***
— Поттер будет в Дурмстранге, — сказал Том. — Ну, он ведь всё-таки там учится, — прошипела Нагайна, уставившись на ничего не подозревающую крысу, ползущую в нескольких футах от неё. — Если ты даже это забыл… — Естественно, я знаю, что он там учится, ты, флобберчервь-переросток, — усмехнулся Том. — Я имел в виду, что он останется там на зимние каникулы. Один и без защиты. — Хм, похоже, более подходящего времени для убийства и не найти. Сделай наконец уже из него настоящий труп. — Нет. Наверное, я могу пойти и… ну, поговорить с ним. О всяком. Всяких важных вещах. — Например? — спросила Нагайна без особого энтузиазма. — О еде? Еда — это очень важно. И если ты ещё не понял, то я пытаюсь тонко намекнуть, что я была бы признательна за что-то ещё, кроме мышей и кроликов. — Ладно, — сказал Том, — не то чтобы я хотел поговорить с ним о чём-то конкретном, но я всё же думаю, что должен пойти. У меня такое чувство, что я всё время хожу вокруг да около одного и того же… — Так и есть. И это самое одно и то же — этот мальчишка. Забудь о нём и сосредоточься на чём-нибудь другом. Чём-то более важном. Например, на моём ужине. — …Но и остановиться я тоже не могу. Я даже точно не знаю, почему, но… что-то мешает мне его просто игнорировать. Мои… инстинкты или что-то ещё. Нагайна разинула пасть, имитируя зевок. — Может быть, мне следует найти провидца, чтобы заглянуть в будущее мальчишки, — сказал Том и вздохнул. — Если бы я мог сосредоточиться на своей работе и не отвлекаться постоянно… — Иди на фронт, — предложила Нагайна. — Убей пару десятков человек. Вспомни, кто ты такой. «Кто я такой?» — подумал Том, откидываясь на спинку стула. Конечно, он лгал окружающим почти при каждом удобном случае, просто чтобы позабавиться недостатком у них интеллекта… но он никогда не лгал самому себе и ничего не отрицал. Он всё ещё не решил, что делать с Турниром Трёх Волшебников и стоит ли ему взломать механизм Кубка, чтобы тот выбрал Поттера. Хорошо, что военные фронты находились в надёжных и умелых руках компетентных генералов, потому что, как бы это ни было важно, Том сейчас был слишком рассеян, чтобы сосредоточиться на всех деталях. Может быть, ему действительно стоит отправиться на поле боя и запытать несколько десятков мятежников. Он не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что он потерял интерес к захвату мира, и попытался свергнуть его. Последнее, что Тому было нужно, — это кто-то третий, встрявший между его войсками и мятежниками. Том давным-давно понял, что нет ничего более опасного, чем решимость вкупе с самоуверенной глупостью. На самом деле он ненавидел глупость, и если бы не тот факт, что почти все вокруг были идиотами, Том сделал бы глупость преступлением, караемым смертью. — Ты говоришь, что можешь убить его, если захочешь, — внезапно прошипела Нагайна. — Я в этом сомневаюсь. — Не говори глупостей, — пренебрежительно ответил Том. Её слова, однако, эхом отдавались в его сознании, и он знал, что если не убедится в своей способности сам, то может потерять доверие к себе. Впрочем, он не слишком волновался. Он точно знал, что делать.***
— Если тебе что-нибудь понадобится, — в сотый раз повторял Трулс. — Что угодно, просто напиши мне, и я вернусь, — он обвил руки вокруг плеч Гарри, словно не желая отпускать его. Поттер нежно улыбнулся. — Со мной всё будет в порядке, — заверил он. — Но если тебе станет от этого легче, я обещаю, что свяжусь с тобой, если будет надо. — Ты опоздаешь на трансгрессию, если не поторопишься, — сказал Клеменс скучающим голосом. Взгляд Трулса был, мягко сказать, недовольным, но Клеменс смотрел прямо на него, казалось, совершенно равнодушно. Через несколько мгновений Трулс оторвался от Гарри и вздохнул. — Увидимся через пару недель, — сказал он и повернулся, чтобы уйти. — Я напишу, — крикнул ему вслед Поттер. Он почувствовал себя немного одиноко, особенно после того, как Трулс исчез вместе с портключом. Вскоре перед башней остались только Гарри и Клеменс. — Вы очень близки, — неожиданно сказал Клеменс. — Очень. Это очевидно для всех. — Он мой лучший друг, — объяснил Гарри. — Даже самые лучшие друзья не настолько близки. Если, конечно, они просто друзья. — Ну и что? Мы что, не можем быть исключением? — Я этого не говорил, — ответил