***
Тёплые лучи солнца приятно согревали лицо Даламара, отражаясь от его белоснежной мантии. Он слышал разговоры на журчащей эльфийской речи, незамолкающий щебет птиц, смех пробежавших мимо детей. Вокруг было так спокойно, так привычно, так уютно… — Отступник! Предатель! Всего секунду назад Даламар отвечал на улыбку одной из проходящих мимо эльфиек, а теперь эльфы окружили его и, сужая круг, кричали, нанося хлёсткие удары своими словами, да и не только ими. Один замахнулся и ударил. Затем второй и все остальные присоединились к этому. Даламар хотел вырваться, ответить, убежать, но с ужасом осознал, что не может пошевелиться. — Отступник! Отступник! Изгнать! — Даламар! Голос, пробившийся сквозь сотню криков, показался Даламару смутно знакомым. Эльф невольно потянулся к нему и… открыл глаза. Когда взгляд наконец сфокусировался, Даламар увидел уставшее и немного встревоженное лицо Рейстлина, склонившегося над ним. Заставив себя собрать все мысли в нечто единое, Даламар отметил горьковатый привкус во рту. Значит шалафи уже успел напоить его каким-то отваром. Вот только легче от этого стало не особенно. Горло прошло, а вот жар никуда не делся. — Шалафи, — хрипло позвал он, чувствуя, что снова проваливается во мрак. Рейстлин положил ладонь на щёку эльфу, и его глаза расширились. — Тьма Бездны! — резко выдохнул он и исчез. Из-за замедленного мышления до Даламара не сразу дошло, что прикосновение Рейстлина впервые не показалось ему открытым пламенем. Забытьё звало тысячей голосов, от которых Даламар отбрыкивался, извиваясь в мокрых простынях, но всё же сдался. — Изгнать! Изгнать! Изгнать! Даламар почувствовал, как запястья и лодыжки стянула жёсткая верёвка, раздирая кожу. Эльфы связали его с мрачным удовольствием в глазах и швырнули в повозку. Тряска, отдавалась в голове ноющей болью. Отныне — навсегда предатель. Отныне — нет дороги назад. Отныне — лишённый дома. — Ты что, решил умереть от простуды?! Даже не думай, эльф! Даламар, очнись сию секунду! Хриплый голос продирался через пелену боли и отчаяния, вытаскивая вслед за собой из этого жуткого плена. Даламар заставил себя приоткрыть глаза, хотя сил не было совершенно. Тут же хрупкая, но сильная рука шалафи приподняла его голову, и он почувствовал травянистый привкус отвара, который Рейстлин залил ему в рот. Снова откинувшись на подушки, Даламар затих. Ломка наконец стала отпускать, но жар ушёл не до конца. Мысли всё также устало путались, мешая расслабиться окончательно. — Послала судьба ученичка. Когда же я успел так провиниться? О, Нуитари! — пробормотал Рейстлин, поднимаясь со стула и отставляя в сторону пустую чашку. — Теперь отдыхай, я дал тебе всё, что только было возможно. Спи. Даламар хотел было что-то сказать, остановить уходящего шалафи, но глаза сами собой закрылись, и он провалился в темноту.***
Даламар проснулся от собственного сдавленного крика. Он всё ещё метался между сном и явью, когда почувствовал горячую руку, сжавшую его плечо. Он тут же схватился за неё, словно за последнюю опору этого жестокого мира, терзающего сознание. — Тише. Успокойся, Даламар. Ослабь, пожалуйста, немного хватку. Мне больно, Даламар. Эльф с непониманием смотрел на Рейстлина, который, несмотря на наполненный спокойствием голос, был явно встревожен, ибо настороженность затаилась в глазах. Когда же сон разжал свои когтистые лапы, и осознание происходящего вернулось к Даламару, он поспешил отпустить руку Рейстлина, тихо прошептав: — Прости, шалафи. — Что случилось? — Сон. Мне просто приснился дурной сон. Даламар с трудом сам верил в свои слова. Это был не просто сон. Это были воспоминания, которые никогда не приходили к нему после того, как он покинул Сильванести. Он