honey

Степень тяжести асфиксии прямо пропорциональна давлению крохотных ладоней внизу, и Юнги правда пытается мыслить рационально: может, Чимин ошибся, хотел положить руку на бедро, немного промахнувшись… Только через время, кое-как пережив потрясение минутной давности, Юнги начинает чувствовать слабое поглаживание на своем паху, отчего напрашивается вывод, что у Чимина все-таки нет таких серьезных проблем с анатомией, и его, Мин Юнги, впервые за всё время отношений пытаются возбудить. Наверное, это не должно так сильно шокировать: они как-никак пара, и такие вещи рано или поздно, как в их случае, происходят, но за пеленой всеобъемлющей нежности Юнги уже успел забыть о другом виде удовольствия, упиваясь невинной теплотой. Он — неприкосновенен. Только робкие, зачастую случайные касания, максимум — руки под футболкой, когда поцелуи из статуса «нежно» переходят в стадию «жарко», но такие моменты редки и продолжения не имеют: Чимин покрывается стойким, насыщенным румянцем, скрещивая ноги и отводя взгляд, а Юнги мягко напоследок целует в макушку, ни на чем не настаивая, понимая, что тот просто еще не готов. Потому происходящее сейчас, мягко говоря, в обычный ритм их жизни никак не вписывается, и Юнги, не без труда скрыв с лица недоумение и легкий шок, хрипловатым голосом тихо, немного сконфуженно зовет: — Чимини… Но, наверное, неуверенно-пристыженный голос слишком сильно приглушается звуками фильма фоном, где что-то постоянно взрывается, кто-то кричит, кругом громыхает, и Чимин его просто не расслышал, так как тот невозмутим: сидит тихо, поджав под себя ноги и устремляя заинтересованный взгляд на экран. Руку не убирая. Что странно, Юнги был даже увлечен фильмом несколько минут назад, пытаясь уловить сюжет триллера, хотя не любит такой жанр совершенно, отдавая свое предпочтение тем, под которые можно спокойно уснуть, да и Чимин привык: спокойно себе смотрит мелодрамы, перебирая темно-русые пряди мягких волос спящего у него на коленях парня, иногда бессовестно кроша поп-корном тому на футболку. Такие вечера уже закономерность: всю неделю они созваниваются, имея не много шансов увидеться: у Чимина выпускной класс, у Юнги — третий курс, довольно напряжно в плане обязанностей у обоих, поэтому общение по минимуму, но насыщенно… Чимину даже удается вытащить Юнги из квартиры, прогуливаясь в парке, взявшись за руки и обсуждая любые темы легко и непринужденно, начиная со вчерашнего ужасного завтрака в столовой и заканчивая историей Древнего Рима. Между ними царит атмосфера легкости и полного взаимопонимания, но так, увы, было не всегда. Родители уже не спрашивают, куда Чимин собирается в пятницу вечером с планами на выходные, иногда подготавливая провизию. Но это сейчас, спустя два года, все тихо и мирно, только Чимин до сих пор вздрагивает от воспоминаний, когда вскрылся факт его отношений с парнем. Причем беспокоил не столько пол партнера, сколько возраст: мысль о том, что их нежного, кроткого сына принуждают и обманывают, сводила с ума. Но Юнги размышлял долго, перекручивая воспоминания и свои чувства вновь, пытаясь найти что-то непростительно ужасное, но между ними — поцелуи, нежные и медленные, иногда более настойчивые, когда Юнги встречает Чимина в квартире после почти недельной разлуки, или объятия, которые он раньше терпеть не мог, будучи человеком не тактильным, но один жалостливый взгляд медовых глаз, брошенный еще на первой неделе знакомства, затолкал это предубеждение куда поглубже. Все. Поэтому его первой и главной его ошибкой всегда будет попытка воспринимать Чимина как что-то мимолётное, игриво-несерьезное. Ведь непонятно как, но те нечастые прогулки, совместные обеды и игры в приставку незаметно переросли из простой привязанности, желания увидеться, в натуральную потребность, без которой Юнги больше не представлял свою жизнь. Фильм. Не зря Юнги не мог понять, отчего в этот раз выбор Чимина пал на новомодный триллер, который где только не рекламировали; Юнги был правда удивлен, потому что в прошлый раз он спал под историю спасения королевских пингвинов, а теперь даже сон не шел из-за постоянных криков и выстрелов, которых, к слову, сам же Чимин пугался, забавно вздрагивая и ахая во время неожиданных поворотов. И Мин смотрит на его крошечную ладошку, которой тот мило прикрывал рот, когда вскрикивал, и понимает, что эта самая ладошка до сих пор покоится на ширинке джинсов. Он, конечно, давно не подросток, чтобы возбуждаться от любого шороха, однако сейчас Юнги в себе так не уверен, понимая, что чем настойчивее движется ладонь, тем ближе он подходит к точке невозврата, отчего, сцепив зубы и переведя дыхание, он почти отчаянно еще раз зовет, пытаясь предотвратить надвигающееся нечто: — Чимина, ты… — договорить он не успевает, потому что, все еще не смотря в глаза, ему в ответ выпаливают: — С-смотри фильм, — добавляя тихо, сверкая алыми щеками, — пожалуйста… Так, ладно, Юнги согласен. Или был, пока молния на джинсах характерно не вжикнула, объявляя начало