Клеменс и повернулся, чтобы уйти. — Здесь холодно. Пойдём ко мне, я приготовлю что-нибудь тёплое. — Хорошо, — пробормотал Гарри и последовал за своим однокурсником внутрь. Он понимал — и ему не нравилось — что подразумевал Клеменс. Они с Трулсом и правда были близки. Очень. Но они не были… между ними ничего не было. Гарри не думал, что у него вообще хватит времени и сил на такого рода отношения с кем-либо, учитывая напряжённое учебное расписание и другие занятия. Не говоря уже о том, что Гарри нужно было полностью сосредоточиться на Томе. Он не мог позволить себе отвлекаться на кого-то другого, будь то девочка или мальчик. Вот почему он не слишком сожалел о том, что теперь не мог использовать «Придиру». Ведь если Гарри сосредоточится на Томе, то выступать перед публикой вообще не придётся, верно? Гарри вошёл в квартиру Клеменса и удивился, какая в ней царила… неподвижная атмосфера. Казалось, в этом маленьком помещении остановилось само время. На полу лежали толстые мягкие ковры, книжные полки стояли вдоль всех стен, а почти на каждой плоской поверхности лежало оружие. — Извини за бардак, — сказал Клеменс, но в его голосе не было ни капли сожаления. — Я приводил в порядок свою коллекцию и… не успел закончить. — Всё нормально, — пробормотал Гарри, осторожно присаживаясь. — Ты коллекционируешь оружие? Я не знал. — Мало кто знает, — ответил Клеменс. — Большинство обычно думает, что это… опасно. Как будто из-за того, что оно мне нравится, я в один прекрасный день возьму и всех перекромсаю. Это бред, но ничего не поделать. Люди такие поверхностные, способны думать о других только плохое. «Странно, что он так говорит, — подумал Гарри. — Интересно, что с ним случилось, чтоб он так… переменился? Может, спросить его? Вдруг ему нужен кто-то, с кем он мог бы поговорить. И раз уж он добровольно проводит со мной время, то, скорее всего, не испытывает ко мне неприязни…» — Ты задумался, — сказал Клеменс, ставя перед Гарри чашку чая. — Тебя что-то беспокоит? — Разве это не я должен спрашивать? — осторожно вернул вопрос Гарри, глядя Клеменсу в лицо. Тот выглядел измученным, даже слегка отчаявшимся, и было до боли ясно, что его что-то сильно гнетёт. Гарри вздохнул и встал. — Сейчас тебе стоило бы поспать. Если только ты не хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит. — Меня ничто не беспокоит, — заявил Клеменс, но это прозвучало неубедительно. — С чего бы я… Просто пей свой чай, ладно? Гарри прищурился, смерил Клеменса серьёзным взглядом и медленно кивнул. Он останется, пока друг не уснёт, и, если повезёт, к тому времени Клеменс решит хоть чем-то поделиться. Гарри никому не желал страданий в одиночестве, особенно своим друзьям.***
— Хочешь поговорить о задании? — спросил Сириус, наливая другу виски. Джеймс с благодарной улыбкой принял стакан и опустился в кресло. — Не очень, — ответил он. — Я просто рад, что всё закончилось. У меня есть два дня отдыха, потом я должен буду уехать в Россию на месяц. Сказали, это будет что-то вроде тренировок, кто знает, чему нас там научат. Может быть, новым заклинаниям. Мне даже всё равно. — А ты… — аккуратно начал Сириус, настороженно глядя на друга. — Ты подумал о Гарри? — А что с ним? — тупо спросил Джеймс. Его руки шарили по карманам, и в конце концов он вытащил пачку сигарет. Сириус не знал, когда Джеймс вообще начал курить. Глупо, наверное, но Блэк ощутил… грусть. — Разве ты не собираешься провести с ним Рождество? — спросил Сириус. — Когда ты виделся с ним в последний раз? — Он учится в Дурмстранге, — объяснил Джеймс, закрывая глаза. — Он может постоять за себя. Кроме того… не думаю, что ему хочется проводить со мной время. — С чего ты это взял? — спросил Сириус, нахмурившись. — Честное слово, Джеймс. Гарри ведь только тринадцать. Ты не можешь просто позволить ему остаться в общежитии Дурмстранга, пока сам будешь сидеть дома без дела! Мальчику нужна его семья! Ты — его семья. Есть вещи, на которые крёстный отец не сгодится. — Сириус, — пробормотал Джеймс, всё ещё не открывая глаз. — Не приставай ко мне по этому поводу. Блэк шумно выдохнул и сделал несколько больших глотков виски, прежде чем снова заговорить: — Ты до сих пор скорбишь, и я понимаю это, но… — Я больше не скорблю, — бесцветным голосом прервал его Джеймс. — Я просто… совсем ничего не чувствую, Сириус. После целого шторма эмоций я внезапно ощутил, что совершенно опустошён. Я не в печали, но словно не могу вспомнить, как быть счастливым. Как будто у меня внутри что-то сломалось. — Тебе нужно сходить к целителю, — заявил Сириус. — Ну что ты, в самом деле, Джеймс, старина. Жизнь же продолжается. — Действительно, — пробормотал Джеймс. — Но меня это едва ли беспокоит. Хватит уже, Сириус. