***
Больше всего Сириус ненавидел этого оборотня за то, что тот выглядел таким… безобидным. Он был спокоен, совсем мало ел, не сыпал оскорблениями и угрозами, даже не рычал. И что самое возмутительное: он постоянно говорил, что предпочитает овощи, а не сырое мясо. Это просто… это… это не могло быть правдой, потому что Люпин был оборотнем, а какой оборотень не любит мясо? И сверх всего этого, оборотень продолжал бросать на него эти раздражённые, но в то же время явно весёлые взгляды, как будто находил его забавным! Иногда Сириус задавался вопросом, во что, чёрт возьми, он вообще ввязался. Кикимер переоборудовал подвал, и теперь он был больше похож на тюремную камеру. И хотя Сириус дал Люпину разрешение свободно перемещаться по дому — при условии, что он не станет заходить в определенные комнаты, — волк редко выходил из своей клетки. Иногда в библиотеку и ванную, но в основном… он просто сидел на кровати и читал. Приходил на кухню только тогда, когда звали. В любом случае, Сириус большую часть времени проводил во Франции, перемещаясь из неё в Англию и обратно по каминной сети. Однако миссия в конце концов была завершена, и Сириус снова осел на Родине, ожидая следующего задания. — Ты ведь знаешь, что обязан всем этим Гарри, — сказал как-то Сириус, глядя, как Люпин пьёт кофе. — Если бы не он, я бы просто оставил тебя там. — Но и в тебе должно быть что-то хорошее, — спокойно ответил Люпин, не опуская кружку. — Спасибо. Хотя я обязательно и со всей искренностью поблагодарю Гарри. — Я тебя не понимаю, — фыркнул Сириус. — Каково это — быть оборотнем? Ты, наверное, мечтаешь разорвать людей на куски и сожрать их сырую плоть? — Не говори глупостей, — ответил оборотень. — Тогда каково это? — Больно, — произнеся одно лишь слово, Люпин замолчал. Его золотистые глаза смотрели куда-то перед собой, и Сириус задался вопросом, о чем это существо могло сейчас думать. — Ну, уж точно не больнее Круциатуса, — небрежно сказал Сириус, но затем внутренне сжался, когда Люпин бросил на него взгляд. Даже не яростный и не обиженный, но под ним Сириус почувствовал себя полным идиотом. Как будто он сказал какую-то откровенную глупость. — Полнолуние уже совсем скоро, — поспешил продолжить Сириус, стараясь придать себе обратно высокомерия, несмотря на то, насколько взволнованным он себя чувствовал. — Разумеется, ты будешь заперт в подвале. — Конечно. — Ты… тебя нужно кормить, когда ты, э-э, под… — Нет, — резко ответил Ремус. Под чем? Блэк вообще в курсе, что такое ликантропия? Что это не какая-то зависимость? — Мне ничего не нужно. — Ну да, логично, раз ты уже так долго протянул без этого, — согласился Сириус, — Просто, понимаешь, я не хочу, чтобы ты решил, что в этом доме тебе хуже, чем там, где ты был раньше. Я приберегу тебя для Гарри. Будет не очень здорово, если ты решишь… смыться. «Какого ответа он от меня ждёт?» — Скажи мне только одно, — продолжал Сириус. — У тебя бывают… какие-нибудь порывы кусать людей, — например, Гарри — которые находятся рядом? — Не чаще, чем у тебя, — устало ответил Ремус. — Но Грейбек известен тем, что часто кусает людей, особенно детей. Вы оба оборотни. И ты утверждаешь, что у тебя нет таких же естественных побуждений, как у твоего родича? — При всем моем уважении… Эван Розье известен тем, что пытает и насилует детей. Вы оба люди. Даже родственники. Значит, ты тоже пытаешь и насилуешь детей? — Эй… — гневно зашипел Сириус, но его перебили. — Действия Грейбека, — резко продолжал Ремус, — не более естественны, чем действия Розье. Сириус несколько секунд молча и разъярённо смотрел на оборотня, потом повернулся и вышел из комнаты. Люпин заставлял его думать, а Сириус ещё не был готов думать о некоторых вещах. Они оба гадали, что скажет обо всей этой ситуации Гарри.***
Прошла почти неделя с тех пор, как Гарри пообещал Филиппе узнать о смерти Лоренцо, и Поттер всё больше расстраивался, что ему никак не удавалось попасть на вокзал. Был уже субботний вечер, а результатов совсем нет. Иногда у него возникало странное ощущение аппарации, но когда он открывал глаза, то всё равно видел стены своей квартиры. Что он делает не так? Гарри сосредоточился изо всех сил, но было ли этого достаточно? Может, ему стоит… ещё и помедитировать? Гарри закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Он был голоден, раздражён и вымотан. Нельзя было облажаться — он обещал поговорить с Лоренцо. И Филиппа ему поверила. Что она скажет, если он не сможет сделать то, что пообещал? «Может, мне надо просто опять споткнуться на лестнице и стукнуться головой? — подумал Гарри, не имея ни малейшего намерения приводить эту идею в исполнение. Его глаза всё ещё были закрыты, и он пытался вспомнить всё, что мог, о вокзале. Цвета, запахи. Скамейку, на которой он сидел… прохладу… шум. После нескольких дней, проведённых в