Not afraid anymore

      Теплые взгляды, широкие улыбки, заливистый, веселый смех, семейная атмосфера и навевание сладостной ностальгии детства — так Маринетт описала бы сегодняшний обед с семьей Агрест.       Родители парня совершенно неожиданно пригласили их к себе домой, а брюнетка не смела отказать. Она моментально согласилась и, как ей показалось, Дюпен-Чен даже сама уговаривала белокурого. Странно, но факт. Под большим давлением со стороны девушки парочка направилась на ранее упомянутый обед: Адриан хмурый и раздосадованный, поскольку его оторвали от работы — не то чтобы ему не хотелось увидеть родителей, сроки горят — и не дали закончить начатое, Маринетт — довольная и в приподнятом настроении. Конечно, Агрест не сразу скрыл свои негативные мысли, предпочитая высказаться, но девушка моментально пристыдила его. И это подействовало, черт возьми.       Так и начался этот день, готовя несколько новых сюрпризов.       Маринетт не прекращает улыбаться, находясь рядом с семьей своего некогда друга, и на некоторое время это осознание оседает в голове девушки. Она не в первый раз ловит себя на мысли, что настолько хорошо, спокойно и уютно, так по-семейному ей никогда не было, как здесь, среди тех, кого, казалось бы, она должна недолюбливать. Семья Агрест в который раз заставляет ощущать себя так, словно брюнетка дома; это в который раз разбивает сердце, не позволяя ей проявлять негативные эмоции по отношению к ним. Да и совершенно незачем. Ей было бы стыдно. Всё её детство эти потрясающие люди были очень добры и милы с ней, периодически заменяя настоящих родителей. Маринетт просто не может позволить себе думать о них плохо.       Она смотрит на Эмили, что, широко улыбаясь, рассказывает какую-то забавную историю, связанную с Адрианом, на Габриэля, который сдержанно поддерживает беседу и, девушка знает, в глубине души искренне радуется, и на парня, что, слегка насупившись, сидел напротив Дюпен-Чен, не прекращая закатывать глаза. На последнем Маринетт не смогла не задержать изучающий и малость задумчивый взгляд, уходя в собственную пучину мыслей. Прошло две недели после того вечера, после того спонтанного поцелуя, который ни Маринетт, ни Адриан не могут забыть, воспроизводя в памяти раз за разом. Между ними появилась лёгкая неловкость, которую ощущают оба, однако предпочитают просто закрыть на это глаза и сделать вид, словно ничего не было. Это добивает. Маринетт не забудет тот вечер…       Аккуратно и неторопливо сминая приятные и мягкие губы напротив, девушка не заметила, как оказалась в теплом кольце рук, как осторожно запустила пальцы в пшеничную шевелюру и как забыла о счёте времени. Если раньше их поцелуи были спонтанные, страстные, пылкие, то сейчас Маринетт может сказать, что этот поцелуй медленный, чувственный и… интимный настолько, что на её щеках выступает легкий румянец от осознания данного факта. Никогда прежде она не ощущала такого волнения, как сейчас. Ощущение чужих губ на своих можно было назвать чем-то вроде лёгкого воспарения до небес, находясь на земле, ощущение таких знакомых рук чем-то вроде «это так правильно». Маринетт никогда бы не призналась себе в этом, но именно сейчас она почувствовала себя чертовски нужной и такой податливо-слабой…       Адриан не спешил и не отталкивал, в один миг осознавая, что этот поцелуй ощущался настолько правильно и в безумно подходящей обстановке. Он понимал, что постепенно тонет в собственных чувствах, тонет в этих прекрасных мгновениях, не прекращая нежно отвечать на поцелуй, даже не пытаясь перенять инициативу. Здесь нет ведущих, здесь нет правых. Парень не думал ни о том, что будет после, ни о том, что их кто-то увидит и сделает фото, рассылая в многочисленные источники. Было настолько плевать, когда тепло от тела Маринетт так нагло и дерзко ворвалось в его пространство, когда женские ладони медленно прошлись по шее и затылку, касаясь мягких прядей волос. Адриан утонул в чувствах, понимая, что просто задыхается от этой близости с девушкой. Ему показалось, что лёд между ними слегка треснул, что это тот самый момент, когда нужно сказать хоть что-то, но всё, чего ему хотелось, это не отпускать Маринетт и целоваться до посинения губ, нежно прижимая к себе вмиг ослабевшее тело.       Прервала поцелуй именно она. Едва послышался разочарованный вздох с его стороны. Мечты парня потихоньку испарились.       Не прекращающая краснеть Маринетт, удивленный, но старающийся скрыть своё довольное выражение лица Адриан, и слова, что так рвутся наружу, но остаются внутри. Сердце по-прежнему бешено колотится в груди, а девушка задается лишь одним вопросом: «Зачем я это сделала?» Ведь первой потянулась именно она… — Это сейчас… кхм, я ведь правильно понимаю… — неумело начал Адриан, старательно подбирая слова для выражения собственных чувств, которые описать он не в силах. Маринетт могла счесть это за негативный исход, чего парень действительно боялся. Им обоим чертовски неловко, однако из ситуации нужно было как-то выйти, чтобы все осталось таким же, как и было: у них взаимная ненависть, она шантажирует его отношениями с Росси, он насмехается и дразнится. Это идеальное представление их дальнейших взаимоотношений, но… Сейчас всё стало куда сложнее. Маринетт смотрит на Агреста и чувствует лишь бешеный стук своего неугомонного сердца.       «Какая же я дура…» — Я не думаю, что нам… — попытавшись ответить хоть что-то, она поняла, что эта идея провалилась в самом начале. Девушка не сможет объяснить ему, почему она это сделала. Не сейчас, когда ей самой чужды свои же чувства и эмоции. Тяжело выдохнув, Маринетт осмотрелась. — Кажется, нас потеряли в доме. — Нужно возвращаться, — почесав затылок, Адриан прикусывает губу, до сих пор прогоняя момент их поцелуя в памяти, и признается самому себе в жесткой правде: никогда прежде Маринетт Дюпен-Чен не вызывала в нём подобных чувств. Это явно что-то новое.       Неловкость, незнание, что делать дальше, как общаться друг с другом, смущение смешались воедино, не позволяя трезво мыслить, и пара, старательно скрывая свои настоящие эмоции, направилась в дом. Адриан, как истинный джентльмен, подал руку даме, и прикосновение девушки ощутилось многочисленными мурашками по телу, которые прежде безумно раздражали парня. Невозможно было сразу отвлечься на что-то другое, когда рядом была Маринетт. Агрест убил бы весь мир, если бы мог, но больше никогда бы не позволил ни одному мужчине подойти к ней. Не в этой жизни.       Маринетт вздрагивает, когда слышит своё имя, и замечает удивленные взгляды трёх лиц, мгновенно понимая, почему все так смотрят на неё. Вот теперь точно неловко. — Маринетт, милая, всё хорошо? — первой интересуется Эмили, которой действительно не всё равно, и это очень греет девичье сердце. Девушка мысленно проклинает себя тысячу раз. — Ты как-то внезапно затихла и… — Всё хорошо, извините, просто я… — сделав глубокий вдох, брюнетка поджала губы, подбирая правдоподобную отговорку. — Слегка призадумалась.       «И случайно засмотрелась на вашего сына» — мысленно добавила она.       Адриан недоверчиво смотрит на неё, чуть улыбаясь, а после замечает, как его отец оправдывает девушку: «У всех бывает, это пустяк». Ну-ну. Парень уже давно заметил на себе задумчивый взгляд Дюпен-Чен, но не обращал на это особого внимания. Кажется, сегодня им всё же придется поговорить, даже преодолевая безумное смущение. Тот поцелуй всё ещё отчётливо прорисовывается в памяти, и Адриан слишком податлив на периодически проскакивающие соблазнительные картины.       Агрест отмечает розовые щёчки девушки и не может не умиляться этому. Она засмущалась, поскольку её нагло застукали прямо на месте преступления. Пока родители о чём-то активно спорят, младшие начинают переглядываться. Маринетт встречается с изучающим взглядом парня, понимая, что он обо всём догадался. Тот, в свою очередь, даже не стесняется и открыто смотрит на голубоглазую, не прекращая улыбаться. Было ли ему так же неловко, как и ей, при воспоминании о поцелуе? Нет. Это не он первый потянулся, не он первый захотел этого, но, чёрт возьми, Адриан ответил на него. И, если вдруг девушка спросит его, почему он сделал это, Агрест промолчит, потому что он не знает.       Первоначально всё было настолько легко и беззаботно. От них требовалось лишь поддерживать легенду о влюблённых и постоянно быть на виду у публики, создавая вид настоящей пары. Даже с этим возникли трудности. Адриан не перестаёт прокручивать в сознании тот вечер, когда они впервые чуть не поцеловались. Маринетт переехала в их нынешний дом. Кажется, всё пошло по наклонной именно тогда, не по плану. Парень осматривает её и растягивается в кресле, переводя взгляд на родителей, что подозрительно быстро затихли. И как же он был прав в своём предчувствии. — Ах, что я вспомнила! Маринетт, у нас остались ваши детские фото. Не желаешь посмотреть?       Это фиаско.       