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем, скажем, неделю назад. Гораздо легче жить, когда твои проблемы просто перестают тебя волновать. — Дело не в том, что они перестали тебя волновать. Ты просто смирился и отпустил всё, чтоб оно плыло по течению, — резко сказал Сириус, прежде чем вздохнуть и откинуться на подушки кресла. — Мне не следовало давать тебе пить, прежде чем поднимать этот вопрос. — Если ты так беспокоишься о Гарри, почему сам с ним не встретишься? — Потому что у меня много работы! Мне до сих пор не верится, что я смог освободить себе вечер, который я мог бы провести вот так! — Он вырастет отличным парнем, — сказал Джеймс. — Гораздо лучше меня. Он умный мальчик, правда. Дурмстранг ему поможет. Я рад, что в конце концов мы выбрали именно эту школу, несмотря на то, что она больше напоминает… военное училище. С Гарри всё будет в порядке. Он самостоятельный малый. — Но он же ещё ребёнок, — настаивал Сириус. — Я даю тебе время до следующего лета. Если к тому времени тебе не станет лучше, я отведу тебя к целителю. Джеймс фыркнул и повторил, что на самом деле ему уже давно не было так хорошо. Почему-то Сириус не очень ему верил.***
— Я впервые делаю что-то подобное, — сказал Клеменс, натягивая одеяло до подбородка. Гарри, сидевший рядом с ним на кровати, удивлённо посмотрел на него. — В смысле, ночуешь с кем-то вместе? — Ага… — Клеменс замолчал на несколько долгих минут. Гарри не заставлял его говорить, потому что знал, что в конце концов он расскажет ему, в чём дело. Если бы Клеменс не собирался довериться ему, он не попросил бы Гарри остаться на ночь в его квартире. — Помнишь, когда меня вызвал профессор и я на некоторое время уехал из школы? — Клеменс наконец неуверенно заговорил, его голос был едва громче шепота. Гарри кивнул, но потом понял, что из-за темноты, скорее всего, его друг не мог его видеть. — Да. — Мой отец умер. В словах Клеменса не было никаких особых эмоций — это было просто утверждение, как будто он к смерти отца не имел никакого отношения. Гарри подозревал, однако, что Клеменс вовсе не был холодным и бесчувственным, а просто сдерживал себя. — Сочувствую твоей потере, — прошептал Гарри. — Ты же знаешь, что моя мама умерла прошлым летом. — Да, — ответил тот. — Именно поэтому я и пришел к тебе. Как… как твой отец это воспринял? Что его жена умерла? — Не очень хорошо, конечно, — ответил Гарри, гадая, к чему клонит Клеменс. Кудрявый блондин вздохнул. — Моя мать… у неё… она уже завела нового любовника, которого нам представила, — признался он, и на этот раз в его голосе отчётливо прозвучали ярость и беспомощность. — У неё хватило наглости привести его на похороны отца. Я… я ненавижу её за это. Я просто… Я знал, что она не любит отца, но… это было так нагло! — Ужасно, — пробормотал Гарри и попытался как-то утешить друга единственным известным ему способом — придвинувшись ближе к Клеменсу и взяв его за руку. — Она не говорила с вами об этом раньше? Разве вас не предупредили? — Нет, она… Я спрашивал её, но она просто игнорировала меня. Знаешь, Гарри, иногда мне кажется, что я невидимка. Как будто меня вообще не существует. Люди не отвечают мне, не замечают меня, не… не признают меня. Иногда кажется, что… если я посмотрю в зеркало, то никого там не увижу. И я не знаю, нарочно ли меня игнорируют или просто не замечают. Гарри отчаянно хотел найти нужные слова, но не мог. Каждый вариант, приходивший ему в голову, казался таким пафосным и неискренним, поэтому он просто прижался ухом к груди Клеменса и прислушался. — Я слышу твоё сердцебиение, — тихо сказал Гарри. — Я знаю, что ты здесь, Клеменс. Поттер почувствовал, как руки однокурсника свободно обвились вокруг него, и не отпрянул от объятия. — Иногда мне хочется быть как Трулс, — прошептал Клеменс. — Но я не