подползла бы к нему и избавила бы тебя от всех этих хлопот и смятения… — Том резко повернулся к ней, и его красные глаза загорелись от восторга. — Ты права! — воскликнул он. — Мне просто нужно решить проблему с парселтангом и… — Нет. — …послать тебя к нему! — Это плохо кончится, — тихо прошипела Нагайна, в то время как её хозяин кинулся искать книги, которые могли бы быть полезны. — Ты редко бываешь таким опрометчивым, мой человек. Подумай об этом хорошенько. Ты же не собираешься отправить меня совой туда, где находится твой мальчик? Я ненавижу высоту, и наверху будет холодно. Слишком холодно. И я так проголодаюсь, что могу случайно съесть сову, а потом упаду и умру. Из-за тебя. Перестань вести себя как… как там это называется? Груфф… Граф… Грифон… Гриффин… Гриффиндорец? На самом деле, она не возражала. Её хозяин вел себя забавно — как настоящий человек — когда дело касалось этого мёртвого-живого мальчика, и это разгоняло её скуку. Не то чтобы Нагайна сильно одобряла такое человеческое поведение, но её Том всё-таки был человеком. Возможно. К тому же, мёртвый-живой мальчик наверняка не забудет покормить её. Может быть, он даже накормит её кроликами. Нагайне уже надоели крысы. Если Том будет вести себя как обычный человек, то мёртвый-живой мальчик будет чаще появляться в жизни его и Нагайны — что, в свою очередь, будет означать больше пищи. В конце концов, змее тоже хочется кушать. Но это вовсе не означало, что она позволит отправить себя совой туда, где живёт мёртвый-живой мальчик. Когда хозяин вернулся, Нагайна недовольно зашипела. — Ну, чего ты дуешься? В прошлом году ты сама сказала мне, что тебе хочется как-то развлечься в Рождество. Вот, твоё желание исполнилось.***
Очевидно, жизнь считала, что у Гарри было недостаточно проблем. Теперь и Трулс стал вести себя странно. Он уже давно начал немного чудить, но теперь Гарри вдруг стал обнаруживать то их сцепленные вместе руки, то как Трулс трогает его волосы или плечо, то как они сидят немного ближе, чем раньше… не говоря уже о том, что Трулс начал приветствовать Гарри тёплыми объятиями и часто перекидывал свою руку ему через плечи. За несколько дней до начала рождественских каникул Гарри решил… обратиться за помощью. Сбитый с толку и на грани постоянной головной боли, он объяснил всё Филиппе. — Иногда я думаю, что с тобой что-то не так, — мягко сказала девочка, заставив Гарри разинуть рот. Он был в её квартире, сидел на стуле, в то время как она делала наброски новых нарядов. Хайди читала книгу на диване, но Гарри подозревал, что она гораздо больше внимания уделяет разговору, чем кажется — она не переворачивала страницу уже по крайней мере десять минут! — Со мной что-то не так? — переспросил Гарри. — Я… что? Почему со мной? Это же не я веду себя странно! — Как ты относишься к Трулсу? — спросила Филиппа. — Что ты чувствуешь в глубине своего сердца? — Он мой лучший друг, — ответил Гарри, начиная приходить во всё большее замешательство. — А что я должен чувствовать к нему? — Допустим, — начала Филиппа, — если бы я сказала тебе, что Трулс чувствует… влечение к тебе. Что он… хочет дать тебе совершенно новый опыт и показать тебе, э-э, что-то очень… новое? Ну, новое для вас двоих, но не для всего человечества. Люди делали это с тех пор, как обнаружили отверстия в своих телах… в которые могут поместиться… всякие штуки… Например, какие-нибудь палочки. — О чем, чёрт возьми, ты говоришь?.. — спросил Гарри и увидел, как Хайди дрожит, прижимая книгу к лицу. Она что, плакала? Но Гарри не слышал всхлипов. — Трулс хочет показать тебе… что-то грандиозное, Гарри. И, и, и… подарить тебе яркие впечатления. — Он что, хочет позвать меня на карнавал? — О, это будет тот ещё фестиваль красок*, — сказала Хайди странно приглушённым голосом. Гарри взглянул на неё и увидел, что она положила книгу и теперь зажимала лицо подушкой, всё ещё дрожа. С ней всё в порядке? — Гарри, — начала Филиппа. — С тобой уже говорили об этом? — О чём? — О сексе. — О, — Гарри покраснел и закашлялся. — Да. В некотором роде. Сириус несколько лет назад пытался что-то объяснить, используя пончик и леденец на палочке. Получилось у него не очень, но Гарри уловил суть. Кроме того, он не был совсем невежественным в этом вопросе — в конце концов, он читал и такие книги, в которых были довольно откровенные сцены. Для себя он решил, что секс был грязным делом и слишком утомлял. — А ты знаешь о половом созревании? — Да. — А про ориентации? — Да… — Ну вот! — воскликнула Филиппа, чувствуя огромное облегчение от того, что её задача выполнена. Гарри по-совиному моргнул, потом склонил голову набок и нахмурился. Он подумал, не попросить ли ещё каких-нибудь разъяснений, но побоялся, что подруга только сильнее запутает его. — Я ничего не понял. — Гарри… — Ну и ладно, — поспешно добавил он. — Некоторые вещи так и остаются для нас тайнами. — Бедный Трулс, — вздохнула Хайди. — Я думаю, нам нужно отговорить его от этого безумия. Ради его же блага. — Пожалуй, я пойду, — сказал Гарри, вставая. — Мне нужно закончить домашнюю работу. Спасибо тебе, Филиппа. И тебе тоже, Хайди, — затем он вышел из квартиры Пеппино и направился к своей. Спрашивать подругу было явно плохой идеей, но с кем ещё он мог поговорить? Должен ли он просто спросить Трулса? Или, может, лучше всего было бы… никак не реагировать? Неужели Трулс ожидал от него какой-то реакции? Гарри вошёл в свою квартиру и с удивлением заметил сову матери за окном, ожидавшую, когда её впустят. Гарри поспешил открыть окно птице и с любопытством взял в руки письмо. Но почему мама написала? Он скоро вернётся домой, так зачем ей… о боже. Мой дорогой Гарри, Как ты уже знаешь, я была ужасно занята на работе в последнее время. Твоего папу тоже загрузили так, что ему пришлось уговорить лагерь оборотней забрать на время мистера Люпина. И похоже, это надолго. Сынок, мне очень жаль, но твои рождественские каникулы тебе придётся провести с Гилдероем в Хогвартсе. Он позаботится о тебе в наше отсутствие. Мы отправим тебе подарки, и я обещаю, они тебе точно понравятся. Никогда не забывай, что мы любим тебя, Гарри. Ты самый важный человек в нашей с твоим папой жизни. Мама