никогда до этого не чувствовал себя настолько разбитым, усталым, уязвимым. Даламар слышал иногда хриплые вскрики из комнаты Рейстлина и прерасно знал, что ему снятся кошмары, но сам он редко встречался с дурными снами. Теперь он понимал, почему после подобных ночей взгляд шалафи хранил едва заметную затравленность. — Постарайся ни о чём не думать. Это из-за болезни. Твой разум ослаблен, и мысли спутались, — посоветовал Рейстлин, разворачиваясь и собираясь уйти. — Нет, шалафи! Не уходи! Даламар схватил его за руку, снова услышав шёпот подкрадывающегося кошмара прошлого. Рейстлин обернулся, глядя на него с недоумением, которое, впрочем, почти мгновенно сменилось пониманием. Он вернулся и опустился на край кровати, высвобождая руку и запуская её в густые волосы Даламара, спутанные из-за метаний по подушке. — Прошлое? — тихо спросил Рейстлин. — Да. Я снова один там. Снова изгнан. — Ты не должен бояться его. Оно всегда будет ждать подходящего момента, чтобы напомнить о себе и причинить боль. Не бойся его. Оно никогда не сможет вырваться из клетки Времени. Длинные, тонкие пальцы легко перебирали чёрные пряди, каждым прикосновением словно унося с собой часть страха. Даламар почувствовал, что глаза стали слипаться, но всё равно боялся позволить себе заснуть. — Спи, Даламар. Ты не один. У тебя всегда есть и будет магия. Она твоя верная спутница на всю жизнь. И Даламар всё же уснул.***
Луч солнца коснулся сиреневатых век эльфа, вынуждая его недовольно пробормотать что-то неразборчивое и приокрыть глаза. Даламар сладко потянулся, параллельно вспоминая события минувших дня и ночи. Неожиданно, его нога упёрлась во что-то костлявое, явно не дотянувшись ещё до края. Приподнявшись, он едва не упал обратно на подушки от увиденного, но всё же от улыбки удержаться не смог. Свернувшись в клубочек, так и не переодев свою обычную мантию на что-то более уютное, там спал Рейстлин, а «чем-то костлявым» оказалось его плечо. Видимо он сидел на стуле, стоявшем возле кровати, а потом, когда сон стал одолевать, положил голову на свободную часть кровати и так и заснул. Туловище и голова лежали на одеяле, которое Даламар сбросил во сне, а ноги — на стуле. Даламара переполняло чувство признательности, ибо шалафи остался рядом с ним, чтобы если что, напомнить о том, что все страхи — лишь отголоски прошлого. Зная не понаслышке о свойствах кошмаров терзать, смешивая чувство реальности и сна, Рейстлин не ушёл, ибо он даже самому заклятому врагу не пожелал бы оказаться в том месте, где становишься полностью бессильным что-либо сделать. Наблюдая сейчас за расслабленным во сне лицом шалафи, Даламар впервые отметил, что он действительно ещё очень молод по человеческим меркам. Все морщины, прочерченные усталостью и постоянной борьбой с недугом, разгладились. Лицо величайшего мага Кринна приобрело умиротворённое выражение. Даламар настолько засмотрелся на впервые открывшуюся иную сторону шалафи, что невольно вздрогнул, когда Рейстлин произнёс сонным, но несколько насмешливым голосом: — От твоего пристального взгляда даже мёртвый проснётся. Имей совесть, Даламар! Я из-за тебя полночи не спал, отпаивая настоями. Кстати, из-за этого у нас снова закончились многие травы, так что иди в город, а мне позволь наконец отоспаться. Не зная смеяться ему или плакать, Даламар встал, мысленно думая о том, что в этот раз он не задержится ни на минуту, пусть хоть сам Фистандантилус потребует его к себе. Обернувшись, он замер на мгновение, увидев, как Рейстлин вытянулся на кровати с едва заметной ухмылкой, словно от удовольствия, что занял чужую кровать целиком. Улыбнувшись, Даламар вышел, услышав брошенное ему вслед: — Через часа три начнётся метель.