конца. Он выдыхает шумно, чувствуя осторожные, пробные касания через ткань, пытаясь не задрожать, но прокалывается, когда теплая рука скользит под кромку боксеров, неуверенно сжимая уже затвердевшую плоть. Юнги искренне не понимает своего дичайшего волнения, будто бы он здесь девственник, что впервые проявляет инициативу, а не Чимин. Сейчас его задача направлять и подбадривать, вселять уверенность, но пока что его хватает только на то, чтобы удержать себя от резких движений, которые могут отпугнуть неопытного Чимина, что с таким интересом исследует его член. Не без судорожного вздоха Юнги раздвигает шире ноги для лучшего доступа, вскоре позволяя совсем избавиться от жесткой ткани. Он не чувствует себя неловко, открываясь перед Чимином, но вот младший заметно подвисает, вперяя взгляд туда, где замерла в нерешительности ладонь. Мин смиренно переносит эту затянувшуюся паузу, готовый в любой момент завыть от недостатка прикосновений, но Чимин наконец-то отмирает и, облизнув губы, с непростительной медлительностью проводит ладонью по всей длине, надавливая уже сильнее. Юнги правда пытается не мешать и смотреть фильм, как было сказано, и у него почти получается, но вибрации от дрожи чиминова тела беспокоят безумно, и он, выждав еще немного, все же подцепляет пальцами опущенный подбородок парня, что старательно пытается не смотреть ему в глаза, мягко целуя блестящие, подрагивающие от волнения губы. И когда Чимин отходит от поцелуя, Юнги замечает в его огромных медовых глазах почти нечитаемый страх с примесью стыда, развеять который сейчас — главная задача, поэтому он говорит не громко, но достаточно, чтоб перекричать этот уже ненавистный фильм. — Все хорошо, милая. Ты все делаешь правильно. Чимин после этих слов заметно вздрагивает, и Мин готов поклясться, что в эту секунду слышит бешеное биение сердца, но вот чье именно — неизвестно. У него самого уже потеют ладони от волнения и слабого предвкушения, поэтому, когда Чимин, уткнувшись носом в шею, тихо выдыхает: «Я хочу попробовать», Юнги кажется, что он сейчас потеряет сознание. Однако вместо этого он сгребает перепугавшегося Чимина в жадные объятия, вдыхая аромат пшеничных, все таких же пушистых и мягких волос. Талия сквозь мешковатую толстовку почти не прощупывается, но Мин помнит, что там — шелковистая кожа, через которую ребра выпирать никогда не будут — он не позволит, Чимин за два года и так изменился сильно: тогда, еще в начале старшей школы, главным достоинством были пухлые щеки, за которые Юнги бесстыдно щипал, теперь же образ Чимина запоминается немного другим: например, упругими ягодицами, что сейчас удобно умещаются на голых коленях Юнги, опасно ерзая. Понятный вопрос «а что, собственно, попробовать?» в глазах Юнги одновременно и успокаивает, и напрягает Чимина. Он знает, что самое время поговорить, обсудить все поэтапно, но он, оставив еще один мажущий поцелуй в уголке губ, медленно, почти картинно стекает с колен, усаживаясь на мягкий ковер меж разведенных ног. И тут все-таки происходит небольшая заминка, потому что Чимин гладит внутреннюю сторону бедер и обратно, никаких больше действий не предпринимая, и Юнги, сбросив с глаз навязчивую пелену возбуждения, все-таки осознает, что Чимин банально не знает, что делать, слишком поглощаемый стыдом, чтобы спросить, поэтому Юнги, наконец-то взяв себя в руки, делает это сам: — Ты хочешь попробовать… взять в рот? Юнги моментально чувствует волну дрожи, проходящую через тело Чимина после своих слов, и спешно добавляет, перехватывая подрагивающую крохотную руку и сжимая в своей: — Если ты передумал, мы можем остановиться. — Нет, — выпаливает Чимин, резко поднимая глаза, тут же отводя их. — Я просто… боюсь сделать что-то не так… — признается он, добавляя более уверенно, — но… но я хочу. И Мин не может противиться теплу, разливающемуся в груди, отчего улыбается сам. Придвинувшись ближе к краю для общего удобства, он, касаясь горячей щеки, гладит мягко, призывая посмотреть прямо в глаза. — Я помогу. Просто не торопись. Хочется сказать еще «не волнуйся», но он даже не знает, как полностью справиться со своей нервозностью, выжидая, пока Чимин сделает пару глубоких вдохов. Юнги имеет опыт, если тот пьяный петтинг в кабинке туалета ночного клуба можно таковыми назвать, но то, что происходит сейчас, абсолютно не сравнимо. Каждый тихий всхлип, помутневший взгляд и робкое прикосновение отдают покалываниями по всему телу, превращая эмоции Юнги в одну густую кашу. Ему безумно хочется быть в этот момент поддержкой, тем, кто будет вести и направлять, но яркое, доселе неизведанное чувство какого-то чистого влечения, желание быть впервые ближе не только эмоционально, но и физически, не дают сосредоточиться, сжигая изнутри. Юнги, конечно, корит себя, что они не пришли к этому серьезному разговору раньше и сейчас все происходит сумбурно, на эмоциях и без должной для таких моментов подготовки, но он также понимает, чего стоило Чимину самому сделать первый, пусть и