тщательных размышлениях о вокзале и о том, как туда добраться, Гарри понял довольно любопытную вещь. В большинстве предыдущих случаев — во всех, кроме одного, — когда Гарри оказывался на вокзале, это было из-за какой-нибудь случайности. И когда он возвращался, кто-нибудь, кто находился рядом, говорил, что Гарри был без сознания. И не было никаких побочных эффектов, кроме тех, которые, собственно, и вырубали Поттера. В тот единственный раз, когда Гарри удалось намеренно попасть на вокзал, многое отличалось. Конечно, он пробыл там лишь мгновение, но Гарри отчетливо помнил, что почувствовал, когда держал маму за руку. Её рука словно исчезла из его хватки. Что это значит? «Всё это так запутано», — подумал Гарри. Мерлин, как он хотел отправиться на вокзал, и прямо сейчас. Он хотел поговорить с Альбусом, поговорить о мире, о том, что в нём происходит. Гарри хотел посмотреть, был ли там Лоренцо, чтобы сдержать обещание, данное Филиппе, хотел… И вдруг его накрыло ошеломляющее ощущение рывка, и Гарри увидел вокзал. Он наконец попал туда, и даже мельком успел увидеть, как Альбус развернулся и удивленно посмотрел на него, но Поттера тут же утянуло обратно в свою квартиру. — Что? — неверяще прохрипел он. — Что? Он постарался воссоздать это ощущение рывка и вдруг снова оказался на вокзале. И теперь всё было по-другому. Альбус что-то говорил ему, но шум был слишком громким, чтобы Гарри мог услышать старика. Было трудно дышать, словно воздух был каким-то зернистым. Что-то потянуло за тело мальчика, пытаясь вернуть его в реальный мир. Как резиновая лента рогатки, что-то хотело выплюнуть его в своё родное измерение, и Гарри чувствовал, что его вот-вот и правда выкинет. А вокруг были люди, так много людей. Старики и молодые мужчины и женщины со всего мира… Гарри даже видел несколько домашних животных. Неужели они… неужели они все мертвы? Серьёзно? Ужасающая реальность едва успела осесть в сознании Гарри, когда он снова оказался в своей квартире, на высоте нескольких футах над диваном, на котором сидел до этого. С громким визгом мальчик упал на него, чувствуя лёгкое головокружение и тошноту. В голове роилось множество беспорядочных мыслей, к груди подступала паника. Гарри едва ли не с облегчением понял, что всё вокруг внезапно потемнело, и потерял сознание.***
Гилдерой Локхарт был обеспокоен. — Всё даже хуже, чем когда Ив Сен-Лоран меня отверг, — прошептал Гилди, сжимая в руках письмо от Пеппиты Пеппино. Было ясное, холодное утро, и Локхарт открыл окна своей комнаты, чтобы впустить свежий воздух. На нём был только бледно-желтый шелковый халат с оранжевыми перьями. Занятый письмом, мужчина даже не замечал просочившегося в помещение мороза. Пеппита писала: «Готовься к войне, мой друг, ибо именно она ждёт тебя в будущем. И я говорю не о каких-то петушиных боях, вроде той твоей потасовки с немецкой девчулей, у которой ноги были красивей твоих. Я говорю о настоящей войне, с армиями, кровью и смертью». — Этого не может быть, — захныкал Гилди. — Только не со мной! — конечно, он знал о мятежниках, слышал и читал новости о некоторых сражениях, но теперь это всё звучало так серьёзно, что и для него вырастал риск попасть на поле боя в какой-нибудь глуши, где нет ни одного модного дома. Или, что еще хуже — мятежники могут перенести сражение прямо сюда, в Англию. Может быть, даже под двери самого Хогвартса! «Вы, англичане-ботаники и аристократы, и особенно такие, как ты, даже понятия не имеете, как выжить в дикой буре сражения. Я знаю, как ты хорош в дуэлях, мой дорогой, но я также знаю, что ты предпочёл бы не делать ничего, от чего может пострадать твоё прекрасное личико. Если ты действительно хочешь избежать участия в предстоящей войне, то тебе придётся оставить Англию. Поезжай в Японию или Китай. Или Марокко, или Канаду. Но не останавливайся в Англии и Европе. Эта война… у меня плохое предчувствие». — Ну, я не могу бросить свою Родину, — пробормотал Гилди, складывая письмо и убирая его обратно в конверт. — Это было бы просто предательством. Мужчина вздохнул, чувствуя себя подавленным и усталым. Он ненавидел любые драки, хотя и сам пацифистом не был. Ведь всё-таки его книги были основаны на реальных событиях. Ну, в основном. По крайней мере, на чужих реальных событиях. Но в самом деле, если в Англии разразится война, что он будет делать? От него ждут полной боевой готовности. Может быть, ему стоит пройти курс целительства и предложить свою помощь в госпиталях? А что, если он спасёт жизнь красивому тяжело раненому полковнику и наконец получит свою историю любви, о которой так мечтал? Он будет… он наконец-то окунётся в дни Скарлетт О’Хара, только уж без разбитых сердец, вдовства и прочих невзгод. Ладно, может, не стоит называть эту мечту днями Скарлетт О’Хара. Может, назвать их… днями Элизабет Беннет. Да, так было бы