чувствую того, что чувствует он. Гарри нахмурился, не совсем понимая, что друг имеет в виду, но всё же не стал просить разъяснений. Его всё больше клонило в сон, хоть и положение, в котором он лежал, было не особенно удобным. — Как насчёт того, чтобы выбраться завтра куда-нибудь? Мы можем попросить портключ у профессора Любена, — сонно предложил Гарри. — Сменить обстановку, поднять себе настроение и повеселиться. Если мы пойдём в Хогсмид — это небольшая деревушка недалеко от Хогвартса, — я познакомлю тебя с Луной. Она немного странная, но очень милая, и я уверен, что она тебе понравится. — Это было бы здорово, — прошептал Клеменс в темноту комнаты. — Давай.***
Солнце садилось, отбрасывая оранжевые отблески на снег под ногами. Он приближался к кладбищу Годриковой Лощины твёрдыми, тяжёлыми шагами. С собой у него не было ни цветов, ни свечей. Он даже не был уверен, зачем пришёл сюда — это место не было его пунктом назначения, когда он покинул свой дом. Питер Петтигрю миновал ворота кладбища и не остановился, пока не подошёл к могиле Лили Поттер. Он несколько долгих мгновений смотрел на надгробие, прежде чем присесть. — Опять, ха, — тихо сказал волшебник. — Мне очень жаль, Лили. Он никогда не встречался с этой Лили, но сейчас это не имело для него значения. Всё было совсем не так, как могло бы быть, и всё же Питер знал, что так и должно быть. Почти. Осталось всего несколько дел, которые ему нужно закончить, прежде чем он сможет наконец двигаться дальше. Убедиться, что события, которые должны произойти, произойдут, и пути, которые должны в какой-то момент пересечься, пересекутся. Всё было просто вопросом времени. Однако он устал. Устал от всего этого. После стольких лет, проведённых за этой работой, Питеру ничего так не хотелось, как закрыть глаза и заснуть и, возможно, никогда больше не проснуться. Но не сейчас. У него ещё были дела. «Джеймс всё же немного разочаровывает, — подумал Питер. — Я знаю, что его состояние выгодно для меня, но всё же… С другой стороны, можно заметить, что наши роли поменялись местами. Теперь я силён, а он слаб», — эта мысль не сделала его счастливым, хотя он и не ожидал этого. Его жизнь теперь служила единственной цели, и в ней не было места для какой-либо самооценки. Он был таким, каким был, и без своей миссии он был никем. Питер вздохнул и поднялся с корточек. Лили умерла, и её смерть привела к необходимой цепи событий. Жаль, однако, что она снова умерла такой молодой. По крайней мере, она успела увидеть, как её сын вырос из младенца в здорового подростка. Не то чтобы Питер много знал о Гарри. Мальчик не был одной из его… целей. Звук шагов за спиной заставил его встать и резко обернуться, пальцы уже сжимали палочку, а на лице застыла приятная улыбка. «Мне следовало бы догадаться», — подумал Питер, увидев Северуса Снейпа, стоящего в нескольких футах от него и настороженно наблюдающего. На лице мужчины не было и тени скорби, но Питер знал, что Снейп никогда не проявлял эмоций, кроме гнева и презрения. «Тогда я оставлю его в покое», — подумал Питер. Сейчас ему не хотелось разговаривать. Ему не хотелось заставать врасплох Снейпа, раскрывая, как много он знает о прошлом этого человека. Ему не хотелось говорить: «Я сожалею о твоей потере. Она ведь была твоей лучшей подругой, не так ли?» Он просто… не хотел говорить, потому что некоторые слова были слишком тяжелы, некоторые их значения слишком велики, а некоторые секреты слишком опасны. Кроме того, Снейп всё равно не узнал бы его. Не в этой жизни. Это означало, что Северус, скорее всего, просто проигнорирует его и в конце концов сам придумает объяснение — объяснение, которое будет ошибочно. Впрочем, это не имело значения. Вообще мало что сохранило смысл. Приятное выражение лица Питера не изменилось, когда он прошёл мимо высокого мужчины, не желая рисковать и оставаться слишком долго в его присутствии. В животе у него было неприятное ощущение, и всё казалось таким неправильным, хотя он и знал, что всё в порядке. Он знал это так же хорошо, как и причину, из-за которой он делал всё это. Искупление.***