Адриан едва не завывает, когда Эмили начинает говорить про детский альбом, прошлое пары, про то, какими прекрасными и дружными детьми они были раньше. Не то чтобы блондин стеснялся своей внешности в детском возрасте. Нет, точно нет! Просто тогда он выглядел так… по-детски, так нелепо и неловко. Он был совершенно другим. Весёлым, задиристым, наивным и очень дерзким для ребёнка. Парень любил бросать вызовы и выигрывать, этого у него не отнять. Что это всё значило для Маринетт? Для неё было неожиданностью узнать о сохранении фото, которые семья Агрест хранила столько лет. Но, к сожалению парня, она согласилась. — Да вы серьёзно что ли? — тяжело и чересчур шумно выдохнув, Адриан потёр глаза и хмуро посмотрел на родителей. Габриэль выглядел очень довольным реакцией сына (он веселился, парень знал это), а Эмили хихикала, прекрасно понимая, что значит для блондина просмотр детских фотографий. Они издеваются, он был уверен в этом. — Подождите пару минут, мы скоро вернёмся, — решительно взяв мужа под руку, женщина с довольной миной на лице и сверкающими глазами удалилась с ним из гостиной. Адриан вопросительно поднял бровь и посмотрел в сторону удаляющихся родителей, а затем перевёл взгляд на сидящую напротив него девушку, что с явным удивлением наблюдала довольно забавную ситуацию. Маринетт искренне не понимала всё негодование своего жениха, ведь что плохого в детских фото? Ну да, все выглядят смешно на них, но не так, чтобы людям было стыдно за них. — Вот же сводники… Мышонок, чему ты так удивлена? — Почему ты не хочешь посмотреть детские фото? Это ведь нормально, что мы были маленькими, что нас фотографировали и сохранили эти снимки… Погоди, — резко прервавшись, Маринетт прищурилась. Ей послышалось или он?.. — Как ты меня сейчас назвал? — Мышонок.       От Агреста буквально исходили порывы сдерживаемого веселья, что не ускользнуло мимо брюнетки, и всё это было очень заметно по его сияющему лицу. Маринетт всё ещё неловко разговаривать с ним после того вечера, что постоянно, боже, постоянно проявляется на её лице в виде слегка красных щек. Ощущать на себе исследующие взгляды парня, замечать любую деталь в его меняющемся поведении и даже как-то неосознанно успокаивать и глушить его тревожность в обществе, стало таким трудным и практически невыносимым. Не в том смысле, что ей тяжело это делать, а в том, что она начинает сходить с ума! За две недели они не взаимодействовали толком, однако это не отменяет того факта, что они стали ближе, пусть даже не осознают этого. Это просто добивает Маринетт и выбивает почву из-под ног. Нет, конечно, они должны были сблизиться, но не так, чтобы не замечать того, что фиктивные отношения постепенно перерастают в настоящую заботу друг о друге. — Не говорю не называть так, — девушка закатывает глаза и устало вздыхает, вспоминая, как последний случай едва не перерос в настоящую ссору, что вызывает у Агреста веселую и широкую улыбку, — но можно поинтересоваться, почему именно Мышонок? — Ты постоянно прячешься, что мне ещё думать? — невинно пожимает плечами Адриан, не прекращая улыбаться и, возможно, сдерживать рвущийся наружу смех. Маринетт мгновенно меняется в лице и на пару секунд опускает взгляд, а затем снова смотрит на парня, ничего не говоря. Была ли она как-то обескуражена или удивлена? А может расстроена? Ни одно из предложенных. Девушка предполагала, что её вечные избегания Агреста когда-нибудь поселят в нем подозрения на её счёт, но… Она была не готова к этому диалогу, точно не сегодня, не сейчас. Пара не прекращает буравить друг друга взглядом: Адриан исследует, наблюдает, замечает, Маринетт — просто смотрит, не позволяя себе проиграть в этой негласной борьбе. Не скрыть, что её со временем стали смущать напрягать изумрудные глаза жениха, который даже не пытается держать дистанцию между ними. Скорее, наоборот: Агрест всячески делает намеки на их возможные отношения и старается сблизиться с брюнеткой, не оставляя без внимания ни одно её действие. И кто бы знал, как Маринетт становится не по себе от этих мыслей. От, мать его, мыслей об их возможных отношениях.       Это проблема.       Маринетт действительно старается разобраться в собственных чувствах, эмоциях, которые парень пробуждает в самых неподходящих ситуациях, в том, что с ней стало происходить. Первоначально она хотела довести парня до такой степени, чтобы он сам потребовал разрыва договора, чтобы возненавидел её, дабы они даже не пересекались. Однако всё пошло по одному прекрасному месту. В принципе, всё как всегда. Дюпен-Чен должна была признать: обольщение парня сыграло свою роль, теперь она постоянно думает о том, как сохранить дистанцию между ними.       «Нам нельзя сближаться, ни в коем случае! Ни за что! Иначе я наломаю дров…» — каждый раз одна и та же навязчивая мысль. Каждый день, каждую их встречу, каждый их разговор. Маринетт теряется во времени, теряется в происходящем и не понимает, как вылезти сухой из этого состояния неопределённости. Ей искренне не хотелось после всей этой фальши остаться с разбитым сердцем и в конец разрушенной психикой. Именно поэтому раз за разом она выстраивала между ними ледяную стену, не позволяющую чувствам затмить разум. И каждый раз эта стена успешно рушилась под натиском Агреста. — Знаешь, я передумала, не называй меня так больше, — первой подаёт голос девушка, не отводя вмиг оледеневшего взгляда. Адриан ухмыляется и ловит дежавю, ведь в их первые дни совместной адаптации Маринетт вела себя точно так же. Снова и снова, день за днём. Её защитная реакция не перестает забавлять парня. — Я сказала что-то смешное? — Если я начну объяснять, мы снова поругаемся. Оно нам нужно сейчас?       Очень логичный вопрос с его стороны. В этот момент доводы парня показались Дюпен-Чен вполне правильными, поэтому она не стала продолжать. Спорить с ним — себе дороже. И всё-таки что-то с детства не меняется. Маринетт глубоко вздыхает, закатывает глаза, оглядывается и прислушивается, надеясь, что будущие родственники вернутся как можно скорее. Находиться в одной комнате с парнем, которого так часто избегаешь из-за неловкости и нежелания обсуждать один поцелуй, было пыткой для девушки. Она чувствовала и видела боковым зрением, каким взглядом смотрит на неё Адриан, и от этого становилось дурно. Его взгляды всегда были особенными, тёплыми, иногда такими уютными, что хотелось закутаться в плед и окунуться в мужские объятия, способные защитить от любых бед. Это были совершенно мимолетные мысли, ощущения, и Маринетт остерегалась их, как огня, боясь, что однажды проснется и осознает неприятную для себя вещь. Она так боялась зависеть от Агреста морально, именно поэтому всегда старалась держать дистанцию между ними. Ей нельзя. Она пропадёт. — Твои родители должны были уже вернуться. — Или они решили оставить нас наедине, — обыденно пожимает плечами парень, улыбаясь так по-простому и лукаво, что у Маринетт начинает быстрее стучать сердце. Она определённо волнуется, постоянно осматривается и смотрит куда угодно, только не на Адриана, и это озадачивает его. — Пользуясь возможностью, не хочешь поговорить? — Агрест внимательно вглядывается в её лицо, ловя каждую эмоцию, и прикусывает губу, когда девушка резко смотрит на него в удивлении и легком волнении. Он не может больше жить в ожидании чего-то, не может притворяться каждый день, словно ничего не было, словно это какой-то странный, но приятный сон. Адриан очень устал за эти две недели от неопределённости, и сегодня он намерен прекратить эту пытку первым.       Маринетт старается не выдавать своё волнение, задавая вполне логичный вопрос: «О чем?». Прикинуться дурочкой в подобные моменты всегда казалось ей идеальным решением проблемы. И Агрест не оценил этого, громко усмехаясь и внутренне умоляя себя не убивать эту женщину. Конечно, девушка была небезразлична ему, но то, как именно она вела себя в данный момент, выводило из себя. Но, решив не усугублять положение, зеленоглазый в упор посмотрел на неё и достаточно чётко и уверенно произнес: — О том поцелуе.       Нет, естественно Маринетт знала всё, понимала их изменившиеся в один миг отношения, и это безумно пугало, настораживало, однако ей чертовски не хотелось обсуждать это с парнем. Не хотелось говорить о своих эмоциях, мотивах, желаниях и чувствах в тот вечер. Она не смогла бы дать ему ясную причину своего поступка, потому что сама ещё не разобралась во всем. И ей искренне не хотелось заниматься самокопанием под настырным взглядом своего «жениха». Но Адриан требует ответа прямо сейчас, к чему она совершенно не готова. Парень терпеливо ждал, буквально прожигая в ней дыру пристальным взглядом, который уже начинал напрягать Дюпен-Чен, однако брюнетка не собиралась просто так сдаваться. Не сегодня. И Агрест почувствовал это, когда столкнулся с уверенным и решительным девичьим взглядом. Противостояние, которое может обернуться настоящей бойней. — Что было, то прошло. Не вижу смысла обсуждать это, — кратко отвечает Маринетт, не прерывая напряжённого зрительного контакта с молодым человеком. Адриан понимает, что в нём начинает закипать кровь, и, пока не стало поздно, стоит исправить положение. На его губах невольно появляется усмешка, слегка удивляющая девушку, и парень на несколько секунд делает глубокий вдох, дабы не сорваться. Как же его бесило это лицемерие и вечные отталкивания голубоглазой. Казалось, он никогда не сможет заслужить её доверие, а после того поцелуя уж тем более. Это добивало его и безумно раздражало, каждый раз вводя в безумное состояние чувства несправедливости и озлобленности. Адриан старался, очень старался, искал множество путей, пытался, пробовал, но ничего из всего придуманного не помогало найти правильный подход к Маринетт Дюпен-Чен. Она как будто назло не хотела идти на контакт именно с ним. Наблюдая за тем, как легко девушка ладит с остальными, даже идет на компромиссы с конфликтующими, Агрест чувствовал себя обделённым и дико злым. Чувство, словно она специально всё это делает, лишь бы не контактировать с ним. Это обижало, и появлялись многочисленные вопросы, которые мисс Дюпен-Чен умело избегала. — Зато я вижу смысл и достаточно большой, — упрямо гнёт своё Адриан, пристально глядя в небесно-голубые глаза, что постепенно темнели от появляющихся эмоций и не совсем хороших. Сердечный ритм ускорился, в висках застучало, а напряжение в воздухе потихоньку росло. Маринетт спокойно откидывается на спинку кресла и, по-прежнему глядя в глаза напротив, деловито закидывает ногу на ногу. Парень не отвлекается ни на что, мысленно воспроизводя дальнейший разговор с девушкой, однако… Сегодня явно будет ничья, ведь никто не хотел уступать, неотступно настаивая на своём. Это проблема. — Мне надоело постоянно пытаться поймать тебя, чтобы обсудить этот чёртов поцелуй. Каждый раз ты сбегаешь. Почему? — Я, кажется, ясно выразилась, что не собираюсь разговаривать на эту тему, так что можешь не стараться.       