лучше. Гилди определённо предпочёл бы жить жизнью Элизабет, нежели жизнью Скарлетт. — Привет, мой друг, — сказала Трелони, неторопливо входя в комнату и вытирая с ноздрей какой-то белый порошок, прервав своим появлением размышления Гилди о любви и жизни. — Я к тебе с подарочком. — Сивилла, — приветствовал Гилди с лёгкой улыбкой и тут же чуть не разинул рот, заметив мужчину, который вошёл следом за ней. — Я должен обсудить с вами план занятий на следующий семестр, — сухо объяснился Крауч. Гилди несколько мгновений смотрел на красивое лицо Пожирателя, прежде чем мрачно отвернуться. Даже вид его возлюбленного не заставил его почувствовать себя лучше. Надвигалась война! Сейчас не было никакого желания кого-то соблазнять. Вместо этого он хотел, чтобы его самого соблазнили, черт побери. Хотелось баловства, огня, пронзительных и острых чувств, в конце-концов. — Гилди, — осторожно спросила Трелони, — что случилось? — Может быть… — начал Крауч. — Хотя я знаю, в чём дело, — перебила его Трелони, прежде чем снова повернуться к Гилди, — Эй. Смотри. Он здесь. Он, конечно, одет, но это вряд ли надолго. — Я получил ужасные вести, — печально вздохнул Локхарт. — И я сейчас не в настроении… возиться с кем-то, кто меня не хочет. — О Гримм, — выругалась Трелони, совершенно потрясённая. — Ну, тогда… — начал Крауч, делая шаг назад, радуясь чудесной возможности сбежать. Подавать голос в такой момент было неправильным шагом, но понял это мужчина лишь после того, как Трелони повернулась к нему, яростно сверкая глазами за кривыми стёклами очков. — Что ты с ним сделал! — закричала профессор прорицаний, бросаясь к Краучу с протянутыми руками. Её ногти напоминали опасную пару когтей, а одуванчик вьющихся волос и десятки разноцветных шарфиков и платков, обёрнутых вокруг тощего тела, делали ее похожей на экзотическую хищную птицу. — Мне придётся привести одно смертельное пророчество в исполнение, если ты немедленно всё не исправишь! Гилди снова грустно улыбнулся и пожалел, что в комнате не было белых роз и, может быть, мёртвого голубя, чтобы выглядеть на их фоне ещё более трагично и красиво.***
Гарри проснулся ещё до того, как открыл глаза, от осознания, что рядом кто-то есть. Он почувствовал запах духов Филиппы. — Как ты сюда попала? — спросил Гарри, всё ещё не открывая глаз. — Ты всю ночь проспал на диване? — спросила Филиппа в ответ и вздохнула. — Я вскрыла замок. Прости. Услышав это, Гарри открыл глаза и повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Сам он лежал на диване, а итальянка сидела на полу рядом с ним. — Как? Сколько времени? — Сейчас полшестого утра. И… и я сначала пробовала постучать, но потом применила заклинание. Эффринго. Оно работает эффективнее Алохоморы с такими замками. — Не то чтобы я не хотел тебя видеть, но почему ты пришла? — спросил Гарри, садясь. Странное чувство пульсировало внутри него, как будто его кровь… пела? Что за нелепость! Но он чувствовал слабость во всем теле и… у него было необъяснимое желание быть где-то в другом месте. Где-нибудь… может быть, на вокзале? — Я не могла заснуть, — призналась Филиппа, и только сейчас Гарри заметил, что на ней была ночнушка. — Я… я думала, что если приду сюда, то смогу. Почему ты спал на диване? Я сначала даже не заметила тебя, когда вошла. Только когда я не нашла тебя в твоей постели и осмотрелась ещё раз, я заметила тебя. Как-то глупо получилось, ведь здесь не так уж темно. — Помнишь, я говорил тебе, что могу узнать, что случилось с Лоренцо? — прошептал Гарри и немного отодвинулся в сторону, освобождая Филиппе место рядом с собой. — Так вот, у меня получилось. Почти. Я там был, но пока не смог его найти. Так что надо будет подождать ещё несколько дней, прежде чем я смогу рассказать тебе, что с ним произошло. — Да ничего, — тихо сказала Филиппа, беря Гарри за руку. — Я… думаю, я уже не хочу это знать. — Что? — удивлённо спросил Гарри. — Но… — Я боюсь, — призналась девочка. — Я знаю, что это просто слабость, Гарри, но я… я не хочу знать. Я ещё не готова. Возможно, когда-нибудь в будущем, когда всё это станет далёким воспоминанием. Но сейчас я просто не могу… что, если он умер после нескольких часов мучительной боли? Я не хочу знать, Гарри. — Хорошо, — успокаивающе ответил тот. — Всё в порядке, Филиппа. Тебе нечего стыдиться. — Но можно мне спросить, как ты это сделал? — прошептала она. — Клянусь, я никому больше не скажу. Я помню, что ты велел мне не спрашивать, так что ты не обязан отвечать. И, если ты скажешь мне не спрашивать снова, я не буду… — Иногда, — тихо ответил Гарри, крепче сжимая руки Филиппы, — иногда я могу перемещаться туда, куда уходят мёртвые, — чего только ни ожидала девочка, но, судя по выражению её лица, уж точно не этого. — Не знаю почему, — продолжал Гарри. — Я даже не знаю, как у меня это выходит. Но я просто