Тем временем в Хогвартсе Гилдерой Локхарт сидел на подоконнике, любуясь прекрасным пейзажем за окном. За его спиной Сивилла Трелони насыпала какие-то травы в бутылку огневиски и не подняла глаз, даже когда услышала, как Гилди тяжело вздохнул. — Наш мир меняется, — сказал он. — Это особенно заметно, когда я думаю о детях. Например, о Гарри. — М-м-м… — Ему словно совсем недавно исполнилось одиннадцать. А его мать, Лили Поттер, была хорошей женщиной. Тогда мы не думали о приближении этой страшной войны. Мы не думали о… жизни, а просто жили. Я до сих пор стараюсь делать именно это… Я просто хочу получать удовольствие и дурачиться иногда. Хотя, даже всегда, — Гилдерой снова вздохнул и с озабоченным видом повернулся к Сивилле. — Скажешь, я веду себя по-детски? — Не знаю, — ответила Сивилла, — но то, что ты взрослый человек, ещё не значит, что тебе нельзя иногда подурачиться. Или можно притворяться взрослым, но вовсе не быть таковым. Вообще, зрелость — это… способ мышления. Это всё то, что находится у тебя в голове, то, как ты думаешь, как видишь себя. И на самом деле… чем больше ты понимаешь, насколько ты неважен, незначителен и невежественен, тем более зрелым ты становишься. — Это звучит достаточно удручающе и мудро, — ответил Гилди, кивая. — Депрессия как раз сейчас в моде. Каждая мало-мальски важная шишка от чего-то да страдает. Кстати, кого это ты цитировала? — Самой бы знать, — проворчала Сивилла, поднимая бутылку с огневиски и встряхивая её. — Явно кого-то мёртвого. Я не цитирую живых людей — им только дай засудить тебя за нарушение их авторских прав. — Как ужасно неприлично с их стороны. — Эгоистичные дикари. — Но что-то я отошёл от темы, — опомнился Гилди. — Гарри прислал мне письмо вчера вечером. Он зайдёт пару раз во время рождественских каникул. Бедняжка — опять проводит Рождество без семьи. Но я хотя бы рад, что он не будет совсем один — он сказал, что его друг тоже останется в школе на праздники. — Отец мальчика ведь жив? — спросила Сивилла, наконец наливая немного огневиски в стакан. — Где же он? — Я не знаю. Должен признаться, я никогда не был хорошо знаком с Джеймсом Поттером. Мы с ним… из слишком уж разного теста, если ты понимаешь, о чём я, — сказал Гилдерой, а затем продолжил почти нерешительно: — Хотя, признаюсь, я несколько потрясён всем этим, и мне очень жаль Гарри. Похоже, что заниматься семьёй после смерти жены — это… ну, скажем так, мистер Поттер исчерпал свои силы. — Я познакомилась с Поттером много лет назад, — заявила Сивилла, сделав глоток виски. — Неоткуда у него там что-то черпать. — Чтобы Гарри немного приободрился, я подумывал о том, чтобы сделать ему необычный подарок, — поделился Гилди. — Например… подарить необычного питомца. Не какую-то сову, кошку или собаку. А кого-то типа… единорога. Сивилла ничего не ответила, но бросила на него взгляд, говоривший одновременно: «Ага, разбежался» и «Ты совсем идиот?» — Ладно, — вздохнул Гилди. — А как насчёт павлина? Или… о, белка-альбинос! Нет, подожди, я понял: дракон… — Может, вместо этого подарить ему маггла? — предположила Сивилла. — Симпатичного такого маггла. — Так много идей! — воскликнул Гилди, уже гораздо менее подавленный, чем несколько минут назад. — Надевай плащ, дорогая, мы идем на охоту за подарками!***
— Мы тут не заблудимся? — спросил Клеменс, когда портключ перенёс их на главную улицу Хогсмида. — Пока мы будем держаться вместе, всё будет хорошо, — ответил Гарри. — Кроме того, я написал Луне, что мы будем в Трёх мётлах — судя по всему, это лучшее место, чтобы перекусить, а сейчас как раз два часа. Так что, если она сможет прийти, она нас найдёт. — Может быть, купим рождественские подарки для остальных? — предложил Клеменс. — Хотя я понятия не имею, что купить. Я ни с кем особенно близко не общаюсь. Не так, как ты с Филиппой или Трулсом. — Кстати, о Трулсе, — неожиданно сказал Гарри. — Клеменс… что ты знаешь о долгах жизни? Тот бросил на Поттера острый, любопытный взгляд, и Гарри продолжил: — Некоторые ребята говорили, что Трулс немного перебарщивает… со своей опекой надо мной. Или что-то подобное. Что его поведение странно. Но я никогда этого не замечал. Однако Бьёрн сказал, что это, возможно, из-за долга жизни, который как-то влияет на него… — Ах да, — прошипел Клеменс. — Он обязан тебе жизнью. Я совсем забыл. По-хорошему, ему стоит отплатить, причём как можно скорее, потому что чем дольше долг растягивается, тем глубже он укореняется. — Укореняется? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Гарри, внезапно почувствовав беспокойство. Он настороженно огляделся, не желая, чтобы их ненароком подслушали. — Можешь рассказать мне всё, что знаешь? — Конечно, — немедленно ответил Клеменс. — Но я знаю не так уж и много — я ведь не специалист. Просто чем дольше долг жизни тянется, тем сильнее он вплетается… в разум ведьмы или волшебника. А это усиливает наиболее яркое чувство, которое он или она испытывает к человеку, которому они обязаны своей жизнью. Например, если бы Трулс невзлюбил тебя до того, как стал твоим должником, он, скорее всего, ненавидел бы тебя сейчас. «Что ж, — подумал Гарри, чувствуя себя неловко. — По крайней мере, это не так». — Мне говорили, что чем сильнее магия у человека, тем быстрее и интенсивнее это происходит, — продолжал Клеменс, не замечая дискомфорта Гарри. — У Трулса резерв очень значительный… как и у всей его семьи. Это что-то вроде их родовой особенности — огромные магические резервы. Думаю, это как-то связано с его родословной. Однако у этого есть свои недостатки. Не знаю, заметил ли ты, но Трулсу тяжело даются мягкие чары. И постепенно эта проблема усугубляется. — Я знал, что он обычно вкладывает слишком много силы в свои заклинания, — сказал Гарри, — но я не думал… я… — Он не стал бы об этом говорить, — объяснил Клеменс. — Я просто знаю, потому что его семья и моя регулярно общаются друг с другом. — О, — пробормотал Гарри и замолчал. А действительно ли он знал Трулса? В какой-то степени, да. Он знал, что нравится Трулсу, а что нет. Знал его политические взгляды, какие нравы и идеалы ему близки. Знал, в чём он хорош, а в чём плох.… И всё же… — Если это станет проблемой, то есть целители разума, которые специализируются на лечении подобных случаев, — сказал Клеменс. — Не беспокойся об этом. — Прости, — простонал Гарри, чувствуя себя эгоистичным и глупым. Клеменс только что потерял отца, а Гарри ныл ему о Трулсе! — Он твой друг, и это естественно, что ты волнуешься, — сказал Клеменс, пожимая плечами. — Итак, вернёмся к подаркам. Есть идеи? Какие магазины есть в этой деревне? — Честно говоря, точно не знаю, — признался Гарри. — Но она довольно маленькая, так что я почти уверен, что мы сможем просто… прогуляться и не заблудиться. По-моему, здесь прекрасная атмосфера. Очень успокаивающая. — У нас в Мюнстере есть зона, свободная от магглов, — поделился Клеменс. — Она очень старая, но до сих пор остаётся одним из самых популярных мест в Германии. Готов поспорить, если бы мы пошли туда сейчас, там было бы невероятно многолюдно и шумно. Это место — Хогсмид, да? — такое тихое. — Мне нравится, — ухмыльнулся Гарри. — К нашему возвращению уже стемнеет, так что нам лучше купить всё как можно скорее. Пошаримся по магазинам от одного к другому, пока не найдём что-то подходящее. Кто знает, вдруг мы тут отыщем что-то необычное. — Да, — сказал Клеменс, и на его лице наконец появилась лёгкая улыбка. — А ещё мы можем просто скинуться вместе всем курсом на совместную поездку на лето. Мы бы могли уехать куда-нибудь далеко, — он смотрел на открывающийся перед ними пейзаж со слегка задумчивым выражением лица и продолжил: — Мы поедем куда-нибудь и просто… проведём время вместе. Мы забудем о войне и Лоренцо, о твоей маме, о моём отце и о том, что однажды мы должны будем продолжить их незавершённые дела. Мы будем просто наслаждаться солнечными днями, веселиться и… и просто… — Я понимаю, — прошептал Гарри, когда голос Клеменса дрогнул. Голубые глаза сияли, а улыбка, которой он одарил Гарри, была горькой и в то же время полной надежды.***