Хладнокровие, твердость и жесткость голоса, ледяной взгляд — это всё всегда было знакомо Маринетт, но именно сейчас применение своего вечного образа не казалось правильным. Хотя… она пытается защититься от нападок парня, вряд ли это можно назвать неправильным использованием. Адриан вновь словил дежавю, и в один момент ему стало безумно смешно с этого осознания. На лице парня выступила неконтролируемая ухмылка, а слова так и норовились сорваться с языка, чтобы потом он тонул в тонне сожалений. — Неужели тебе понравился поцелуй? — неожиданная фраза заставила Маринетт мгновенно сбросить ледяную оболочку. Белокурый не перестает улыбаться, и постепенно его улыбка становится шире, когда он видит промелькнувшее замешательство в её глазах. — Именно поэтому ты избегаешь меня? Серьезно? — Какой же ты придурок, Агрест, — тяжело вздыхает девушка, чувствуя, как желание убить своего жениха увеличивается в тысячи раз. Всё бы ничего, если бы не… — Бывает иногда, но что поделать, если человек такой.       Незнакомый голос, прервавший тихий смех Адриана, быстро оказался рядом с Дюпен-Чен, из-за чего та невольно дернулась, оглядываясь назад. И человек, вошедший в гостиную, заставил её очень сильно удивиться. Столько лет прошло… — Феликс?! — Так и будешь просто сидеть?       Девушка округлила глаза, не веря в происходящее. Молодой парень стоял позади неё с легкой ухмылкой на лице, похоже, искренне наслаждаясь этим удивлением с обеих сторон, ведь Адриан тоже ничего не знал. Маринетт почувствовала прилившую радость, что мгновенно отобразилось на её лице, и, не оставляя себе времени на раздумья, вскочила с насиженного места, буквально падая в объятия старого и хорошего друга. Феликс являлся двоюродным братом Адриана и, несмотря на их поразительное сходство, несколько отличался от второго. Дюпен-Чен помнит его ещё совсем мальчишкой, когда тот сидел за книжками и показательно закатывал глаза, вечно ругаясь на парочку, что резвилась во дворе. Но Маринетт знает, что в глубине души он завидовал им, завидовал, но продолжал учиться. Для ребенка восьми лет это было слишком серьезно. Хотя бывали моменты, когда Феликс отбрасывал напускную строгость и убегал вместе с ними, и голубоглазая чертовски обожала это время. Прошло много лет, и теперь Маринетт может сказать, что парнишка в забавных очках и вечным недовольством в глазах значительно изменился, став настоящим мужчиной. — Столько лет прошло, столько времени… Даже не верится! — улыбка на лице девушки становилась всё шире и ярче, пока она покачивалась в тёплых и крепких объятиях блондина. — Ты так вырос! А где же твои очки? Неужели перешёл на линзы? — осмотрев парня исследующим взглядом, Маринетт остановилась на его лице, замечая очередное знакомое закатывание глаз. Как в детстве, когда Адриан и она бегали по саду и шумели так, что было слышно за несколько километров, а мальчик, занимаясь злосчастной математикой, кричал и молил о тишине. Максимально беззаботное и прекрасное время, которое девушка всегда будет вспоминать с приятной ностальгией. — Маринетт Дюпен-Чен, ты не меняешься, — усмехнулся парень, потрепав её по макушке, чем заставил брюнетку забавно нахмуриться. — Я, в отличии от некоторых, стал выше, а кто-то остался всё такой же задиристой коротышкой.       Поймав в свой адрес насмешливую улыбку, Маринетт нахмурилась и уже было открыла рот, чтобы сказать парочку ласковых, как тут же была прервана Агрестом. — А я за такие слова в первую встречу словил нехилый удар от мисс задиристой коротышки, — усмехаясь, проговорил Адриан, поднимаясь с места и подходя к брату, не обращая внимания на испепеляющий взгляд девушки. Он знал, на что идет, но сейчас ему хотелось просто насладиться моментом и посмеяться. Феликс, удивленно переведя взгляд на Дюпен-Чен, искренне посмеялся, представляя, насколько больно и обидно было Агресту. — Даже спрашивать не буду, куда именно пришёлся этот удар, — широко улыбался парень, замечая соответствующую реакцию в виде тяжёлого вздоха брата и самодовольной улыбки Маринетт. На несколько секунд он завис, оглядывая пару со стороны, как незнакомец, и легко улыбнулся. Грэм де Ванили вдруг понял, что, вероятно, всё к этому и шло. Он наблюдал за тем, как Маринетт и Адриан снова о чём-то спорили, как она что-то упрямо доказывала ему, не отходя от своей твёрдой позиции и как Агрест снисходительно улыбался, позволяя девушке почувствовать себя правой. Они в детстве всегда гуляли вместе, играли вместе, разделяли эмоции друг с другом, защищали друг друга, и это казалось парню таким потрясающим. Даже сейчас Судьба снова свела их вместе, несмотря на многие годы разлуки. Феликс восхищается этим осознанием, однако чувствует что-то неладное, и это не дает ему покоя. — А вы хорошо смотритесь вместе, — как гром среди ясного неба, одной реплики парня хватает, чтобы пара перестала «ругаться» и обратила всё внимание на него. И тут-то Феликс всё понимает, абсолютно всё, лишь одна деталь его бесит. — Я сказал что-то не то?       Маринетт хочется провалиться сквозь землю, потому что даже перед Феликсом нужно притворяться, как бы того не хотелось. Он ведь брат Адриана, его близкий человек, иначе родители могут что-то заподозрить и… Стоп. Девушка несколько секунд хмурится, глядя на Грэм де Ванили, мысленно перебирая все воспоминания и возвращаясь к самому первому — ужину в честь «праздника», ужину двух семей. Тогда-то всё и началось. Она помнит, как родители огорошили её милой новостью о браке по расчету, помнит, как сказали, что семья Агрест приедет «знакомиться», чтобы пара сблизилась, ведь им столько времени ещё проводить вместе; помнит, как Адриан сказал, что перед его родителями нужно изображать влюбленную дурочку, с искренним восхищением глядя на своего спутника. Но зачем?.. Почему в тот момент Дюпен-Чен не вспомнила про логику и банальные детали? Зачем им нужно притворяться перед родителями парня? На кой чёрт?! Если только Адриан не…       Внутри Маринетт что-то рухнуло. Она почувствовала себя обманутой и униженной.       Адриан попытался вывести девушку из раздумий, слегка потянув за плечо, и на секунду это сработало, потому что Маринетт моментально обратила на него взгляд. Глаза, полные непонимания и разочарованности в самой себе. Парень впервые видел этот взгляд, впервые ощущал его на себе, и впервые ему стало не по себе. Феликс догадывался, что именно могло произойти, но ему хотелось увидеть, что будет дальше. Мимолетная и незначительная деталь вывела правду наружу, которую они не смогли скрыть. Девушка не знала, как ей реагировать в подобной ситуации, что сделать, верны ли её догадки, однако факт остается фактом: прошёл месяц, а она успела потерять бдительность. Неужели всё, в чём она клялась самой себе, оказалось простой ложью? Ей было так легко сделать это: пообещать, соврать себе, переубедить себя и перестать ненавидеть Агреста. Она ещё в тот вечер осознала это. Всё так быстро закрутилось, завертелось, что Маринетт даже не успела оглянуться, вспомнить, всмотреться, понять и принять. Неужели эта свадьба действительно планировалась так давно?..       Голубоглазая вспомнила разговор с Камиллой, которая случайно проговорилась, что их дом начали строить ещё раньше, чем две семьи подписали контракт, причем с конкретной целью и лицами. Это окончательно расставило всё по местам. Теперь Дюпен-Чен хочет услышать всё только от него, от того, кто месяц не вылезает из её мыслей, хоть она этого и не признаёт. Адриан не понимает, что происходит с девушкой, не знает, как ему действовать, что говорить, но только от самого её взгляда ему становится хреново. — Весь этот месяц… — Хей, что не так? — мягко начинает он, надеясь на адекватный разговор со своей невестой, как вдруг вместо ответа Маринетт наигранно улыбается и смотрит на Феликса, а у Агреста плохое предчувствие. — Маринетт, ты… — Расслабься, Феликс, ты уже, наверное, сам догадался, что наш брак подставной, — просто и легко сообщает она, вызывая у Адриана тяжёлый вздох. Теперь всё понятно. Грэм де Ванили повторяет действие брата, и его улыбка вмиг спадает. Постепенно атмосфера становится напряженнее и тяжелее, все прекрасно ощущают это давление. Адриана добивает то, что вместо громких ссор девушка банально улыбается и сохраняет иллюзию спокойствия, когда у неё внутри, он уверен, настоящая буря. Никто из них не знал, что говорить после подобной реплики, никто никогда и подумать не мог, что они окажутся в этой ситуации. В безысходной ситуации. Обида, злость, непонимание, вина. Всё смешалось в кучу, и каждый думал о своём.       