появляюсь там и вижу… тех, кто недавно умер. Правда, не знаю, насколько недавно. Филиппа… их так много. — Много кого? — задохнувшись, спросила Пеппино, теснее прижимаясь к другу. — Людей, погибших совсем недавно, — сказал Гарри. — Эта война, которая убила Лоренцо… на ней умирают тысячи людей. Даже сейчас, когда мы сидим здесь… — Её нужно остановить. — Да. Но как? Бои ведут две стороны, и ни одна из них не будет нас даже слушать. — Если исчезнет причина этой войны, то люди ведь перестанут сражаться? — спросила Филиппа. Гарри пожал плечами. — Этого нельзя сказать наверняка. По правде говоря, он не думал, что это возможно. Уж точно не в ближайшие нескольких лет. Всё-таки развязать войну легче, чем её закончить. Даже если битвы официально прекратятся, даже если лидеры обеих сторон объявят окончание открытого противостояния, люди всё равно будут помнить. И начнётся череда мести и расплаты. Смогут ли все когда-нибудь мирно сосуществовать? Возможно ли это вообще? — Якоб всё ещё в больничном крыле, — сказала Филиппа после нескольких минут молчания. — Я… мне интересно, что с ним происходит на самом деле. Думаешь, это серьёзно? — Вероятно, да, — честно признался Гарри. — Если не брать во внимание то, что он попал в больничное крыло, в последнее время он выглядел очень… бледным и худым. Точнее, он стал ещё бледнее и худее, чем раньше. И он очень быстро устаёт. Он старается не показывать этого, но в следующий раз, когда будешь куда-нибудь идти с ним, особенно вверх по лестнице, прислушайся к его дыханию. — Интересно, чем бы я сейчас занималась, если бы поступила в Шармбатон, как планировала моя семья, — фыркнула Филиппа. — Почему жизнь такая… сложная? — Я тоже иногда об этом думаю, — признался Гарри. — О том, что было бы, поступи я в Хогвартс… но если бы так сложилось, я бы не встретил ни тебя, ни Трулса, ни Бьёрна, ни всех остальных. — Да уж, — вздохнула Филиппа, вставая. — Пожалуй, мне лучше вернуться в свою квартиру. Я очень не хочу, чтобы Трулс меня тут поймал. Не хватало, чтобы он подумал, что я пытаюсь что-то сделать с тобой. — Всё не так уж плохо. — Пока нет. Гарри улыбнулся и покачал головой в ответ на слова Филиппы. Девочка хитро подмигнула и выскользнула из его квартиры, и Гарри услышал, как она починила замок. Улыбка на его лице растаяла, когда он снова вспомнил вокзал. И всех тех людей. Надо как-то поговорить с Томом. Пусть он поймёт, что жертв слишком много. И, может, поговорит об этом с Тёмным Лордом.***
Неделю спустя Якоб всё так же лежал в больничном крыле. Большинство его одноклассников решили всё-таки следовать их плану и помогали ему с учёбой. В это воскресенье была очередь Трулса, и, поскольку Филиппа и остальные девочки собиралась посвятить выходной дизайнерству, Гарри рассчитывал провести большую часть дня в одиночестве. Поэтому он слегка удивился, когда в дверь его квартиры позвонили. — Привет, — сказал Гарри Бьёрну, который нервно улыбнулся и проскользнул мимо Гарри в квартиру. — Привет, — сказал рыжий мальчик, усаживаясь на диван. Поттер закрыл входную дверь и сел рядом с другом. — Ты что-то хотел? — спросил Гарри, и Бьёрн слегка покраснел. — Перейду сразу к делу, — начал мальчик. — Я пришёл насчёт того, о чём мы говорили неделю назад, помнишь? Про поцелуи. — Да, — сказал Гарри. — Я уже подумал, что ты забыл. Или передумал. — Ну, я же не мог просто заговорить об этом, учитывая, что Трулс от тебя не отлипает! Кстати, мы не должны ему об этом говорить. Мне моя жизнь ещё как дорога. — Ладно, ладно. Но… получается, ты хочешь?.. — Да, — смущённо ответил Бьёрн. — Если тебе сейчас больше нечем заняться… — Я думаю, мы могли бы попробовать, — сказал Гарри, внезапно почувствовав себя очень неуверенно. Мальчики некоторое время смотрели друг на друга, собираясь с духом, а потом Бьёрн глубоко вздохнул и придвинулся ближе. После нескольких секунд молчания Бьёрн поднял руки, касаясь лица Гарри, и, наконец, наклонился, чтобы поцеловать его. Получилось всего лишь лёгкое касание губами. Честно говоря, Гарри едва ли чувствовал его, и даже удивился, почему тема поцелуев всегда вызывала такой ажиотаж. «Это нетрудно, — подумал Гарри. — Это не неприятно, но и не особенно интересно». Следующие десять минут прошли в этих едва ощутимых поцелуях, а потом Бьёрн медленно и нерешительно помог Гарри лечь на спину, а сам устроился сверху и задумался, что делать дальше. Никто больше не чувствовал неловкости, хотя тихое смущение никуда не делось. Однако ни один из них не предложил отступить. — Мы должны открыть рты в следующий раз, — сказал вместо этого Бьёрн. — По-моему, это называется французским поцелуем. Только я не знаю, при чём тут французы. — Но я не хочу, чтобы твои слюни попали мне в рот, — сказал Гарри. — Без обид. Что ты ел на обед? — Я выпил чаю перед тем, как прийти к тебе, — сказал Бьёрн, снова