Учитель и господин

                    Даламар благоговел перед шалафи каждый раз, когда он совершал почти невыполнимое, полностью подчиняя себе магию, когда шёл наперекор всем законам Вселенной, когда боролся с недугом и Такхизис. Даламар был готов преклонить колени перед шалафи, когда он создавал то, что считалось невозможным до этого. Даламар ненавидел шалафи, когда осознавал, что он не отказался от своего замысла.       Наблюдательность была дана Даламару от рождения. Малейшие изменения в поведении Рейстлина, которые вряд ли заметил бы посторонний наблюдатель, перед его учеником обнажались, словно деревья осенью на сильном ветру. Он видел и некую затаённую настороженность во взгляде шалафи, следящего за тем, чтобы прозорливый глаз ученика не узрел лишнего, он видел и усталость, прочерченную в углубившихся морщинах на молодом лице, слышал тонкую нотку приближающегося триумфа. И хотя Рейстлин больше не заговаривал о том, что устал от человеческих слабостей, Даламар чувствовал, даже знал, что истина скрыта именно в этом. И знал, что его шалафи нашёл выход из сложившейся ситуации.       Потом начались новые изменения в жизни обитателей Башни. Рейстлин отправился на встречу со Светлой жрицей, Крисанией, поставив и Даламара и весь Конклав в тупик, ибо они совершенно не понимали, что это может значить. С того дня Рейстлин постоянно что-то изучал, не спал ночами и пугал ученика одним взглядом запавших от усталости золотых глаз. А после всё сломалось. В один день и один миг.       Даламар подошёл к кабинету шалафи, мысленно повторяя защитный заговор, сам не понимая зачем. Жуткое предчувствие от приближения неминуемой беды вынуждало совершать весьма непредсказуемые действия. Что-то было не так, и эльф чувствовал это. Ощущал каждой частью тела и всё же старался сохранять невозмутимое выражение лица. Тряхнув головой и успокоившись, он толкунл дверь и вошёл.       Рейстлин сидел за столом, склонившись над очередной книгой. Сердце Даламара тоскливо сжалось. С тех пор, как его шалафи пришла в голову мысль о изменении законов природы, всё поменялось. Он стал меньше времени уделять урокам и опытам, которые столь сильно ценил Даламар. Порой он всерьёз задумывался — а если бы ему предложили отдать свою эльфийскую сущность и долгую, почти бессмертную жизнь Рейстлину в обмен на возвращение к обычной жизни, согласился бы он? И ответ всегда приходил один — да.       — Шалафи, — позвал он. — Некоторые события требуют твоего внимания.       — Что случилось?       — Живцы говорят о Госпоже Крисании.       В тот же миг Рейстлин исчез, и Даламар, тихо вздохнув, перенёсся вслед за шалафи к зеркальному бассейну. Пока Рейстлин беседовал с живцами и разговаривал со всеми, кто находился на лесной поляне за многие километры от них, Даламар невольно снова и снова задавался вопросом: «Почему же тебе так важна судьба этой жрицы?». Любому, кто ответил бы ему, что его шалафи влюбился в Посвящённую, эльф рассмеялся бы в лицо. Он слишком хорошо знал Рейстлина. Нет, здесь определённо была не любовь, но и не простое использование в качестве средства для достижения очередной цели. Рейстлину было… интересно? Возможно.       — Надо всё-таки вмешаться, пока мой братец не зарыл жрицу в могилу! — прорычал Рейстлин, резко возвращая Даламара в реальность.       — Я не понимаю, шалафи. Что… Что для тебя значит эта девушка? — он невольно запнулся, встретившись с золотыми глазами, в которых затаилась жуткая ярость.       — Разумеется не понимаешь. Я всё расскажу тебе, но сперва…       И Даламар снова потерял нить настоящего. У него в голове бились слова: «Я всё расскажу тебе…». Расскажет. Что расскажет? Неужели он посвятит его в свои планы? Неужели им настолько хорошо сыграна роль, что величайший маг Кринна не подозревает о том, что его ученик — шпион?       Когда же Рейстлин вернул жизнь Крисании, он повернулся к ученику и сказал:        — Идём со мной, ученик. — Легкая насмешка звучала в голосе мага, и, почувствовав ее, Даламар внутренне содрогнулся. — Идем в мой кабинет. Пришло время нам поговорить.