слишком внезапный шаг, поэтому прервать его не решается, на первое место ставя комфорт своего парня, который, вероятно, запланировал потерять девственность, не оповестив об этом Юнги. Выровняв дыхание, Чимин поднимает уже не настолько испуганный взгляд на Юнги и, дождавшись кивка, придвигается ближе, склоняясь над пахом. Он на пробу мягко прижимается губами к нижней части, медленно проводя языком к самой головке, пробуя на вкус. Мин наблюдает за реакцией внимательно, готовый в любую секунду выявить дискомфорт и прервать все это, но выражение лица Чимина отображает лишь сосредоточенность, с которой он уже более уверенно оставляет влажный, скользящий след по всей длине. — Помоги себе рукой. Чимин слегка вздрагивает, увлеченный процессом, но моментально прислушивается к совету, обхватывая ствол у основания и впервые пытаясь погрузить член в рот. Сначала он берет совсем немного, зажимая меж губ только истекающую предэякулятом головку, но постепенно удается впустить в рот все больше. Он сам догадывается втянуть щеки, сжимая у основания члена, докуда не будет доставать еще долго, но слишком часто цепляет зубами чувствительную кожу, поэтому Юнги, стараясь не зашипеть, предупреждает: — Зубы, Чимин, аккуратнее. Но тот, безуспешно пытаясь взять чуть глубже, его совсем не слышит, продолжая измываться над ним самым жестоким образом. На самом деле правда становится больно, и Юнги, сжимая губы в тонкую линию, мягко отстраняет Чимина от себя, видя растерянный взгляд. И только сейчас до него доходит наконец-то выключить фильм, что до сих пор колышет воздух звуками перестрелок и криков. Один клик заставляет комнату погрузиться в давящую тишину, которую вскоре нарушает неуверенный шепот: — Хён, что-то не так? Юнги замечает сначала ниточку прозрачной слюны, что тянется от головки члена прямо к нижней, распухшей губе Чимина, только потом догадываясь посмотреть в глаза. И те растерянность и нервозность ему совсем не нравятся. — Все в порядке, — спешно уверяет Юнги, добавляя уже более серьёзным тоном, — и, Чимин, доверяй мне, тебя никто не застыдит и не осудит. Если тебе некомфортно сейчас, можем попробовать в любой другой раз, ты же знаешь… Пожалуйста, перестань так переживать. — Спасибо, что так заботишься обо мне, хён, правда. Я просто… слишком много думал об этом и читал кое-где, хотя лучше бы этого не делал... — Юнги замечает, как тот морщится, явно что-то вспоминая из своих интернет запросов, — и мысли... об этом заставили меня слишком нервничать, — Чимин немного смущается, осознавая, что реальных причин для такого волнения нет, особенно, когда сам является инициатором происходящего. — Прости, что не поговорил с тобой заранее, но это обдуманный поступок, я доверяю тебе и правда этого хочу... С тобой... Теперь черед Мина делать глубокие вдохи, успокаивая бешеное сердцебиение. Все-таки он порой забывает, что за показной наивностью и несерьезностью скрывается всегда рассудительная и чуткая натура парня, который никогда бы не стал врать о своих чувствах и делать что-то безосновательно; глупо было думать, что происходящее сейчас — поспешное решение, просто Чимин, пусть и готовился к этому моменту, побороть волнение полностью не смог, передавая часть и Юнги, который за эти минуты внутренне извелся, думая, что они все-таки спешат и Чимин может пожалеть. — Ладно… ладно, Чимин, — Юнги испустил вдох облегчения, потому после этих слов становится заметно легче воспринимать ситуацию, избавляясь от напускных страхов. Все-таки они шли к этому слишком долго, и Юнги не ожидал, что это случится так внезапно. — Я понял, но все равно… ты так дрожишь, что я… — Я прикасаюсь к твоему члену впервые за два года отношений, конечно, мне страшно, — перебил Чимин, не давая Юнги дальше углубиться в уже собственную нервозность. Если бы не тот густой румянец, что покрыл все щеки, часть шеи и даже кончики ушей, Юнги бы не поверил, что такое сказал Чимин. — Тем более я знаю, что у меня получается плохо, но я очень хочу сделать тебе приятно… — Ты делаешь, — моментально подбадривает его Юнги, но видит, что уверенность в себе и настрой медленно угасают, поэтому самое время помочь и развеять сомнения, прежде заткнув в себе тот въедливый голос, который постоянно твердит, что Чимин — это до сих пор тот милый, пугливый и стеснительный мальчик из средней школы, на которого максимум можно влюбленными глазами смотреть. — Найди удобный темп и пробуй использовать язык, — говорит Юнги, максимально пытаясь делать тон не слишком преподавательским. Чимин явно не ожидал, что Юнги будет говорить так прямо, но все равно внимательно слушает, стараясь побороть уже надоевшую стеснительность, которая сильно мешает расслабиться. — И тебе не нужно брать глубоко, поверь, так приятно тоже, только будь аккуратнее с зубами, пожалуйста. Чимин на последних словах замирает, готовый начать извиняться, поняв наконец почему его остановили в тот злосчастный раз, но Юнги не позволяет. Он прерывает его бормотания стягиванием толстовки, оголяя