Иностранка

Безумность снов и их символика приводит иногда нас в смятение. Порой, после странных снов мы долго думаем об их значении. Правдоподобность, таинственность, всё это приводит нас к размышлениям. Иногда сны несут за собой не просто какой-то знак, а ответы на волнующие нас вопросы. Совет как поступить, подсказку в запутанной ситуации. К ним стоит прислушаться, стоит дать шанс на существование той идеальной картинке, которую диктуют нам сны. Сны- ответы нашего сознания, подарки свыше. Они даруют нам блажь, они даруют нам мечты, надежды, цели. Уютная темнота укутывала девушку, словно одеяло, подталкивая её сознание к мыслительным процессам. И всё же сон, каким странный он был. Черты лица Чёрного принца до сих пор стояли перед её лицом, однако его голос и глаза… было в них что-то знакомое, родное, что-то манящее и прекрасное. «Почему ты прячешь их?» Не прятать было невозможно, дать существование тому, чему существовать запрещено, разве это правильно? Как можно открыть чувства к человеку, пред которым стоит рыжеволосая стена, оберегающая его от других, запрещающая проход молодым девушкам. Искать брешь? Но зачем? Лишняя трата времени, проще отказаться от этого всего. Зарыть чувства на дно никчёмной, прокуренной души. Забыть или выкурить ещё одну сигарету, надеясь на то, что вместе с ней выкурятся и мысли о веснушчатом. В полумраке номера, она побрела к балкону, попутно надевая халатик. Холодный ветер обдал её лицо, а по телу мгновенно побежали мурашки. Слегка поёжившись, она присела к столику и достала сигарету. Тишина. Единственное, что она слышала, это порывы ветра. Пальцы крепко сжимали сигарету, словно она была её последней надеждой к забвению. Небольшие дозы никотина медленно поступали в её организм, постепенно убивая её, но ей это нравилось, и поэтому она выкуривала сигарету одну, за другой. Париж спал мирным сном, абсолютно не подозревая, что где-то на 9-м этаже отеля, сидит одинокая душа, спасая себя медленным самоубийством. Медленным Сладким Самоубийством Хотеть, но не иметь возможность взять. Опускать руки, даже не успев их поднять. Разбиваться о камень, ещё не прыгнув со скалы. Всё это ужасно, ужасно осознавать, что даже если попытаешься не получишь, потому что не твоё. И не тобой полон его разум и дышит он не твоим воздухом, что просыпается не под твои напевы различных мелодий и целует по утром не твою щёку. Ужасно осознавать, ужасно чувствовать, так зачем позволять себе такую наглость? Любить чужого человека. Она почти задыхалась от сковывающего лёгкие холода. Зимней ночью ужасно холодно, но Настя никогда не шла вровень с погодой. На своё здоровье ей было плевать, поэтому она позволяла себе его портить. Мазохизм, да! Она причиняла себе вред, всякий раз испытывая блаженное удовольствие. Равно как сейчас. Она знала, чем ей обернётся её ночная вылазка. Пневмония, больница, и она даже улыбнулась. Может у неё получится не оклематься после болезни. Да, она представляла себя литературным героем какой-нибудь трагедии, где красавица - главная героиня, испытав все проблемы этого бренного мира и впав в депрессию, умирают, обретая могильное блаженство. Мда, русская литература ужасное явление для впечатлительных дам. Сигареты кончались. А вот мысли нет. Беспрерывный поток мыслей и ей даже не с кем поделиться. А впрочем, она никогда никому не говорила о своих проблемах. Всю горечь она держала в себе, медленного горела, а после взрывалась, очищая себя от накопившегося. И снова всё по новой, слишком много она таит в себе эмоций. Девушка глубоко вздохнула, сильнее запахивая свой халат. Это слишком тяжёлый для неё отпуск, она никогда не думала, что не сможет его выдержать. Прикрыв глаза, Настя откинулась на спинку плетённого кресла. Вздохнула, прислушиваясь к тишине города. М… тишина. Хорошее лекарство для умирающего. Тишина, как сестра, что просто обнимет, когда тебе плохо. Но сейчас всё было с точностью, да наоборот. Вскоре Настя перестала чувствовать своё тело, холод атрофировал мышцы, так, что девушка не могла даже просто закрыть глаза. Единственное, что она чётко ощущала, это боль. Боль безысходности. Ледяной ветер трепал её кудри, оголял тело, откидывая халат, но ей уже было слишком всё равно, чтобы побеспокоится о тепле тела. Пробрал озноб, и девушку начало трясти. Где-то глубоко внутри, прорастало зерно паники, с каждой секундой оно разрасталось, всё сильнее и сильнее сбивая и без того сложное дыхание. Темнота надвигалась на неё, образовывая купол страха, паника. Дикая, бешенная паника. Лёгкие сделали попытку набрать в себя побольше воздуха, тщетно. Снова попытка, и вновь ничего. Паника достигала апогея, девушка заходилась в попытке вдохнуть хоть