Маринетт не могла больше терпеть и, стараясь не выдавать бурную реакцию, спокойно вернулась на своё ранее занятое место. Стоило ей только сдвинуться с места, как послышался слегка виноватый голос Адриана. И внутри девушки ещё больше разгорелось пламя, которое не потушить ничем. — Я могу всё объяснить, если… — Лучше бы ты молчал, Агрест! — резко повернувшись, брюнетка смотрит ему прямо в глаза с такой невыносимой злостью, что парню становится немного стыдно. Он не нарушает зрительный контакт, позволяет её негативным эмоциям отразиться на его персоне, но просто так отпустить её не сможет, если Дюпен-Чен потребует. Не сейчас, когда что-то поменялось в их взаимоотношениях. — Просто позволь… — Мы об этом поговорим дома! — шумно выдохнув, Маринетт разворачивается на носках и хотела было покинуть комнату, как вдруг в поле зрения появляется миссис Агрест, одним своим видом обескураживая и без того злую девушку. Брюнетка догадывалась, что родители парня обо всём знают, и больше, чем думала, была уверена в этой теории, просто… Она чувствовала себя марионеткой в чужих руках, куклой, которой попользовались и выбросили. Ей даже не дали выбора, буквально заставив согласиться на этот чёртов брак. И она молодец, не проявила никаких усилий, чтобы пойти против всех, Дюпен-Чен банально потеряла себя, пока погружалась в бесконечный и шумный поток под названием «работа» и «обязанности», не замечая очевидных вещей. Насколько же глупой и слепой она была, раз позволила всему этому случиться. — Мадам Агрест… — Ох, Маринетт! Тебя-то я и искала! — женщина мило улыбается и вручает ей в руки альбом, в котором заключено столько детских воспоминаний и моментов, которых девушка, вероятно, даже не помнит. Маринетт заторможено смотрит на альбом, долго раздумывает над тем, что ответить, пока Эмили не берёт инициативу в свои руки. — К нам совершенно неожиданно приехали гости, одного из которых ты уже, наверняка, видела, — она заглядывает за спину Дюпен-Чен и широко улыбается, — Феликс явно меня опередил, — с неким весельем в голосе говорит она, замечая ответную улыбку на лице племянника. — А нам придется удалиться на некоторое время. Так сказать, поговорить о делах. Спускайтесь все вместе к вечеру, это будет семейный ужин, — заметив, как брюнетка хотела возразить, Эмили мгновенно прервала её, пригрозив: — Отговорки не принимаются, Маринетт! Мы не так часто видим вас, тем более не собираемся такой компанией. Поговорим, отлично проведём время, вспомним ваше детство! Так что к вечеру ждём вас троих, как раньше! Мы договорились?       Несколько секунд Маринетт колебалась, внутренне борясь со своими чувствами, что так и норовили выйти в не очень спокойном потоке. В ней играло безумное чувство обиды и досады от того, что с ней просто играются, скрывая истинный мотив этой чертовой свадьбы. Даже эти люди, которые вызывали в ней так много тепла и любви, теперь показались ей лицемерными. Голубоглазая задумчиво поджимает губы, ощущая спиной пристальный и тяжелый взгляд Адриана и любопытный Феликса, а затем поднимает взгляд на мадам Агрест, натянуто улыбаясь. Как бы не было плохо, она не позволит своим эмоциям всё испортить, тем самым унижая себя. Не в её правилах. — Как скажете, мадам Агрест. Мы будем на ужине, — этого хватило, чтобы Адриан облегченно выдохнул и понял, что она не собирается втягивать в их разногласия посторонних. Хотя его родители и нагло врали по вине самого парня. — И спасибо за альбом. — Не за что, дорогая. Наслаждайся воспоминаниями, — женщина по-матерински приобняла её и улыбнулась настолько тепло, что Маринетт стало ещё хуже. После всего того, что именно она для себя открыла, мир казался ей чертовски несправедливым и жестоким. Когда Эмили ушла, воцарилась тревожная тишина, напрягающая до самых костей недалеко стоящих парней. Сейчас брюнетка казалась непредсказуемой, и никто не знал, чего от неё ожидать.       Феликс, нахмуренно посмотрев на брата, подтолкнул его локтем вперед, пока Адриан неотрывно изучал взглядом стоящую к ним спиной Дюпен-Чен. Ему так хотелось столько всего рассказать, но он понимал, что это может вызвать у девушки бурю эмоций, впоследствии кучу проклятий в его адрес. Проклятий Агрест не боялся от слова совсем, однако боялся реакции Маринетт и её ухода из его жизни. Парень только-только привык к ней, к её постоянному присутствию и веселым улыбкам, когда он глупо шутил, к её детским угрозам и обещаниям, что однажды она лично убьет его — Адриан не хотел отказываться от этого. В эти моменты девушка настоящая, она открывается ему, и это вызывает искреннее восхищение с его стороны.       Он не хочет отказываться от Маринетт Дюпен-Чен. Она стала частью его жизни. — А ну-ка пойдем поговорим, — понимая, что он не дождётся от пары какой-либо реакции, более того, они могли снова поругаться, Феликс берёт брата под локоть и уводит прочь из дома, выходя в огромный, цветущий и пахнущий сад. На секунду Грэм де Ванили отвлекается на проснувшуюся природу, на нахлынувшие воспоминания, но тут же возвращается к реальности. Адриан выглядел безмерно огорченным и в какой-то степени… виноватым? На нём совершенно не было лица, и Феликс впервые видит его таким. — Объяснишь, что происходит? — Да что тут объяснять… — тяжело выдохнув, Агрест трет шею ладонью и задумчиво смотрит в сторону входа в дом. — Я обманул её, вот и всё объяснение. — Ага, сразу стало всё понятно. И в чём обманул, и почему обманул, и мотивы твои сразу же ясны стали… — издевательски протянул Феликс, скрестив руки на груди и прожигая брата серьезным взглядом. — А теперь можно, пожалуйста, подробнее, я не телепат!       Адриан вздыхает настолько тяжело и обреченно, что рядом стоящему парню становится не по себе. Насколько бы трудно не было, белокурый никогда не показывал свои эмоции, предпочитая закрыться от всех, уйти в самое отдаленное и одинокое место, пережить самому, лишь бы никто не видел этого и не знал. Феликс замечал подобное за братом, но никогда не начинал эту тему, потому что не знал, как поведет себя Агрест. «Не нужна мне ваша помощь!», «Сам справлюсь!», «Себе лучше помоги!». Раз за разом эгоистичные и жесткие фразы, способные обидеть чувствительного человека до глубины души. Феликс знал Адриана, поэтому его это не задевало. Но сейчас… Сейчас всё по-другому. — Фел, я так проебался…

***

      «Он обманул меня»       «Они все притворялись»       «Я была марионеткой в чужих руках»       «Подлец»       «Кретин»       «Ненавижу!»       Девушка, стоя около окна, яростно сжимала в руках чертов альбом, устремив взгляд в никуда. В голове одни навязчивые мысли, не позволяющие остыть и спокойно подумать о происходящем. Её так и подбивало пойти и высказать всё, что она думает об этом придурке, о его родителях, о том, что она действительно доверилась им, невзирая на все опасения. Она была так рада на протяжении этого месяца, потому что вырвалась из дома тирана, потому что впервые ощутила настоящую семейную атмосферу благодаря семье Агрест, потому что, наконец-то, почувствовала себя дома. А теперь Маринетт раскрыла правду, то, что пытались от неё скрыть самым бессовестным путём — путём обмана. Она не простит этого ни Агресту, ни его семье. И, видят высшие силы, девушка постарается расторгнуть этот чёртов контракт, чего бы ей это не стоило. Пока не стало поздно, пока она всё ещё Дюпен-Чен. — Ненавижу! — злостно шепчет брюнетка, сжимая несчастный альбом до побеления костяшек. Перед глазами проносятся многочисленные картинки, связанные с Адрианом, которые она бы предпочла просто стереть из своей памяти. Он всё знал, он всё видел и продолжал обманывать, пытаясь заполучить её положение скользким путём. Ну, конечно, чего ещё было ожидать от этого змеёныша? Парень ведь всегда всё получал, не важно как, но получал, и даже Дюпен-Чен не была ему помехой. Сукин сын. На глазах выступают едва заметные слёзы от резкого чувства обиды и стыда. Она весь месяц была сосредоточена на своих эмоциях и внезапно появляющимся чувствам к этому идиоту, что не замечала простых вещей. Она сама во всём виновата. Она позволила чувствам затмить разум. Она не заметила. Это всё она.       Маринетт не будет проливать слёзы из-за какого-то самонадеянного павлина, что решил, что ему всё по силам в этом мире. Не удостоится данной чести. Ни за что.       Поэтому, глубоко вздохнув, девушка выпрямляется и сводит брови к переносице, когда слышит позади себя тихие шаги. Она ни за что на свете больше не позволит собой пользоваться и больше никто этого не сделает. Просто не посмеет. Маринетт ощущает внутри себя поднимающуюся волну решимости и уверенности, и внешне это не остаётся незамеченным. Она слышит мужские голоса, обладатели которых явно не спешили начинать с ней диалог, но и к чёрту. Брюнетка в последний раз смотрит на альбом, в котором заключены все детские воспоминания, мечты и свершения, с неким презрением и ощущает лишь злость, отвращение и желание уйти отсюда раз и навсегда. Дом, пропитанный запахом её детства, теперь не был таким родным. Она с полной решимостью кладёт альбом на ближайший стол, внутренне подмечая своё нежелание больше касаться его, и поворачивается лицом к недалеко стоящим парням, которые что-то обеспокоенно обсуждают. На секунду ей показалось, что она действительно была готова узнать у них, что случилось, но это был лишь миг, который ничего не решает в её поведении. Но Феликс… в его глазах Маринетт увидела отголоски боли, и это заставило её почувствовать тревогу. Кто-кто, но он никогда не обманывал её.       Взглянув на рядом стоящего парня, девушка нахмурилась. Чего бы ей не стоило, этой свадьбы не будет. Она найдет любые лазейки, пути, но ни за что не выйдет замуж за Адриана Агреста — человека, посмевшего подумать о его вседозволенности и безнаказанности за собственные поступки. У Маринетт так и чесались руки, чтобы разукрасить личико этого наглеца, а заодно и его вечно поддакивающей курицы, что таскается за парнем абсолютно везде. Если раньше ей казалось, что Агрест для Лила Росси слишком шикарный подарок, то сейчас Дюпен-Чен уверена на все сто, что они друг друга стоят. Настолько увлёкшись придумыванием плана убийства этого павлина, девушка не заметила две пары настороженных глаз. И то, как Адриан с явной осторожностью плавно подбирался ближе, словно к разъярённому тигру, которого только что выпустили из клетки. Стоило только встретиться с ним взглядом, как волна злости снова окатила её и без того затуманенное сознание. Две пары глаз, это противостояние, что Феликс всегда старательно избегал.       