наклоняясь ближе. — Когда почувствуешь, что я открыл рот, делай то же самое. Потом надо будет шевелить языками. — Ты хоть сам понимаешь, как глупо это звучит? — Послушай, я тоже не разбираюсь в этом. Мы будем импровизировать. Сказав это, Бьёрн снова наклонился и поцеловал Гарри с гораздо большей решимостью, чем Поттер от него ожидал. Вскоре Бьёрн осторожно открыл рот и, почувствовав, что Гарри делает то же самое, прикоснулся кончиком языка к его языку. Затем он отстранился. — Твой язык как дохлая рыба, — сказал Бьёрн. — Подвигай им немного. — Ладно, — вздохнул Гарри. — Давай ещё раз. На этот раз их поцелуй получился гораздо лучше. Кончики их языков даже соприкоснулись как-то правильнее, что показалось Гарри чертовски странным. И хотя ни один из мальчиков не почувствовал никакого огонька, они оба сошлись на том, что в принципе это было неплохо. — Продолжим на следующей неделе, — решил Бьёрн. — Если хочешь. — Конечно, — ответил Гарри. — Хотя я не понимаю, как кто-то может прямо балдеть от этого. Ты уверен, что мы всё делаем правильно? — Не-а. Но я думаю, это потому, что нас с тобой не тянет друг к другу, — сказал Бьёрн. — Вот если бы на моём месте был Трулс… — Прекрати, — перебил его Гарри. — Серьёзно, почему все так говорят о нём? Я ему нравлюсь, знаю, не настолько же. — Не знаю, — ответил Бьёрн. — Но он ведь капец как одержим тобой, если честно. Может быть, это из-за долга жизни. — Что? — Гарри нахмурился. — При чём тут это? — Ну, я тоже не совсем понимаю, как это работает, — начал Бьёрн. — Но, насколько мне известно, чем дольше долг жизни остается невыполненным, тем серьёзнее становятся его последствия. Кажется, была какая-то теория об эффекте, усиливающем наиболее явное чувство должника. — Отлично, — простонал Гарри. — Ещё одна тема для исследования. — На твоём месте я бы не стал слишком волновался об этом, — небрежно сказал Бьёрн. — У этой теории очень слабые обоснования. Я уверен, что её легко опровергнуть. — Правда? — с надеждой спросил Гарри. Бьёрн кивнул. — Доверься мне и забудь об этом. Я знаю, о чем говорю.***
Джеймса рвало. Он стоял и блевал, прислонившись к дереву. Чьи-то мозги, он не был уверен, чьи именно, вышибли взрывным заклятием из башки рядом стоящего Пожирателя Смерти прямо на плащ Поттеру. — У тебя нет на это времени, — небрежно сказал Петтигрю, подходя к Джеймсу и становясь рядом с ним. — Подумаешь. — Пошёл ты, — выплюнул Джеймс и наложил очищающие чары на лицо и рот, а затем ещё пару раз на одежду. Затем он снова повернулся к полю битвы, крепко сжимая палочку и готовый к атаке. — И скольких ты собираешься убить? — спросил Петтигрю, следуя за Джеймсом по пятам. — Этих… врагов? — Столько, сколько смогу, — проворчал Джеймс, резко бросая проклятие в ближайшего мятежника. — Может быть, ты убьёшь… обычных отцов, как ты сам. Или сыновей, как твой Гарри, — сказал Петтигрю, и Джеймс едва удержался, чтобы не полоснуть ему по горлу Режущим. — Ты никогда не задумывался, почему на своём жизненном пути мы встречаем тех людей, которых встречаем, а не каких-то других? Или почему становимся… — Суппланто, — Джеймс даже не повернулся, чтобы посмотреть, как Петтигрю подкосил сглаз подножки, и сосредоточился на том, чтобы задеть как можно больше мятежников гораздо более опасными проклятиями. Сейчас надо было сражаться, а не думать. Он не стратег, он солдат. У него не было такого же высокого звания, как у Сириуса. Он не имел возможности выполнять секретные миссии вместо того, чтобы сражаться в таких диких битвах. Он не был целителем, как Лили, чтобы работать в больнице, спасая жизни, а не отнимая их. Он не был простым учеником, как Гарри, который мог остаться в школе и даже не думать о войне. Он должен был лишь выполнять приказы, а не решать, что правильно, а что нет. — Сглаз подножки? Да ладно? — чуть ли не весело сказал Петтигрю, вскакивая на ноги и с удивительной лёгкостью и скоростью посылая врагу несколько быстрых проклятий. — Ты не изменился. — Я никогда раньше не использовал его на тебе, — прошипел Джеймс, уклоняясь от яркого и подозрительного заклятия. — И перестань вертеться вокруг меня! — Как грубо, — протянул Петтигрю, но в его голосе совсем не было обиды. — Ты меня расстраиваешь. Что, если я покончу с собой из-за тебя? По правде говоря, Джеймсу было наплевать. Конечно, он не хотел, чтобы из-за него кто-то наложил на себя руки, но ему было всё равно, умрёт Петтигрю или нет. — Почему ты пристаешь ко мне? — Я не могу тебе этого сказать. — Значит, у тебя всё-таки есть какая-то причина! — Всему есть причина, Джеймс, — сказал Петтигрю. — Просто ты слишком упрям, чтобы замечать это. Ты можешь видеть вещи только со своей собственной точки зрения. Лили ведь тоже такая, правда? Интересно, откуда же в твоём сыне есть это видение… — Какого хрена, — прорычал Джеймс, — ты говоришь о моей семье так, будто знаешь нас? Ни черта, Петтигрю. Ты ничего о нас не знаешь. Ты никогда не был знаком с нами и никогда не будешь. Затем Джеймс круто развернулся и побежал сражаться с мятежниками как можно дальше от Петтигрю. Питер со странным выражением на лице посмотрел вслед своему собеседнику и покачал головой. — Знаю то, чего не знаешь ты, Сохатый. То, чего не знаешь ты.***