верхнюю часть тела Чимина, который от резкой смены температуры моментально покрывается рябью мурашек, но взгляд Юнги в первую очередь ловит нежно-розовые, вставшие то ли от возбуждения, то ли все от того же холода горошины сосков, что нестерпимо хочется заласкать, но сейчас не тот момент: Юнги еще исследует нетронуто-прекрасное тело Чимина. Без телевизора чувства заметно обостряются: Чимин теперь отчетливо слышит, какие влажные и пошлые звуки издает, скользя губами по всей длине. Проигнорировав совет Юнги, он все так же пытается насадиться сильнее, желая пропустить хотя бы еще немного длины в рот, что, ожидаемо, не получается. Но и Юнги уже не останавливает, перестав так остро реагировать на слезящиеся глаза и кашель, что появляется, когда член все же достигает стенки горла, потому что те вибрации, которые Чимин при неудаче посылает по его члену, заставляют пальцы на ногах сладостно поджиматься от удовольствия. Видно, что Чимин старается, по возможности выполняя советы, но иногда сбивается с темпа, делая движения немного рваными, что не позволяет достаточно расслабиться и дойти до пика. Но также Юнги понимает, что тот устал, замедляя темп и хмуря брови: челюсть, вероятно, начинает противно ныть с непривычки, и колени в таком положении быстро затекают, отдаваясь противным покалыванием. Когда Юнги мягко отстраняет Чимина от себя во второй раз, во взгляде его больше нет того испуга: на него смотрят покрасневшие глаза с мокрыми ресницами, от которых непроизвольно щемит в груди, но Юнги глушит в себе эту чрезмерную заботу, зная, что Чимин контролирует процесс, сам позволяя этому происходить. — Ты устал. И Чимин молчит, потому что спорить бесполезно, это правда: челюсть адски ноет, и перед глазами темные пятна танцуют от недостатка кислорода, поэтому он даже рад, что его прервали. Сам он остановиться не решался, где-то глубоко внутри все еще боясь разочаровать, и тот факт, что Юнги до сих пор остается неудовлетворенным, не дает покоя: — Ты же не… — Иди сюда. И он слушается, перебирается на диван, тихо поскуливая, так как ноги после неудобного положения дали о себе знать. Чимин обвивает шею Юнги руками, осторожно усаживаясь сверху на колени, кажется, забыв о переживаниях, просто рассматривая лицо парня, что тоже замер, слишком переполняемый эмоциями в данный момент. Первым подается вперед Юнги, ощущая приятную теплоту и влажность чужого рта, отдаленно все-таки улавливая отголоски собственного вкуса на языке, от осознания чего в животе по-странному сильно скручивает, заставляя сжать Чимина в объятиях еще крепче. Они могли бы на этом закончить, не всё в первый раз должно быть идеально. Но руки Юнги, касающиеся шелковисто-мягкой кожи, вероятно, против. Медленно, чтоб дать время воспротивиться, слегка холодные пальцы пробираются вниз, под одежду, и, так и не получив отказа, мягко сжимают упругие половинки. Чимин, не привыкший к таким манипуляциям со своим телом, вначале слишком тихий и неподвижный, но, когда пальцы Юнги предельно осторожно ласкают член, а после почти незаметно дотрагиваются до входа, он моментально впивается ногтями в плечи, резко втягивая воздух, не способный справиться со своими бьющими через край эмоциями. — Остановиться? — тут же спрашивает Юнги, убирая руку и заглядывая в глаза притихшему Чимину, который на вопрос лишь заторможено качает головой. — Чимин, поговори со мной. Я не могу делать что-то без уверенности, что ты готов к этому. Сегодня уже случилось многое, и, если для тебя хватит, все нормально. И не волнуйся об этом, — более тихо закончил Мин, намекая на собственное, еще не получившее разрядки возбуждение. — Мне хочется продолжить, то есть… Я не уверен, что готов дойти до конца, но… — Чимин замолчал, отчего Юнги решил его поддержать: — Я тоже не думаю, что сейчас время для проникающего секса. Для этого нужно больше подготовки, и у нас определенно перед этим будет серьезный разговор, — Юнги заметил, как Чимин немного скривился, но более важным было осознание, что напряженные до этого плечи заметно расслабились, выдавая, что ему все-таки важно было услышать это сейчас. — Так… ты не против продолжить, но что? Чимин открыл рот, готовясь сказать, но передумал. — Будь честен со мной, — тыльная сторона ладони мягко задержалась на скуле, поглаживая успокаивающе, — скажи, что тебя беспокоит. Прижавшись еще ближе, хотя, кажется, уже некуда, и запустив согревающие ладони под почему-то до сих пор не снятую футболку Юнги, Чимин, будто виноватый в чем-то, положил голову на плечо, шепча совсем тихо, не уверенный, что это действительно необходимо озвучивать: — Я уже… делал с собой кое-что… — он поднял глаза на Юнги, считывая реакцию, но тот просто спокойно слушал его, не перебивая, — это были п-пальцы, и мне не понравилось… То есть было странно, и я все не мог найти правильный угол, — голос Чимина заметно потускнел, выдавая его расстроенное состояние. Но, почувствовав, как его мягко гладят по спине, заметно успокаивая, он, вдохнув глубже, решает