Пара изумрудных глаз против пары кристально чистых голубых глаз, в которых сейчас плескалась лишь ненависть.       Грэм де Ванили уже мысленно продумывал план о побеге в случае взрыва бомбы замедленного действия, прямо как в детстве, однако он понимал, что в случае чего ему нужно предотвратить возможную ссору. Разобраться они могут и у себя дома, а сейчас совершенно не то время и место, особенно учитывая тот факт, что этажом выше, в кабинете, расположились их родители. Да и в доме полно слуг. Ещё не хватало, чтобы их отчитывали, как маленьких детей. — Давай поговорим, — аккуратно начал Адриан, пытаясь выйти на компромиссную сторону, но, завидев в глазах напротив недобрый блеск, все его надежды мигом рухнули. Он не представлял, что это настолько сильно заденет Маринетт. Хотя да, сама авантюра с самого начала была полным провалом. — Иди к чёрту, — с милой улыбкой на лице отвечает девушка, не двигаясь с места, но притаившись на всякий случай. Никогда не знаешь, чего ожидать от врага, некогда друга детства.       «1:0 в пользу Маринетт, братец. Тебе придётся постараться, — бесшумно усмехается Феликс, насмешливо поглядывая на Агреста. О да, он успел узнать всю суть ситуации и совершенно не поддерживал брата в этом, даже наоборот, Грэм де Ванили едва сдержался от сильного удара по самое не хочу. Никто не заслуживает обмана, тем более столько лет. — Интересно, а смогу ли я увидеть в этот раз знаменитый удар…» — Маринетт, — ещё одна жалкая попытка, — пожалуйста, давай уйдём и спокойно поговорим. Я могу всё объясн… — Если ещё раз ты подойдёшь ко мне со своими никчёмными объяснениями по поводу этого липового брака, клянусь, я не стану сдерживаться! — мгновенно почувствовав прилившую ярость, Дюпен-Чен резко повысила тон голоса и буквально подлетела к парню, со всей злобой заглядывая в некогда пленявшие изумрудные глаза. Адриан не смел лишний раз шелохнуться, твёрдо держа зрительный контакт с девушкой, и он ощутил, как полностью замер. — Ты мне отвратителен, Агрест. Настолько, что я не хочу тебя видеть! — с особой ожесточенностью прошипела брюнетка, чувствуя, как начинали предательски трястись её руки и громко стучать неугомонное сердце. — Иди ты к чёрту со своим браком, со своими оправданиями и со своими сказками, в которые я больше никогда не поверю! — с каждым сказанным словом она ощущала, как становится легче, как дышится свободнее и как разбивается её сердце. Адриан лишь тяжело сглотнул и моргнул, не говоря больше ни слова.       Феликс затаился в самом углу, поражённо наблюдая за разборками пары, за откровением Маринетт и за тем, как медленно погасают искорки надежды в глазах Агреста. Это была явно плохая идея поговорить с ней, не дав остыть и обдумать всё, как следует. Маринетт горела, как яркое и безумное пламя, которое никто не способен потушить, и это, по правде говоря, напрягало Феликса. Мало ли что она сделает в подобном состоянии, особенно зная её богатую фантазию и любовь к приключениям.       Адриан по-прежнему всматривался в разъярённые глаза напротив, искренне надеясь, что сможет исправить ситуацию. Он не думал, что его ложь и желание завоевать её сердце сделают из девушки настоящего зверя, которого только и делает, что раззадоривает сильнее, пытаясь объясниться. Нужны ли его оправдания ей? Теперь нет. Точно нет. — Последний ужин в этом доме, последняя ложь и последний вечер, когда я притворяюсь, — решительно произносит Дюпен-Чен, не отводя яростного взгляда от глаз Адриана. Феликс чувствует эту напряжённую атмосферу между ними, что самому становится дико некомфортно, но и прервать столь важный момент не посмеет. В то время как Маринетт заканчивает всё лишь одной важной фразой: — С меня хватит этого спектакля. Я разрываю контракт.       После этого девушка отодвигается от него и обходит, облегчённо выдыхая и направляясь на воздух. Руки предательски трястись, а в груди появилось чувство тяжести, которое Маринетт с удовольствием бы закопала куда поглубже. Она не могла позволить унизить себя ещё больше. Это точка. И сегодня Дюпен-Чен уйдёт с достоинством.       Парень, кажется, даже перестал дышать после последней фразы, иначе как объяснить странное чувство разочарованности и его безумное желание обернуться и пойти за Маринетт? Он так боялся этого исхода, так надеялся, что сможет всё изменить. В этот раз Адриан проиграл, его чутьё подвело его, и не так больно от осознания данного факта, сколько от понимания, что девушка, к которой он успел привязаться и что-то почувствовать, постепенно уходит из его жизни. Просто уходит, оставляя в воздухе горькое послевкусие сказанных ею слов. Агрест шумно и рвано выдыхает, когда чувствует на плече ладонь брата, и поднимает голову вверх, закрывая глаза. «Я разрываю контракт». Эта фраза так сильно въелась в его сознание, едва ли не пропитала всё вокруг. Адриан не чувствует ничего, кроме разочарования. И немного боли. Совсем чуть-чуть. Но он сам виноват во всём.       Абсолютно во всём. — Так просто отпустишь её? — задаётся вопросом Феликс, не переводя взгляда с парня. Конечно же, он знает ответ, однако хочет услышать его, вслух, чтобы Адриан тоже понял и исправил свои прошлые ошибки. Грэм де Ванили видел всё своими глазами, и он очень сильно сомневается, что всё вот так вот просто закончится. Адриан не сможет отступить, потому что что-то почувствовал, а Маринетт не отделается от белокурого — он очень настойчивый. — Точно нет, — немного нервно усмехается Агрест, не открывая глаза и продолжая медленно дышать, обдумывая ситуацию. Парень максимально сосредоточился на окружающем мире, на собственном состоянии, эмоциях, чувствах, пытаясь вернуть былое спокойствие и понять, как действовать дальше. Что случилось, то случилось. Нет смысла винить себя в этом, ещё больше страдая. Ещё хуже сейчас Маринетт, что готова рвать и метать, только прикоснись к ней. Он понимал, что родители в любом случае узнают всё рано или поздно, стоит только дать повод Дюпен-Чен, и всё выйдет из-под контроля. И кто его знает, насколько сильной и мощной будет бомба. — Это будет нелегко. — Вернуть её? — на всякий случай переспрашивает Феликс и получает в ответ лишь сосредоточенный и более-менее расслабленный взгляд брата, принимая это за согласие. На его губах выступает горькая усмешка. — Это будет не то, что нелегко, это будет так трудно. Ты вляпался.       «Ещё как, Фел, ещё как…»

***

— Я и говорю, так забавно! Вы потом неделю не разговаривали друг с другом! — А ещё их стандартные выражения лиц, когда они замечали друг друга! Ах, это было так смешно!       Столовая, наполненная смехом, витающим в воздухе запахом семейной атмосферы и улыбок, казалась сегодня более оживленной, нежели в обычные дни. Две семьи, а вернее их представители, активно обсуждали всё, что только можно было бы, включая детство «знаменитой троицы». Родители настолько увлеклись, что даже не заметили нотки напряжения между двумя личностями, которые, казалось бы, должны вести себя более активно или хотя бы сидеть не с такими ужасающими, натянутыми улыбками. Феликс старался, как мог, поддерживать разговор вечера, всячески переводя внимание на себя, за что Дюпен-Чен была ему искренне благодарна, а сама же рассорившаяся парочка периодически отвечала на вопросы со стороны, практически не глядя на всех. Адриан то и дело всматривался в профиль девушки, едва ли замечая за собой это, а Маринетт старательно игнорировала его и делала вид, что не замечает. С одной стороны, это настолько смешило Феликса, что хотелось просто рассмеяться посреди этого радостного вечера, но с другой — он сочувствует подруге детства, поэтому предпочитает оставаться в стороне и дальше. Но, если Маринетт не прекратит так сильно выдавать себя перед родителями, былой конспирации не бывать.       Адриан перебрал в голове кучу вариантов, бесчисленное количество слов, которые мог бы сказать девушке, однако всё в его сознании заканчивалось одним исходом: голубоглазая либо влепляет ему пощёчину, либо бьёт в пах и уходит в закат, всё так же игнорируя парня. Ни один из вариантов не устраивал Агреста. Значит ли это то, что Маринетт действительно уйдёт от него, стерев всё, что было? Пусть даже немного. И всё же у него остаётся один козырь, который он обязан применить максимально правильно и грамотно. На это потребуется смекалка.       Родители словно специально делали вид, что не замечают напряженной атмосферы внутри новоиспечённой «пары», что не могло не радовать, ведь пока что им удаётся избежать неловких разговоров. По крайней мере, пока. Теперь Феликс в полной мере убедился в собственной правоте: мадам и мистер Агрест всё заметили, но ловко обходили острые углы, стараясь не заострять внимание на взаимоотношениях Маринетт и Адриана. Они, как никто другие, не хотели проблем на «прекрасном, семейном вечере», поэтому, как полагается воспитанным людям, поддерживали доброжелательную обстановку, гадая, что же такого произошло внутри «пары».       