Приближался конец марта, и Гарри уже дочитал большую часть книг, которые нашёл в маленькой потайной комнате. Он не мог не вспомнить слова Альбуса, когда старик призывал его… сделать что-нибудь. Он также не забыл, как Луна назвала его трусом. И как Филиппа, полусонная и, скорее всего, ничего не помнящая теперь, попросила его прекратить войну. Да разве он сможет? Чего они все от него ждут? Неужели эти люди — живые и мёртвые — действительно думают, что Гарри может что-то сделать, чтобы изменить мир? Одной этой идеи было достаточно, чтобы провалиться в тоску и почувствовать себя маленьким и ничтожным. Он ведь просто Гарри. Никто. Такие мысли преследовали его даже тогда, когда он был со своими одноклассниками, заставляя его время от времени отключаться от реальности. — Тебе нужно больше есть, — сказала Филиппа во время ужина, положив несколько картофелин Гарри на тарелку. — Хочешь салата? — Неужели ты ещё не отошёл от смерти Лоренцо? — с долей насмешки спросил Николай. — Или, может быть, от всех смертей, о которых ты прочитал в газетах? Поттер, жизнь несправедлива. Возьми себя в руки в конце-концов. — Ты думаешь, что ты такой всезнающий, — холодно ответил Гарри к большому удивлению остальных, которые не ожидали, что он заговорит. Поттер был не из драчунов или спорщиков. И всё же… на этот раз Николай, похоже, умудрился выискать слова, чтобы задеть обычно тихого и спокойного мальчика. — Ты думаешь, что ты такой хладнокровный и непрошибаемый. Когда на твоих глазах случается что-то неправильное и ужасное, ты просто смеёшься и показываешь своё презрение ко всему происходящему, и всё, что ты можешь сказать, — это то, что жизнь несправедлива. — Эй… — резко встряла Хайди, но Гарри продолжил, не удостоив её даже взглядом. Он не позволил своей ярости перелиться через край, но остальные её ясно почувствовали. Они внутренне похолодели, и только Трулс, казалось, даже бровью не повёл. — Ты думаешь, что пропустил через себя весь мрак этого мира. Ты считаешь себя… разочарованным в жизни и от этого мудрым. Ты, Николай, яркий пример недалёкого человека, глухого ко всему происходящему. Впрочем, я не удивлен. Ведь, пускай ты и считаешь, что многое испытал, на самом деле ты жил весьма сыто и безбедно. Если бы это был кто-то другой, я бы сказал, что он никогда по-настоящему не поймёт, насколько ужасна несправедливость, пока не увидит собственными глазами никому не нужную казнь невинного человека. Пока не прочувствуют всю гнетущую тяжесть, наблюдая каждую секунду этого события. Когда ты знаешь, что происходящее в корне неправильно, но понимаешь, что тебя убьют, стоит только сказать что-то против. Но ты… Гарри едва почувствовал руку Филиппы на своей руке, продолжая свою речь. — Ты вообще когда-нибудь считал себя по-настоящему живым? Ты чувствуешь себя пустым, и единственное, что приносит тебе удовольствие, — это боль, восхищение и страх окружающих. Наслаждаться чем-то несправедливым можно либо будучи невежественным, либо жестоким. Хайди и Клеменс просто не понимают. А ты и не понимаешь, и безжалостен по натуре. Но это только вопрос времени, когда оправдать твою слепоту можно будет лишь жестокостью. — Что за ужасные вещи ты говоришь! — гневно воскликнула Хайди. — Это правда, — отрезала Филиппа. — Ребята, успокойтесь, — дрожащим голосом попросил Якоб. — Давай не будем ссориться, пожалуйста. — Ты, кажется, думаешь, что хорошо меня знаешь, — наконец сказал Николай, не отрывая взгляда от Гарри. — Да, — ответил Поттер. И он не врал. Все незаметные жесты, каждое слово, все мелочи, о которых говорил Николай… Гарри и не подозревал, что в его мозгу хранилась вся эта информация, но теперь всё всплыло в памяти, и наконец сложилась единая картинка. Возможно, он недооценивал Николая… а может и нет… в любом случае, Гарри не собирался мириться с насмешками, когда у него и так было, о чём подумать. — До конца учебы всего ничего, — поспешил сменить тему Бьёрн. — У кого-нибудь уже есть планы на лето? — Как насчёт съездить куда-нибудь, Гарри? — оживлённо спросил Трулс, и Поттер припомнил, что собирался пойти с другом на поиски своих маггловских родственников по линии матери. Мысль о предстоящем приключении, не связанном с войной или политикой, заставила Гарри слегка улыбнуться. — Если не возникнет ничего срочного и важного, то почему бы и нет? — ответил он. — Было бы здорово. — Я проведу лето в разъездах по Милану, Лондону и Парижу, — призналась Филиппа. — Недели моды, понимаете ли. — Можно мне с тобой? — спросила Петронелла. — У меня нет никаких особых планов, и мне кажется, это будет интересно. — Конечно, — ответила Филиппа с лёгкой улыбкой. «В такие моменты, — подумал Гарри, — когда мы говорим о будущем и наших планах… мы больше всего чувствуем отсутствие Лоренцо. Интересно, что бы он хотел сделать…»***
