Учитель и господин

                    Следуя по городу за своим шалафи, Даламар невольно отставал, ибо хотел успеть проверить, что изменилось за время его безвылазного сидения в Башне. Не заметив никаких серьёзных перемен, эльф остановился, ибо понял, что потерял Рейстлина из виду. Он вспомнил, что маг так и не сказал, куда направлялся, а сам ученик по сути просто напросился с ним, чтобы хоть немного размяться.       Пребывая в размышлениях, куда пойти, Даламар не заметил троих эльфов, что подошли к нему.       — Смотрите-ка, это же Арджент!       Знакомый до ужаса голос хлестнул Даламара не хуже стальной плети, заставив развернуться на сто восемьдесят градусов. Но он не успел отреагировать на резко брошенное заклятие, которое уронило его на землю и обездвижило.       — Неужели нашёлся отступник?!       — Похоже, что ты немногому смог научиться после своего «ухода» из Сильванести. Неужто магия оставила?       — Как же она теперь тебе поможет, предатель?       Эльфы оттащили Даламара с людной улицы, собираясь проучить отступника, выбравшего Тьму. Он лишь прикрыл глаза, чувствуя, что действительно не может ощутить горячий огонёк магии, что всегда теплился в груди. Страх сковал сердце, мешая думать. Распахнув глаза, Даламар видел не тех, кто продолжал насмехаться над ним, а родной край Сильванести, видел осины, слышал пение птиц, смех соседей, видел свет ясного солнца… И вдруг всё это застил крик: «Предатель! Отступник! Изгнать его!». Ему казалось, что он снова трясётся в повозке с завязанными глазами и связанными руками и ногами. Внезапная боль резко вернула в реальность, срывая тихий вскрик с непослушных губ.       — Ты что, действительно, ничем не можешь нам ответить? — в голосах послышалось недоумение, которое тут же сменилось ледяной жестокостью. — А может убьём его? Кто будет сожалеть о Тёмном эльфе?       Даламар едва ли слышал их. Его душило собственное бессилие, и так некстати пропавшая магия. Он не понимал, что произошло. Среди всего этого ужаса и разброда, творящегося в голове эльфа, он вдруг ясно услышал слово, что произнёс, сам того не осознавая.       — Шалафи.       И это прозвучало так жалостливо, так умоляюще, что даже его мучители помедлили, невольно оглянувшись по сторонам. Однако вскоре их ухмылки вернулись на лица.       — О, выходит ты ещё и учителем обзавёлся? Похоже, что ты воистину безнадёжный колдун, раз даже элементарного заклятия сотворить не можешь.       Даламар видел, как с пальцев эльфа сорвались молнии смертельного заклятия, но не мог ничего сделать. Яркий свет от двух столкнувшихся заклинаний, осветил лицо Даламара, и он скосил взгляд в сторону, не в силах пошевелить головой.       Рейстлин стоял в нескольких шагах от них, опираясь на свой посох. Эльфы невольно попятились. Он ничего не сказал, не сдвинулся с места, просто направил на них ладонь. Колдовские змейки пронзили их в грудь, и они упали замертво. И снова Даламар увидел этот взгляд, в котором не было ничего. Его снова пробрал холод.       Между тем Рейстлин подошёл к своему ученику и опустился рядом с ним, осторожно касаясь горячей рукой его груди. Тепло пробежало по телу Даламара, возвращая способность двигаться и обнажая боль, которую причинили ему заклятия. Он приподнялся, принимая сидячее положение.       — Шалафи, моя магия?       Услышав этот робкий испуганный голос, Рейстлин невольно улыбнулся. Даламар тоже понял, что не таким должны были быть первые слова, обращённые к тому, что только что спас от смерти. Следовало поблагодарить или пробормотать что-нибудь неразборчивое, после столь сильного шока, но эльфа волновала не его жизнь, а его магия, ибо он не видел смысла в жизни без магии. И Рейстлин прекрасно всё это понял.       Он притянул ученика к себе, и Даламар прикрыл глаза, чувствуя запах роз и тлена, а также заклинание успокоения. Из-за последнего голова стала тяжёлой, и он положил её на грудь Рейстлина, прислушиваясь к ровному биению сердца и хриплому, тяжёлому дыханию мага.       — Твоя магия всё ещё с тобой, Даламар. Отбрось страх, забудь прошлое, что терзает тебя. Забудь всё то, что делает тебя уязвимым. Она всегда с тобой. Она никогда не предаст, но и слабости не потерпит.       Как всегда тихий голос шалафи, к которому Даламар всегда прислушивался, боясь упустить хоть слово, успокоил его. Он снова попытался найти в себе тот огонь, что горел прежде, но уже закрыв все страхи за плотными дверями памяти. И пламя вспыхнуло, согревая до кончиков пальцев.       Даламар открыл глаза и увидел, что взгляд Рейстлина был устремлён куда-то за его плечо. Он обернулся. Там лежали трое мёртвых эльфов. Даламар вздрогнул, снова увидев ничего не выражающие глаза Рейстлина и его уверенные движения. Он убил без раздумья и без единого колебания.       — Пойдём, ученик.       Рейстлин встал, поднимая вслед за собой Даламара, который едва прояснил мысли.       — Спасибо, шалафи, — тихо сказал он.       — Здесь не за что благодарить, — отозвался тот, направляясь дальше.       Даламар не стал уточнять, почему не за что, и просто пошёл за Рейстлином, стараясь теперь не отставать ни на шаг.