***

      Сидя сейчас в кресле напротив Рейстлина, Даламар совершенно не понимал к чему были все эти разговоры об Испытании, магии, власти, что она давала, о мечтах и стремлениях самого Даламара, и вот они подошли к истинной цели всей этой беседы. То, о чём мечтал Рейстлин. Открыть Врата Бездны. И именно для этого ему была нужна Крисания.       — Это безумие, шалафи, — хрипло прошептал Даламар, чувствуя, как перехватило горло.       — Ты прав, Даламар. Сейчас это схоже с безумием, но у меня есть свой замысел.       И снова слова, слова, что казались потоком бесконечных формул изощерённого мозга. Только это были формулы всей жизни Рейстлина. И Даламар слушал, пытаясь понять, вникнуть и мысленно представляя, как отреагирует Конклав на такое известие. Наконец Рейстлин прервался и промолвил несколько тише:       — Постарайся вернуться из своего путешествия до рассвета, Даламар. Возможно, перед тем, как уйти в прошлое, я что-нибудь вспомню. Пока меня не будет, Башня остаётся на тебе.       — Конечно, шалафи, — рассеянно кивнул Даламар, и вдруг вскинул голову. — Ты говоришь о путешествии, но я никуда не собирался…       Эльф запнулся, вспомнив о Конклаве. Внезапная догадка пронзила его, подобно замораживающему изнутри заклятию. Он замер на месте, не в силах даже вздохнуть. Его взгляд встретился с золотом глаз шалафи… и более не смог разорвать зрительный контакт. Сколько было в этом взгляде! Усмешка, ненависть, превосходство, сила, отвращение и… доля горечи. Рейстлин подошёл вплотную к Даламару и положил ладонь ему на грудь, касаясь ткани чёрной накидки лишь кончиками тонких пальцев. Безумная боль ожгла эльфа. Его рот скривился в безмолвном крике, а в глазах застыл ужас, но он не мог даже отпрянуть, словно удерживаемый золотым взглядом.       — Передай им всё в точности, как я сказал, — тихо, чётко проговаривая каждое слово, сказал Рейстлин. — И пожелай Пар-Салиану мои наилучшие пожелания, ученик.       Последнее слово он презрительно выделил и убрал руку. Даламар со стоном упал на пол, прижимая руку к груди. Рейстлин не удостоил его взглядом и вышел, сопровождаемый шорохом бархатной мантии по полу. Едва сдерживая крик боли, Даламар разорвал ткань накидки и увидел пять глубоких, кровоточащих ран, что оставил ему шалафи.

***

      И вот в Башню пришла Госпожа Крисания, и Даламар набросил плащ, отходя от комнаты, в которую он отвёл Посвящённую, чтобы перенестись к Конклаву. Неожиданно отделившаяся от темноты худая фигура, едва не сорвала с губ эльфа вскрик, но он узнал Рейстлина.       — Госпожа Крисания здесь, шалафи. Я… больше ничем не могу услужить?       — Нет, — холодно ответил Рейстлин, проходя мимо.       Даламар уже занёс ногу, чтобы уйти, как горячая ладонь легла на его плечо. Он почувствовал, как его передёрнуло от страха. Не может расплата за предательство быть столь проста. Не от Рейстлина Маджере.       — Повернись ко мне лицом, Даламар.       Голос тихий, как всегда спокойный, но одновременно с этим вызывающий ужас и дрожь, особенно у провинившегося эльфа. Он послушно повернулся, встречаясь со взглядом золотых глаз. В них не было злости, ненависти или желания убить, в них была лишь безграничная усталость и… разочарование.       — Я почти с самого начала знал о том, что ты ведёшь двойную игру. Мне было интересно наблюдать за этим, Даламар. Ты всегда был способным учеником, и я невольно желал открыть тебе как можно больше, чтобы мои знания не пропали даром. Я всё это время ждал, какой же ты сделаешь выбор? Признаюсь, ты разочаровал меня, Даламар. Ты был единственным, кому я доверился за последнее время и… снова познал горечь предательства. Отрекаясь от меня, ты отрекаешься от магии, ибо, что даст тебе Конклав? Место Главы Чёрной Ложи? Я мог бы дать тебе намного больше! Вместе — ты и я — мы покорили бы мир! — вдохновлённый огонёк вспыхнул и погас в золотых глазах. — Но теперь уже поздно. Ты сделал свой выбор, Даламар.       Рейстлин продолжил свой путь и, уже положив руку на дверь, ведущую в комнату Крисании, услышал:       — Я воистину совершил самую главную ошибку в своей жизни, шалафи. Однако я жалею не о потерянном могуществе, что мог бы обрести, а о том учителе, что поднял меня с колен.       Когда Рейстлин обернулся, Даламара уже не было.