Маринетт подозрительно затаивается на протяжении проходящих нескольких часов, не подавая ни единого намёка на её грядущие планы, на срывы, крики — хоть что-нибудь! От томительного и гнетущего ожидания Адриан готов был сойти с ума, понимая, что девушка серьёзно отнеслась к собственным словам и решению. Это больше всего настораживало и заставляло предвидеть худшее. Когда парень переводит на неё очередной изучающий взгляд, полный решимости и невысказанных слов, брюнетка на несколько секунд и впервые за весь вечер смотрит на него, и увиденное заставляет Агреста почувствовать едкий вкус огорчения и вины. В её взгляде гнев, разочарование и презрение. Полный комплект его тяжёлого багажа, который он будет нести на протяжении всей жизни. Адриан так сильно хотел поговорить с ней, однако с каждой пройденной минутой становится всё сложнее придумать способ, что помог бы всё исправить.       И одна случайно брошенная фраза раззадоривает и без того сдерживаемую натуру. — Кстати, мы уже столько времени провели вместе сегодня, а я так ни разу и не услышала историю о том, как же вы всё-таки снова сошлись вместе. Это так будоражит! — обращается Амели к своему племяннику и рядом сидящей Маринетт, что мгновенно изменилась в выражении лица, нацепив на лицо милую улыбку. Феликс, переведя взгляд на брата, а затем на брюнетку, предупреждающе сузил глаза, поймав ответный взгляд Дюпен-Чен. Родители Агреста в одночасье напряглись, аккуратно поглядывая на сына, а Маринетт довольно улыбнулась, взяв в руки бокал вина. — Мне кажется, это так романтично, когда друзья детства в конце концов сходятся и женятся. Ах, молодость!       Голубоглазая давит в себе желание злостно ухмыльнуться, вместо этого делая большой глоток терпкого вина. Адриан напрягся до такой степени, что едва девушка что-то сделает, он моментально прервёт все попытки, даже силой уведя её отсюда. Это его семья, его дом, и он не позволит делать здесь всё, что пожелается гневной душе. В этот раз парень не допустит ошибки. — Вы правы, миссис Грэм де Ванили! Это поистине романтично и увлекательно, — комментирует с широкой улыбкой Маринетт, не отпуская полупустой бокал из рук и слегка взбалтывая находящуюся внутри жидкость. Её глаза завораживающе следят за собственным движением руки, а в голове проносится тысяча и одна мысль. Вокруг все затихли, ожидая дальнейших слов, и лишь семья Грэм де Ванили, за исключением их сына, с интересом оглядывала девушку. Адриан нутром чуял, что ничем хорошим её рассказ не закончится, и это бесило больше всего. — Вы знаете, наша встреча после стольких лет случилась в совершенно неожиданном месте… Обычное тихое кафе, в достаточно уютном уголке города, — невинно пожимает плечами Дюпен-Чен, словно это какая-то обыденность — сидеть и рассказывать семье её жениха историю их воссоединения. — Я сидела около окна, с которого открывался прекрасный вид на дождливую улицу, с эскизами, что нужно было закончить к следующему показу, и тут заходит Адриан, — на этом моменте Маринетт бросает на парня «влюбленный» взгляд, очаровательно улыбаясь всем остальным. — Поначалу мы не заметили друг друга, но на выходе случайно столкнулись. Представляете, даже выходили одновременно, — посмеялась голубоглазая, снова отпивая из бокала и чувствуя, как внутри всё горит от собственной лжи и напускной дружелюбности. Мгновенно захотелось разрыдаться и закричать во всё горло, чтобы выпустить эмоции и не держать их всё время в себе, чёрт побери. — Но на выходе мы случайно столкнулись, а мои эскизы рассыпались по полу. Адриан помог собрать их, и тогда-то мы, наконец, узнали друг друга, а затем несколько часов болтали, вспоминая прошлое, — не сдержавшись от грустной улыбки, Маринетт глубоко вздыхает и смотрит на миссис Грэм де Ванили, убеждаясь в том, что её ложь была успешно принята за правду. Девушка замечает вокруг непроницаемые выражения лиц, даже слышит облегченные вздохи со стороны Адриана и Феликса, и где-то внутри неё коварный голос зашептал: «Рано радуетесь…». — Романтично, не правда ли? — снова натягивает улыбку Дюпен-Чен, получая в ответ кивки, и тут же обрубает всё одной лишь фразой, допивая вино: — Вот только в этом ни доли правды.       Вдруг вокруг всё резко затихло, а за столом появилась гробовая тишина, которую никто не хотел нарушать. Адриан и Феликс переглядываются между собой. Они, вероятно, догадывались, что что-то подобное с её стороны можно было ожидать, но реальность оказалась куда жёстче. Родители двух парней молчали, пока белокурый пытался придумать объяснение всему, что может сказать девушка. И снова промах. Эмили с какой-то родительской раздражительностью смотрит на сына, а Габриэль спокойно откидывается на спинку стула, мгновенно хмурясь, и Маринетт впервые видит их такими. Настоящими. Невольно на её лице выступает издевательская усмешка, пока она тяжело выдыхает и обводит всех присутствующих заинтересованным взглядом. Феликс мрачно смотрит на подругу, и брюнетка готова поспорить, мысленно он уже превратил её в пепел. — Наверное, я наберусь смелости и прерву это гнетущее молчание, — с жёсткостью в тоне начинает Амели Грэм де Ванили, что на неё крайне не похоже, бросая на девушку вопросительный и такой же предупреждающий взгляд, как у её сына пару минут назад. — Может быть, объяснишь нам, что происходит? — Мам, давай я лучше… — Нет, дорогой, я обратилась к Маринетт. Я действительно хочу знать, что здесь сегодня происходит.       От женщины веяло безоговорочной уверенностью, что не могло не впечатлить саму Дюпен-Чен. Все вокруг снова стихли, не решаясь втиснуться в эту напряжённую атмосферу. — Происходит то, мадам Грэм де Ванили, что я обычно называю обманом, — с презрительностью выплёвывает Маринетт, всё так же улыбаясь своей милой улыбкой. Адриан на пару секунд прикрывает глаза с тяжёлым и тихим вздохом, что не остаётся незамеченным девушкой и его родителями. — Наша помолвка и брак фиктивные, был подписан договор, — секунда и глаза Амели удивлённо округляются, и женщина сразу же переводит возмутительный взгляд на сестру. — Суть даже не в этом, — с губ брюнетки слетает тихий и измученный смех, это заставляет Агреста очень сильно пожалеть о своём бездумном поступке. — Семейство Агрест всё знали, он всё знал ещё до того, как я подписала этот чёртов договор, — не прекращает смеяться Маринетт, и впоследствии смех становится слегка истеричным. — Недавно я узнала о том, что наш дом, который только месяц назад стал нашим, строился ещё очень давно и с одной лишь целью. Меня обманывали всё это время, заставляя играть ту роль, которую для меня подобрали ещё до начала всего этого театра. Чёрт возьми, я ведь поверила!       Дюпен-Чен сидела, облокотившись спиной на спинку стула и пустым взглядом уткнувшись в одну точку на столе, пока на лицо словно приклеилась горькая усмешка. В носу предательски защипало, когда она всё же осознала происходящее. А стоило лишь сказать обо всём вслух. — Что за аферу вы задумали? Что за фокусы? — вопросы льются ручьем от Амели, и Адриан устало трёт глаза, когда родители одним лишь взглядом показывают на него. Женщина опасно прищуривается, и парень понимает, что нужно срочно выкручиваться из этой ситуации. Желательно вообще уйти. Точно. — Маринетт, — аккуратно зовёт ту Эмили, теперь проследив причину этой неловкости вечера. Девушка поднимает на них пустые глаза и чувствует, как внутри всё разгорается с новым жаром. Чего она больше всего не хотела признавать, так это лжи родителей этого придурка, которые всегда были добры к ней и рады. Даже теперь брюнетка не знает, кому доверять. Они солгали. Лгали всё это время, они участвовали во всём, что сейчас происходит с ней. Они покрывали своего сына. Их оправдание бессмысленно для Маринетт. Оно не стоит ничего. — Даже не смейте объяснять мне, что всё было ради какой-то цели или чего-то ещё, — жёстко произносит девушка, внутренне удивляясь своему напору. Мадам Агрест виновато поджимает губы, но не отводит от неё взгляда, полного извинений и вины. — Вы лгали всё это время, всё время… Я считала вас своей семьёй! — Вам стоит поговорить, — тихо проговаривает Эмили, взглядом намекая на рядом сидящего парня. Самое интересное то, что они не пытаются оправдаться, не пытаются объяснить свою ложь — они признают её и более того, принимают все последствия. Но Маринетт этого мало. Если бы они сказали хоть несколько слов наподобие «Мы очень виноваты перед тобой», «Мы так сожалеем», то девушка смогла бы хоть немного успокоить свой бунтарский нрав, уничтожить своё желание всё сжечь вокруг, но ничего этого нет. И это ещё больше распаляет её. — Я не собираюсь ни с кем разговаривать! — она резко вскакивает с места, не отводя безумного взгляда от пристального взора мадам Агрест. — Это предательство! Я не собираюсь больше оставаться в этом доме ни на секунду! С меня хватит!       Хватает лишь мгновения, чтобы быстро развернуться и зашагать прочь из ненавистной столовой, а после и этого дома. Адриан дожидается момента, когда девушка скрывается за дверью, и шумно выдыхает, подскакивая за ней с одной лишь тихой фразой: — Я должен всё исправить.       И этого достаточно, чтобы Феликс устало откинулся на спинку стула, а рядом сидящие родители укоризненно посмотрели на семью Агрест. — Это был тяжёлый вечер, я не думаю, что выдержу твой взгляд, Амели, пожалуйста, — взмолилась Эмили, так же шумно вздыхая, как и муж. Мысленно Феликс поддерживает родственников, но не может удержаться от хмурого взгляда в их сторону, ведь, как ни странно, именно они помогли Адриану. — Что вы сделали с этой девочкой? Ты видела взгляд Маринетт? Ты видела её состояние? О чём вы думали?! — Мы виноваты перед ней, но теперь всё в руках Адриана, — впервые за всё время вставляет своё веское слово Габриэль, вступившись за жену и нежно приобняв её за плечо. Эмили благодарно выдыхает и прикрывает глаза, выслушивая очередную порцию нотаций от сестры. Амели продолжает о чём-то эмоционально дискуссировать, а Феликс думать о том, что сегодняшняя ночь не будет лёгкой ни для кого. Даже для него.