немного воздуха. Засохшие глаза проронили первую слезу, за ней ещё одну и ещё. Выводя боль на новый уровень, уже не хотелось плакать, хотелось кричать. Темнота наступала всё сильнее, вырывая девушку из сознания, вскоре она заполнила всё вокруг, в том числе и больной разум Насти. Порой мы рушим себя надеждами, порой их отсутствием. Всегда намного проще отступить, прекратить попытки, опустить руки, а иногда и вовсе не начинать. Но ведь каждый достоин счастья, так почему бы за него просто не побороться? Совсем немножко. Чуть-чуть потерпеть, поплакать, но знать, что в конце всегда есть свет. Любить не твоего человека всегда тяжело, но с чего мы вообще берём эту странную мысль, что раз не твой, значит не люби. Люби, задыхайся от эмоций, плачь, когда всё идёт не так, но любовь прекрасное чувство, даже если любишь не того. Пытайся, лучше попытаться и совершить ошибку, чем отказаться, не успев даже согласится. Ведь люди любят. Пьют чай в холодных квартирах, глотая слёзы, ложатся спать, чтобы снова окунуться в мир иллюзий, почувствовать запах ощутить касания родных рук. Люди любят, хоть любовь причиняет боль, но они знают, что в конце их ждёт свет, даже если всё катится к чертям собачьим. И всё катилось к чертям собачим. Казалось, будто темнота не просто поглотит девушку, а разорвёт её на маленькие кусочки, взорвёт, уничтожит. Но не сознание, не давало Насте шанс, что-либо сделать, всё, что она действительно сейчас могла, это поддаться страху и плыть по течению его ядовитых волн. Она привыкла. Панические атаки мучали девушку уже не первый год, каждый день с лета её четырнадцатилетняя, девушка утопала в этом омуте паники и тревоги. Тем летом она была у бабушки, как обычно сидела около ванны, следила за маленькой сестрой. Мысль о быстротечности времени мгновенно закралась в её сознание, и с тех пор ни на миг не выходила из него. Но через много лет, она смогла с ней жить, поэтому её ни капли не волновало подобное состояние.

*** В ту ночь Люка снова мучили кошмары. Зелёные глаза девушки мелькали пред ним, то приближаясь, то отдаляясь. Она убегала от него даже во сне, он каждый раз видел зелёный блеск, а потом провожал взглядом её тощую фигурку, заворожено наблюдая за бронзовыми кудрями, развивающимися на ветру. Иностранка всегда смеялась, и этот смех был для него мучительнее самой ужасной пытки, которая вообще имеется в мире. Её запах, холод прикосновений, всё это он ощущал, словно и правда проживал это наяву, и от того, ему всё сильнее не хотелось выходить из сна. Но ведь он пообещал себе, что забудет о чувствах! Да, пообещал. И даже постарался следовать своему слову. Но стал ложиться с каждым днём раньше и спать дольше, чтобы насладиться изумрудными лучами её глаз, сладковатым запахом духов и холодными прикосновениями рук. Родным не скажешь, не поймут, ведь они видят только Джесси. Близкого друга ему так и не довелось найти, подруги тоже нет. Он один. Все его тревоги он изливал брату, но эту тревогу души Рави не понять. И он копит всё в себе, иногда приходя по ночам на крышу, открываясь небу и мирно спящему Парижу. Беспомощная рука Люка безрезультатно пыталась нащупать телефон, чтобы глянуть время. В итоге забив на эту трудную для него затею, он водрузил руку себе на голову, будто проверяя на месте ли она. Джесси мирно посапывала рядом, совершенно не подозревая о душевных проблемах любимого. Спала она крепко, поэтому никогда и не слышала, как уходил Люк, а когда просыпалась, он лежал рядом. Видела, что гаснет, но списывала всё на долгое прибывание вне дома, поэтому спокойно ждала возвращения в Нью-Йорк. Родители последнее время и вовсе не сталкивались с сыном, а Рави перестал говорить с ним с последнего их разговора. Тем временем кошмары у парня стали постоянным гостем, в нём жил постоянный страх, что избавиться от этих чувств он не может и паника из-за того, что он и не хочет от них избавляться. И по ночам, находясь наедине со своими мыслями, на него накатывали приступы. Всё же, пересилив себя, он нащупал телефон на прикроватной тумбочке. Свет экрана ударил парню в лицо, и он ещё некоторое время пытался разглядеть время. Три ночи. Он обернулся на Джесси, она спала крепко, как всегда, сладко посапывая. Наверно хорошо спать, когда до боли знакомые и любимые глаза не являются во снах кошмаром. Тихо, так, чтобы не разбудить девушку он вышел в коридор. Дверь на общие балконы снова была открыта, от чего в помещение дул холодный ветер. Ватные, босые ноги леденели. Шёлковая ткань пижамы не грела ни на грамм, от чего парня трясло. Люк понимал, что бездействие медленно сводит его сума, и что в конечном итоге он задохнётся без неё, не выдержит и однажды очнётся в смирительной