Том знал, зачем он это делает, и знал, что иначе никак нельзя. Ему нужно было сделать это, чтобы доказать себе, что он может, если захочет. Единственное, что его беспокоило, так это то, насколько хорошо он знал, как выглядит мальчишка — до точного оттенка его кожи и формы пальцев. Том глубоко вздохнул, отступил от мятежника, которого он трансфигурировал в Гарри Поттера, и несколько мгновений молча наблюдал за слегка подёргивающимся телом. — Очень хорошо, — пробормотал он. Это была блестящая работа — человеческая трансфигурация была крайне сложным искусством — но даже если у пленного и были какие-то внутренние повреждения, это не имело бы значения. Ему всё равно осталось жить не дольше нескольких часов. Он выглядел так, как нужно, и, о, даже его голос был так похож на голос Гарри. — Это, — прохрипел мятежник, содрогаясь. — Это же тело ребёнка, ты, больной ублюдок. — Да, — просто ответил Том, присаживаясь на корточки. Было странно видеть такое ненавидящее выражение на лице Гарри, но возможно, этого следовало ожидать. Том был уверен, что если на этом месте когда-нибудь окажется настоящий Гарри, выражение лица мальчика будет таким же. — Я хочу просто кое-что проверить, и тебе посчастливилось помочь мне в этом… исследовании. — Катись в ад, извращенец, — выплюнул мятежник. Том прищурился, глядя на жертву, и покачал головой. Извращенец? Он? Он не знал, что такого сделал, чтобы заслужить это оскорбление, но мнение этого мятежника его не заботило. — Я туда сегодня не собираюсь, в отличие от некоторых, — мягко сказал Тёмный Лорд, касаясь лица Гарри кончиками пальцев. Внешность мальчишки очень напоминала ему его собственную, хотя в них не было ничего похожего. Это было довольно странно. — Я не хотел, чтобы наша… наши отношения закончились вот так, — пробормотал Том, глядя в изумрудно-зелёные глаза и жалея, что не может сказать это настоящему Гарри. — Но ты поставил меня в трудное положение и не оставил выбора. — Я знал, что ты чудовище, — прошипел мятежник внезапно охрипшим голосом, — но я не знал, что ты… детей… да как ты… — Я разговариваю не с тобой, — холодно сказал Том, прижимая ладонь к тонкому горлу. — Не с тобой, слышишь? Неужели это так трудно понять? Так что заткнись. Это только между мной и ним. Пленник снова открыл рот, чтобы сказать что-то — без сомнения, ещё одно незначительное, бессмысленное оскорбление, — но Том не стал слушать. Он крепко сжал его горло, постепенно увеличивая давление. Тело мальчика начало дёргаться и биться, и, чтобы удержать его как следует, Том быстро наложил на него удушающее заклятье и прижал его запястья к холодному каменному полу. Том не был уверен, что именно он чувствует. Обычно ему это нравилось, но сейчас он испытывал совсем другие ощущения. Он не знал, что именно это было, но… пока что он мог не обращать на эти чувства внимания. Тонкие руки Гарри сжались в кулаки, и Том не смог устоять перед искушением коснуться его пальцев своими. Он не знал, почему пальцы мальчика вдруг так заворожили его, но… это и неважно. Когда он позволил удушающему рассеяться, мятежник начал делать судорожные вдохи — большие глотки воздуха, как будто хотел запастись ими на будущее. Том не стал дожидаться, пока его жертва придёт в себя, и вместо этого наложил ещё одно проклятие. Гарри — прямо сейчас мысль о том, что это кто-то другой, совершенно вылетела у Тома из головы — выгнул спину и издал крик, полный такой боли, что сердце Тома учащённо забилось в груди, а на лице расползлась небольшая улыбка. Он смотрел на бьющегося в конвульсиях мальчика, чьи полные слёз зелёные глаза смотрели на него, пока не зажмурились. Гарри сдавленно зарыдал, кашляя, и внезапно, совершенно неожиданно, всё веселье испарилось. Улыбка на лице Тома растаяла, и чем дольше он смотрел на страдающего Гарри, тем менее забавным становилось это зрелище. Он направил кончик своей палочки на мальчика, чувствуя какую-то чуждую неправильность происходящего. Но он всё равно сделал это — послал Смертельное Проклятие — потому что не знал, что ещё мог сделать. Когда зелёная вспышка настигла мальчика, Том резко вдохнул, словно его самого душили до этого. Скольких он замучил и убил? Он знал, что жертв не сосчитать, и ни разу не пожалел об этом. Временами ему это даже нравилось. Обычно это был просто способ успокоиться, дать выход стрессу — после пыток он всегда чувствовал себя лучше. Но теперь… теперь что-то было не так, и он не понимал, что и почему. Он знал, что в этом не было никакой необходимости, но всё же вернул телу мятежника прежний вид, чтобы он выглядел как кто-то другой — кто угодно, но не Гарри, — прежде чем сжечь его.***