все-таки договорить: — Я больше не пытался, поэтому мне немного страшно, что и сейчас ничего не выйдет… и я еще больше разочарую тебя… — Что? Рука Юнги замирает, и сам он заметно напрягается, говоря мягким, с нотами укора голосом: — Ты не можешь разочаровать меня, Чимин, откуда такие мысли? — Просто я хочу, чтобы нам было хорошо… — О, милая, я тоже этого хочу. Но представь, как я буду себя чувствовать, если причиню тебе боль? — Юнги затихает, хмурясь от своих же слов. Чимин стопорится, не зная, как правильно донести до Юнги свою мысль, потому что он правда понимает, что, как бы он ни желал доставить удовольствие Юнги, делать это через собственный дискомфорт — наихудшее решение, к которому он даже на самом деле не был готов. Чимин любит Юнги безумно, но использовать себя бы не позволил. — Я знаю, дело совсем не в этом… — сделав паузу, он перевел дыхание, выдыхая несколько отчаянно. Сейчас в нем плещутся, сбивая с толку, комплексы, что он, в отличие от Юнги, девственник и опыта никакого не имеет, представая перед ним слишком уязвимым. — Ты же знаешь, какую репутацию я имею в школе? — Юнги быстро кивает, слабо понимая, к чему его подводит Чимин. — Так вот, она оправдана. Частично. Учеба действительно даётся мне легко, я чувствую себя уверенно и спокойно, делая это идеально из раза в раз. Но то, что происходит между нами, для меня впервые, что бы там не болтали... – Чимин фыркает немного раздраженно. Эти слухи никогда его особо не тревожили, даже немного забавляли, если учесть ироничность. Но сейчас даже такая малость добавляет нервозность, которая на фоне непоколебимого Юнги делает его еще беззащитнее. Возможно, потом его волнения покажутся самому себе неоправданными, но сейчас Чимин не может справиться с собственной слабостью, почти обиженно шепча: — Ты так спокоен, хотел бы я быть опытным на самом деле, чтоб быть наравне с тобой... — и Чимин на эту очередную минуту слабости ожидает получить все, кроме приглушенного смешка. Чимин смотрит на широкую улыбку, танцующую на губах Юнги, и даже не успевает обиженно возмутиться, когда его втягивают в глубокий, по-своему опьяняющий поцелуй. — Так вот в чем было дело с самого начала? Чимин, мы уже на равных, и всегда были. Во всех смыслах. Но тот лишь медленно моргает, все еще слегка дезориентированный поцелуем, на который времени не пожалели, переплетая языки в каком-то отчаянном, одурманивающем ритме, поэтому Юнги добавляет, немного переосмыслив слова и действия Чимина, кажется, наконец-то начинает понимать суть проблемы: — Мы с тобой об этом не говорили, и я не придавал этому важность, потому что важности там никакой и правда не было, — Чимин не улавливает сначала, что ему хотят сказать, просто массируя кожу головы, запустив в темно-русые волосы пальцы. — У меня уже была связь. Ты об этом знаешь, но я не вдавался в подробности, и в этом, по-видимому, моя ошибка. Но это лишь потому, что я и сам, если честно, не помню и половины из того, что было. А потому и для меня происходящее сейчас, с тобой, тоже впервые. Чимин, задержавший дыхание во время речи Юнги, облегченно выдыхает, покрываясь стойким румянцем. Он знает, что это признание меняет не многое: перед ним все тот же Юнги, но осознание, что не для него одного все впервые, все-таки эгоистично греет, придавая каплю уверенности. И Чимин хочет целовать Юнги так долго, чтобы заболели губы и было нечем дышать, но поток мыслей прерывает голос Юнги, у которого на щеках тоже проступил легкий намек на смущение после собственных слов. – И если тебе все-таки не понравится быть снизу, то это не проблема, мы можем попробовать по-другому. — По-другому? Из Юнги рвется непроизвольная улыбка, потому что непонимание на лице Чимина настолько невинное и забавное. — Почему я не могу уступить тебе позицию сверху, если нам обоим будет комфортно и приятно? — Я… То есть ты… В голове Чимина явно произошел какой-то сбой, но это явно не тот эффект, которого добивался Юнги, поэтому, заметив хмурость младшего, тот решает вернуть разговор в прежнее русло, туда, где они остановились до разъяснительно-пояснительной беседы. — Но это предвидится еще не скоро, поэтому у тебя будет время обдумать все, — Чимин молча кивает, несколько шокированный словами. То есть он, конечно, знал, что в действительности однополые пары часто универсальны, но Юнги... Чимин сам не понимает, по какой причине он даже не стал рассматривать такой вариант, теперь чувствуя себя глупым и незрелым. Хотя, Юнги его и таким примет. — Ты все еще хочешь попробовать… или уже не тот настрой? — спрашивает Юнги секундой позднее, осознавая, что сам уже давно не возбужден, но желание доставить хотя бы малое удовольствие Чимину все еще сильно. Чимин вспыхивает мгновенно только от мыслей, что Юнги предлагает с ним сделать. Решиться доставить удовольствие ему было проще, чем справляться со смущающими догадками, каково это чувствовать Юнги так близко к себе, внутри себя… И он, прикусив губу, цепляет край футболки, проводя ладонями