Сириус откровенно скучал. Была середина мая, и хотя обычно Сириус наслаждался летними деньками — любуясь милыми мисс в коротких юбках — в этом году он застрял дома. Тёмный Лорд поручил ему один довольно скучный и масштабный проект. У Блэка будет год на подготовку: придумать испытания, выбрать участников, назначить приз, определить место проведения и куча прочих деталей. «Я могу и отложить это до завтра, — решил Сириус, бросая папку на стол. — Интересно, чем сейчас занят оборотень? Наверное, читает. Как можно так много читать? Это ненормально. Может, он что-то задумал?» К огромному разочарованию Сириуса… ну, не такому уж огромному… Люпин был вполне себе доволен жизнью и не замышлял ничего дурного. Сириус снова и снова пытался подкрасться к оборотню и поймать его на чём-то, что раскрыло бы его звериную сущность, но… пока что ему это не удавалось. Под маскирующими чарами Сириус перебегал из одного тёмного угла собственного дома в другой, стараясь остаться незамеченным, и в итоге раз за разом обнаруживал Люпина… за книгами! Книгами! Причём не такими, типа «Вы в плену, что делать дальше?» Смерта Кровескала или «Как сбежать из дома, где вы только что совершили убийство» Нейза Вестного, нет. Люпин читал книги о бытовых чарах, маггловской истории и появлении волшебных традиций! Сириус прищурился и, наложив на себя несколько скрывающих чар, снова помчался туда, где Люпин, без сомнения, читал. Ремус так привык к тому, что Сириус Блэк беспорядочно метался по комнатам, что даже не потрудился оторвать взгляд от «Философских теорий трансфигурации» Мариуса Макгонагалла, когда хозяин дома снова появился. Однако Люпин поинтересовался, чем же так занят Блэк. — Не твое дело, — буркнул тот, поднимаясь с пола, не сводя с оборотня ледяных голубых глаз. — О Мерлин, ты что, ходячая энциклопедия? Библиотека в теле че… оборотня? Остались ли вообще книги, которые ты ещё не читал? — Да, мне предстоит ознакомиться ещё со многими произведениями. — Зачем? — Я люблю читать. — Как тебе это может нравиться! — Это познавательно. — Да как что-то познавательное может быть интересным! — взревел Сириус. — Я не позволю Гарри даже близко подойти к тебе! Ты превратишь его в книжного червя! Ещё более запущенного, но сейчас Гарри, по крайней мере, читает сказки. Пятнадцать минут в твоей компании — и он зачитается учебником зельеварения, я это уже вижу! — Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие от учёбы. — Ещё как есть. Это… это болезнь! Точно! Это с головой должно быть не в порядке! — … Золотые глаза Люпина почти мерцали от сдерживаемого веселья, пока он наблюдал, как темноволосый чистокровный волшебник разглагольствовал, делясь донельзя странными теориями о книжных сущностях и проклятиях. Самым забавным, по мнению Люпина, было то, что Блэк, скорее всего, говорил на полном серьёзе. — …а потом все будут говорить только о книгах, книгах, книгах. Люди начнут общаться одними лишь цитатами… «А ещё он очень любит преувеличивать», — подумал Люпин. — …и мне придётся читать и пересказывать «Войну и Мир», чтобы просто подцепить кого-нибудь, Цирцея, чтоб её… «И драматизировать. Интересно, скоро ли он перестанет?» — …и даже давать будут только за знание арифмантических формул…***
— Две недели до свободы! — верещал Клеменс, повиснув вниз головой на метле. Был тёплый солнечный четверг, и занятия уже закончились. Вместо того, чтобы пойти в Главный зал поесть, девять студентов собрали три корзины с едой и отправились на дальнее, обычно пустое поле для квиддича. Клеменс всех подначивал полетать. — Скорее бы уже, — улыбнулся Гарри, чувствуя себя счастливым от нетерпения. — Я соскучился по родителям. — Мы будем третьекурсниками! — Филиппа тоже искрилась радостью. — Мне исполнится тринадцать! — Кажется, время летит так быстро, — сказал Якоб, садясь на траву и устало опуская голову на плечо Петронеллы. — Второй год практически закончился. Сейчас будет третий. Потом четвертый. Затем пятый… — Когда мне стукнет пятнадцать, я устрою самую грандиозную модную вечеринку в Европе, — пообещала Филиппа. — И у меня будет дизайнерский дебют! Хайди, Нелла, будете моими моделями? — Конечно, — пообещала Хайди с улыбкой. — Обязательно, если не растолстею, — сказала Петронелла. — Это было бы так здорово. Я очень хочу посмотреть на твои идеи. — Мы с Миттой с удовольствием придём на вашу вечеринку, — отозвался Бьёрн. — Эрлинг до сих пор даже не знает о твоем существовании, — заметил Якоб. — Вероятность