— Может быть, нам всё-таки стоит намекнуть на летнюю поездку, — сказал Гарри, не в силах удержаться от смеха. — Мы можем пойти купить открытки и конверты, предложить всем, чтобы они тоже не покупали нам подарки. Мы просто потом все вместе проведём лучшие летние каникулы. — Неужели всегда так трудно выбирать подарки? — спросил Клеменс, качая головой. Начал падать снег, и Гарри заметил, как несколько снежинок прилипли к ресницам Клеменса. Поттер усмехнулся и покачал головой, чувствуя себя необъяснимо счастливым. — Думаешь, нам позволят просто уехать куда-нибудь самим? Нам будет… по четырнадцать следующим летом. Хотя тебе всё равно будет тринадцать. — Моему отцу было бы все равно, — признался Гарри. — Сомневаюсь, что он вообще заметил бы, что меня нет. — Да, как и у меня, — вздохнул Клеменс, пока они шли от магазина к магазину. — Я знаю, что родители Петронеллы не отпустят её. Они очень богаты и ужасно балуют её, но у них есть свои тараканы. Впрочем, об остальных я мало что могу сказать. — Ну, — вздохнул Гарри, готовый предложить что-то еще, когда Клеменс вдруг схватил его за руку и улыбнулся слишком широко. — Следующее лето! — воскликнул мальчик. — Это же чемпионат мира по квиддичу! К нему уже готовятся, и, хотя билеты ещё не продаются, я уверен, что смогу достать несколько на финал, пока ребята не вернулись. Вряд ли мы сможем попутешествовать, но я не думаю, что кто-то будет возражать против однодневной поездки на такое мероприятие. — Точно, — выдохнул Гарри, широко раскрыв глаза. — Мы с тобой купим пополам. Я уверен, что остальным это понравится. Бьёрн скажет, что для него это настоящий ставочный рай! Клеменс улыбнулся — и Гарри не знал, как это объяснить, но при виде этой улыбки он почувствовал себя немного странно и затаил дыхание. — Ладно, значит, решено, — сказал Клеменс, — как насчёт того, чтобы пойти в… как их там? Три метлы? — Да. По-моему, мы уже дважды проходили мимо них, пока бродили. — Учитывая, насколько крошечная эта деревня, вполне вероятно, что мы скоро найдем их снова. Ты говорил, что к нам присоединится твоя подруга? — В два часа. Еще даже часа нет, но мы можем сходить туда и забронировать столик. И, может быть, даже заказать что-нибудь. Я не уверен, сможет ли она прийти — не знаю, дадут ли ей разрешение. И я в этом сомневаюсь… Как-то я об этом раньше не подумал. Но даже если она не придёт, вы сможете встретиться с ней потом, — объяснил Гарри, как будто Клеменс всё это время только и хотел увидеть его подругу. — Петронелле бы тут понравилось, — сказал Клеменс, когда не прошло и десяти минут, как они вошли в таверну. Внутри было тепло, тесно и немного дымно, но чисто и уютно. Гарри невольно подумал о Томе, но быстро отмахнулся от воспоминаний, вернувшись в реальность. — Филиппе бы тоже, — ухмыльнулся Гарри и потащил друга к одному из немногих свободных столиков. — Давай закажем что-нибудь. Советую попробовать сливочное пиво, оно очень вкусное. Когда, по-твоему, начнется Чемпионат мира? Интересно, какое место займёт Англия. — Я не очень-то верю в сборную Германии по квиддичу, — признался Клеменс, когда мальчики сели. — Как думаешь, Болгария выставит Крама на поле? — Это было бы ужасно, — сказал Гарри, думая о Викторе. Его скромная неловкость, заикание и выражение стыда на лице подняли в Гарри волну жалости. — Я надеюсь, что у него всё будет хорошо. Он очень… прекрасный человек, правда. — Только при Трулсе это не говори, — фыркнул Клеменс. — Ему совсем крышу сносит, когда дело касается тебя. Он психует, когда кажется, что ты сосредоточен на ком-то другом. Он, вероятно, сейчас планирует, как убить меня, при этом не расстроив тебя. — Не говори так, — вздохнул Гарри, чувствуя себя неловко. — Он не стал бы делать ничего такого… Мне следует поговорить с ним о долге жизни? Если это станет серьёзной проблемой, я думаю, что стоило бы, на всякий случай… — Не волнуйся пока об этом, — сказал Клеменс безразличным тоном. — Давай лучше думать о чём-то счастливом, а всем остальным займёмся позже. Гарри посмотрел на своего друга, наблюдая, как тот встал, чтобы принести им что-нибудь выпить. Поттер чувствовал себя словно во сне. Вокруг было столько всего непонятного и пугающего, но то, что вокруг него были люди — люди, которым он мог доверять и которые доверяли ему в ответ — заставляло его чувствовать себя лучше. От этого всё казалось чуть менее невозможным и чуть более выполнимым. Когда Клеменс вернулся с двумя кружками сливочного пива, Гарри улыбнулся, даже не столько губами, сколько сердцем.