***

vancouver sleep clinic — lung

      Не глядя под ноги, не оглядываясь назад, чувствуя, как внутри что-то громко разбивается и эхом отдаётся в ушах, Маринетт спешно покидала ненавистный дом, не замечая собственных слёз. Сердце колотилось настолько громко и быстро, что боль в груди разрасталась с каждым разом всё больше и больше, руки начинали неконтролируемо дрожать, а с уст срывались тихие и сдерживаемые всхлипы. Девушка хотела побыстрее сесть в машину и уехать как можно дальше отсюда, лишь бы не проводить здесь ни минуты дольше. Прислуга с подозрением оглядывалась на неё, некоторые умудрялись что-то спросить, а Маринетт лишь бежала, бежала, как можно быстрее, только бы не оставаться здесь. В голове всё время эхом звучало: «Обманули. Они все меня обманули… Все…» Становилось так паршиво на душе от осознания того, что ею в очередной раз воспользовались, и было бы этому всему объяснение… Только Дюпен-Чен больше не простит этого, не пойдёт на компромисс, не позволит больше подобраться к себе так близко. — Маринетт, стой!       Она почти достигла машины, как только выбежала из дома, как вдруг заметно вздрогнула, услышав своё имя. Только не он. Девушка даже слышать его не хочет, не то, что говорить. — Маринетт, прошу! Нам нужно поговорить! — брюнетка слышит, как голос с ужасно быстрой скоростью приближается к ней и почти достигает её. Это только больше наводит панику и заставляет её судорожно вцепиться в ручку двери автомобиля, дёргая несколько раз. — Давай же, чёрт возьми! — шипит она, чувствуя, как по щекам нескончаемым потоком текут слёзы. Маринетт давит в себе громкие всхлипы и снова дергает за ручку, психуя и чувствуя, как парень касается её руки. — Не трогай меня! Уйди! — девушка отталкивает его от себя с силой, снова пытаясь открыть дверь, но всё безуспешно. — Чёрт! — Маринетт, прошу, нам нужно поговорить… — вновь пытается Адриан, чувствуя, как его сердце медленно крошится при виде такой Дюпен-Чен. Он никогда не видел её слёзы, её истерику, и это было так непривычно, так пугающе и тревожно. Это было похоже на то, словно она сломалась. И это больше всего пугало. — Прекрати мучить машину, она заперта… — Тогда открой её! — девушка резко поворачивается к нему, показывая своё заплаканное лицо и красные глаза. — Открой эту чёртову машину, Агрест! — Не открою, пока мы не поговорим, — тихо и решительно отвечает Адриан, со всей уверенностью заглядывая в её некогда яркие и сияющие глаза. И всё из-за него. Всё абсолютно из-за него. Он видит, как быстро меняются эмоции на лице брюнетки, как проскальзывает злость в её взгляде, как сводятся брови вместе, а затем она принимает решение. — Прекрасно, тогда я пешком дойду до города! — только было она разворачивается и направляется к воротам, как вдруг оказывается моментально перехватанной парнем. — Отпусти меня! Отпусти, придурок! Нам совершенно не о чём разговаривать!       Адриан не надеялся на мгновенный успех, но он пообещал всё исправить, пообещал объясниться перед девушкой искренне и открыто, потому что он действительно виноват во всём. С небольшим усилием повернув её к себе лицом и схватив за запястья, парень старался поймать её взгляд, но всё тщетно. Маринетт брыкалась, вертела головой, словно маленький ребёнок, вдобавок ко всему всячески поливала его отборными матерными словами, которые Агрест принял, поскольку заслужил их. И это малая доля его наказания — худшее впереди. — Маринетт, — мягко и тихо позвал он её, пытаясь воззвать к разуму, однако ничего не сработало. — Маринетт, посмотри на меня, пожалуйста, — снова пытается Адриан, на этот раз поймав её злой взгляд. — Нам нужно поговорить, прошу. — Какой же идиот, Агрест, какой же ты идиот! Как же ты не поймёшь этого… — практически задыхается девушка, пока переходит на шёпот и безостановочно плачет. — Не хочу я с тобой разговаривать, не хочу тебя видеть, не хочу иметь с тобой ничего общего… — Маринетт силой закрывает глаза и зажмуривается, кладя обе ладони на виски. Парень виновато поджимает губы, но не отпускает её, продолжая держать за запястья и наблюдать за её реакцией, за тем, как брюнетка открывает глаза и заплаканным взглядом смотрит на него. — Я ненавижу тебя! За твой обман, за твои выходки, за твои слова. Я ненавижу тебя, слышишь? Не-на-ви-жу! — практически безжизненно шепчет она, пока по щекам скатываются остатки слёз, пока в глазах медленно потухает огонёк надежды. Девушка целенаправленно смотрит ему в глаза, не позволяет себе скрыть свои эмоции, слёзы, то, что осталось после срыва, и это очень не похоже на неё. В любое другое время она рьяно пряталась бы от лишних глазах, чтобы никто не увидел её слабость, но сейчас… Дюпен-Чен хочет, чтобы он видел, что сделал, осознал и принял это. И, как ни странно, Маринетт не чувствует ни капли желания спрятаться от его глаз, не чувствует даже острого дискомфорта, обычно появляющегося в самом начале её слёз, — сейчас всё так спокойно и не сказать, что правильно. Это всё странно для неё самой.       Адриан чувствует, как тяжелеет в груди, как становится не по себе от этого взгляда, но не ему отступать в этой ситуации. Он коротко выдыхает, аккуратно вытирает мокрые дорожки слёз на её щеках и, прикрыв глаза, касается её лба своим, на мгновение осознавая ситуацию. На удивление, Маринетт не вырывается, больше не плачет, лишь тихо подрагивает всем телом. Дюпен-Чен слишком быстро выдохлась от столь сильных и неожиданных эмоций. Она стоит и молча успокаивается рядом с ним, получает тепло его тела в такое прохладное время и ничего не говорит. И только сейчас до парня дошло, что дрожит Маринетт, вероятно, не только из-за недавней истерики. Это осознание заставляет его с неохотой вернуться в прежнее положение и с грустью посмотреть на пустое выражение лица девушки. Агрест снимает с себя пиджак и быстро накрывает им плечи Маринетт, не обращая внимания на укоризненный взгляд. Она не вырывается, не бьёт его, не кричит — это что-то значит для него. — Нам всё равно нужно поговорить, — так же тихо, не нарушая вечернее спокойствие, заключает Адриан, не отводя взгляда от лица голубоглазой. Его сердце разрывалось на многочисленные кусочки, когда он в очередной раз осознавал, что все эти слёзы, вся эта боль — его вина, последствие его бездумных действий, когда он мог поступить совершенно по-другому. Если Маринетт не простит его, если решит уйти после того, как парень объяснится перед ней и раскроет все карты, он не станет возражать. — Ты должна знать всё, поэтому я прошу тебя лишь об одном вечере, об одном откровенном вечере, когда я расскажу обо всём, что ты захочешь знать. Я обещаю.       Маринетт подозрительно косится на него и, кажется, начинает дрожать ещё больше, когда ветер беспощадно проходится по её оголённым участкам кожи. Мысленно Адриан обещает себе посадить её в теплую машину и отвезти домой, посадив у камина, а пока ему нужен ответ. Девушка по-прежнему не может доверять ему, но сейчас белокурый казался до невозможности искренним и честным, и она не могла думать ни о чём другом, как о, чёрт возьми, согласии. Несмотря на его ложь, несмотря на его отвратительный поступок, она всё ещё подсознательно ищет в нём что-то хорошее и светлое, и это так сильно раздражает. — Один вечер, Агрест, не больше.       