того, что вы будете вместе… — В этом году я заработал на ставках пятьсот галлеонов, — перебил Бьёрн. — Чем старше я становлюсь, тем больше у меня возможностей ставить по-крупному. Через несколько лет я так разживусь, что никто мне не откажет. — Ой, да ладно тебе, — сказала Филиппа, качая головой. — Не все женщины падки на деньги! — Верно, — спокойно согласился Бьёрн. — Но Митта как раз такая. Она прекрасна, у неё пустая голова и идеальное лицо, и она точно клюнет на золото. — И зная это, ты всё равно хочешь встречаться с ней? — удивлённо спросила Петронелла. — Я вот хочу выйти замуж по любви. — Я тоже, — согласилась Хайди, слегка покраснев. — Скорее бы влюбиться в кого-нибудь. «Интересно, а Том в отношениях?» — вдруг подумал Гарри. Какая женщина вообще подошла бы ему? Может быть, кто-то вроде Беллатрисы Лестрейндж? — А как насчёт тебя, Гарри? — спросила вдруг Филиппа с написанным на лице озорством. — Хочешь жениться по любви? — Прямо сейчас я даже представить себе не могу, что влюблюсь, — честно ответил Гарри. — Не могу представить девочку, которая мне бы так понравилась. — Ну, — протянул Бьёрн с ухмылкой. — Это не обязательно должна быть девочка. Гарри подавил тягу взглянуть на Трулса и сосредоточился на том, чтобы не покраснеть. В первом он преуспел, а вот во втором с треском провалился. — Заткнись, — незлобно сказал он, поднимаясь. — Кто-нибудь хочет половить снитч? Клеменс, у тебя он с собой?***
Было что-то очень странное в Питере Петтигрю. В любой другой раз Джеймсу было бы любопытно узнать, что именно… но не теперь. Он не хотел знать. Всё, чего он хотел, — чтобы Петтигрю исчез из его жизни. Впрочем, до возвращения домой оставалось всего три дня. У Гарри учёба закончится уже через два, и Лили тоже, скорее всего, сможет вернуться из Италии на лето. Даже сейчас Петтигрю внезапно оторвался от своей тарелки с супом и оскалился в уродливой улыбке. Его водянистые голубые глаза были полны веселья, когда он внезапно уставился на Джеймса. Поттер даже заподозрил, что Петтигрю каким-то образом услышал, что Джеймс думает о нём. Или он знал какую-то тайну Джеймса. В любом случае, это очень тревожило. «Но это невозможно, — подумал Поттер. — Интересно, человек ли он вообще?» Петтигрю выглядел как человек и определённо не был ни вампиром, ни оборотнем, ни вейлой. Он не вел себя и не выглядел как какое-то волшебное существо, и всё же… он был слишком жутким и нереальным, чтобы быть обычным человеком. Или Джеймс просто стал параноиком? Может, дело как раз в этом. Все эти военные походы, сражения и выслеживание повстанцев сказывались на нём. Гарри вот в этом плане повезло — он был в школе, наслаждался учебными буднями, лишёнными психологического напряжения. — Мистер Поттер, — произнёс знакомый голос, и Джеймс обернулся, увидев позади себя младшего капрала своей команды Джереми Джилса. — Да? — Не могли бы вы пройти со мной на несколько минут, — сказал Джилс, и Джеймс осторожно встал. — Что-то случилось, сэр? — спросил Джеймс. — Я… я ведь ничего не нарушил? — Нет, мистер Поттер, — ответил Джилс, когда они шли к палатке капрала Кэрроу. — Мы… получили кое-какие новости, которые касаются вас. — Что-то случилось? — повторил свой вопрос Джеймс, на этот раз с беспокойством и тревогой. — С моей женой и сыном всё в порядке? — спросил он, когда они вошли в палатку Кэрроу. — Мистер Поттер, — приветствовал капрал Эмикус Кэрроу, поднимая голову. — Садитесь, пожалуйста. У меня для вас… печальные новости. — Моя семья… с ними всё хорошо? — Мы уже послали сообщение вашему сыну в Дурмстранг, — начал Кэрроу. — Несколько мятежников напали на центральный магический госпиталь Рима… и я с огромным прискорбием должен сообщить вам, что ваша жена… была среди павших. — Что? — прошептал Джеймс. «Я этого не слышал. Я что-то не понимаю». — Вы сказали, что… — Я очень соболезную вашей утрате, — сказал Кэрроу. Его монотонный голос не выдавал никаких эмоций. — Моей утрате, — повторил Джеймс, оцепенев. Что происходит? Ведь Лили не… не могла. Лили нет. Его Лили больше нет. Нет. Нет, нет, нет. Нетнетнетнетнет. Этого не может быть. Не может быть. Это ошибка. Может быть, они приняли за Лили какую-нибудь другую рыжую женщину. Да, именно это и произошло. Лили не могла умереть. Она не могла просто… просто умереть. Тем временем, Гарри уже приготовил все вещи, которые собирался взять с собой на лето, когда в квартиру через открытое окно влетела сова с чёрным конвертом. Мистеру Гарри Поттеру: Я выражаю свои глубочайшие соболезнования в связи с гибелью вашей матери, целительницы Лили Амели Поттер, урождённой Эванс, которая погибла 27 июня 1993 года в результате вражеского нападения. Я искренне надеюсь, что знание того, что Лили Поттер была образцовым целителем и умерла, служа своему делу и своей стране, утешит вас в этот час великой скорби…