по спине, и, наклонившись, прижимается губами мягко за ухом, шепчет: «Давай сделаем это, хён». Юнги от резкой смены обстановки немного тормозит, но волна дрожи после шепота Чимина немного отрезвляет, и он подхватывает настрой, вжимая пальцы в бедра почти до боли, чувствуя, как жар внутри с каждым движением губ поднимается снова. — Может, перейдем на кровать? Там будет удобнее. — Н-нет, давай останемся тут, — Юнги перевел непонимающий взгляд, логично спрашивая: — Почему? — Потому что это кровать, — тянет Чимин, вспоминая сразу ряд теплых моментов, — на которой мы ели чипсы и смотрели аниме два года назад, а в прошлом я здесь учил тригонометрию, пока на другой стороне ты печатал реферат, постоянно ероша мои волосы… — Чимин улыбается нежно, но ворчание Юнги убивает всю меланхолию: — А в этом ты спал на ней со мной около сотни раз, обвивая руками и ногами, хотя мне жарко и я задыхаюсь, а когда носом в ключицы тычешься, это невыносимо. — Я не виноват, что ты такой чувствительный и тебе постоянно щекотно. Знаешь, говорят, что это места эрогенных зон, поэтому… Юнги на это недовольно зыркнул, но тут же сменился в лице, решив быстро уйти от этой темы: — Подожди, а где первый секс тогда будет? В ванной? — Юнги усмехнулся, но после перевел на Чимина уже совсем другой взгляд. — Кстати, мы правда можем так сделать, хочешь, лепестками роз все усыплю? Чимин резко хлопнул его по руке, смущенно хмурясь и недовольно дуя губы. — Не дуйся, я понял: без роз. — Юнги… — Сейчас вернусь. — Вообще-то мне нравятся розы… — прошептал Чимин, дергая уголками губ, оставшись в комнате один. Через несколько минут прибыв с бутылочкой смазки, которая была распакована и использована наполовину, Юнги вновь вернулся на диван, садясь рядом с Чимином. — Так… — начал Юнги, но был прерван. — Т-ты уже пользовался этим? — Что за день недоверия сегодня? Я использую это, чтоб удовлетворить себя, конечно. Ну, теперь и тебя. — Я не имел в виду, что не доверяю, — Чимин бросил полуобиженный взгляд. — Ты совсем недавно упомянул о том, что ты... Ну... можешь быть снизу, поэтому я подумал, что... — Иногда, — выпалил Юнги, прекратив страдания Чимина, но, по всей видимости, начав свои собственные: глаза Чимина комично расширились, и полные губы приоткрылись, вероятно готовясь выплеснуть поток дополнительных смущающих вопросов. — А... — было начал Чимин, но был остановлен быстрым поцелуем на кончике носа и слабой щекоткой по ребрам, получив недовольное «ну хён». — Мы обсудим с тобой очень многое, но чуть позже, ладно? — Юнги дождался неторопливого кивка от немного насупившегося от щекотки Чимина, одновременно пытаясь и уменьшить свое собственное смущение, которое Чимин каким-то образом умудрился не заметить. — Ложись на спину, мне нужно видеть твое лицо. Заметно, что Чимин расслабился за время разговоров: атмосфера стала по-домашнему теплой и к ничему не обязывающей, поэтому он почти без заминки выполняет сказанное, но стаскивает только шорты, не решаясь самостоятельно снять все. Мелкие ворсинки дивана не самым приятным образом ощущаются, впиваясь в кожу спины, и предложение перейти в спальню теперь заметно перевешивает, но все мысли мгновенно выветриваются, стоит Юнги поставить колено между его ног, намекая раскрыться. Чимин укладывает голову на принесенную подушку, которую Юнги вскоре заберет и подложит под бедра, на время закрывая глаза. При всей интимности момента ожидаемое стеснение так и не накрывает: теплые касания, плавно перетекающие от щиколоток на внутреннюю сторону бедер, только учащают сердцебиение, не вызывая паники. Он открывает глаза только тогда, когда чувствует на себе безмолвный вопросительный взгляд, и Чимин абсолютно без страха кивает, лишь глубже вдыхая, когда белье падает рядом на пол. Юнги делает совсем небольшую паузу, следя за дыханием Чимина, которое сейчас частое, прерывистое, но главное — взгляд кристально-чистый, без примеси неуверенности или стыда. Шумно выдыхая после легких укусов и влажных следов на коже, с каждой минутой желая все большего, Чимин понимает, что весь тот непонятный страх все-таки был результатом некой поспешности и нужно было просто поговорить. Но Чимин не думает, что справился так уж плохо: неизвестно, сколько бы Юнги, сетуя на невинность, еще бы откладывал этот момент, если бы не его, будем честны, не самая удачная попытка. В любом случае сейчас Чимин без паники и внутренних въедливых комплексов, сгибая в коленях, широко разводит ноги, давая Юнги удобнее уместиться между ними. — Все хорошо, милая? — нависая над ним, тихо уточняет Юнги, немного беспокоясь, что Чимин слишком молчаливый. — Поцелуй меня. И Юнги целует: низ живота, выступающие тазобедренные косточки, проводит языком по вздернутым соскам, сильно зажимая один меж губ, получая всхлип сверху, и, оставив еще алый след под подбородком, нежно прижимается к полураскрытым, раскрасневшимся губам. Когда жаркая кожа к коже и невыносимо приятные, медленные, но распаленные поглаживания языков друг о