рубашке. Словно заворожённый он поднимался по лестницам к заветной двери на девятом этаже. Надо же, какое дежавю, только на этот раз он не струсит. Набирая темп, он уже не шёл, а летел к заветной цели. Обогнув ещё один пролёт, парень залетел к ней в номер, в котором, казалось, было ледянее чем на улице. Двери балкона были на распашку, занавески в буквальном смысле летали от сильных порывов ветра. Люк оглянулся, кровать пустела. Толика паники закралась в него, еле передвигая ледяными ногами, он двигался к балкону, боясь и там не найти свою ночную фею. Но вот её беспомощное тело было прекрасно видно парню. Бледная кожа сияла при свете луны и имела она скорее мёртвую белизну, чем ночную. Руки как будто не принадлежащие ей свисали с подлокотников плетённого кресла, а босые ноги впитывали холод кафеля. Он кинулся к ней, одного касания было достаточно, чтобы понять, ещё чуть-чуть и она не просто превратиться лёд, она покинет этот мир, словно прекрасная птица. Телефон, но он остался в номере, на негнущихся ногах он буквально летел к стационарному, чтобы попросить о помощи. Трясущиеся руки с трудом набирали номер ресепшена, но вот гудки. Один. Другой. Третий. Каждый новый гудок, бил парня ниже пояса, напоминая о возможной утрате. Парень затаил дыхание. Четвёртый. И вот заветное: - Да? - Скорую, срочно! Всё плыло перед глазами, пульс зашкаливал, кровь била в виски. Вернувшись мигом на балкон, он подхватил ледяное тело и перенёс его на кровать, в надежде, что его температура, хоть немного нормализуется. Закутав девушку всеми одеялами и покрывалами, парень захлопнул двери и окна, чтобы не было даже малейшего сквознячка. Но девушке не становилось лучше, ему даже казалось, что и вовсе не станет. Страх потерять нечто драгоценное, пусть даже и не принадлежащее ему, разрастался всё сильнее. Дышать было тяжело от тревоги, но всё, что он мог сейчас, это ждать. Скорее бы. Её губы были бледны, почти сливались с тоном кожи. Скорее бы. Люк позволил себе заплакать, впервые за очень долгое время. Его учили, что распускать нюни может только девчонка, но сейчас он смог сдержать слёз. Скорее бы. Время, казалось, вовсе не двигалось, стрелки часов замерли и не хотели давать вещам идти в своём привычном темпе. Скорее бы. Он смотрел на неё, почти не видя, сквозь пелену слёз. Холодная, словно лёд, почти сливающаяся с белоснежными простынями, любимая. Скорее бы. Он не молился ни о чём, кроме как о спасении. Сквозь ночи бессонниц, кошмаров и попыток переубедить себя в чувствах, он упускал минуты её жизни. Скорее бы.

Сейчас.

Уже. Её обмякшее тело грузили в реанимобиль, работали сирена и мигалки, вокруг было много любопытствующих лиц, казалось, будто все, кому не лень, пришли поглазеть, как иностранку увозят на скорой. Он знал, что среди этих людей были и они. Была и она. Но разве сейчас ему было какое-то дело до них, без колебаний он сел в машину. Знать, что с Настей было всё хорошо, гораздо важнее того, что подумает его семья и Джесси. - Вы бы обулись,- произнёс один из врачей. Люк глянул на ноги, словно только сейчас поняв, что совсем без обуви. - Я… Нет времени, Сер,- он поудобнее примостился на кресле, вытирая рукавом пижамы не нужную сырость на лице. И если бы ему сейчас грозили пулей в весок, он бы сказал, «Нет времени, Сер». Потому что ему всё равно на обстоятельства, всё равно на ловушки ситуаций, потому что какое ему дело до всего этого, если она еле дышит, если дышит вообще. Потому что, нет времени, потому что нужно молиться за каждый её вздох. Они ехали, казалось, целую вечность и с каждой секундой этой вечности, Люк видел, как таяли моменты жизни девушки. Врачи успокаивали парня, показывали датчики, на которых отчётливо виднелось, что и сердце бьётся и кислород поступает. Пусть его дозы не близки к норме, но этого хватит, чтобы выжить. Но разве этим успокоишь!? Люк верил состоянию, которое видел, и оно не успокаивало его. Тусклые дампы ночной больницы, сонные врачи и шум колёс, катящихся по белоснежной плитке. Ледяной должно быть плитке. Должно быть. Но почему он не чувствовал лёд? Люк опустил взгляд на ноги, обычные ступни, только почему-то он ничего не чувствует. - Я ведь говорил, чтобы вы обулись!- парень с непониманием глянул на врача. Когда? Он не помнил, чтобы ему говорили подобное,- думаю Ваши ноги слишком замёрзли, как и тело девушки,- мужчина смотрел спокойно, абсолютно не выражая ничего,- надо будет пройти медосмотр, может обойдётся просто тёплыми ванными. Но молодой человек, Ваше упрямство, может пагубно сказаться на вашем здоровье, если Вы понимаете, о чём я. - Куда её везут? - В реанимацию молодой человек, молитесь, чтобы её мышцы смогли прийти в норму. Молиться.