***

      Сидя вечером в своей комнате, Даламар безуспешно пытался выучить очередное заклинание. Перед его глазами снова и снова вставали трое мёртвых эльфов и Рейстлин, который убил, не задумываясь. Ведь он мог просто их проучить и прогнать, но нет. Неужели жизнь для него ничего не значит?       Хотя и понимая, что весьма странно будет выглядеть вопрос: «Шалафи, почему вы не дали им убить меня?» пусть и в немного другой обработке, да ещё и посередине ночи, Даламар всё же направился к комнате Рейстлина. Увидев в щели под дверью слабый свет, он выдохнул с долей облегчения — хотя бы не разбудит.       Робко постучавшись, он услышал привычное, хотя и с тихой ноткой удивления:       — Заходи, ученик.       Даламар вошёл, застав Рейстлина за изучением очередного фолианта. Он поднял на него взгляд, ожидая, когда тот заговорит, но Даламар внезапно понял, что не может сформулировать свой вопрос так, чтобы он отражал разброд в его душе и мыслях. Рейстлин, поняв это, указал ему на кресло и вернулся к своей работе. Несколько минут они просидели молча. Наконец, Даламар заговорил:       — Шалафи, сегодня вы спасли мне жизнь и убили троих эльфов. Зачем вы сделали это?       — Зачем спас или зачем убил? — уточнил маг, откладывая перо и обращая взгляд своих золотых глаз на ученика.       — Зачем убили. Ведь вы могли просто проучить их. Неужели жизнь для вас ничего не стоит?       — Ты ошибаешься, Даламар. Именно из-за того, что я очень сильно ценю жизнь, я их и убил.       Не дав продолжить, Рейстлина скрутил приступ кашля, вынуждая согнуться попалам. Даламар тут же вылетел за дверь, а спустя минуту вернулся с горячим отваром, протягивая его в дрожащую руку шалафи. Он неоднократно видел, как терзает Рейстлина болезнь, и всё равно чувствовал неприятный холод, видя его страдания. Величайший Чёрный маг Кринна мог бы одним движением руки заставить все народы склонить перед ним головы, но ничего не мог поделать с болезнью, что медленно, но уверенно убивала его.       — Вот видишь, Даламар, я очень даже хочу жить и ценю каждый прожитый день, а болезнь отсчитывает оставшиеся мне года. Такова была моя плата за магию, без которой я не вижу смысла в жизни, они неразделимы для меня. Как же относились к жизни те трое, что решили убить тебя? Они не ценили её. Они тратили свою совершенно не осознавая, что это величайший дар. Чем они занимались? Пытались постичь знания? Помогали нуждающимся? Работали за кусок хлеба? Они тратили свою жизнь на насмешки над тем, кто проявил минутную слабость. К тому же они могли отнять жизнь у того, кто распорядится ей куда более разумно. Я убил их, потому что они растрачивали бесценный дар, не проявляя к нему никакого уважения.       — Вы сделали это так спокойно. Неужели вы ничего не чувствуете, когда убиваете?       — Я убил многих, Даламар, — заметив, что эльф вздрогнул, Рейстлин усмехнулся. — Ты забываешь, ученик, о том, кто твой учитель. Для тебя я терпеливый наставник, который порой может хорошенько стукнуть заклятием за нарушение какого-то запрета, но я далеко не мягкий и пушистый. Я всю свою жизнь шёл по крови. И нередко по своей собственной. Однако, знай, что я никогда не убивал себе в удовольствие. Я отнимал жизнь лишь у тех, кто это заслужил.       Даламар всё ещё стоял возле кресла Рейстлина, поэтому тот легко смог положить ладонь на грудь ученика.       — Хотя это весьма пьянящее чувство, ощущать власть над чьей-то жизнью. Запомни, Даламар, я никогда не прощу предательства, особенно со стороны того, кому я доверял.       На эти тихие, но закрадывающиеся в самое сердце слова, Даламар ничего не ответил, чувствуя, как страх побежал по венам. «Неужели он догадывается о том, что я служу Конклаву?», — промелькнула судорожная мысль в его голове.       — Ты побледнел. Что случилось, Даламар?       — Ничего, шалафи. Просто эти размышления слишком сильны для меня. Я никогда ещё не смотрел на жизнь с такой стороны.       — Тебе стоит отдохнуть.       — Вы правы. Спасибо вам за всё, что вы делаете для меня. И ещё раз спасибо за мою жизнь.       — Пожалуйста, Даламар. Мне нравится твоя тяга к знаниям и любовь к магии, но меня настораживает путаница в твоей голове. Разберись со своими мыслями, совладай с ними, чтобы они больше не смущали твой разум, как это произошло сегодня.       — Хорошо, шалафи.       Рейстлин убрал руку и снова склонился над книгой, а Даламар тут же перенёсся в свою комнату. Он лежал на кровати, пытаясь разобраться в том клубке, что свился из мыслей. Один вопрос терзал его — а так ли он уже хочет служить Конклаву? Даже засыпая, Даламар чувствовал горячее прикосновение к своей груди и слышал тихий голос: «Я никогда не прощу предательства, особенно со стороны того, кому я доверял».