друга, Чимин, от эмоций не выдерживая, скрещивает ноги за спиной, притягивая к себе ближе, а Юнги все так же нежно, удерживаясь на одной руке, гладит мягкую щеку, забирая образовавшееся волнение. Отрываясь от губ и хватая смазку, Юнги не спрашивает, готов или нет, зная, что после поцелуя Чимин наиболее расслабленный, но полностью осознает ситуацию и в любой момент сможет его остановить, поэтому он не медлит: одновременно касаясь смазанными пальцами промежности, пока что только подготавливая, другой рукой уверенными движениями ласкает член, получая совсем тихий, прикрытый руками скулеж. Может, Юнги кажется, но, когда первый палец мягко толкается внутрь, Чимин не реагирует отрицательно: прикрыв глаза снова, он задерживает на секунду дыхание, но лицо остается без морщин боли или дискомфорта. Однако вынув и толкнув обратно с той же осторожностью, он замечает, как чиминовы пальцы несильно царапают обивку дивана, отчего тут же становится тревожно: — Тебе больно? — прекратив движения внутри, он дожидается ответа, продолжая непрерывно стимулировать чувствительную головку, накрывая ее ладонью. — Пока что все хорошо, просто ощущения странные. — Не говори «пока что». — Я все еще не могу быть уверен, что после второго и третьего пальца не почувствую эту противную боль. — Не то что бы я собирался вставлять больше двух… — Юнги не уточняет, что сейчас палец погружен даже не на всю длину, а Чимин уже дышит прерывисто, поэтому, прежде чем они дойдут до следующего этапа, вероятно, Чимина нужно будет подготавливать с помощью игрушек, чтобы максимально уменьшить болезненность первого проникновения, — это не растяжка, а просто способ сделать тебе приятно. Чимин ничего на это не говорит, и Юнги продолжает движения, направляя палец глубже, следя за реакцией. — Наверное, это будет второй провал за вечер, — тихо бормочет Чимин, чувствуя плавные надавливающие движения внутри, — потому что я не… А-ах… Юнги! Что это?! — То, что ты не нашел, — со слабой улыбкой победно отвечает Юнги, на самом деле внутри удивляясь, что абсолютно без опыта получилось так быстро приспособиться и найти нужный угол. Чимину ответ не требовался вовсе, он многое читал об однополом сексе, но ощущения настолько ошарашивающие, что в голове не остается ни одной мысли, только собственный первый стон отдается эхом. Он чувствует копошение внизу, думая уже самому попросить сделать так еще, но Юнги, целуя согнутое колено, тихо просит: «Расслабься». Чимин не успевает испугаться, ощущая, как стенки медленно растягиваются под давлением уже двух пальцев, принося заметный дискомфорт, но не боль. Он кивает, поднимаясь на локтях, когда Юнги смотрит на него вопросительно и немного обеспокоенно, и, прикусив алую губу, подается вперед, самостоятельно пропуская пальцы до самых костяшек, на последних сантиметрах хватая ртом воздух. — Все, Чимин, ты молодец, справился так хорошо, — шепчет Юнги, целуя подрагивающие губы, — хочешь прикоснуться к себе, м? Чимин не отвечает на вопросы и сейчас безмерно благодарен, что Юнги понимает все без слов, давая ему время успокоиться. Он, как ему и сказали, опустившись вновь на лопатки, тянется между ног, обхватывая ствол пальцами, начиная ласкать себя неторопливо и нежно, и та волна удовольствия, что прокатывается по телу, заставляет перестать держать в таком напряжении ноги, а главное, Чимин уже не так сильно сжимается внутри, давая Юнги хоть немного двинуться. И Юнги, видя спокойное лицо парня, пробует мягко надавливать, уже зная, в каком направлении нужно сгибать пальцы. Он водит внутри подушечками по гладким стенкам, наблюдая, как после каждого невесомого прикосновения к простате полные губы Чимина раскрываются в немом стоне, а сам он больше не закрывает глаза: смотрит своими мутно-черными омутами прямо на него. И от этого взгляда внизу живота скручивает так туго, что Юнги перестает контролировать свое дыхание, ускоряя движения пальцев. — Ах-х... Я н-не могу, Юнги, — Чимин, слишком распаленный: с красными щеками и дрожащим голосом, от переизбытка ощущений начинает метаться по дивану, сбивая Юнги с темпа. Он тянет руки вниз, желая прикоснуться к себе как можно скорее, но Юнги не дает, хватая за бедро и удерживая на месте. Теперь два пальца в бешеном темпе массируют глубоко внутри почти грубо, заставляя Чимина давиться собственными стонами, а хлюпающие звуки смазки, которой явно не пожалели, заполняют комнату, сводя с ума. Эта концентрация невыносима: слишком приятно, слишком интимно, слишком эмоционально. И, простонав что-то нечленораздельное, Чимин выгибается дугой, кончая на живот, при этом дрожа так сильно, не переставая всхлипывать. — Чимин, ты плачешь? — спрашивает Юнги несколько обеспокоенно, потому что Чимин прикрыл глаза рукой, часто дыша. — О, нет, нет, Юнги-я, я просто… — лепечет Чимин совсем тихо, все еще немного содрогаясь, — просто это так «вау». На мгновение я подумал, что могу умереть. Ты изверг, кстати, — добавляет он, наконец смотря в глаза. — А если поцелую и принесу