И этого хватает, чтобы у парня загорелся огонёк надежды в груди, чтобы он с более-менее спокойной душой посадил её в машину и уехал отсюда, надеясь, что ситуация примет нейтральный, возможно, положительный исход. За всё время дороги Дюпен-Чен ни разу не обмолвилась с ним, не посмотрела в его сторону и в целом делала вид, что Адриана здесь нет. Он понимал её обиду, гнев и желание уйти, но не мог отпустить без объяснений, не сейчас, когда в его сердце что-то изменилось, когда появилась она. Если после всего услышанного девушка уйдёт, он примет это и не станет её останавливать, но ему будет очень тяжело без неё морально, без её саркастических шуточек и замечаний, без её искреннего смеха над ним, без её хмурого взгляда на парня, когда брюнетка с чем-то не согласна. Адриан будет очень сильно скучать по ней. Он до сих пор помнит момент, когда всё изменилось и пошло совершенно не в ту сторону, и прекрасно осознаёт, что привязался к Маринетт, что хочет знать о ней чуточку больше, чем то, что знает и видит общество…       Было начало весны, всё ещё холодно, но Дюпен-Чен это совершенно не мешает. Ей нравится холод, он заставляет чувствовать её всё, начиная от маленьких, незначительных проблем, заканчивая самыми счастливыми эмоциями. Он пробирает её до мурашек, заставляет укутаться в кофту посильнее, тереть ладони друг о друга и навевает мысли о прошлом, о том, что так стало утраченным. Осмотрев цветы, Маринетт подняла взгляд к небу, замечая, как сгущаются тучи. Постепенно начинался дождь. Первая капля. Вторая капля. Третья. Она хотела бы снова спрятаться дома, в теплой кровати, забыть обо всём и просто наслаждаться настоящим, но… брюнетка продолжала стоять на месте, подняв голову к небу и позволяя холодным каплям стекать по её лицу, впитываясь в ткань одежды. Промокнет? Плевать. Абсолютно. Она ужасно устала.       Тяжёлый выдох слетает с её губ так же быстро, как она слышит первый раскат грома. Раньше девушка бы испугалась, поспешила поскорее спрятаться, дабы не стать свидетелем грозы на улице, однако все со временем меняется, как и она. — Заболеть хочешь?       Маринетт отчетливо узнала этот голос. Адриан. Они снова столкнулись.       Дюпен-Чен оборачивается, в поисках молодого человека, и обнаруживает его около входа в дом. Он стоит, облокотившись плечом о косяк, в одной руке сигарета, а другая покоится в кармане пижамных штанов. Что самое интересное, так это отсутствие какой-либо вещи на его торсе, что даёт девушке право полюбоваться на его мускулистые руки. Агрест улыбается, втягивает в себя никотин и не отводит заинтересованного взгляда от неё, пристально рассматривая.       Маринетт приоткрывает глаза и смотрит в окно, на проносящиеся многочисленные деревья, на ярко светящую в небе луну и тихо втягивает носом воздух, ощущая внутри звенящую пустоту. Голубоглазая помнит это едкое чувство. Кажется, оно впервые появилось, когда ей было шестнадцать. Первый нервный срыв, первый вечер, когда внутри всё рухнуло, когда мир потерял краски, когда ей пришлось повзрослеть. Именно тогда девушка стала жёстче и суровее по отношению к окружающим, именно тогда её стали уважать. Сейчас, чувствуя, как снова хочется заплакать, а слёз нет, Дюпен-Чен лишь безразлично оглядывала всё вокруг, внутренне смеясь над самой собой. Обманули. Снова. И каждый раз одно и то же. Провались оно всё пропадом…       Заворачивая за последний поворот, Адриан припарковывается рядом с их домом, выключая двигатель и тихо выдыхая. От осознания неизбежного, тяжёлого разговора легче не становилось, это лишь добивало. Поэтому белокурый, не медля и не думая, выходит из машины и не успевает открыть дверь девушке, как та, абсолютно не обращая на него внимания, заходит в дом. Он думает о том, что заслужил, но где-то в глубине души неприятно ныло от её безразличия, и Агрест в очередной раз мысленно даёт себе сильную оплеуху, направляясь за брюнеткой. Её обида на него будет долгой, если не вечной. Парень уже было решил, что Маринетт сбежала, но благодаря едва слышному шуму из гостиной понял, где она. И это помогло слегка успокоиться. Разговор будет долгим, сложным и тяжёлым…       Осторожно и тихо прикрыв за собой двери, Адриан обернулся в сторону Дюпен-Чен и тут же поймал себя на мысли, что эта картина выглядит слегка… уютно. Маринетт, сидящая на одном из двух кресел лицом к горящему и греющему камину, укутывается в тёплый плед, скинув пиджак парня на соседнее кресло, оранжевые языки пламени, освещающие небольшое пространство, треск огня, постепенно начинающийся мелкий дождик за окном — это навеяло тёплые воспоминания о детстве, когда они почти так же сидели вместе с Феликсом и родителями, разговаривая обо всём. Те времена прошли, но приятная ностальгия до сих пор окутывает сознание, и Адриан не в силах справиться с ней. Он тихими шагами подошёл к девушке, садясь на корточки прямо перед ней и заглядывая точно в глаза, погружаясь в синий омут. Боялся ли парень утонуть? Нет, потому что он уже тонет. — Мне нужно ещё десять минут, и я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать, хорошо? — не меняя тональность голоса, спокойно спрашивает Адриан, сохраняя напряжённый, зрительный контакт. То, как Дюпен-Чен смотрела в ответ, заставляло его сердце предательски тлеть, и эту боль так просто не заглушить. Преступление и мгновенное наказание, если быть точным. — Нужна подготовка, да? — едко подмечает Маринетт, не отводя пронзительного взгляда. После стольких слёз она не боится смотреть ему прямо в глаза и видеть там буквально всё, что творится на душе парня. Внешне выражение лица оставалось спокойным, но глаза… Глаза всё выдавали. Такие обеспокоенные, живые, сожалеющие… Именно сейчас его изумрудные глаза были олицетворением его души. Это он, настоящий Адриан, это его сущность, его искренность. И белокурый, подобно Маринетт, не боится показать всё, что чувствует. Данный факт подкупал, заставляя думать обо всём, даже о причинах поступка парня. — Нет, — коротко отвечает он и, не удостоив большей информацией, уходит, направляясь на кухню. Маринетт устало выдыхает, прикрыв глаза и откинувшись назад. Стоило прислушаться к своему организму, как её тут же потянуло в сон. Слушая постукивание мелких капель дождя о стекло и треск огня, ощущая тепло, исходящее от камина, поджав под себя ноги и удобнее укутавшись пледом, девушка, наконец, расслабилась. В доме царила идеальная тишина, нарушаемая лишь едва слышным тиканьем больших часов в холле, и это так успокаивало голубоглазую, заставляя думать о мягкой постели и крепком сне. Она несколько дней нормально не спала, проводя все ночи в мастерской и днём добросовестно с командой готовясь к новому показу. Вполне объяснимо, почему её состояние не вызывает определенного восторга, скорее опустошение и желание просто поспать. Ей так хотелось поговорить с Патриком, рассказать о ситуации, поделиться эмоциями и, возможно, получить совет от друга, но Дюпен-Чен, после их встречи, очень хорошо понимала, что у него появилась своя личная жизнь, а помимо этого работа и другие моменты, когда нужно его присутствие. Патрик физически бы не смог этого сделать. Да и когда у него будет время для подтирания чужих соплей? Вероятно, за такие слова он бы дал ей сильный подзатыльник, но Маринетт знает, что права. В этой ситуации ей нужно справиться самой, без чужого вмешательства (даже если она к кому-то обратилась). И этот вечер изменит всё, чутьё не подводит.       Спустя некоторое время Адриан, вернувшись обратно, заходит с подносом в руках и ставит его на небольшой столик, около камина, вызывая у девушки лёгкую усмешку. — И на это ты потратил десять минут? Серьёзно? Мы могли начать разговор раньше, — не удержалась от едкого комментария девушка, с укором взглянув на него. Парень, словно не замечая её недовольного взгляда, спокойно берёт в руки чашку горячего чая и удобно устраивается на кресле, делая первые глотки. — Насколько я помню, твой иммунитет не настолько крепкий, чтобы после нескольких утомительных дней и нервного срыва, а после и нахождения на улице, ты могла обойтись без тепла ещё несколько часов и остаться при этом абсолютно здоровой, — перечисляет Адриан, замечая, как стремительно меняются эмоции на лице девушки. — Как же мило, что ты запомнил всё это, — саркастично подмечает голубоглазая, всё-таки забирая вторую чашку себе и мысленно признавая его правоту. Где-то в глубине души слегка потеплело от его заботы, если так можно сказать, и Агрест прячет довольную улыбку за очередным глотком. — А теперь я хочу, чтобы ты рассказал мне всё, что касается договора, его истории и расторжения. И без уловок, Агрест, у нас был уговор.       Адриан поднимает на неё серьёзный взгляд и тяжело вздыхает, кивая. Столько слов, столько эмоций и чувств. Никогда прежде ожидание не было таким томительным. Маринетт не волнуют его оправдания, его мотивы, она устала от этого. Она просто хочет знать правду. Правду… И этот вечер не обещает быть лёгким как для неё, так и для него. Всё изменится.