салфетку? Тот быстро кивает, восстанавливая дыхание, и лежит на диване умиротворенный, смотря в потолок и думая о том, что в ближайшее время пассивную роль Юнги все-таки не отдаст, желая в полной мере распробовать эти крышесносные ощущения, но стоит ему вновь услышать шаги Юнги рядом с собой, как в голове что-то щелкает, и вся посторгазменная усталость рассыпается, когда он подрывается с дивана будто ошпаренный с приглушенным воплем: — Юнги! Ты же до сих пор не… Хватаясь сначала за сердце, Юнги мимолетно думает, что один этот крик убил половину нервных клеток, только уже потом догадываясь прервать лепет Чимина. — Эй, успокойся, просто дай мне несколько минут в ванной. Затянувшийся стояк никого еще не убивал. — Давай я. — Что ты? Чимин подходит к Юнги, надавливая на плечи и заставляя сесть на диван, в одно мгновение вновь оказываясь меж разведенных ног в паре сантиметров от паха. — Закончу то, что начал. — Тебе не обязательно это… – качает головой Юнги, резко вжимая пальцы в обивку того же несчастного дивана, выдыхая несдержанно и громко, когда Чимин без предупреждения пропускает в рот покрасневшую без долгой стимуляции головку члена. Сейчас, когда думать после интенсивного оргазма плохо получается, все идет намного лучше: Чимин не медлит, более уверенно вбирает в рот, не боясь свободной рукой сжимать сильнее, чувствуя по слабой дрожи и резко учащенному дыханию, что Юнги и правда близко. Он не получал разрядку с самого начала вечера, уделяя внимание исключительно Чимину и его комфорту, делая все, чтоб его первый опыт запомнился только приятным. И Юнги это сделал: поддержал, не дал закрыться в себе и подарил лучший оргазм, от которого у Чимина до сих пор темные круги перед глазами и фантомное ощущение заполненности пониже. И, полагаясь на то, что Юнги все-таки нравится, Чимин плотнее смыкает губы, ускоряется и, приноровившись с прошлого раза, использует язык, добавляя ощущений, которых Юнги вполне хватает, чтобы, резко втянув воздух, зашипеть: — Чимин, я… Широко распахнутые глаза смотрят прямо на Юнги, и он, не успев отстранить от себя, изливается в рот, хрипло постанывая. Жмурясь, отходя от оргазма, Юнги видит все еще неподвижного Чимина, с сомкнутыми губами и выражением недовольства на лице, быстро додумываясь передать ему салфетку, в которую тот быстро, почти смущенно оставляет содержимое рта. — Прости, я не… — стирая белесые остатки с уголков губ, Чимин пытается что-то сказать в оправдание, сам находясь в некой прострации. — Тебе не нужно было, не извиняйся за такое. Почему не отстранился сам? — Мне было интересно, — задумчиво тянет Чимин, принимая мягкие поглаживания по голове. — И как? — Отвратительно, — честно выпаливает Чимин, тут же испуганно смотря на Юнги. Тот, тоже не ожидавший такого прямого ответа, сначала зависает, но, заметив выражение лица Чимина, его моментально пробивает на смех. — Значит, я пробовать не буду, в следующий раз делая минет тебе. Чимин тоже улыбается через смущение, забираясь на колени к Юнги. — Теперь я правда устал, — бормочет в чувствительные ключицы нарочно, но Юнги, вымотанный, даже не реагирует на явную провокацию, просто рассматривая Чимина. И, стоит ему взглядом скользнуть по шее, холодный пот выступает на лбу от осознания сделанного. — Я оставил следы, Чимин. У тебя же есть, чем скрыть это от родителей, пока станет не так заметно? — раскаянно говорит Юнги, но Чимин его тут же прерывает: — Это давно не нужно. — Так… Они же всегда были против, – не понимает Юнги, обхватывая Чимина поперек талии, целуя в висок. — Если честно, отец ещё год назад дал две пачки презервативов. — Ясно, и это ты мне сказать не мог? — пораженно спрашивает Юнги, пока Чимин прячется у него в изгибе шеи, мажа чувствительную кожу поцелуями. — Я уже весь извелся, думал, они никогда не примут наши отношения. — Я буквально живу у тебя, и, как видишь, никто не ломится в дверь с проверкой, поэтому ты слишком зациклился на том единственном случае, — оправдывается Чимин, понимая, что правда забыл кое-что сказать. — Она пришла с перцовым баллончиком, обещая упечь за совращение… — учтиво напоминает Юнги. — Бывает импульсивна, да. И вообще, может, мы придем в гости на следующих выходных? Мама недавно спрашивала о тебе, — сообщает буднично, покрывая лицо поцелуйчиками-клевками, которые совсем не спасают ситуацию. — Чимин… ты определенно наказан…— выдыхает Юнги, в мыслях смачно шлепая его за то, что недоговаривал, но Чимин, сидя у него на коленях, смотрит своими большими оленьими глазами так, что у Юнги щемит в груди. — Давай быстро в душ и спать, иначе я исполню свои мысли. — Ты же сказал, что тебе жарко со мной спать, — вспоминает, по-детски дуя губы. Юнги на это, мягко улыбнувшись, прижимает к себе сильнее, не способный надышаться им. Чимин растворяется в нем тоже, чувствуя себя таким маленьким и защищенным, от мыслей становясь слишком сентиментальным, понимая, как же сильно он любит, а тот не делает лучше, тихо выдыхая на ухо: — Самая сладкая пытка.